Периферия личности: модель самореализации

На уровне ядра различия между моделями конфликта и самореализации были совершенно очевидными. Сравнивая содержание предыдущей главы с содержанием этой, вы сможете определить, насколько по-разному эти две модели осмысляют наиболее ощутимые и конкретные особенности людей.

Модель самореализации:
вариант актуализации

Позиция Роджерса

Как я показал ранее, хороший способ обнаружить части теории личности, являющиеся периферическими по своей природе, – это постараться выделить утверждения, в которых содержится описание различий между людьми. В теории Роджерса делается только одно значительное разделение между двумя образами жизни, что приводит к выделению двух больших типов личности. Используя терминологию уровня ядра, можно сказать, что эти типы включают в себя людей, у которых тенденция актуализации нашла свое яркое проявление, и их противоположность – людей, у которых тенденция актуализации выражается защитным образом, что ведет к простому поддержанию существования. Того, кто подпадает под первый тип, можно назвать полноценно функционирующим человеком, а того, кто попадает во второй тип, – дезадаптированным (Rogers, 1959). Естественно, Роджерс не думает, что человека в действительности можно столь четко отнести к одному или другому типу. Скорее, можно говорить лишь о степени, в которой человек напоминает то или иное описание свойств типа в его экстремальном выражении.

Если бы Роджерс не пошел дальше в своих рассуждениях, его позиция стала бы объектом такой же критики, что и теория Бейкана. Все, что можно было бы сказать о каком-то человеке, – это то, что он или полноценно функционирующий, или дезадаптированный. Но к счастью, Роджерс развил сделанное на уровне ядра разграничение в терминах периферии личности. Он (Rogers, 1961, с. 183-196) обрисовывает систему конкретных периферических характеристик, имеющих отношение к полноценно функционирующим людям, придавая таким образом этому типу своеобразие, исключительно полезное с точки зрения описания реальных людей. Первая из этих характеристик – открытость к переживаниям, которая должна обозначать полярную противоположность использованию защитных механизмов. С точки зрения Роджерса (1961, с. 187-188), у открытого своим переживаниям человека

"...каждый стимул – порожденный в организме или окружающей среде – будет свободно передаваться по нервной системе, не искажаясь никакими защитными механизмами. Здесь не нужен механизм "субцепции", посредством которого организм заранее предупреждается о любом угрожающем самости переживании. ...Таким образом, одним аспектом этого процесса, который я называю "хорошей жизнью", оказывается движение от полюса использования защит по направлению к полюсу открытости переживаниям. Человек становится способен лучше прислушиваться к себе, к переживаниям, которые происходят внутри него. Он более открыт к ощущениям страха, разочарования, боли. Он также более открыт к ощущениям мужества, нежности и благоговения. Он свободно субъективно проживает свои чувства и также свободно осознает их наличие".

При изучении этого утверждения становится понятно, что открытость к переживаниям – это, на самом деле, скорее группа конкретных периферических характеристик, а не одна лишь такая характеристика. Если вы постараетесь как можно конкретнее представить себе, каким должен быть открытый к своим переживаниям человек, вы обнаружите, что сюда входят несколько характеристик. По крайнем мере, мы можем сказать, что такой человек будет эмоционален, проявляя как положительные, так и отрицательные чувства, и рефлексивен, демонстрируя владение богатой информацией о себе самом. Определенно это конкретные периферические характеристики, поскольку они могли бы быть использованы для описания только части поведения любого человека и различий между людьми. Когда мы разбиваем сложные и неоднородные понятия, подобные открытости к переживаниям, на составные части, мы делаем периферический уровень рассуждений более полезным, поскольку на этом уровне вы, естественно, стараетесь более полно и глубоко понять конкретную личность.

Следующая из перечисленных Роджерсом характеристик полноценно функционирующей личности, которую он называет экзистенциальным образом жизни, еще более очевидным образом представляет собой совокупность взаимосвязанных свойств. Под экзистенциальным образом жизни понимается некая расплывчатая способность постоянно жить полной жизнью. Субъективно это передается ощущением того, что каждая секунда несет нечто новое и отличается от той, что только что прошла. Подробно описывая это экзистенциальное качество, Роджерс (1961, с. 188-189) говорит:

"В таком экзистенциальном образе жизни присутствует некая текучесть; ее можно выразить в том, что самость и личность возникают из переживаний, а не переживания интерпретируются и искажаются в соответствии с тенденциозной структурой "Я". Это означает, что человек становится участником и наблюдателем текущего процесса организмического переживания, а не пытается этот процесс контролировать.

Такая жизнь данным моментом означает отсутствие ригидности, жесткой организации, навязывания переживанию какой-то структуры. Вместо этого она означает максимальную адаптивность, обнаружение структуры в переживании, изменение организации самости и личности".

Среди конкретных периферических характеристик, которые можно выделить на основе представления Роджерса об экзистенциальном образе жизни, такие свойства, как гибкость, адаптивность, спонтанность и индуктивное мышление.

Другую так называемую характеристику полноценно функционирующего человека Роджерс обозначает как организмическое доверие. Значение этого понятия становится ясно не сразу, поэтому я процитирую небольшой отрывок из описания Роджерса (1961, с. 109):

"Человек, полностью открытый своим переживаниям, получит доступ ко всем возможным параметрам относительно конкретной ситуации, на основании которых он будет строить свое поведение. Сюда можно отнести социальные требования, его собственные сложные и, возможно, конфликтующие между собой потребности, его воспоминания о сходных ситуациях, его восприятие уникальности данной ситуации и многое, многое другое. В действительности, эти данные будут очень сложны. Но человек может позволить своему организму в целом, включая сознание, рассмотреть каждый стимул, потребность и требование, их относительную силу и значимость и на основе столь сложного сравнения и сопоставления найти такой способ действий, посредством которого можно ближе всего подойти к удовлетворению всех потребностей в данной ситуации. Можно использовать аналогию, чтобы лучше понять это описание: сравнить человека с гигантской электронной вычислительной машиной. Поскольку он открыт своим переживаниям, вся информация от чувственных воздействий, из памяти, прошлого опыта, висцеральных и внутренних состояний поступает в такую машину. Машина берет все эти вводимые в нее в качестве данных многочисленные напряжения и силы и быстро рассчитывает способ действий, который будет наиболее экономичным вектором удовлетворения потребностей в данной жизненной ситуации. Это поведение нашего воображаемого человека.

Недостатками, которые у большинства из нас делают этот процесс ненадежным, являются включение информации, которая не принадлежит данной актуальной ситуации, или исключение информации, которая ей принадлежит".

Очевидно, что Роджерс подразумевает здесь способность позволить решению самому прийти к вам, вместо того чтобы силой заставить его появиться; здесь речь также идет о том, что решению нужно доверять в качестве подходящей основы для действия, даже если причины такого решения не являются полностью и неопровержимо бесспорными. Это свойство обозначает доверие к своему организму, в котором сознание, как вы поймете, является лишь составной частью.

Есть еще две характеристики, которые на самом деле включены в те, что мы уже обсудили. Первая – это эмпирическая свобода; под ней Роджерс понимает ощущение свободы выбора альтернативных способов поведения. Роджерс вовсе не хочет сказать, что человек обладает свободной волей в традиционном философском смысле этого понятия. Все, что он подразумевает, это то, что полноценно функционирующий человек ощущает, что он выбирает свободно, несмотря на тот грустный факт, что его действия могут быть действительно детерминированы (в смысле их предсказуемости) прошлым опытом. Полноценно функционирующий человек обладает восхитительным, ярким ощущением своей личностной силы, возникающим на основе уверенности в том, что все возможно и что происходящее в действительности зависит от тебя самого. Последняя характеристика – это креативность, или склонность к продуцированию новых действенных мыслей, действий и объектов. Вы понимаете, что, если человеку доступны все его переживания и способности организма и если он характеризуется определенной гибкостью, вполне вероятно, что он будет постоянно порождать новые полезные вещи.

Соедините все эти качества воедино, и вы получите полноценно функционирующего человека – настоящий дар, принесенный людям актуализационной теорией. Получившаяся в результате картина поражает своим богатством, что можно легко увидеть из следующих слов (Rogers, 1961, с. 195-196):

"В заключение я хотел бы упомянуть еще один результат, который заключается в том, что этот процесс проживания хорошей жизни обозначает более широкий спектр возможностей, большее богатство, чем то суженное существование, которое большинство из нас влачит. Быть частью этого процесса – означает быть вовлеченным в переживания, среди которых чаще всего встречается страх и реже удовлетворение, переживания, связанные с большей восприимчивостью, более широким спектром возможностей, большим разнообразием, большим богатством. Мне кажется, что значительно продвинувшиеся в терапии клиенты живут жизнью, в которой они ближе знакомы с ощущением боли, но и более остро переживают восторг; гнев ощущается гораздо четче, то же касается и любви; страх – это переживание, которое они очень глубоко познали, но то же самое произошло и с мужеством. А причина такой разнообразной жизни в том, что у них есть уверенность в самих себе как в надежных инструментах взаимодействия с жизнью.

Я думаю, стало понятно, почему для меня такие прилагательные, как "счастливый", "довольный", "веселый", "радостный", не вполне подходят для какого-то общего описания процесса, который я назвал хорошей жизнью, несмотря даже на то, что в ходе этого процесса человек в соответствующие моменты будет испытывать все эти чувства. Но прилагательные, которые подошли бы в более широком смысле, – это такие прилагательные, как "улучшающий", "волнующий", "полезный", "перспективный", "значимый". Я убежден, что этот процесс хорошей жизни не для трусливых. Он включает в себя растущую и увеличивающуюся реализацию врожденных потенциальных возможностей человека".

В представлениях об идеальной жизни существует четкая разница в акцентах между Роджерсом и такими сторонниками модели конфликта, как Фрейд и Салливан. Я уверен, что это различие не ускользнуло от вашего внимания. Психоаналитический идеал подразумевает ответственность, способности, приверженность, продуктивность и приспособленность к социальной "реальности", в то время как в роджерианском идеале подчеркивается богатство опыта, жизненное разнообразие, гибкость, спонтанность, открытость и изменения. Это различие, столь ярко проявляющееся на уровне периферических характеристик личности, легко проследить вплоть до различий между самими теориями: конфликтной психоаналитической моделью и роджерианской теорией самореализации. В первой из них соответствующий акцент делается на компромиссе и защите, а во второй – на проявлении потенциальных возможностей.

Обсудив периферические характеристики, определяющие один из описанных Роджерсом больших типов, остается рассмотреть второй. Сделать это достаточно просто, поскольку второй тип – он уделяет главное внимание не улучшению, а поддержанию жизни – представляет собой не что иное, как просто противоположность полноценно функционирующей личности. Человек, который поддерживает существование, а не улучшает его, демонстрирует защитность, а не открытость переживаниям, живет в соответствии с составленным заранее планом, а не экзистенциально и пренебрегает собственным организмом вместо того, чтобы доверять ему. Более или менее как следствие всего этого он чувствует, что им манипулируют, вместо того чтобы ощущать свободу, и он является обычным и конформным, а не творческим. Все эти свойства дезадаптированного человека развиваются на основе существования условий ценности, которые, как я упоминал в главе 3, представляют собой что-то вроде разрешений, усвоенных от значимых Других в жизни человека, которые, поскольку они уважали только некоторые из его потенциальных возможностей, породили у него, в свою очередь, паттерн дифференцированного и частичного самопринятия и самоуважения. Условия ценности, как и суперэго у Фрейда, – это основа для возникновения защит.

Хотя эти два личностных типа вас, возможно, очаровали и вы находите им подтверждения в своем жизненном опыте, я призываю вас осознать, что их всего два. В своих сочинениях Роджерс не предоставляет абсолютно никакой основы для рассмотрения различных комбинаций совокупностей конкретных периферических характеристик, соотносящихся с полноценным функционированием и дезадаптированностью. У вас нет формального теоретического оправдания, чтобы, например, ожидать, что какой-то человек может обладать высокой открытостью опыту и в то же время слабой выраженностью экзистенциального образа жизни, поскольку как следствие одного высокого показателя должно появиться ожидание, что второй будет так же сильно выражен. Хотя Роджерс описывает периферический уровень личности конкретнее, чем Бейкан, можно тем не менее сказать, что теория Роджерса позволяет вам высказывать о людях только два вида мнений. Это особенно удивительно, поскольку Роджерс проявляет такое гуманистическое внимание к индивидуальности. Этот интерес к тем многим направлениям, по которым может идти жизнь человека, показан в абзаце, подобном следующему (Rogers, 1963, с. 9):

"Нужно, возможно, подчеркнуть, что эти обобщения относительно направления процесса актуализации, в который вовлечены люди, существуют в контексте огромнейшего разнообразия конкретных форм поведения, обладающего разным значением для разных людей. Так, движение на пути к зрелости для одного означает развитие независимости, достаточной для того, чтобы расстаться с не подходящим партнером по браку, а для другого – более созидательное существование с имеющимся партнером. Для одного студента это означает упорно работать и получать хорошие отметки, а для другого – уменьшить обязательность и приобрести желание получать худшие оценки. То есть мы должны осознавать, что обобщения, относящиеся к данному процессу изменения, – это абстракции, выведенные из очень сложной и разнообразной картины".

Этот абзац, в котором Роджерс описывает, как пациенты приближаются к жизни полноценно функционирующей личности, хорош до тех пор, пока вы его пристально не рассмотрите. Поразмыслив, становится ясно, что любое поведение – какое-то действие или его противоположность – может выражать полноценное функционирование. Как мы уже поняли раньше, такая позиция излишне гибка и вследствие этого совершенно непригодна. Невозможно определить, истинна она или ложна.

С моей точки зрения, эта трудность берет свое начало в явном стремлении Роджерса достичь всеобъемлющего понимания жизни (что неизбежно приводит к тому, что таким частным поведенческим паттернам, как расторжение или сохранение брака, уделяется серьезное внимание) даже несмотря на то, что он предоставил нам формальный теоретический аппарат, посредством которого возможно произвести всего лишь несколько основных разграничений. Эту трудность можно связать с тем, что позиция Роджерса – это прежде всего и главным образом теория психотерапии и только во вторую очередь – теория личности. С точки зрения психотерапии, конечно же, достаточно сосредоточиться только на двух основных моментах: дезадаптации и полном использовании потенциальных возможностей. Но если вы рассуждаете о личности, вы берете на себя задачу понять о личности все, что имеет какие-либо закономерности. Это неизбежно приводит к рассмотрению множества конкретных различий между людьми, однако их слишком много для теории, распознающей всего два личностных типа. Я совершенно не хочу этим сказать, что теорию Роджерса нельзя развить так, чтобы она стала более всеобъемлющей, так, чтобы, например, теоретически стало возможно понять, почему полноценное функционирование у одного человека примет форму расторжения брака, а у другого – сохранения. Я просто утверждаю, что такое развитие теории, несмотря на свою необходимость, еще не было осуществлено. Для ясности вспомните, что теория Эриксона позволяет делать гораздо больше различий между личностными типами, чем концепция Роджерса. Критика, которую я направил на Роджерса, в той же мере может быть отнесена к Бейкану и лишь в незначительно меньшей – к Ранку, который выделяет только три личностных типа.

В заключение я хотел бы отметить, что теория Роджерса, как и многие другие, делает личностные типы и конкретные периферические характеристики функцией взаимодействия между тенденциями ядра и столкновениями с окружающей средой или, другими словами, функцией развития. По Роджерсу, если тенденция ядра актуализировать потенциальные возможности встречается значимыми другими с безусловным позитивным вниманием, тогда у человека проявятся периферические характеристики полноценно функционирующего типа. И наоборот, если тенденция ядра будет встречена условным позитивным вниманием, появятся условия ценности и другие признаки дезадаптированности. Но в отличие от акцентов, расставляемых Фрейдом, Эриксоном и даже Салливаном, личностные типы у Роджерса не соотносятся с определенными периодами жизни. Теория Роджерса не использует представления о стадиях развития.

Позиция Маслоу

Хотя Маслоу, как и другие представители актуализационного подхода, называет множество конкретных периферических характеристик в ходе своих рассуждений о личности, он не описывает типы личности с какой бы то ни было систематичностью. Он называет характеристики больше для иллюстрирования, а не для того, чтобы предоставить систему, надежную схему, посредством которой можно было бы определять и понимать различные паттерны жизнедеятельности. Поэтому работы Маслоу особенно легко могут ввести в заблуждение, поскольку они так богаты живыми иллюстративными упоминаниями о смелости, чувстве юмора, спонтанности и т.п.

Единственным типом, который Маслоу описывает в тех конкретных терминах, которые необходимы на периферическом уровне анализа, является тот, что свидетельствует о полной психологической зрелости. Используя терминологию уровня ядра, это люди, которые достигли полной самоактуализации через яркое выражение потенциальных возможностей, стремление к знаниям и заинтересованность в красоте. Маслоу (1955) неформальным путем собрал информацию о такой группе людей, чтобы лучше понять их конкретные периферические характеристики. Среди людей, которых он включил в группу, были Линкольн, Джефферсон, Уолт Уитмен, Торо, Бетховен, Элеонора Рузвельт, Эйнштейн и некоторые его друзья и знакомые! Оказалось, что общими качествами, или личностными чертами, этих людей были: 1) реалистическая ориентация, 2) принятие себя, других и природы, 3) спонтанность, 4) центрированность на проблеме, а не эгоцентрированность, 5) потребность в уединенности, 6) независимость, 7) живость восприятия, 8) духовность, не обязательно являющаяся религиозностью в формальном смысле, 9) чувство единения с человечеством, 10) чувство близости с любимыми, 11) демократические ценности, 12) признание различий между средствами и целями, 13) философский, а не злой юмор, 14) креативность и 15) нонконформизм. Хотя этот список слишком длинный и неоднородный, чтобы на его основе просто можно было составить структурированную картину личности, он абсолютно согласуется с общими взглядами Маслоу и во многих отношениях похож на описание полноценно функционирующей личности, сделанное Роджерсом. Легко можно взять эти 15 характеристик за основу для составления портрета типа зрелой личности в соответствии с актуализационным подходом, хотя некоторые из этих обозначений потребовали бы дальнейшей разработки и конкретизации, чтобы стать по-настоящему полезными при описании людей.

В работах Маслоу мало того, что еще могло бы сойти за описание типа личности, так как он невероятно сильно заинтересован в поощрении развития гуманистической психологии. Однако, если вы вспомните его иерархию потребностей, вы увидите, что в этой теории подразумевается возможность фиксации на некоторых моментах развития без достижения полной самоактуализации. Отсюда вытекает логическая возможность описать различные виды незрелых личностных типов. Хотя сам Маслоу не анализирует эти следствия из своей позиции, я чувствую необходимость хотя бы отметить, что в принципе возможно существование типов личности, ориентированных на удовлетворение 1) физиологических потребностей, 2) потребностей в безопасности, 3) потребностей в принадлежности и 4) потребностей в уважении. Потенциал развития типологии личности на периферическом уровне анализа в теории Маслоу более очевиден, чем в теории Роджерса, хотя сейчас Маслоу тоже нужно покритиковать за предоставление столь незначительной основы для понимания различных образов жизни.

Модель самореализации:
вариант совершенствования

Позиция Адлера

Точка зрения Адлера на периферию личности содержится в его понятии стиль жизни. Стиль жизни человека, или тип, по нашей терминологии, – это паттерн взаимосвязанных конкретных периферических характеристик, которые постоянно в нем проявляются и определяют его индивидуальность. Основы стиля жизни закладываются к пяти годам, после чего коренных изменений уже не происходит, за исключением случаев такого специфического воздействия, как психотерапия. Адлер (Ansbacher and Ansbacher, 1956) ясно определяет отношение между ядром и периферией личности, когда показывает, что стиль жизни человека – это конкретный результат того направления, которое принимает тенденция ядра (стремление к превосходству) на фоне существующих и воображаемых недостатков и существующей в семье атмосферы. Реальные и воображаемые недостатки берут свое начало в основном в неполноценности органов и особенностях семейной констелляции (Dreikurs, 1963). Я полагаю, что вопрос неполноценности органов достаточно ясен, несмотря на деликатную проблему диагностики. Неполноценностью органа может быть все что угодно, от слишком маленьких рук до порока сердца. Под семейной констелляцией адлерианцы обычно понимают положение человека относительно его братьев и сестер. Считается, что единственный ребенок будет иметь проблемы, отличные от тех, что характерны для младшего ребенка, или среднего ребенка, или старшего. Предполагается, что относительное превосходство и более низкое положение детей в семье стимулируют сложную систему соперничества, носящего различный характер в зависимости от порядка рождения. Так, например, старший ребенок с сильными интеллектуальными способностями может породить чувство соперничества в младшем ребенке, и это соперничество может проявиться в прямой интеллектуальной борьбе, а может – в избегании интеллектуальной области и предпочтении ей другой сферы, в которой господство старшего не так заметно.

Ощущение человеком своих недостатков и его способы обойти или преодолеть их необходимо понимать как выражение тенденции ядра стремиться к превосходству. Но об этом следует сказать больше. Стиль жизни разовьется из содержания недостатков и из содержания способов, которыми они преодолеваются или обходятся. У сторонников этой теории нет никакого перечня или классификации типов недостатков, и, конечно же, это слабое место с точки зрения точности описания и определения конкретных стилей жизни. Но Драйкурс (Dreikurs, 1963) предложил классификацию способов проявления стремления к превосходству, которая, несмотря на свою отрывочность, является довольно многообещающей. Стремясь преодолеть свою неполноценность, вы можете проявлять активность или пассивность, соперничество или сотрудничество. Конкретная комбинация способов, принимаемых ребенком, частично определяется тем, что адлерианцы называют семейной атмосферой. Если создаваемая родителями атмосфера предполагает сотрудничество, взаимное доверие и уважение, тогда ребенка будут поощрять к проявлению попыток преодолевать свою неполноценность в манере, конструктивной по отношению к себе самому и другим. И наоборот, если семейная атмосфера – это атмосфера соперничества и недоверия, ребенок, пытаясь преодолеть свою неполноценность, будет вести себя деструктивно. Будет ли ребенок активным или пассивным в этих попытках, зависит от того, поощряется ли семейной атмосферой личная инициативность.

Из того, что я сказал, можно сделать вывод, что семейная атмосфера полностью формирует конструктивность либо деструктивность, активность либо пассивность личности. Хотя на самом деле именно эта позиция, в моем представлении, наиболее соответствует структуре адлерианского мышления. Я должен отметить, что некоторые выдающиеся адлерианцы (например, Dreikurs, 1963) считают семейную атмосферу лишь частью истории и также придают значение свободной воле. Согласно им, человек обладает свободой выбора сущности своих установок относительно собственной неполноценности, но прошлый опыт оказывает влияние на этот выбор. Драйкурс (1963, с. 247) говорит:

"Это обеспечивает способность ребенка решать, что делать с теми препятствиями, с которыми он сталкивается, хотя такое решение и не принимается на сознательном уровне, поскольку у ребенка, к тому моменту как это решение становится необходимо, возможно, развиваются лишь зачатки вербальных способностей. Точка зрения Адлера на такую свободу воли являлась – и до сих пор является – не понятой большинством изучающих психологию студентов. Они хотят знать, что заставляет одного ребенка сдаться, другого прибегнуть к компенсации, а еще одного – к гиперкомпенсации. Они не могут поверить, что ничто не "заставляет" ребенка поступить так, это его личное решение, его личная реакция, его собственная оценка значимой ситуации. Это акт творчества, который сам по себе является феноменом, с трудом понимаемым нашими детерминистически ориентированными современниками".

Если под "актами творчества" понимается что-то божественное, что-то, что не имеет истоков в прошлом опыте или в самой личности, тогда Драйкурс определенно покинул бы храм науки. Но если сами "акты творчества" можно объяснить как конечные результаты определенного паттерна прошлого опыта, тогда здесь нет большой проблемы, за исключением путаницы, возникающей из-за употребления таких слов, как "свободная воля". Я предполагаю, что на самом деле Драйкурс разделяет эту последнюю точку зрения, а его вводящая в заблуждение терминология связана со страстным стремлением убедить читателей в том, что ребенок на самом деле обладает формой и содержанием. Однако если я прав в своей интерпретации, то семейная атмосфера – это единственное понятие, необходимое для объяснения средств, посредством которых ребенок научится стремиться к превосходству.

Как вы могли догадаться на основе предшествовавшего обсуждения, адлерианцы выделяют четыре типа периферии личности, или стиля жизни. Это активно конструктивный, пассивно конструктивный, активно деструктивный и пассивно деструктивный стили. Эти стили устанавливаются в детстве, и считается, что в дальнейшем они не сильно изменяются. Можно предположить, что, с точки зрения адлерианцев, каждая из этих ориентации составляет совокупность целей или финализмов. Но эти финализмы случайны и субъективны, и поэтому их следует считать фикциями. Но несмотря на странный характер термина фикционный финализм, мне кажется, что адлерианцы просто подчеркивают мотивационный характер явлений или признаков, составляющих стили жизни.

Чтобы понять четыре стиля жизни, вы должны помнить, что существуют четыре вида фикционных финализмов, или целей. Этими четырьмя целями являются: 1) получение внимания и помощи, 2) отвержение власти, 3) достижение отмщения и 4) требование оставить себя в покое. На самом деле только первый вид целей соотносится с двумя конструктивными стилями жизни. Вы поймете, почему это так, если вспомните, что конструктивные стили подразумевают сотрудничество и уважение к другим и к себе. Поэтому проблемы власти, мести и изоляции не могут здесь иметь место. Признаком активно конструктивного

Стиля жизни является честолюбие, или направленность на успех, в то время как признак пассивно конструктивного стиля – обаяние, то есть получение особого внимания скорее за то, какой человек, а не за то, что он делает. Как показано выше, все четыре вида целей могут иметь отношение к двум деструктивным, или соперничающим и недоверяющим типам. В активно деструктивном стиле цель получения внимания Принимает форму надоедливости, в то время как цели власти, мести и изоляции принимают формы непокорства, злобы и клеветы соответственно. Цели получения внимания, власти, мести и изоляции в пассивно деструктивном типе принимают форму лени, упрямства, пассивной агрессивности и отчаяния соответственно.

Чтобы достичь здесь лучшего понимания, давайте обратимся к гипотетическим рассуждениям о том, каким образом могла бы сориентироваться упомянутая раньше неполноценность органа – слишком маленькие руки – в каждом из четырех стилей жизни. Человек с активно конструктивным стилем жизни мог бы попытаться преодолеть маленький размер рук в прямой, бескомпромиссной и социально полезной манере. Он мог бы, обладая музыкальным талантом и склонностями, постараться стать концертирующим пианистом, пытаясь достичь совершенства, опираясь на ловкость и долгие тренировки. Преодоление неполноценности органа произошло бы в контексте честолюбия и успеха. И наоборот, человек пассивно конструктивного типа мог бы как-то украсить свои руки, так, что то, что изначально было неполноценным, теперь стало бы объектом восхищения. Он бы достиг превосходства посредством обаяния. Активно деструктивная личность могла бы надоедливо ныть в обществе других людей по поводу своего недостатка, добиваться власти, мстить или клеветать, заставляя людей с нормальными руками чувствовать себя виноватыми за то, что они так хорошо обеспечены и удовлетворены собой. И наконец, пассивно деструктивная личность могла бы проявлять лень, не работая, объясняя это своим недостатком, и демонстрировать упрямство, пассивную агрессивность и отчаяние, отказываясь от благотворительных пожертвований и других попыток ему помочь. Хотя мой пример касался реальной неполноценности органа, тот же самый подход приложим и тогда, когда речь идет о вымышленной или психологически обусловленной неполноценности. Я также хотел бы, чтобы вы отметили один момент, связанный с разделением деструктивности и конструктивности. Две деструктивные ориентации являются, с точки зрения адлерианцев, психопатологией, в то время как две конструктивные – здоровыми. Если попытки достичь превосходства происходят за счет других людей – это патология, в то время как если они протекают в сотрудничестве с другими людьми и в их окружении, это свидетельствует о здоровье.

Хотя эту точку зрения на конкретные признаки определенных стилей жизни едва ли можно считать достаточно разработанной, чтобы убедить нас в возможности ее реального применения и изучения, тем не менее это хорошее начало. Описанные цели вполне согласуются с тем, что можно было бы ожидать, изучив общий акцент, который делается в теории Адлера на болезненности неполноценности и стремлении ее преодолеть. И конечно, свойства обыденной жизни, рассмотренные этой теорией, в чем-то отличаются – и поэтому особенно интересны – от тех, что описывали Роджерс и Фрейд.

В этой связи и в заключение данного раздела вы должны осознать, что, хотя с точки зрения теории Адлера периферия личности – это нечто, формирующееся посредством научения в течение нескольких первых лет жизни, он, в отличие от Фрейда, не выделяет типы личности на основе стадий развития. В качестве основания для разграничения типов Адлер использует структуру семьи, неполноценность и семейную атмосферу. Это согласуется с тем вниманием, которое Адлер уделяет целостности и всеобщности, когда неравное отношение ко второму году жизни по сравнению с третьим или четвертым не выглядит оправданным. С точки зрения Адлера, обстоятельства, подобные семейной атмосфере, едва ли могут измениться столь кардинально, что можно было бы приписать определенные формы личности взрослого особенностям развития в течение кратких периодов раннего детства.

Позиция Уайта

Уайт всего лишь предоставил нам набросок направлений, по которым он мог бы развить теорию периферии личности. Эти направления включают компетентность в противоположность некомпетентности и чувство компетентности в противоположность стыду. При нормальном развитии событий выражение тенденции ядра – потребности производить воздействие на мир – приводит через тренировку способностей к реальной компетентности и к субъективному переживанию чувства компетентности. Но если родители мешают проявлениям мотивации эффективности и наказывают за них, развивается реальная некомпетентность и субъективное переживание стыда. Уайт (1960) четко разделяет стыд и вину, связывая первое с переживанием недостаточного или неудачного достижения значимой цели вследствие нехватки способностей, а второе – с нарушением нравственных ограничений. Стыд связан с некомпетентностью. И наоборот, вина не предполагает, что человек не способен что-то сделать; она обозначает, что человек сделал или думает о том, чтобы сделать что-то, находящееся в его власти, но запрещенное. Вина связана с совестью, а не с компетентностью. В любом случае, если бы Уайту пришлось развить следствия из своей теории, связанные с периферией личности, он несомненно предложил бы типологию людей, основанную на их специфических проявлениях компетентности и некомпетентности и на содержании их стыда и чувства компетентности.

В действительности, общую форму, которую могла бы принять такая классификация, возможно вывести из того чувства согласия, которое Уайт (1960) испытывает по отношению к разработанному Эриксоном варианту эгопсихологии. Точка зрения Эриксона на восемь стадий развития человека, обсужденная ранее в этой части, представляет, по мнению Уайта, проницательный взгляд на проблемы развития периферии личности. То, в чем Уайт не согласен с Эриксоном, – это центрированность на психосоциальной модели конфликта, предложенной Фрейдом. По мнению Уайта, Эриксону не удалось понять, что большинство из рассмотренных им аспектов типов характера и стадий развития гораздо целесообразнее анализировать в рамках модели компетентности, а не конфликта. Хотя Эриксон, естественно, как и другие эгопсихологи, отстаивает взгляд на эго как на нечто независимое от ид, а не простое его расширение, он, с точки зрения Уайта, все еще слишком тесно связан со своим психоаналитическим прошлым.

Чтобы объяснить свои взгляды, Уайт (1960) приводит блестящий анализ стадий психосексуального развития, в ходе которого он пытается показать, что конфликтная модель, несомненно объясняющая некоторые моменты развития личности, тем не менее не подходит для толкования большинства способов жизнедеятельности или черт характера, подробно описанным Эриксоном. Рассматривая анальную стадию, он (White, 1960, с. 118-119) пишет:

"Модель тренировки кишечника ошибочна, как мне представляется, по двум причинам. Во-первых, она имеет отношение к функции, управляющейся автономной нервной системой, которая никогда не попадает под прямой произвольный контроль и которая не несет переживания инициативности, связанной с произвольным действием. Ребенок может гордиться, когда ему удается оправдать ожидания родителей, но это будет гордость от выполнения какого-то загадочного требования с помощью какого-то загадочного процесса образования привычки, а не гордость от овладения вещами с помощью прямого использования метода проб и ошибок, как это происходит, когда кто-то учится бросать или отбивать мяч. Во-вторых, эта ситуация, в которой господствуют культурные требования. Кишечник тренируется у всех детей. Это гораздо большая победа власти, чем общее доминирование в какой-то иной сфере; в других областях ребенок сохраняет большую свободу, чтобы сопротивляться, умолять, упрашивать и добиваться уступок со стороны окружающих взрослых. Короче говоря, модель тренировки кишечника не учитывает инициативности и изменчивости ребенка, которые являются важнейшим аспектом любой настоящей автономии. Лучшим исходом проблемы тренировки кишечника может стать то, что ребенок научится желать неизбежного".

Уайт указывает на то, что он считает несоответствием между акцентом Эриксона на автономии как результате успешного завершения анальной стадии и тем, что он, как и Фрейд, в качестве главного механизма достижения автономии выбирает ситуацию тренировки кишечника.

Подобно этому Уайт (1960, с. 125) указывает на трудность рассмотрения Эдипова конфликта на фаллической стадии в качестве прототипа инициативности:

"И мне кажется, что Эдип оказывается несостоятельным прототипом общей модели фаллической стадии, так же как и обучение пользованию туалетом – неудачная модель для анальной стадии. Фрейд еще раз выбрал в качестве центрального образа безвыходную ситуацию, где поражение ребенка неизбежно. Ребенок должен научиться отказываться от Эдипова желания целиком, так же как он должен научиться отказываться от каждой мысли, что его кишечник может остаться нетренированным. Я утверждаю, что, если бы это были правильные и определяющие модели, было бы довольно трудно объяснить, как вообще сохраняется какое-то чувство инициативности. Эти модели помогают понять, почему у нас есть стыд и вина, но они не дают нам достаточных оснований предполагать, что у нас могут развиться автономия и инициативность. Модель компетентности, безусловно, не такая жесткая, хотя она и не пытается приукрасить трагические особенности детства".

Продолжая развивать свою идею о логическом несоответствии между взглядами Эриксона на развитие и теорией конфликта Фрейда, Уайт подвергает аналогичной критике и генитальную фазу. Во фрейдизме половой акт, или, конкретнее, оргазм, является прототипом зрелости или генитальности. Но хотя оргазм хорошо логически подходит на роль прототипа любви в более широком смысле, он вовсе не подходит для понимания работы. Любовь и работа – это термины, в которых можно обобщить большую часть того, что Эриксон и другие психоаналитики вкладывают в представления об успешной жизни взрослого. Любовь, как и оргазм, подразумевает сильные, единичные и спонтанные эмоции, мысли и действия. Но работа – это нечто противоположное, здесь подчеркивается стабильность, настойчивость и самоконтроль. С точки зрения Уайта, модель компетентности гораздо больше подходит для понимания многих аспектов жизнедеятельности взрослого, которая связана с работой и продуктивностью, чем теория конфликта Фрейда.

Акцент в высказываниях Уайта делается на том, что, хотя фрейдистская теория частично справедлива относительно развития, она совершенно не соответствует тому главенствующему положению, которое ей отводили ранее. Уайт принимает хронологию Эриксона и классификацию черт характера или типов, но полагает, что для них в качестве объяснительной модели лучше подходит теория самореализации, а не конфликта, которая подчеркивает мотивацию эффективности и компетентности, а не сексуальность саму по себе. Хотя Уайт не может подвергнуть оральность как прототип первого года жизни такой же общей критике, как анальную, фаллическую и генитальную стадии, он тем не менее собрал много наблюдений за поведением в течение первого года жизни, которые трудно понять в оральных терминах. Он (White, 1960, с. 110-111) говорит:

"Каким-то образом у нас сложилось представление, что младенец на первом году жизни делит свое время между едой и сном. Петер Вольф (Peter Wolff, 1959) недавно показал, что это неверно даже для новорожденных младенцев, которые демонстрируют четкие предпосылки того, что позже превратится в игровую исследовательскую деятельность. Гезелл (Gesell) отмечает, что в четыре недели возможно появление периода бодрствования во второй половине дня, в течение которого начинает накапливаться опыт зрительного восприятия. В 16 недель этот период может длиться полчаса, и это время постоянно увеличивается до возраста одного года, когда, в представлении Гезелла, "поведенческий день" включает час игры до завтрака, два часа перед обедом, часовую прогулку в коляске, еще час игры днем и, возможно, еще один час до сна. В возрасте 12 месяцев ребенок уделяет игре уже шесть часов в день, не считая дополнительного времени во время еды и купания".

Очевидно, что многие виды деятельности на первом году жизни трудно понять как оральные или даже как обобщение орального прототипа. И затем Уайт, естественно, расправляется с латентной стадией – временем, которое психоаналитики никогда даже не пытались объяснить в рамках своей теории сексуального конфликта. Уайт находит название "латентная" совершенно неправильным, поскольку это – период интенсивной активности, связанной с социальной и производительной компетентностью.

Критикуя фрейдистскую модель конфликта как объяснительный принцип типов характера Эриксона, Уайт предлагает нам основные положения теории развития мотивации эффективности и указывает на определенную совокупность социальных последствий такого развития. В течение первого года жизни ребенок не действует как единое целое, демонстрируя вместо этого зачаточные, отрывочные проявления мотивации эффективности. Зачаточный характер способностей ребенка в этот период проявляется в том, что в попытках произвести воздействие на окружающий мир используются главным образом руки, рот и голос и в незначительной степени, что придает этим попыткам видимость чего-то игривого и неважного. На самом деле, эти попытки очень важны, поскольку к концу первого года ребенок уже достигает какой-то части будущей основы для компетентного взаимодействия с миром неодушевленных предметов и людей. Согласно Уайту, это физическое созревание, позволяющее ходить, и когнитивное созревание, позволяющее ощущать себя в качестве организованной сущности, что знаменует переход на следующую стадию в развитии. На этой стадии мотивация эффективности выражается более конкретным, организованным, настойчивым образом и строится на основании компетентности, достигнутой на первой стадии, расширенной так, чтобы включить передвижение.

В социальной сфере ребенок чувствует себя как нечто, обладающее гораздо большей силой, чем ранее, того же мнения о нем придерживаются и окружающие. Сражение вокруг туалета – один результат этого, но это лишь пример, а не прототип более общего негативизма, который следует понимать как зарождающуюся уверенность в себе. Продолжая, Уайт предполагает, что то, что называется фаллической стадией и инициируется, согласно психоаналитикам, генитальным эротизмом, в действительности представляет собой стадию развития, отмеченную большим скачком в трех сферах компетентности: передвижении, речи и воображении. Передвижение достигает такой точки развития, что становится полезным инструментом, а не рискованным трюком. Подобно этому, речь достигает состояния, при котором она может помогать лучшему пониманию и социальному обмену. Что касается воображения, это время, когда ребенку впервые удается поддерживать фантазию о воображаемом приятеле. Он также начинает разыгрывать роли взрослых. Уайт полагает, что этот рост компетентности приводит к важному эмоциональному и внутриличностному кризису, мало связанному с сексуальностью. Он (White, 1960, с. 124-125) утверждает, что

"может быть, лучше всего это можно понять, если представить на минуту ребенка на фаллической стадии, который нормален во всех отношениях, за исключением того, что у него не происходит роста генитальной чувствительности. У этого ребенка все так же будут развиваться навыки воображения, речи, он будет стремиться походить на взрослых, будет сравнивать предметы по размеру, будет любопытен, будет задавать бесчисленные вопросы и получать отпор, ему будут сниться сны, он будет испытывать чувство вины по поводу воображаемых агрессивных или враждебных действий, будет узнавать о половых ролях, будет пытаться понять свои отношения с другими членами семьи и, вполне вероятно, может высказать желание вступить в брак с одним из родителей. Все эти явления – неизбежное следствие роста компетентности. Все они имеют важные эмоциональные последствия. Во всех этих ситуациях есть возможность поддержать и усилить чувство инициативности, у них всех также есть возможность того, что окружение будет действовать так, что возникнет чувство вины".

С точки зрения Уайта, к моменту вступления в латентную фазу ребенок достигает такого уровня компетентности и зрелости организма, что исследование, игра и убеждение уже больше его не удовлетворяют. Наряду со стремлением походить на взрослого ребенку необходимо чувствовать, что он полезен и может делать то и поступать так, как это важно в мире взрослых. И естественно, от этой стадии он переходит в другую – генитальную, на которой он в действительности начинает принимать на себя роли и обязанности взрослых.

Заканчивая раздел, посвященный Уайту, я хотел бы, чтобы вы осознали, что Уайт поддерживает положение о стадиях развития и типах характера, предложенное Эриксоном, но страстно убеждает, что естественнее всего они выводятся из модели самореализации, подчеркивающей эффективность и компетентность, а не из модели конфликта, делающей акцент на сексуальности и компромиссе. Хотя Адлер и Уайт разделяют сходные взгляды на ядро личности, у Уайта мы видим более разработанную, дифференцированную позицию относительно периферии личности. Разрабатывая представления о совокупности периферических характеристик, Уайт основывался на своих представлениях о тенденции ядра, он более подробно описал и дифференцировал их в стадии развития. Адлер же, напротив, не пытается создать модель развития проявлений тенденции ядра, предпочитая вместо этого выводить периферические характеристики, дифференцируя различные виды неполноценности органов, структуры семьи и семейной атмосферы.

Позиция Олпорта

Олпорт, как и Мюррей, большое внимание уделял проблеме наилучшего осмысления конкретных периферических характеристик. Но, придя к совершенно иному выводу, чем Мюррей, Олпорт избрал в качестве самой важной конкретной периферической характеристики нечто, напоминающее личностную черту или совокупность привычек. Изначально он (Allport, 1937) назвал свое понятие личностной чертой, но позже обозначил его личностной диспозицией (Allport, 1961, с. 273), определяемой как "обобщенная нейропсихическая структура (специфичная для человека), обладающая способностью преобразовывать множество функционально эквивалентных стимулов и порождать и направлять конкретные (эквивалентные) формы адаптивного и преобразующего поведения". Чтобы лучше понять этот концепт, мы обсудим некоторые его следствия. В ходе этого обсуждения я буду сравнивать личностную диспозицию с понятием потребности у Мюррея, поскольку Мюррей – это еще один персонолог, уже рассмотренный нами. Он относится к конкретным следствиям из своих периферических понятий настолько серьезно, чтобы привести их точные определения и подробные описания.

Прежде всего давайте рассмотрим предполагаемое воздействие, которое оказывают личностные диспозиции на жизнедеятельность человека. Олпорт показывает, что личностная черта действует, порождая эквиваленты в функции и значении между образами восприятия, объяснениями, чувствами и действиями, необязательно эквивалентными в обычном мире. Описывая это влияние, Олпорт (1961, с. 322) приводит следующий пример. Хотя русские, преподаватели колледжа, либералы, члены организаций борьбы за мир и противники сегрегации, для многих наблюдателей могут сильно различаться, для человека с личностной диспозицией страха коммунизма все эти структуры символов могут быть равнозначны в их воспринимаемых "коммунистических" качествах. Такая личностная диспозиция также может вызвать ответные реакции, которые по своей функции эквивалентны снижению воображаемой угрозы коммунизма. Такой человек поддержал бы войну с русскими, подозрительно относился бы к преподавателям колледжа, голосовал бы за крайне правых кандидатов, присоединился бы к ку-клукс-клану и т.д. Эквивалентность стимулов и реакций определяется на основе воспринимаемых значений и соответствующего копинг-поведения, а не на объективно существующем сходстве. Хотя понятие потребности схоже с личностной диспозицией в некоторых аспектах, понятие потребности гораздо больше подчеркивает целенаправленную организацию поведения и последовательность инструментальных действий, направленных на приближение к цели, за которыми следуют действия, приводящие к ее окончательному достижению.

Это различие между понятиями потребности и личностной диспозиции можно определить и по-другому, сказав, что первое более мотивационно, чем второе. У потребности порождаемая эквивалентность функционирования тесно связана с целями, которых человек пытается достичь с тем, что можно назвать "зачем" поведения. Так, порожденное потребностью поведение демонстрирует усиление и спад в зависимости от того, актуализирована потребность или удовлетворена. И наоборот, личностная диспозиция, как и другие понятия черт личности, – это устойчивая, неизменяющаяся структура, оказывающая постоянное влияние на жизнедеятельность. Там почти нет усиления и спада, поскольку, строго говоря, нет никакой цели, к которой нужно стремиться и которой можно достичь. Понятие личностной диспозиции уделяет больше внимание "какое" и "как" поведения, чем понятие потребности. Но здесь нужно быть осторожным, чтобы не сделать вывод о том, что Олпорт не интересуется проблемами мотивации. На самом деле, он (Allport, 1961, с. 370) считает все личностные диспозиции мотивационными в той мере, в какой они являются причиной поведения. И, что еще более важно, он разделяет черты на том основании, в какой степени они содержат в себе стремления, называя их соответственно динамическими и стилистическими (Allport, 1961, с. 222-223). В конечном счете динамические личностные диспозиции напоминают потребности, а стилистические диспозиции – это, возможно, нечто, похожее на интеграт потребности.

Следующее различие касается напряжения. Потребность действует в соответствии с некоторой разновидностью принципа уменьшения напряжения, и это необходимо с логической точки зрения, в то время как для большинства личностных диспозиций снижение напряжения не рассматривается в качестве цели. Это различие не нужно понимать так, что в понятии Олпорта не учитывается мотивационная значимость потребности в чем-либо, скорее, мотивация для него в ее наиболее важном и точном значении – это синоним сознательного намерения, а не состояния напряжения (Allport, 1961, с. 222-223).

Рассмотрев некоторые следствия из понятия личностной диспозиции, мы можем теперь обратиться к невероятно важному акценту, делаемому Олпортом. Он полагает, что каждая личностная диспозиция человека уникальна. На самом деле, Олпорт (1961, с. 349) вводит в свою теорию периферии личности менее важное понятие общей черты для обозначения сходства, обусловленного общей человеческой природой и общей культурой. Но общая черта, несмотря на то, что это приемлемое и полезное понятие, является для Олпорта лишь абстракцией, поэтому в определенной степени это понятие неизбежно упускает из виду реальные диспозиции каждого человека. Считается, что реальная личность вырисовывается только после определения личностных диспозиций, а это требует тщательного изучения прошлой, настоящей и ожидаемой в будущем жизнедеятельности человека с помощью таких методов, как составление личной истории и контент-анализ личных документов (Allport, 1961, с. 367-369; 1962). Олпорт (Allport and Odbert, 1936) не хотел сокращать количество диспозиций, так чтобы в возможных комбинациях могли использоваться 18 000 или около того названий общих черт, существующих в английском языке.

Олпорт уделял огромное внимание уникальности, поэтому совсем неудивительно, что он нигде не предлагает никакого списка типичных личностных диспозиций. Ближе всего он подходит к определению типичного содержания личностных диспозиций, когда предлагает два основания для их классификации. Одна классификация (Allport, 1961, с. 365) основана на степени распространенности и постоянства влияния, которое личностная черта оказывает на жизнедеятельность. Выделяются кардинальные, центральные и вторичные диспозиции. Кардинальные диспозиции, если они существуют в личности, задают общую модель жизни человека. Центральные диспозиции, имеющиеся практически у всех людей, – это важные стабилизирующие свойства жизнедеятельности. Вторичные диспозиции порождают относительно недолговечные структуры. Принцип другой классификации менее ясен и несколько напоминает основание только что представленной классификации. Он относится к степени, в которой диспозиция находится в сердцевине бытия человека (Alport, 1961, с. 264). Применение этого принципа приводит к разделению генотипических и фенотипических диспозиций в соответствии с теорией Курта Левина; последняя, хотя она и порождает определенную конкретику существования, в меньшей степени отражает важнейшую сущность личности, чем первая. Но взгляды Олпорта здесь схематичны, и не совсем понятно, чем отличаются генотипическая и кардинальная диспозиции, с одной стороны, и фенотипическая и центральная – с другой. Вы также должны понимать, что то немногое, что Олпорт сделал для организации и категоризации личностных диспозиций, не нацелено на изображение типов или стилей жизни. То, что он не уделяет внимания типологии, также может быть обусловлено его крайней приверженностью идее уникальности личности.

Если личностные диспозиции одного человека могут совершенно отличаться от диспозиций другого, то как можно составить список диспозиций и объединить их в типы? И все же, хотя с точки зрения логики Олпорт прав в том, что он не предлагает списков диспозиций и типологии в соответствии со своим представлением об уникальности, он передал в наши руки модель периферии личности, которую очень трудно использовать каким-то конкретным образом. Практически все, что Олпорт предоставляет для применения своей позиции, это идея о том, что диспозиции можно определить по тому факту, что они порождают эквивалентность стимулов и реакций. Но это достаточно трудно использовать. Жизнедеятельность человека достаточно сложна, так что без более конкретных указателей эквивалентность стимулов и реакций можно находить на самых разнообразных уровнях и самыми разнообразными способами. В определении каждой диспозиции любой исследователь может опираться исключительно на свои умения. Ему ничем не помогут определения, сделанные другими исследователями, и даже свои собственные прежние результаты. И определенно, он не может предсказать заранее, до наблюдения, каковы будут диспозиции личности. Более того, он даже не может быть целиком и полностью уверен, что использует понятие личностной диспозиции в соответствии с идеей Олпорта.

Но Олпорту, как и Мюррею, нужно отдать должное хотя бы за определение сущности (если не содержания) конкретных периферических характеристик и за попытку описать способ их влияния на жизнедеятельность. Такое теоретическое внимание к конкретным периферическим характеристикам очень важно для персонологии. Подобная позиция могла бы привести к взглядам, столь подробно и конкретно разработанным, что стало бы возможным их реальное использование и эмпирическая проверка. Но, к сожалению, теоретических усилий Олпорта оказалось недостаточно для достижения целей полезности и эмпирической проверки, что обусловлено тем сильнейшим акцентом, который он делает на уникальности личностных диспозиций. Естественно, тогда мы должны тщательно изучить причины возникновения такой крайней точки зрения, пытаясь определить, действительно ли она настолько необходима. Но я отложу рассмотрение этого вопроса до 9-й главы.

Нам осталось обсудить природу взаимоотношений между личностными диспозициями (периферией личности) и проприативными функциями (ядром личности). Фактически Олпорт нигде прямо не описывает эти взаимоотношения, поэтому мне придется собрать то, что, как представляется, имеет отношение к этому вопросу. В своих самых ранних утверждениях о проприуме Олпорт (Allport, 1955, с. 41-56) совершенно ясно показывает, что проприум содержит в себе функции или способности, общие для всех людей и не обладающие выраженной структурой или фиксированным содержанием. Если это так, тогда очевидно, что личностные диспозиции не должны рассматриваться как часть самого проприума, поскольку они представляют собой структурную основу для соединения определенных стимулов и определенных реакций способом, характерным для данного человека. Но позже Олпорт (Allport, 1961, с. 10-38) оставляет одну неясность относительно того, включает или нет проприум структурные компоненты. Если проприум должен включать структурные компоненты, можно представить, что кардинальные и генотипические диспозиции, являющиеся достаточно общими, могут быть частью ядра личности. Но не похоже, чтобы это совпадало с замыслом Олпорта, поскольку он также предполагает, что структура личности формируется в результате взаимодействия между проприативными функциями и окружающей средой.

Гораздо правильнее и полезнее предположить, что проприативные функции, включающие тенденции и характеристики ядра, сами являются не комбинациями диспозиций, а, скорее, основными силами в сочетании с жизненным опытом человека, формирующими диспозиции. Например, проприативное стремление может иметь отношение к общей склонности к феноменологически значимому целеполаганию или, более простыми словами, к усердной работе по достижению представляющихся личностно значимыми целей. Благодаря проприативному стремлению было бы возможно развивать кардинальные и центральные диспозиции, обладающие динамическими характеристиками. Кардинальные и даже генотипические диспозиции тогда не располагались бы на уровне ядра личности, скорее они были бы наиболее общими и распространенными из всех личностных диспозиций. Но вне зависимости от степени обобщенности и распространенности диспозиции, однако, были бы более периферическими по сравнению с проприативными функциями. Таким образом, кардинальные и генотипические диспозиции могли бы служить своей первоначальной цели подчеркивания индивидуальности, поскольку, будучи частью периферии личности, они не были бы одинаковы у всех людей.

Теория личности – явление изменяющееся, растущее, и вполне вероятно, что Олпорт двигался в том направлении, которое я здесь обрисовал. Он пытался осмыслить компоненты личности, которые представлялись системами личностных диспозиций, отражающими свойства проприативного функционирования. Примерами такого рода объединений являются его характеристики зрелости (Allport, 1961, р. 275-307), такие, как расширение границы "Я", навыки установления теплых отношений с другими (например, терпимость), устойчивая эмоциональная надежность, или самопринятие, склонности к реалистическому восприятию, умение центрироваться на проблеме, развитая самообъективация в форме проницательности и юмора и объединяющая философия жизни, включающая особые ценностные ориентации, дифференцированные религиозные чувства и персонализированную совесть. Если я не ошибаюсь, в описании характеристик зрелости Олпорт вырывается из западни излишнего акцента на уникальности. Конечным результатом могла бы стать классификация типов личности, построенная на основе направлений содержания и отражающая конкретные ответвления в поведении от тенденции ядра проприативного функционирования.

Поскольку очевидно, что личностные диспозиции усваиваются в процессе научения, важно знать, как именно этот процесс протекает. Здесь прежде всего нужно осознать, что личностные диспозиции выражают проприативное функционирование хотя бы потому, что они описывают индивидуальность. Но изначально существование младенца скорее оппортунистично, а не проприативно. Оппортунистическое существование управляется потребностями биологического характера и служит им. На этом уровне жизнедеятельности младенец не имеет значительной свободы выбора, скорее реагируя на давление, чем являясь силой, воздействующей на мир. Если ребенок получает поддержку, любовь и пищу, необходимую ему на этом этапе, у него начнут развиваться зачатки самости. Это означает, что произойдет смена с оппортунистического функционирования на проприативное, а, как вы уже знаете, проприативное функционирование проактивно, а не реактивно, оно управляется собственными психологическими целями, ценностями и принципами личности. Эти цели, ценности и принципы должны составить содержимое личностных диспозиций.

Возможно, раннее оппортунистическое стремление создаст основу для того, что потом станет личностными диспозициями. Олпорт предполагает, что изначальные оппортунистические стремления выражаются в определенных паттернах действий, которые возникают, поскольку они полезны для удовлетворения этих стремлений. Но когда личность немного созревает и если другие люди предоставляли ей достаточную заботу и поддержку, значимость оппортунистических целей снижается, потому что они легко могут быть достигнуты и их существование не является источником тревоги. Однако паттерны инструментальных действий не обязательно атрофируются даже несмотря на то, что они уже не нужны, поскольку оппортунистические цели потеряли свою значимость. Некоторые паттерны действий приобретают функциональную автономию (Allport, 1961, с. 229) от своего происхождения и продолжают существовать в качестве личностных диспозиций. Сохраняющиеся таким образом паттерны действий – это, возможно, те, что наиболее тесно связаны с общими проприативными функциями, которые, как вы помните, включают такие явления, как самоидентичность и расширение самости.

В своем знаменитом понятии функциональной автономии Олпорт хотел передать представление о том, что паттерны действий, включающие ценности, мнения и цели, не теряют своей значимости просто потому, что они, возможно, зародились для удовлетворения какой-то биологической потребности, которая больше не является центральной. Но Олпорта часто критиковали за неопределенность понятия функциональной автономии. Как она работает? Каковы ее следствия? Что может служить организменной основой для такого представления? Недавно Олпорт попытался как-то прояснить и описать это понятие. Он предположил, что проприативная функциональная автономия возникает потому, что энергетический потенциал человека больше, чем его нужно для удовлетворения потребностей выживания, и поэтому существует постоянное стремление использовать этот излишек, наращивая компетентность и движение по направлению к унификации жизни (Allport, 1961, с. 249-253). Рассуждения Олпорта остаются несколько неясными в том, как он описывает специфические механизмы, благодаря которым функциональная автономия происходит, и это создает предпосылки для полемики. Ему не удалось уйти от повторяющейся критики по поводу того, что функциональная автономия – это скорее допущение, а не объяснительный принцип, хотя он полагает, что крайне критичное восприятие свидетельствует о разуме, закрытом ко всему новому, утверждая, что его понятие – это лишь способ высказать то, что мотивы людей изменяются и растут в течение жизни, потому что это заложено в природе человека. С этим трудно согласиться только ученым, преданным реактивной, гомеостатической, квазизакрытой модели человека (Allport, 1961, с. 252-253).

Позиция Фромма