ГЕОПОЛИТИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ ПОБЕДЫ СОВЕТСКОГО СОЮЗА В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ

УРОКИ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

Победа в Великой Отечественной войне была достигнута самоотверженными усилиями всего нашего народа и его Вооруженных сил в сотрудничестве с Англией, США, Францией, Китаем и другими странами антигитлеровской коалиции.

Выступая на Параде Победы в 1945 г., маршал Георгий Константинович Жуков говорил: «На советско-германском фронте был растоптан авторитет германского оружия и предрешен победоносный исход войны в Европе. Война показала не только богатырскую силу и беспримерный героизм нашей армии, но и полное превосходство нашей стратегии и тактики над стратегией и тактикой врага...»[2] Для победы требовалось и умелое стратегическое руководство, которое осуществлялось Ставкой Верховного Главнокомандования во главе с И. В. Сталиным.

Советскими Вооруженными силами было разгромлено 507 немецко-фашистских дивизий и 100 дивизий ее союзников — почти в 3,5 раза больше, чем на всех остальных фронтах Второй мировой войны.

На советско-германском фронте вооруженные силы Германии потеряли более 73% убитыми, ранеными и пленными из общих потерь за войну. Здесь же была уничтожена основная часть военной техники вермахта: свыше 70 тыс. (более 75%) самолетов, около 50 тыс. (до 75%) танков и штурмовых орудий, 167 тыс. (74%) артиллерийских орудий, более 2,5 тыс. боевых кораблей, транспортов и вспомогательных судов.

Небывалым в истории был пространственный размах вооруженной борьбы на советско-германском фронте. С первых же дней она развернулась здесь на рубежах протяженностью свыше 4 тыс. км. К осени 1942 г. фронт превысил 6 тыс. км. В целом протяженность советско-германского фронта была в четыре раза больше североафриканского, итальянского и западноевропейского, вместе взятых. О глубине территории, на которой происходило военное противоборство Советской Армии с армиями фашистского блока, можно судить по тому, что советские войска прошли от Сталинграда до Берлина, Праги и Вены более 2,5 тыс. км. От немецко-фашистских захватчиков было освобождено не только 1,9 млн. кв. км советской земли, но и 1 млн. кв. км территории стран Центральной и Юго-Восточной Европы.

Даже открытие второго фронта не изменило значения советско-германского фронта как главного в войне. Так, в июне 1944 г. против Советской Армии действовали 181 немецкая и 58 дивизий сателлитов Германии. Американским и английским войскам противодействовала 81 немецкая дивизия. Перед завершающей кампанией 1945 г. советские войска имели против себя 179 немецких и 16 дивизий ее союзников, а американо-английские войска 10 немецких дивизий[3]. Не говоря уже о том, что в первые, самые трудные годы войны СССР один противостоял фашистскому агрессору.

Конечно, были разные дни. Были крупные неудачи и поражения 1941—1942 гг., но были и масштабные победы под Москвой, Сталинградом, Курском и в других сражениях. А в операциях 1944—1945 гг. советские Вооруженные силы настолько превосходили армии противника во всех отношениях (в вооружении, технике, умении воевать, высоком моральном духе), что в короткие сроки прорывали его оборонительные рубежи, сходу форсировали водные преграды, окружали и уничтожали крупные группировки противника, показывая высочайшие образцы военного искусства, хотя успехи и в этих операциях достигались путем огромного напряжения сил армии, флота и тружеников тыла. Именно эти блестящие наступательные операции, о которых теперь принято «скромно» умалчивать, привели нас, в конечном счете, к желанной победе.

В стратегическом руководстве Ставка ВГК опиралась на Генеральный штаб, который действительно был «мозгом армии» и основным органом стратегического управления Вооруженными Силами.

Как вспоминал генерал армии С. М. Штеменко, «деятельность Ставки, а следовательно, и Генерального штаба носила очень напряженный характер и не замыкалась в четырех стенах. Здесь всегда чувствовалось биение пульса действующей армии. С нею мы были связаны не только тонкой нитью телеграфного или телефонного провода. У нас не прерывались живые связи, личное общение с войсками, их штабами, командованием фронтов»[4].

Так, Александр Михайлович Василевский из 34 месяцев, в течение которых он был начальником Генерального штаба, только 12 месяцев пребывал в Москве (Генштабе), остальные 22 месяца находился на фронтах. Позже историки упрекали его за это, но во второй половине войны, когда стратегические операции проводились последовательно, была возможность и необходимость после планирования операции переключить основные усилия на организаторскую работу в войсках.

Из исторического опыта можно извлечь должные уроки и выводы для современных условий лишь при его критической и объективной оценке.

Первый урок

Он имеет отношение к согласованности военно-политической и военно-стратегической деятельности.

Почему в 1941 г. политическому и военному руководству не удалось адекватно оценить назревающую угрозу и подготовить Вооруженные силы к отражению агрессии? Главная причина в том, что Сталин, желая любой ценой оттянуть начало войны и исходя из исключительно политических соображений, отверг все предложения наркома обороны, начальника Генштаба, не разрешил привести войска в боевую готовность и изготовиться к отражению агрессии. Воспротивиться этому в те времена было практически невозможно.

Стратегическое управление начинается с определения целей и задач. Важно, чтобы войскам, направляемым на войну, руководство страны ставило четкие и конкретные задачи.

Вспомним 22 июня 1941 года. Сталин в директиву Генштаба о приведении войск в боевую готовность добавил слова: «...Но не предпринимать никаких действий, могущих вызвать политические осложнения». Это дезориентировало войска. Действительно, если уж сам Верховный Главнокомандующий не знает, вступила страна в войну или нет, то как может командир полка вести бой, думая о непонятных ему политических последствиях.

Перед войной серьезная проблема возникла в связи с перемещением советских войск в Западные Белоруссию и Украину. В начале 1940 г. Семен Константинович Тимошенко вместе с Борисом Михайловичем Шапошниковым пытались убедить Сталина в нецелесообразности немедленной передислокации основного состава войск западных военных округов в новые районы, воссоединенные с Советским Союзом, поскольку они не были подготовлены для обороны и расположения войск.

В связи с этим предлагалось располагать на новых западных территориях только часть войск Красной Армии в качестве эшелона прикрытия, а главные ее силы иметь в прежних районах, чтобы основное сражение агрессору дать на заранее подготовленных оборонительных рубежах вдоль старой госграницы.

Однако Сталин расценивал это предложение как «политическое недомыслие военных», пояснив, что если мы будем располагаться на новых территориях только частью сил, то население будет считать советскую власть временной, да и преступно заведомо отдавать агрессору такие обширные территории. Затем пришлось отдавать противнику еще больше, в том числе в восточных районах, что лишний раз свидетельствует о том, какие тяжелые последствия могут иметь игра в отвлеченную политику и идеологизированный подход к военно-стратегическим вопросам.

Следовательно, важнейший вывод состоит в том, что политики в чистом виде не существует. Она жизненна только тогда, когда в органическом единстве учитывает весь комплекс факторов, обеспечивающих безопасность страны, — политико-дипломатические, экономические, идеологические, информационные и не в последнюю очередь оборонные факторы. Последнее слово принадлежит политическому руководству. Но военное ведомство, Генеральный штаб обязаны активно участвовать в разработке предложений по военно-стратегическим аспектам политики.

Второй урок

Он касается прежде всего деятельности Наркомата обороны и Генерального штаба, связан с умением предвидеть назревающий характер вооруженной борьбы. Накануне войны преобладали в целом обоснованные взгляды о военно-политическом характере, масштабах, возможной продолжительности войны, необходимости сбалансированного сочетания различных видов оружия и родов войск. Но неправильно оценивался начальный период войны, недооценивалась стратегическая оборона.

Маршал Советского Союза Жуков отмечал: «При переработке оперативных планов весной 1941 года практически не были полностью учтены особенности ведения современной войны в ее начальном периоде. Нарком обороны и Генштаб считали, что война между такими крупными державами, как Германия и Советский Союз, должна начаться по ранее существовавшей схеме: главные силы вступают в сражение через несколько дней после приграничных сражений. Фашистская Германия в отношении сроков сосредоточения и развертывания ставилась в одинаковые условия с нами. На самом деле и силы, и условия были далеко не равными»[5].

Формально возможность оборонительных действий не отрицалась. Но суть дела заключалась не в признании или непризнании обороны, а прежде всего в тех практических выводах и мероприятиях, которые из этого вытекают.

Во-первых, как показал опыт, следовало учитывать возможность внезапного нападения заранее отмобилизованного и изготовившегося к агрессии противника. А это требовало соответствующей системы боевой и мобилизационной готовности Вооруженных сил, обеспечивающей их постоянную высокую готовность к отражению такого нападения, более решительного скрытого наращивания боевой готовности войск.

Фактически накануне войны в 1941 г. подготовленность страны в целом к обороне и боеспособность Вооруженных сил были значительно выше, чем их боевая готовность. Поэтому всю мощь государства и армии в полной мере не удалось реализовать. Из этого должны быть извлечены уроки и для сегодняшнего дня.

В наше время при оборонительном характере военной доктрины значение своевременного приведения армии и флота в боевую готовность многократно возрастает. Ибо агрессор выбирает время нападения и заранее изготавливается для удара, а обороняющимся еще требуется время для приведения вооруженных сил в состояние готовности для отражения агрессии.

Во-вторых, признание возможности внезапного нападения противника означало, что приграничные военные округа должны иметь тщательно разработанные планы оборонительных операций, так как отражение наступления превосходящих сил противника невозможно осуществить мимоходом, как промежуточную задачу. Для этого требуется ведение целого ряда длительных ожесточенных оборонительных сражений и операций. Если бы эти вопросы теоретически и практически были разработаны, взаимосвязаны и такие планы были, то в соответствии с ними по-другому, а именно — с учетом оборонительных задач, располагались бы группировки сил и средств этих округов, по-иному строилось бы управление и осуществлялось эшелонирование материальных запасов и других мобилизационных ресурсов.

Готовность к отражению агрессии требовала также, чтобы были не только разработаны планы оборонительных операций, но и в полном объеме подготовлены сами операции, в том числе в материально-техническом и инженерном отношениях, чтобы они были освоены командирами и штабами. Совершенно очевидно, что в случае внезапного нападения противника не остается времени на подготовку таких операций. Но этого не было сделано в приграничных военных округах. В теории и практике оперативной подготовки в штабах и академиях оборона отрабатывалась далеко не так, как пришлось ее вести в 1941—1942 гг., а как вид боевых действий, к которому прибегают на непродолжительное время и на второстепенных направлениях, с тем, чтобы отразить нападение противника в короткие сроки и самим перейти в наступление. Из этих ошибочных позиций исходили и при постановке задач войскам накануне и в начале войны.

Идея непременного перенесения войны в самом ее начале на территорию противника (причем идея, необоснованная ни научно, ни анализом конкретной обстановки, ни оперативными расчетами) настолько увлекла некоторых руководящих военных работников, что возможность ведения военных действий на своей территории практически исключалась. Все это отрицательно сказалось на подготовке не только обороны, но и в целом театров военных действий в глубине советской территории.

Отсюда весьма важный вывод и для нашего времени, который сводится к тому, что при оценке характера новой войны нельзя исходить из модных идеологических установок, устоявшихся стереотипов и отвлеченных принципов, надо уметь разглядеть то новое, что несет современная война.

Третий урок

Он состоит в организации стратегического управления вооруженными силами. Исторический опыт показывает, что в мирное время должны быть приняты определенные решения, как будет осуществляться военно-политическое и стратегическое руководство. На учениях и тренировках вопросы управления в высшем звене должны систематически и практически отрабатываться. Но эти вопросы к началу войны не были решены.

Не был продуман даже вопрос, кто будет Главнокомандующим Вооруженными силами во время войны? Первоначально предполагалось, что им должен быть Нарком обороны. Но уже с самого начала войны эти функции взял на себя Сталин. До сих пор трудно понять, почему заранее не были подготовлены защищенные пункты управления для Главнокомандования, Наркомата обороны и Генштаба. Пришлось на ходу и экспромтом перестраивать организацию стратегического руководства применительно к военному времени. Все это не могло не сказаться отрицательно на управлении действующей армией.

Отрицательно сказывалась разобщенность наркоматов обороны и ВМФ. Неправильным было отношение к Генеральному штабу как основному органу стратегического управления Вооруженными силами. Нередко слова «Генеральный штаб» вызывали недоверие, употреблялись в пренебрежительном смысле; одно время необходимость такого органа вообще ставилась под сомнение. А те, кто допускал возможность существования Генштаба, представляли его себе не в виде творческого («мозга армии») и организующего органа, а как технический исполнительный орган или в виде «полевой канцелярии главнокомандования», которая не должна обладать директивными правами. Говорили, что директивные функции свойственны только буржуазному генштабу. В ряде случаев примерно такое же отношение было вообще к штабам. К сожалению, рецидивы таких настроений не изжиты до сих пор.

Даже после преобразования штаба РККА в Генштаб в 1935 г. из его ведения были изъяты вопросы формирования военно-технической политики, оргструктуры и комплектования Вооруженных сил. В частности, организационно-мобилизационными вопросами ведало управление, подчиненное заместителю наркома Е. А. Щаденко, что привело к недостаточной согласованности мероприятий по данным видам деятельности и решению их другими ведомствами Наркомата обороны в отрыве от оперативно-стратегических задач.

Главное разведывательное управление РККА начальнику Генштаба не подчинялось (начальник ГРУ был заместителем наркома обороны), фактически оно подчинялось самому Сталину. Очевидно, что Генштаб не мог полноценно решать вопрос стратегического применения Вооруженных сил без своего разведоргана.

В Наркомате обороны не было ни единого органа управления тылом, службы снабжения подчинялись наркому и его различным заместителям. Пагубную роль сыграли репрессии против военных кадров.

Всю систему управления Вооруженными силами лихорадила чехарда с непрерывными перестановками руководящего состава в Центральном аппарате и военных округах. Так, за пять предвоенных лет сменилось четыре начальника Генштаба. За полтора года перед войной, в 1940—1941 гг., пять раз (в среднем через каждые 3-4 месяца) сменялись начальники управления ПВО, с 1936-го по 1940 г. сменилось пять начальников разведывательного управления и др. Поэтому большинство должностных лиц не успевало освоить свои обязанности, связанные с выполнением большого круга сложных задач.

Слабость стратегического руководства фронтами в начале войны пытались компенсировать созданием в июле 1941 г. главкоматов северо-западного, западного и юго-западного направлений, но это еще больше усложнило управление войсками, и от них вскоре пришлось отказаться.

Во всех звеньях слабо была организована связь, особенно радио. В последующем это привело к тому, что проводная связь на фронтах, в армиях, дивизиях была нарушена противником в первые же часы войны, что в ряде случаев привело к потере управления войсками.

Казалось бы, чем выше стоит орган управления, тем у него сложнее обязанности. И вышестоящие инстанции должны овладевать искусством управления войсками не меньше, чем нижестоящие. Но, к сожалению, все происходило наоборот.

Оглядываясь в прошлое, с удивлением приходится отмечать, что за все предвоенные годы не было проведено ни одного учения или военной игры, где органы стратегического руководства выступали бы в роли обучаемых и тренировались в выполнении своих обязанностей во время войны. Полноценные командно-штабные учения с привлечением войск не проводились также с управлениями фронтов и армий. На окружных маневрах войсками обеих сторон руководили сами командующие войсками округов, где ни они, ни их штабы не могли получить практику в управлении войсками применительно к фронтовым условиям. На одном из заседаний Реввоенсовета в середине 30-х гг. Иона Эммануилович Якир обратился с просьбой провести несколько учений под руководством Михаила Николаевича Тухачевского или других заместителей наркома обороны, привлекая командующих войсками округов и их штабы в качестве обучаемых фронтовых управлений. «Хотелось бы, — говорил он, — проверить, как мы будем управлять армиями в первые дни войны». Но это предложение, как и многие другие, наркомом обороны Ворошиловым было отклонено. В результате Генштаб, фронтовые и армейские управления вышли на войну недостаточно подготовленными.

Были допущены существенные изъяны в стратегическом планировании и создании группировок войск на важнейших направлениях.

В связи с тем, что государственные границы были продвинуты вперед до 300 км, существующие стратегические и мобилизационные планы устарели и не соответствовали изменившимся условиям обстановки. В 1941 г. были подготовлены новые планы.

Согласно планам, общая схема действий советских войск сводилась к следующему: армии первого эшелона должны были отразить наступление противника. В случае его прорыва механизированные корпуса имели задачу ликвидировать прорвавшиеся группировки. С окончанием отмобилизования и подходом второго стратегического эшелона планировался переход в общее наступление с решительными целями. К 15 мая 1941 г. в Генштабе были разработаны предложения по упреждению противника в переходе в наступление, когда это позволят условия обстановки, но данные соображения не были приняты. В то время это было и невозможно.

В планировании стратегического развертывания важное место занимала организация прикрытия госграницы. Для ее осуществления в Генштабе и штабах военных округов были разработаны «Планы обороны государственной границы». Уточненная директива по этому вопросу была дана округам в начале мая. Окружные планы были представлены в Генштаб 10—20 июня 1941 г. Окончательную разработку мобилизационного плана (МП-41) намечалось завершить до 20 июля 1941 г.

Анализ имеющихся в Генштабе документов показывает, что все приграничные военные округа получили задачи на прикрытие госграницы и оборону. Никакие директивы округам на упреждающие действия не разрабатывались и до них не доводились.

Генштабом не была разработана четкая система приведения войск в высшие степени боевой готовности. Оперативные и мобилизационные планы были недостаточно гибкими. Они не предусматривали промежуточных степеней наращивания боевой и мобилизационной готовности войск, а также поочередного приведения их в боевую готовность. Войска должны были оставаться в пунктах постоянной дислокации или сразу полностью развертываться. Более совершенной была система оперативных готовностей, установленная в ВМФ. Но Генштаб не обратил на это внимание.

Четвертый урок

Он целиком относится к области военного строительства и свидетельствует о том, что его потребности нельзя рассматривать изнутри, их необходимо соотносить с реальной оценкой существующих военных угроз. От этого зависит ответ на вопросы: к какой войне следует готовить Вооруженные силы, какие оборонные задачи предстоит им решать?

В 30-е гг. наиболее вероятными противниками становятся Германия и Япония. После Второй мировой, в условиях глобального противостояния, не существовало альтернативы подготовке к новой мировой войне с применением всех имеющихся сил и средств. Ныне, с окончанием «холодной войны», первоочередной задачей является подготовка к локальным войнам и вооруженным конфликтам.

Но нельзя сбрасывать и возможность крупномасштабной региональной войны. Если даже на сегодня нет непосредственной угрозы, ее нельзя исключать в перспективе и, следовательно, надо заблаговременно готовиться. Без отработки вопросов подготовки и планирования полномасштабных военных операций деградируют органы управления и офицерские кадры.

Война может возникнуть в результате разрастания более мелких конфликтов. К тому же ограниченность локальных войн относительна. Например, в войне в зоне Персидского залива участвовало 12 тыс. артиллерийских орудий, 10 тыс. танков — в 1,5 раза больше, чем в Берлинской операции.

С учетом всего этого наиболее актуальной задачей становится обеспечение экономности и эффективности военного строительства. Как известно, в области строительства Вооруженных Сил в 30-е гг. была проведена огромная работа. Но эффективность ее оказалась значительно ниже из-за нерационального использования имевшихся ресурсов. Было перепроизводство старой техники и опоздание с развертыванием производства новых танков, самолетов и др. Слишком часто менялась оргструктура войск. Танки, самолеты были распылены по множеству новых формирований, и в результате большинство соединений оказались недостаточно укомплектованными и боеспособными.

К началу войны не отвечали интересам ведения оборонительных операций базирование авиации и расположение складов с материальными запасами. Аэродромы строились в непосредственной близости от границы, базирование самолетов на них было крайне скученным. Практически разработка оперативных и мобилизационных планов в армиях и дивизиях не была закончена.

Кроме того, планы были рассчитаны на выполнение задач полностью укомплектованными объединениями и соединениями, а реально полное отмобилизование и развертывание войск до начала войны не было проведено.

После войны у нас сложилось пять видов Вооруженных сил. Возникли новые задачи, и для срочного их решения на первых порах считалось более легким создание новых видов ВС и органов управления, чем преобразование старых. Но в свете современных условий и сам Жуков посмотрел бы на все это другими глазами. Все соглашаются, что 5-миллионная и миллионная армия не могут быть в одной и той же организационной структуре, иметь те же органы управления, то же количество вузов, НИИ и др. Но чуть ли не каждый считает: все надо менять, но только не трогать его ведомство или академию.

Если так подходить, то военная реформа, которую все требуют, будет буксовать. Хотя в последние годы немало уже сделано. Преобразованы РВСН, осуществлено объединение ВВС и войск ПВО. В Сухопутных войсках создан ряд соединений постоянной боевой готовности, которые в целом успешно выполняют поставленные задачи в Чечне. Но эту работу надо продолжать. Прежде всего, нужно конкретно решить вопрос, как при сокращении численности Вооруженных сил, распаде оборонной промышленности, негативном отношении общества к военной службе, отсутствии средств на боевую подготовку приобрести новое качество в боеспособности армии и флота? При этом надо обязательно учитывать реальные финансово-экономические возможности страны, но не приспосабливаться только к ним. Реформа в масштабе государства должна предусматривать и создание необходимой для обороны экономической основы. Ибо если встанет вопрос о жизни и смерти государства, то для обороны страны придется задействовать столько средств, сколько потребуется.

При этом в первую очередь необходимо учитывать оперативно-стратегические соображения, определяющие предназначение, организационную структуру и методы управления, а не рассматривать только с точки зрения внутренних потребностей того или иного вида Вооруженных сил. Например, необходимость реорганизации структуры ПВО определяется не недооценкой этого вида ВС, а возросшим значением борьбы с воздушным противником.

Пятый урок

Он связан с единством управления всеми силами и средствами.

Во время войны, особенно при обороне больших городов, остро встал вопрос о необходимости согласованного применения всех видов войск (Сухопутных войск, ВВС, ВМФ) и военных формирований различных ведомств (пограничных, НКВД, др.) и единого управления ими при решении общих оборонных задач. Нежелание подчиняться этим интересам, стремление действовать обособленно приводили к тяжелейшим последствиям. Для преодоления этой разобщенности Жукову и другим военачальникам приходилось прибегать к суровым мерам. Чтобы не обращаться к таким крайним мерам во время войны, решениями президента РФ предписано еще в мирное время Генеральному штабу совместно с руководителями соответствующих ведомств планировать и координировать их согласованные действия, а также подчинение всех сил и средств командующим войсками округов при выполнении совместных задач. Речь не идет, как это иногда пытаются изобразить, об изъятии их из подчинения соответствующих ведомств. Их административное подчинение при решении повседневных функций остается незыблемым. Дело состоит лишь в том, что в интересах большей организованности и эффективного применения всех сил и средств для выполнения оборонных задач их действия должны быть и согласованы, и скоординированы общевойсковыми командованиями на ТВД, отвечающими за дело организации обороны в целом.

Шестой урок

Огромно и значение разведки. После войны много писали и говорили о том, что разведчики своевременно докладывали об основных мероприятиях по сосредоточению германских войск у советских границ и их подготовке к наступлению. Действительно, так. Но при этом излишне упрощается обстановка того времени и не учитывается, что поступали не только донесения, подтверждающие подготовку к нападению на СССР, но и данные, которые опровергали подобные сообщения. Не обходилось, как всегда, и без угодничества, когда ответственные должностные лица старались докладывать только те сведения, которые «устраивали» руководство. Начальник разведки Красной Армии генерал Ф. И. Голиков, с одной стороны, докладывал о новых сосредоточениях германской армии, а с другой, делал вывод о дезинформационном характере этих данных[6]. Л. П. Берия, ставя под сомнение доклады советского посла и военного атташе из Берлина о сосредоточении у советских границ 170 дивизий, заверял: «Я и мои люди, Иосиф Виссарионович, твердо помним ваше мудрое предначертание: в 1941 году Гитлер на нас не нападет».

Обстановка складывалась крайне запутанная и неоднозначная также вследствие того, что со стороны не только фашистского командования, но и западных стран действительно осуществлялась широкомасштабная дезинформация. Англо-французской и германской разведками советскому руководству поставлялась информация о приготовлениях к нападению со стороны Германии, а последней — о советских военных приготовлениях. Руководством страны не без некоторого основания все это воспринималось, как стремление спровоцировать германо-советское столкновение.

Все вышесказанное говорит о том, насколько важно для разведки не только своевременно добывать различные данные о противнике, особенно накануне войны, но и умело обобщать и обрабатывать их, отсеивая действительные сведения от мнимых, объективно докладывать, какими бы неприятными они ни были, а со стороны руководства — правильно их оценивать. В прошлом не раз оказывалось, что для объективной оценки и доклада некоторых разведданных порой требуется не меньше мужества и смелости, чем разведчику, действующему в расположении противника.

Самая хорошая разведка без искусства глубокого анализа обстановки и умелого использования его выводов не может обеспечить эффективность принимаемых решений и действий. «Нет ничего проще, — писал Жуков, — чем, когда уже известны все последствия, возвращаться к началу событий и давать различного рода оценки. И нет ничего сложнее, чем разобраться во всей совокупности вопросов, сведений и фактов непосредственно в данный исторический момент». И об этом мы всегда должны помнить.

Седьмой урок

Это выводы, относящиеся к военным потерям. Победу, достигнутую в Великой Отечественной войне, в некоторых СМИ пытаются поставить под сомнение из-за наших действительно больших потерь. Но все же они не такие, как это изображается. Наши военные потери за время войны составляют 8,6 млн. человек, а потери фашистской армии и ее союзников — 7,2 млн. человек. Разница около 1,5 млн. образовалась за счет истребления советских военнопленных (в плен к фашистам попало около 4,5 млн. человек, а возвратилось после войны только около 2 млн. человек). Сбрасывается со счетов и то обстоятельство, что в конце войны вся германская и японская Квантунская армии в полном составе капитулировали перед нашими Вооруженными силами[7].

Вопрос о военных потерях стоит остро и сегодня в связи с событиями на Северном Кавказе. Извлекая уроки из прошлого, стоит напомнить, что в Советской Армии еще до войны все было пропитано идеей «воевать малой кровью и только на чужой территории». Но на деле, особенно на высшем военно-политическом уровне, не все для этого делалось. С другой стороны, в ультрасовременных призывах воевать почти без потерь проглядывается больше элементов демагогии и спекуляции, чем подлинной заботы о людях. Ибо, как показал исторический опыт, любая военная операция, основанная не на реальных расчетах, а на идеологизированных лозунгах, оборачивается на деле еще большими жертвами и потерями.

Из всего этого для современных российских офицеров можно сделать следующие выводы.

Во-первых, нам как победителям в минувшей войне надо самим более критически оценивать собственный прошлый опыт. И действительно признать, что в старой русской и в Советской Армии не всегда было принято строго спрашивать за потери. Требовательность в этом отношении к себе и своим подчиненным необходимо всемерно культивировать и воспитывать.

Во-вторых, уяснить, что сбережение людей в боевой обстановке и сокращение неизбежных на войне потерь достигается не отвлеченными пожеланиями и призывами. Самое главное в этом деле — ответственный подход к организации и ведению операций, тщательная подготовка каждого боя. Разумеется, подготовка ВС должна быть ориентирована на характер вооруженной борьбы будущего. Но никогда не могут устареть методы проявления творчества при выполнении боевых задач.

В заключение следует подчеркнуть, что Великая Отечественная война была суровым испытанием как для Вооруженных сил, так и для системы стратегического руководства ими. В целом они это испытание выдержали. Но нельзя забывать и о том, как трудно мы шли ко всему этому и к нашей Победе. Новому поколению военных руководителей необходимо критически осмыслить прошлый опыт, творчески его использовать. Мы обязаны решать современные задачи обороны страны, по крайней мере, не хуже, чем это удалось старшему поколению.

Генерал-полковник Л.Г. Ивашов,

доктор исторических наук,

вице-президент Академии

геополитических проблем

ГЕОПОЛИТИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ ПОБЕДЫ СОВЕТСКОГО СОЮЗА В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ

60-летие Победы Советского Союза в Великой Отечественной войне 1941—1945 годов снова и снова напоминает о былом геополитическом могуществе СССР, заставляет задуматься об истоках этого могущества и, быть может, разглядеть в недавнем историческом прошлом пути выхода из острейшего кризиса, в который по недомыслию и злонамеренности властей предержащих ввергнуто сегодня наше Отечество.

Геополитическое отступление Москвы по всем стратегическим направлениям, сравнимое с отступлением советских войск в 1941—1942 гг., — вот как я определил бы суть нынешнего момента. Это особенно бросается в глаза на фоне того положения в мире, которое Советский Союз занимал по окончании Второй мировой войны. СССР внес решающий вклад в победу над странами фашистского блока и завершил войну с небывало возросшим международным авторитетом. В 45-м и последующие годы это хорошо сознавали и правители, и народы. В лице Советского Союза мировое сообщество получило самостоятельный центр силы, способный на равных разговаривать с Западом. При самом активном участии СССР как члена «Большой тройки» была создана ялтинско-потсдамская система международно-правовых отношений, определившая миропорядок нескольких десятилетий.

В результате Победы 1945 года человеческая цивилизация впервые в своей истории получила наиболее справедливую и защищенную правовыми нормами систему отношений между государствами, гарантию безопасности существования этих государств и перспективу мирного развития. Эта система носила глобальный, всеохватывающий характер. Регулятором отношений цивилизаций, государств и народов, гарантом их безопасности стали ООН и ее важнейший инструмент — Совет Безопасности. Советский Союз вне всякого сомнения стал державой № 1 в числе пяти постоянных членов СБ ООН. Международный престиж СССР после войны долгое время был недосягаем. Обращает на себя внимание, что при определении основ послевоенного мироустройства сыграл роль неформальный союз между лидерами СССР и США. Ф. Рузвельт, до войны критически относившийся к Советскому Союзу и лично к И.В. Сталину, в ходе войны под влиянием стойкости Красной Армии, выявившихся огромных мобилизационных возможностях советской политической, экономической и социальной системы, а также в результате разгрома немцев под Москвой, Сталинградом и в Курской битве изменил отношение к СССР и его лидеру.

Рузвельту импонировала обязательность Сталина в отношениях между союзниками. Все обязательства, которые брала наша страна в рамках антигитлеровской коалиции, четко исполнялись. Впечатляла американского президента и спокойная, деловая манера ведения Сталиным переговоров и переписки. Это особенно контрастировало с поведением английского премьера. (Известно, что из-за действий Черчилля американские войска потерпели поражение в Эльзас-Арденнской операции в январе 1945 г. От полного разгрома их спасли советские войска, по просьбе Рузвельта срочно перешедшие в наступление и тем самым оттянувшие на себя гитлеровцев.)

В 1940 г. Рузвельт рассматривал вопрос о разрыве дипломатических отношений с Советским Союзом и пытался создать антисоветский фронт под предлогом оказания помощи Финляндии. В 1942 г. все обстояло иначе: президент США искал личной встречи со Сталиным без участия Черчилля. «Такая встреча, дающая возможность личной беседы, — писал американский президент 12 апреля 1942 г., — была бы чрезвычайно полезна для ведения войны против гитлеризма. Возможно, что, если дела пойдут так хорошо, как мы надеемся, мы с Вами сможем провести несколько дней вместе будущим летом близ нашей общей границы возле Аляски»[8].

В 1943 г., по признанию госсекретаря США Э. Стеттиниуса, участника Тегеранской и Ялтинской конференций, между лидерами США и СССР установилась атмосфера доверия. Рузвельт открыл для себя нового Сталина. Американскому президенту хотелось думать, что коммунистическая идеология была для советского вождя лишь прикрытием. Считать так Рузвельта побуждало то, что в принятии важнейших решений Сталин исходил не из идеологии — он всегда оставался прагматиком, строил расчеты, руководствуясь существующим балансом сил. В какой-то момент американский президент попытался разрушить план Великобритании выступить в качестве посредника между США и СССР и предложил Сталину встретиться в частном порядке (ему пришлось даже солгать Черчиллю, что такая идея родилась не в Вашингтоне, а в Москве).

На Тегеранской конференции 1943 г. Рузвельт встретил появление в зале Сталина словами: «Мы приветствуем нового члена в нашей демократической семье». А после Ялтинской конференции (февраль 1945 г.) в послании конгрессу 25 марта 1945 г. он заявил: «От добросовестного выполнения союзнических соглашений, достигнутых в Тегеране и Ялте, зависит судьба Соединенных Штатов и судьба всего мира на будущие поколения... Здесь у американцев не может быть среднего решения. Мы должны взять на себя ответственность за международное сотрудничество или мы будем нести ответственность за новый мировой конфликт».

Еще в 1942 г. Ф. Рузвельт в беседе с министром иностранных дел СССР В.М. Молотовым, излагая идею послевоенного устройства мира, выдвинул тезис о разоружении практически всех государств, кроме СССР, США, Великобритании и Китая, вооруженные силы которых должны были выполнять функции подавления войны, роль «полицейских»[9]. Тогда же появился тезис Рузвельта о том, что гонка вооружений несовместима со здоровой мировой экономикой и провоцирует войну.

В Ялте Рузвельт пообещал Сталину льготный кредит в 4,5 млрд. долларов на послевоенное восстановление Советской России. Советский руководитель, в свою очередь, предложил американцам большое количество концессий, исключительно благоприятные условия для их капиталовложений и подвижки в создании в СССР рыночных отношений.

Как оценить эти факты, говорящие о том, что, по-видимому, на завершающем этапе Второй мировой войны США и СССР в лице их руководителей (Ф.-Д. Рузвельта и И. В. Сталина) предприняли попытку образовать в послевоенном мире нечто вроде кондоминиума — сообщества двух противоположных (и уже потому связанных принципом взаимной дополнительности) социально-политических систем, двух «сверхдержавных» центров силы, которые отвечали бы за поддержание мира и глобальной стратегической стабильности? Сложный вопрос. Вряд ли такое мироустройство могло быть прочным без тщательного соблюдения равновесия сил. Но, во всяком случае, здоровая конкуренция и даже соперничество двух геополитических систем, сложившихся в двух «больших пространствах», евразийском и американском, имело преимущества перед подготовкой войны на уничтожение друг друга.

Можно лишь предполагать, насколько далеко удалось бы продвинуться руководителям СССР и США, имей они возможность встречаться чаще и без участия британского лидера. Рузвельт так и не смог провести со Сталиным переговоры с глазу на глаз. Президенту США мешала болезнь, советский вождь был поглощен борьбой на советско-германском фронте. Тем не менее, это стремление к взаимопониманию на личном уровне говорит о многом.

В США и Великобритании это нравилось далеко не всем. Геополитический инстинкт островной, «пиратской» цивилизации, идея всемирного владычества, восходившая к временам абсолютного преобладания Британии на морях, продолжали туманить головы. В конце концов, мир двинулся в другом направлении. На смену попыткам сотрудничества, о котором пытались договориться лидеры СССР и США, пришла «холодная война», причем противостояние закладывалось уже в ходе горячей Второй мировой войны.

В то же время после фултонской речи У. Черчилля, который дал отмашку «холодной войне», мир увидел, что Советский Союз может не только сотрудничать, но и при необходимости достойно противостоять объединенному Западу, пытавшемуся сломать сложившийся за годы войны баланс сил и разрушить паритетную модель мироустройства.

В свете дестабилизации международных отношений, происшедшей в результате распада СССР, нельзя не признать, что предшествовавший раскол мира на два лагеря принес международному сообществу определенную стабильность. Как если бы человек, балансирующий на одной ноге, встал на обе и обрел устойчивость. С образованием биполярного мира, по мере превращения Советского Союза в самостоятельный центр силы, вновь приобрел четкие очертания фундаментальный геополитический дуализм «океан — континент» (в терминах русского географа В. П. Семенова-Тян-Шанского — дуализм «клочкообразной системы», какой была разбросанная на морях Британская империя, и системы «от моря до моря», на которой было основано континентальное могущество России). По окончании Второй мировой войны «страны моря» и «страны суши» оформились в противостоящие системы с альтернативными моделями развития. Четко обозначились полюса двух сверхдержавных сил — морской (США) и континентальной (СССР), между ними впервые возникло паритетное соотношение совокупных потенциалов.

Что характерно, в этой ситуации большинство государств мира считали себя защищенными, имели возможность для выбора своего пути развития. Наряду с двумя противостоящими блоками между полюсами США — СССР существовали полюса поменьше, не такие мощные, но делавшие мир богаче, разнообразнее. В первую очередь — это авторитетное Движение неприсоединения, Китай с его стремлением к опоре на собственные силы, быстро развивавшаяся Индия, страны Юго-Восточной Азии, арабский мир, Латинская Америка, Африка. В условиях биполярного мира государства и их региональные объединения имели возможность маневрировать, выбирать модель развития, учитывать опыт обеих мировых систем. Это относилось не только к «третьему миру», но и к ряду стран, входивших в сферы влияния СССР и США.

В результате победы Советского Союза в Великой Отечественной войне оформилось естественное геополитическое пространство «материковой сердцевины мира», или «срединной земли» («хартлэнд» в терминах Х.-Д. Маккиндера). Получило воплощение многовековое стремление русского и других коренных народов России к распространению своих владений до их естественных границ. Географические границы России, как никогда ранее, приблизились к границам геополитическим: громадный российский параллелепипед с севера и востока омывался Мировым океаном, на востоке, юго-востоке и юге государственная граница проходила по естественным рубежам — Амуру, Гималаям, Кавказскому хребту, на западе — примерно по «линии Керзона», считавшейся в Европе естественной границей между Западом и Востоком. Советский Союз имел устойчивый и надежный выход в Мировой океан на Балтике, заполярном Севере и на востоке от Берингова пролива до Порт-Артура, на равных с другими черноморскими странами контролировал средиземноморские проливы. Советский Военно-морской флот нес службу в акватории всех океанов планеты.

Важнейшим геополитическим итогом Великой Победы было то, что на балтийско-черноморской перемычке произошло воссоединение с Советской Россией ее исторических территорий, утраченных Российской империей после революции 1917 года.

Был создан континентальный геополитический блок с прямым участием союзных стран Варшавского Договора и косвенным — ряда других стран-соседей. Система была сработана прочно: вплоть до конца 60-х гг. на границах Советского Союза не произошло ни одного серьезного конфликта, хотя среди наших соседей было несколько членов НАТО. Да и территориальные претензии к СССР никто не предъявлял. В результате победы в Великой Отечественной войне СССР сохранял мощное военное присутствие в Европе до 90-х годов XX века.

США тоже «вошли» в Европу в результате войны и остаются там до сих пор. Но причины пребывания в Европе двух самых сильных государств мира были кардинально различны. Во-первых, Россия, в течение столетий подвергавшаяся агрессии с Запада, создавала для себя пояс безопасности с вынесенными далеко вперед рубежами. Во-вторых, Москва, способствуя построению в странах Центральной и Восточной Европы социально-экономических систем, однотипных с советской системой, стремилась обеспечить не только собственную безопасность, но и создать гарантию от ревизии итогов Второй мировой войны.

СССР не искал в Европе экономических выгод. Более того, напрягая до предела свои силы в деле восстановления разрушенного войной народного хозяйства, неся огромные расходы по созданию противовеса американскому ядерному оружию, Москва в то же время помогала возрождению европейских государств, вошедших в орбиту ее ответственности.

Соединенные Штаты, со своей стороны, внедрились в Европу, чтобы решить другие задачи:

— приблизиться к реализации идеи мирового господства,

— пересмотреть итоги Второй мировой войны в свою пользу,

— оказать военное давление на СССР и измотать его в ходе военного противостояния,

— подчинить экономику Западной Европы своим интересам.

Главным в этом списке задач было ослабление и разрушение Советского Союза как основного геополитического соперника на мировой арене.

После войны мощь и международный авторитет Советского Союза стали общепризнанными. Многие народы с искренней симпатией относились к советской стране, стремились перенимать то, что представлялось им передовым, достойным осуществления в других странах. Многие видели в Советском Союзе модель развития, выработавшую принципы разумного расходования природных ресурсов, заложившую основы социального государства, свободную от коммерциализации отношений между людьми.

Это был советский проект развития, реализация которого потребовала от нашего народа предельного напряжения сил, преодоления гигантских трудностей. Не забудем: прорыв от сохи к ядерному оружию, то есть к современному индустриальному государству, осуществлялся исключительно за счет внутренних ресурсов. В годы Второй мировой войны СССР утратил не менее 25—30 процентов национального богатства, но уже к 1950 году у нас был превзойден довоенный уровень промышленного производства, страна обрела ядерный щит, а еще через несколько лет первой в мире вышла в космос. Для сравнения: США за годы Второй мировой войны, наоборот, сделали бизнес на военных поставках и заработали 23 тыс. тонн золота, не понеся сколько-нибудь серьезного материального ущерба. Мы знаем, что советская модель развития была сопряжена с очень значительными, порой невосполнимыми потерями. Но вместе с тем, передовая практика государственного управления большими социально-территориальными комплексами, успешное развитие лучших традиций русской инженерной и научной мысли, воплощение в жизнь принципов социальной справедливости стали после Второй мировой войны тем бесспорным, что вызывало интерес, симпатию, стремление перенимать опыт в большинстве стран мира. Это был, по большому счету, перспективный путь.

Говорю об этом не случайно. Вступив в III тысячелетие от Рождества Христова, человечество стоит на развилке исторического пути. Абсолютно ясно, что общество неограниченного потребления исчерпало себя и не имеет перспективы, ибо оно предельно обострило противоречие между природой и человеком, между сверхпотреблением и ограниченностью природных ресурсов Земли.

По моему глубокому убеждению, проект развития, который был реализован в СССР и который обеспечил советскому народу победу в Великой Отечественной войне, во многом близок к тому, что ныне требуется человечеству. Советский проект предполагал сокращение уровня потребления до разумного, научно обоснованного предела. В принципе, этот проект сочетал стремление к достижению умеренного достатка, позволяющего удовлетворять основные жизненные потребности, с развитием культуры знаний, науки, самой передовой техники, прорывных технологий, с установлением гармоничных отношений между человеком и природой[10].

После тяжелейшей войны, гибели десятков миллионов советских людей, огромных разрушений среди приоритетов развития, избранных советским руководством, заняли свое место забота о подрастающем поколении (после войны практически не было такого массового беспризорничества, как сейчас: проблема решалась открытием сети суворовских училищ, детских домов, усыновлением детей погибших, поддержкой одиноких матерей), развитие образования, науки, высоких технологий. Это был проект, нацеленный в будущее.

Я считаю, что в целом, в определении модели экономического развития, а также модели обороны страны в условиях большой войны крупных стратегических просчетов в Советском Союзе 30-х годов допущено не было. Очень важно, что и в геоэкономическом плане была заложена система экономики, которая отвечала требованиям устойчивости в случае широкомасштабной агрессии, обладала способностью наращивать мобилизационные возможности и гибко, быстро переключаться на выпуск той или иной продукции. После войны были учтены предвоенные ошибки, и мобилизационная подготовка экономики стала важнейшим направлением деятельности государственных и партийных органов. Сегодня нам этого катастрофически недостает. Согласованных мобилизационных планов нет даже на бумаге, нет законодательного решения на этот счет, нет практических возможностей.

И еще один момент. Как ни парадоксально это звучит, но существование СССР было благом и для западного мира. Наша страна выступала достойным конкурентом Запада в выработке стандартов образа жизни, стимулировала западные государства на поиск новых индустриальных и социальных технологий, выявление резервов своей социально-политической системы. Хорошо известно, что именно опыт административно-командной системы управления в Советском Союзе, оплеванный идеологами перестройки и постперестройки, был широко использован при внедрении долгосрочного планирования и государственного регулирования в рыночных экономиках Японии, Германии, США.

С точки зрения геополитики, участие нашей страны в достижении победы над державами «оси» во Второй мировой войне было событием планетарного значения. В результате этой победы сформировался континентальный блок во главе с СССР с подключением к этому блоку Китая и ряда других крупных государств. По сути дела, геополитические интересы Советского Союза, превратившегося после Второй мировой войны в великую мировую державу, стали распространяться на все континенты мира. В Европе и Азии они воплощались в виде системы социалистических государств и государств народной демократии. Куба и ряд латиноамериканских стран были опорными точками советского геополитического влияния в Западном полушарии. Свои и немалочисленные опорные точки были у нас и на Африканском континенте, и на Ближнем Востоке, и в Юго-Восточной Азии, ибо существование СССР, его привлекательный образ стали мощным стимулом развития процессов национального освобождения. Такой меры геополитического величия, как после окончания Второй мировой войны, Россия за свою историю не знала.

Что же мы видим сегодня на геополитической карте мира? Начиная с Н. С. Хрущева, которого отличал провинциализм мышления, геополитические результаты Великой Победы постепенно утрачиваются. После распада СССР Москва добровольно ушла отовсюду, где полвека назад советской державе удалось утвердить свои интересы. Произошло то, что даже в страшном сне не могло присниться нашим отцам, строившим и защищавшим Союз: не удалось не только предотвратить распад СССР, — не удалось удержать в сфере своих интересов постсоветское пространство, то есть территорию исторической России. И Прибалтика, и Закавказье, и Средняя Азия были отданы сопернику Советского Союза — Соединенным Штатам. В Средней (новой Центральной) Азии, где с согласия России на американское присутствие закрепились базы США и НАТО, помимо ущерба нашим собственным национальным интересам мы получили глухое раздражение Пекина, не без основания подозревающего российские власти в неискренности и непоследовательности. Идя в фарватере американской стратегии, Москва потеряла свои позиции в мусульманском мире. Геополитический откат наблюдается и на европейском направлении. Россия сознательно отказалась от опорных геополитических точек в отдаленных районах, уйдя с Кубы (радиоэлектронный центр Лурдес) и из Вьетнама (база Камрань).

Соединенные Штаты, напротив, все более утверждаются в своем стремлении к однополярному миру и планомерному освоению геополитического пространства России.

Мы же оставляем свои позиции повсюду. Положение усугубляется отсутствием у российского руководства геополитической стратегии и пораженческим поведением правящей псевдоэлиты. Сфера национальной безопасности в России сжалась до состояния полной неспособности защитить личность, общество, государство.

Каким может быть выход из сложившегося положения? Есть ли возможность вернуться к системе геополитических координат, в которую ввела нашу страну Великая Победа 1945 года?

Было бы преступно утверждать, что в обозримом будущем исправимо все, что разрушено. Увы, геополитическое наследие СССР преступно пущено на ветер. Тем не менее, существуют объективные факторы, способствующие сохранению нашей страной положения одного из мировых лидеров. Россия с ее огромными просторами, исключительно выгодным пространственно-географическим положением, ресурсным и интеллектуальным потенциалом всегда будет оставаться геополитическим соперником любой державы, любой силы, стремящейся к мировому доминированию. Проглотить такой кусок целиком не под силу даже Соединенным Штатам.

У России есть и естественные союзники, заинтересованные в том, чтобы сказать «стоп» американской военно-политической машине, стремящейся к достижению глобального господства. Такие союзники есть у России и в Европе, и в Восточной Азии, и на Ближнем и Среднем Востоке. Растет настороженность и неприятие американской политики, особенно в связи с планами США и их союзников развязать агрессию против Сирии и Ирана. Взаимопонимание России с ее потенциальными союзниками можно и нужно формировать настойчивой системной работой на внешнеполитическом поле. Как отмечалось в недавней коллективной работе российских аналитиков, развитие мирового сообщества может пойти разными, в том числе и неожиданными путями, но в любом из вариантов развития «России, опять-таки, не обязательно участвовать в роли сателлита»[11].

Для реализации союзнического потенциала на международной арене нужны серьезные внутренние усилия, нужна концентрация воли государства и народа, иначе 2005 год может стать прелюдией к большим потрясениям, к окончательной утрате Россией сколько-нибудь достойной геополитической позиции. Власть — это или дар Божий, или наказание Господне, поэтому надежд на осознание правящей элитой (по существу — антиэлитой) нависшей над страной угрозы и вывод России из системного кризиса остается немного. Сегодня как никогда необходим возврат к истокам нашей Великой Победы — духовному единству народа, объединению во имя спасения Отечества всех здоровых сил на единой мировоззренческой платформе, на базе единой стратегии действий.

Ю. В. Рубцов,

доктор исторических наук, профессор,

действительный член

Академии военных наук