КРЕСЕНИЕ. из книги Шевцова А.А. Очищение 4 страница

Капь - это столб, на котором стоит идол. Он втыкается посреди капища, и
это место становится центром мира, а столб становится осью мира, вокруг
которого мир и вертится.
То же самое мы с вами проделываем и с западками. Посмотрите,
извлечённую порчу надо сжечь. Сор из избы не выбрасывают, его сжигают. И
мы вышли с вами на то, что обычная крестьянская жизнь была вся
глубочайшим образом сакрализирована.
Это мы с вами понимаем, что пол надо мести, потому что веник есть, а для них
сор жечь надо было, что бы в доме не было ссор. Если ты хочешь иметь
психологический климат такой, как в храме, сор должен выметаться.
Дух, попадая в тело человека, организует вокруг себя мирок, он называется гвор. Где эти гворы? В самых уязвимых местах. Места пребывания порчи
большей частью: горло, желудок. В одном человеке может быть одновременно
две разных порчи. На самом деле порч много.
Временами порча рассказывает человеческим голосом, кто её наслал.
Наславшего называют отцом и матерью. Проявляются порчи в виде болезней,
в результате которых человек теряет работоспособность и может умереть,
часто это припадки в виде эпилепсии, которые случаются при упоминании при
разговоре в присутствии порченого некоторых животных, например, раков,
мышей...
Народ считает порчу нечистым духом, посланным человеком. Что мы с вами
делаем на кресении? Заставляем говорить порчу человеческим голосом.
Крёсным отцом и крёсной матерью называют того, кто заставляет порчу
говорить человеческим голосом. Это сложная работа, потому что гвор
обладает всеми признаками живого существа и в первую очередь -
самосохранением. Если подойти к работе непрофессионально, можно
растравить так, что выскочит всё на теле и не убрать.
Что значит, что порчу надо жечь. На чём? Огонь, на котором жгут порчу, или
иссушают - назывался крес, живой огонь. Порчу выкресивают. Иначе говоря,
сжигание порчи есть твоё воскресение, возвращение к новой жизни.
А что такое сжигание порчи? В вас примерно 70-80% порчи от вашего
естества, есть и такие, у кого более 100%. Часть из этих болезней - это
естественные болезни твоего тела. А сколько их привнесено извне? Почти все.
Так что, не будь того влияния, которое мы называем порча, ты почти бы не
болел. Трудно даже простудить тебя, если у тебя нет западков на тему ОРЗ.
Получается, что если мы хотим выздороветь, мы должны болезнь за
болезнью убирать и получается, что возвращение к себе будет возвращение
по болезням. Возвращение утраченного рая, борьба со временем есть борьба
с болезнями. Если бы это были физические болезни, то у нас не было бы
шансов, но это не совсем физические болезни. Большая часть из них лечится
отнюдь не методами врачевания.
Было наработано много способов, способных очищать - это и вода и огонь...
Христианство пошло по пути очищения водой и старательно билось с огнём,
а традиционная индоевропейская культура имеет совмещение... Что мы сейчас
видим? В мире на протяжении десятков тысяч лет существуют обряды,
связанные с понятием очищения. Принцип, который в них заложен, это
движение вспять по истории, проходя по своим грехам, порчам, как даёт
христианство, по одержимостям, или болезням, как можем говорить мы с вами,
разматывая клубочек твоей судьбы назад.
Делается это по-разному. Можно это лечить, можно проходить обряды,
погружающие тебя в утробу матери, когда ты рождаешься заново, а можно шаг
за шагом снимать напластования за напластованием, пока ты не будешь знать
всю свою историю, пока ты не осознаешь все свои болезни и тем самым не
уберёшь их. Это не уберёт физические болезни. Это усилит сопротивляемость
организма, который ослаблен психическими, психологическими болезнями и тем
самым даст возможность побороть их, снять боль. Это уберёт все
психосоматические болезни, которые на самом деле не имеют причины в теле,
но заставляют страдать. Это болезни, которые вошли через уши.
Методы очищения разные. Есть метод, когда ты в беседе или же на бумаге
осознанно возвращаешься к началу твоего заболевания и, поняв его причину,
выпускаешь злого духа из себя. В начале он начинает говорить, а можно
сказать, что ты, давая ему высказаться, тем самым заставляешь его назвать
собственное имя, ибо имя и есть все слова, которые сейчас в тебе говорятся
духом. Этот дух обязательно злой. Почему? Потому что в тот момент, когда он
входил, человек, который его в тебя привнёс, был в каком-то состоянии,
которое, записавшись в тебя, перестало быть истиной. Иначе говоря, ты
живой, а дух, который в тебя вошёл, не есть дух жизни. Всё что не жизнь, для
тебя есть смерть, есть зло. Эти духи злые, хотя внутри тебя, они могут
говорить что-нибудь ласковое. Тебе надо учиться, а у тебя звучит: «Душенька,
ну пожалей себя, ты так плох». И ты всю жизнь знаешь, что ты кошмарно
болен. Ты просто знаешь, что ты болен. Сначала нужно снять общее знание,
что ты болен. А теперь о тех методах, которые здесь применяются. Есть
способ, как это убрать самому.

Этот способ есть изливание содержания западка, т.е. выпускание духа на
материальный носитель. В принципе, это происходило при сливании на воду и
т.д. Мне дед объяснял это на заслонке от печи. Поставил заслонку, взял вилку
старую. Вот я отчеркнул, поставил капь.

Капь - это начало, ты зацепился за землю, например, 23.02.96, и начинаешь
по верёвке в это провалище спускаться. Что такое твоя верёвка? Это самый
кончик того клубочка, который называется самокат. На него намотано что?
Нить твоей судьбы, из которой заплетается ткань твоей жизни. Тебе нужно
размотать эту ткань до самого начала.

Провалище - это место, где живёт этот злой дух. И вот дед берёт и
начинает чиркать, спокойно так и потом - раз, делает вилочкой полукружие
такое и опять пишет.
Это значит что? Он комментировал так: мысль мелькнула, я её не словил и
пометил. Вот опять, на той же мысли что-то мелькнуло. А что мелькнуло?
Значит в ней что-то есть. А что есть? Начинает раскручивать. Как раскрутил,
его аж разнесло. Он не пишет, чиркает туда сюда. Можно и не писать, это не
принципиально. Ты там внутри, поскольку начинаешь медленно мыслить.
Медленно кажется плохо, да? Надо же быстро соображать, поэтому и
сопротивляетесь медленному мышлению.
На самом деле мыслить нужно медленно, для того чтобы видеть каждую
свою мысль. Общая продуктивность нисколько не уменьшается, а наоборот.
Пока вы быстро думаете, быстро успеваете улететь из того, о чём думаете,
так что ничего не додумываете. Вот дед видит эту мысль и водит так плавно,
потом так быстро-быстро...- это что-то зацепило, западочек пошёл. Вот где
буль, полукруг, был, там вход. Вот вроде кажется, нить судьбы идёт, ты чуть-
чуть перескочил и вроде всё хорошо, а на самом деле ты пропустил целый
гвор, а там всё заполнено, и он так быстро его вычерчивает. Выпустил всё,
снова отчеркнул, и всё закончилось.
Если тебе нужно войти в западок в это место, ты снова ставишь вход и
выход. Если вы этого не сделаете, то у вас могут и стигматы полезть. Туда
входишь настолько защищённым, что даже посередине можешь
написать себе «прервался», и сразу же выйти здоровеньким и живым.
Писать можно карандашом или ручкой. Можно - на воду, можно на пыли, или
на грязи. Это не имеет принципиального значения, но лучше писать на бумаге и
очень чётко выписывать каждое слово. Почему? А вы не в состоянии ещё
«бульков» отследить и не в состоянии через них нить сделать полной. Ты
спрыгнул куда-то и нить куда-то ведёт. На самом деле, ты шёл по нитке, здесь
у тебя клубок, ты его пропустил и дальше тянешь какую-то следующую нить, а
тот клубок висит. И тебе кажется, что нить та же. Да, она та же, только на
самом деле, продолжение было бы вот здесь и только тогда бы ты вошёл в
клубок. Там ещё куча клубков. И надо пройти, лучше немножечко, пару пядей,
чем проскочить на большое расстояние, но зато эта пара твоя, ты её хозяин.
Я поискал подтверждения, что такая форма очищения существовала. Вот
краткая цитата профессора Смирнова 1912 года: «Исповедь никогда не
понимали, как суд над преступником божественного закона, а скорее, как
лечение больного...»
Традиционная школа не христианская, а скорее всего, она, как скоморошья,
ближе к дзеньским. Скоморохи учили только дураков. Вы помните, что только
дурак может в конце сказки стать царём. Дурак является тем, кто проходит
посвящение и получает просветление. Вначале он дурак. Писать на воде - это
писать на том, на чём следа не останется. Мы сориентированы нашей
цивилизацией оставлять след. Надо пройти по миру, не оставляя следа. И
вернуться туда, где в начале истории ещё нет ничего, убрав свои следы, убрав
за собой весь свой сор из этого мира.

Самонаблюдение - язы

Самое главное, чему надо научиться для работы над собой и очищения себя - это искусству самонаблюдения.
Что такое само- и что такое наблюдение?
Наблюдение - это определенным образом направленное внимание.
Само - означает, как кажется, обращение внимания на себя, но на самом деле, никакого определенного я у начинающего еще нет, есть многочисленные и разнообразные проявления личности, за которыми это «Я» и прячется. Еще очень нескоро удастся в него погрузиться, как в нечто самостоятельное. В начале же придется долго и методично счищать с себя многочисленную личностную шелуху. Причем, шелуха эта, которая вначале ощущается твоим «Я», практически вся окажется чужеродной. И даже то, что явно вроде бы создана твоими решениями, имеет чаще всего чужие корни.
Итак, на первом этапе самонаблюдение есть направленное внимание на проявления своей личности. Когда-то потом оно станет осознаванием своей сущности, а потом - просто самоосознаванием.
Такое наблюдение за личностью имеет целью очищение от чужеродного в себе, а это значит освобождение от личности ради высвобождения сущности, то есть, той части личности, которая без помех ведет тебя к достижению твоих настоящих целей, то есть, к твоей Победе.

Но просто наблюдение очищения не даст. Для этого потребуются специальные знания, которые и будут даваться на Кресении, Целеустроении и Науке мышления.

Самонаблюдение требуется для того, чтобы собрать материал для полноценного Кресения. Поскольку выкресивается твоя личность, то ее-то и надо знать до тонкостей.
Для этого применяется метод расстановки Язов.
Язы (или Езы) - это ловушки, которыми перегораживается вся река твоего мышления. Они устанавливаются в ряд и полностью отслеживают происходящее в нескольких определенных струях. В простонародье Язы - (ловушки для Я или Азов) - называются узелками на память. В колдовстве они же назывались Наузы. И это действительно один из видов наузов.
Заметив какую-то неловкость в своем поведении, ты не отмахиваешься теперь от нее и не пытаешься больше скрывать, как делал всю жизнь, чтобы выглядеть умнее. Ты принимаешь решение докопаться до причины этого сбоя и помехи. Но "зверь", мешающий тебе, прячется где-то в глубине леса - твоей сложной личности. Его надо выследить, а уж потом добывать.
Добывать зверя может только охотник, для этого у него есть оружие. У тебя же пока оружия нет, поэтому ты только готовишься к охоте и постоянно отслеживаешь, в какое время, в каких местах, при общении с какими людьми, во время каких дел или действий высовывается этот зверек.
А, заметив, - отмечаешь это для себя - лучше всего, если ты научишься вести записи, типа дневника. Это сильно облегчит в последствии работу с освоением кресения.
Подобные узелки на память, язы, надо ставить на несколько самых неприятных для тебя проявлений личности. Поскольку личность нацелена на то, чтобы стать победителем, то это надо использовать и убирать с помощью ее силы то, что заставляет тебя проигрывать, не дает побеждать.
Не надо ставить слишком много язов сразу. Все равно это работа надолго. И целеустроение и наука мышления будут в каком-то смысле развитием все той же дисциплины - искусства самонаблюдения и отслеживания внутренних помех.

Язы - имя

При постановке язов принципиально важным является момент, когда ты можешь дать своей проблеме Имя. С этого момента узнавание и отслеживание этой помехи будут идти практически автоматически.

Язы

Яз - это всего лишь ловушка. Условно говоря, узелок на память, который ты решаешь зарядить на отслеживание или отлавливание каких-то своих проявлений. В сущности, он есть решение. И если решение принято, разум его исполняет с той или иной степенью точности. Зависит это от того, насколько ты хочешь, чтобы это отслеживание шло.

Когда самопознание становится сущностным, отслеживание идет
неукоснительно, и ты замечаешь, что нужное тебе проявление выявилось прямо в
миг его проявления. Когда же самопознание для тебя вещь вторичная, яз все равно
заметит, что что-то проявилось, но ты вспомнишь об этом задним числом. Потом,
после главных действий. И этого достаточно, чтобы заняться очищением. Так что
яз в любом случае полезен, пока ты его не забудешь.
Но яз не убирает помеху, и не ловит ее, как мышеловка мышь, то есть убивая. Яз
всего лишь показывает: вот опять у меня проявилось бабство, или желание
облокотиться, или желание сделать кого-то виноватым. Он всего лишь отмечает
проявления нежелательного. Не более.
Далее уже твой выбор: жить, зная, что у тебя это есть. Или же убирать. И если
убирать, тебе всегда придется идти в прошлое, а точнее, к источнику или корню
болезни.

Кресение. Язы

Задача кресения - размотать нить судьбы до очередного узла, западок ли он,
залом ли. И распутать его так, чтобы вся эта нить стала тебе доступна. И так всю
свою прошлую жизнь, а, может быть, и многие жизни.
Что применяется для этого?
Первое, чему должен научиться, чтобы хорошо выжигать из себя сор, - это
быть вопрошанием. Называется это - ставить язы.
Что это такое? Расставлять вопросы, ответами на которые могут быть только
жизненные ситуации. Например, ты задаешься вопросом о том, что тебе не хватает
силы. И теперь ты всю текущую перед глазами жизнь исследуешь с точки зрения
слабости. Неожиданно все (практически все) твои жизненные ситуации становятся
ситуациями слабости силы. Это не мистика. Просто все можно рассмотреть в
любом языке (язы). И поскольку в любой точке вселенной есть вся вселенная, то в
любом случае найдется проявление и слабости силы. Вопрос только в том,
насколько велика доля именно этого в нем. Но это не так уж и важно, будь она хоть
1%, она есть. ....

Итак, ты ставишь один яз или несколько. И ходишь с ними по жизни. И жизнь
тут же начинает наполнять твои ловушки уловом. Она дает тебе море случаев и
море материала для осмысления. Как только такой случай произошел, ты
высвобождаешь ловушку ты записываешь или рассказываешь его. И ты говоришь,
говоришь и говоришь об этом со всеми, или пишешь и пишешь, пока не начнешь
повторяться, то есть ходить кругами.
Но ты продолжаешь и после этого, и тогда неожиданно или появляется
боковой ход (то, что подавляется воспитанием, вдруг прорывается в твое
внимание), или же повторы начинают звучать как-то уж очень характерно.
Это звучание есть имя духа, которым ты одержим, иначе говоря, ты узнал след
зверя, и теперь знаешь, на кого охотишься. Теперь можно найти и логово. Все это
называется Тропление или распутывание набродов ума.

Язы

Расстановка язов - это один из способов кресения. Он помогает осознать,
«отловить» необходимые мысли, которые характеризуют с различных сторон
личину (способ поведения), которую необходимо исследовать.

Чтобы понять, как работает яз, необходимо немного рассказать о мышлении. Ведь в мышлении жестко закреплены способы поведения, которые мы исследуем, и которые используем неосознанно. Задача любого способа кресения - вернуть осознавание в ту часть своего сознания, где его не стало по разным причинам. А вернуть осознавание - это значит выйти в разум и решить самому - нужен ли тебе такой способ или нет.

Основное, что нам необходимо знать для видения язов, это то, что наше мышление - поточно. Оно постоянно куда-то стремится, как река. Кстати, мазыки называли этот поток рекой. Отсюда, вероятно, и произошло слово «речь».
И вот эту реку мыслей, которые проносятся в нашем сознании очень быстро с ходу сложно осознать - слишком большая скорость. Тем более, осознать какую-то одну мысль и проследить за ней до конца. А именно это нам и надо, когда мы исследуем причину нашего поведения.

Для того, чтобы научиться осознавать свои мысли и доходить до «корешка» своего поведения, старики-мазыки придумали различные приемы и взяли их из тех областей жизни, которыми они занимались - охота, рыбная ловля.

Один из них - это «тропление» - поиск логова зверя по запутанному звериному следу, или, если перевести на работу с сознанием, распутывание набродов ума.
Сейчас мы не будем подробно останавливаться на изучении этого приема кресения. Об этом - отдельный разговор. Общего представления о троплении достаточно, чтобы понять прием расстановки язов, так как именно с помощью язов и идет целенаправленное тропление к неосознанной части себя, или к «логову зверя», где хранится причина изучаемой личины. И причина эта - боль.
Когда «болит», тогда, проще тропить к логову зверя - ты описываешь эту боль и проясняешь, что тебя к ней привело.
А вот что делать, когда «не болит»?
Вот тут и нужны язы.

Язами на Верхней Волге называются специального вида ловушки, которые ставятся на рыбу. Ставятся они так: небольшая речка перегораживается камнями или кольями - своего рода частоколом. В частоколе оставляются дыры, а в них ставятся верши, «морды» - плетеные из лозы ловушки типа корзин, с широким входом и узким выходом. Верши эти - вытянутые и длинные, метра полтора.
Язы расставляются в местах, где течение реки замедленно. И когда ты вставляешь несколько таких ловушек, а все остальное перегорожено, естественно именно в этих дырах течение становится быстрым. Рыба подходит, ее вносит в ловушку течением так, что она развернуться уже не может. И рыболовам нужно только вытащить ее, положить в корзину и унести домой.

То же самое происходит в нашем сознании. Решив исследовать личину, ты начинаешь ее «отлавливать» в различных жизненных ситуациях.
Первый шаг - это надо искренне задаться вопросом. Стать вопрошанием. И тогда вся жизнь станет помогать тебе увидеть проявления выбранного тобой способа поведения в различных случаях.
Ты расставляешь язы - в сущности, всего лишь задаешь вопрос или несколько самому себе о том, что является помехами твоей жизни. Можно сделать таким постоянным вопросом нечто общее - помехи, например, а можно что-то определенное, про что тебе уже говорили люди, а ты за собой не замечаешь.
И жизнь тут же начинает наполнять твои ловушки уловом. Она дает тебе море случаев и море материала для осмысления. Как только такой случай произошел, ты высвобождаешь ловушку - ты записываешь или рассказываешь его. И ты говоришь и говоришь об этом или пишешь и пишешь, пока не начнешь повторяться, т.е. ходить кругами.
Ты продолжаешь «отлавливать» соответствующие проявления личины, пока не обнаружишь «боковой ход» (то, что подавлялось воспитанием, вдруг прорвется в твое внимание), или же повторы станут звучать как-то одинаково характерно. Это звучание и есть имя духа, которым ты одержим. Иначе говоря, ты узнал след зверя, и теперь знаешь, на кого охотишься.
Задача расстановки язов - выполнена. Ты нашел логово зверя - западок - и теперь с помощью «Зерцала» ты можешь освободиться от своей одержимости.

Писанка, как меня учили

4 февраля 1996 из
материалов А.Шевцова

Кресению первым учил меня Степаныч.
Но он мало что объяснял. Он просто беседовал, беседовал и беседовал со мной,
применяя самые разнообразные приемы, и учил, просто погружая в них.

На второй приезд он прямо с порога засунул меня в глубочайшие зерцала по
двум вопросам: «зачем я пришел?» и «почему я сплю?». Причем он сделал это
намеренно жестко, ничего не объясняя. Он просто отвергал все мои ответы, давая
их полностью высказать и повторяя вопрос.
Он отвергал и попытки решить этот коан действием. Например, когда я сказал:
«Хорошо, если ты хочешь, я уйду», - и направился за одеждой, он спросил: «Если
ты приходил, чтобы тебя выгнали, зачем ты вообще приперся?! Если же тебе
хочется, чтобы тебя обидели, чем тебе не подхожу я? Я с удовольствием обижу
еще!»
К этому времени вопрос «зачем я пришел?» уже так навяз у меня в уме, что я
сразу понял его - я действительно хотел учиться у него, но что-то во мне боялось
этой учебы и хотело сбежать, а для этого оно искало достаточный повод,
качественное оправдание.
Обида незаслуженная, несправедливая обида - это такая заманчивая вещь в этой
жизни. Многие ее ищут годами, чтобы с легким сердцем покончить счеты с
жизнью за чужой счет. Кто же не поймет такого обиженного и осудит его?! Мне
стало стыдно, что меня раскусили, и я остался.

В других случаях Степаныч, когда я залеплял какой-нибудь личностный бред
(который он называл патефоном, а я могу назвать программой), просто замолкал и
молча смотрел на меня. Я пытался изобразить непонимающего, невинного и
требовал слов и подсказок. Но он молчал, а я чувствовал себя сначала тупым, а
потом пришпиленным ко лжи вруном, потому что почти всегда сразу знал, в чем
сфальшивил, где был неискренним. Знал, что потом начал врать, пытаясь скрыть
это под личиной тупости и, самое главное, знал, что прозрачен и насквозь виден в
своем детском упорстве в заведомой лжи. Потихонечку я научился не обижаться на
его молчание, а переключать себя в некое рабочее состояние, в котором мог, как
бы, отодвинуться в сторону от чувства обиды и стыда и начать рассказывать об
этом отстранённо, как будто о другом, чужом, или наблюдал со стороны. Потом
начали приходить и, все чаще, проблески того, что это «со стороны» и есть
настоящий я, только хорошо забытый.

Но чаще всего Степаныч просто и душевно беседовал со мной, аккуратно
подсказывая мне следующие ходы мысли. Причем, задавая мне вопросы, он
никогда не ошибался. Даже если вначале мне казалось, что его вопрос ко мне не
относится, и он опускал его, чуть позже я все равно сам вдруг выходил на это.
Позже, сам, научившись вести и беседу, и зерцала - как это все называлось - я
понял, как он это делал.
Он просто наблюдал за происходящими по ходу моего рассказа изменениями в
моем теле и спрашивал о них. При определенном опыте ты довольно просто
научаешься видеть, какая часть тела, какой орган отзывается на те или иные слова.
Когда же не отзываются физические органы, могут происходить измененные
состояния сознания или движение мысли, которые ты сам не осознаешь. Тогда
достаточно обратить на такое движение внимание кресника*, и его речь потечет
снова.

Но все, что происходило со Степанычем, была почти чистая практика. Теорию
же я познавал уже с Дядькой - он многое объяснил и из того, что делал Степаныч,
и показал кое-что новое. Например, писанку.

Мне всегда очень нравилось расспрашивать Дядьку про стариков, которых он
помнил и про то, как жили мазыки и скоморохи. Это вдохновляло меня, вселяло
силу. Удивительно приятно слышать, что были такие люди, были у нас, у русских,
могли творить чудеса, и в прямом смысле, и в смысле отрешенности и
приверженности духовному поиску. Появлялась надежда и радостная злость, горы
хотелось свернуть. Я буквально плавал в этих его рассказах, тонул. Он смеялся
надо мной и называл иногда наркоманом. Это действительно было пьянящим.

Однажды я прицепился к нему с вопросами о том, как были устроены артели
скоморохов или ходоков и как шла учеба. Он не часто об этом говорил, но
однажды я прицепился к нему с расспросами о том, а как сами старики работали
над собой. Пересказываю, как запомнил и записал несколько лет назад.
- Они работали уже не над собой.
- Ну что, у них не было проблем?
- Нет. Не было. Проблем не было.
- Ну, хорошо. Но могла же неожиданно сложиться ситуация, которую надо было
осмыслить, принять какое-то решение?
- Если у тебя есть мировоззрение, то все ситуации уже решены. Достаточно
увидеть ток жизни.
- Хорошо, ты хочешь сказать, что они совершенно ни над чем не задумывались,
ничего не осмысляли, что были такие просветленные, что видели весь мир
насквозь до самых его глубин?
- Нет. Вот тут нет. Что называется, прозревать мир можно бесконечно,
наверное… Это называли «умножать». После того, как кресение и устроение
сделано, ты можешь пожинать плоды ума - умно жать. Можно сказать, можешь
любоваться тем, как это прекрасно устроено. В общем-то, хоть это и видение, но
это очень долго приходит мыслями… в виде мыслей. Значит, ты еще не видишь
ясно. Когда сознание совсем ясное, между красотой мира и твоей радостью нет
мысли, они переходят друг в друга напрямую. Это, наверное, один из последних
язов*, которые ты ставишь - следить, есть ли мысль между прекрасным и твоей
радостью. И если она есть, ты спускаешь ее на воду.
- Как, как? - встрепенулся я.
- На воду? Это из колдовства. Когда передают дар, когда старик перед смертью
передает дар, а ты не хочешь его принимать, ты можешь принять его на
что-нибудь, а потом пустить на воду.
- Не понял. Что значит «принять на что-нибудь» и зачем? Это же что, охота
помучиться, как следует.
- Тебе что, дар ни разу не передавали? - засмеялся он.
- Конечно, нет! - засмеялся и я.
- Ты должен это исправить, - пошутил он. - Ну, а если серьезно, то дар передают
в руку. Смотря какой, конечно. Но старик берет тебя за руку и отдает его. Это сила,
но нужно быть открытым. Сознание правит силой. Если сознание будет закрыто,
сила не войдет. Ну, а ты не хочешь - не всякая сила нужна, особенно на нашем пути
- многие отказывались от чужой силы. А старику помочь хочется, чтобы не
мучился долго. Вот ты и даешь ему вместо руки что-нибудь. Веник, например. В
общем-то, все равно что, главное, знать, что берешь, но в руку не впускаешь.
Старик успокаивается, а ты идешь к реке и спускаешь в проточную воду, чтобы
унесло. Можно и на ветер отпустить, или дать съесть собаке, если на съедобное
принял. Но лучше всего - на воду. Водица все смоет.
Вот точно так же можно спустить на воду и мысли. Они ведь тоже сила, их вода
тоже смывает. Я видел, был у нас дедка один, Аркаша, он все сидел на берегу у
воды с вилочкой. Мне лет семь было. Со стороны - словно рыбу удит. Я еще совсем
маленький был. Мы ходили рядом купаться c пацанами, и я все время наблюдал за
ним. Мы как-то все знали, что ему не надо мешать, он вроде чем-то важным занят.
Некоторые называли его сумасшедшим. Не наши, лохи*. А я помню, что как-то
затихал, когда приходилось проходить мимо. И уже несколько раз садился в
сторонке и наблюдал.
- И что он делал?
- Писал вилой на воде.
- Вилами на воде?!
- Вилой, вилочкой. Прутик раздвоенный на кончике.
- Так это может отсюда: Вилами на воде писать?
- Может.
- А как он писал?
- Сидит так и водит, водит палочкой медленно. Потом вдруг побыстрей начнет.
Почиркает, почиркает, опять так плавненько-плавненько поведет. Вот и все.
- Все?
- Изредка булькнет вилочкой. Но редко, я всего раз-другой видел - крутанет
вилочкой слегка. Так-то он одним концом водит, а вторая вилочка вверх торчит, а
тут крутанет, второй кончик чиркнет по воде вот и все.
- И долго он так?
- Да днями сидел. Я только один раз видел, как он оторвался.
- Почему?
- Почему, - он улыбнулся. - Я тогда засиделся возле него, так что уплыл вместе с
его палочкой, а очнулся уже в артели у дедков - семь лет было. На подворье, где
маленьких учили. Вот затем и прервался, чтобы меня в учебу определить… Но
вообще-то, это ему на воду нравилось, можно - на что угодно.
- Покажи, - потребовал я.
- Ха, - хмыкнул он, на мгновение задумавшись. - Ну, неси вилочку. Поди, срежь
палочку такую, развилкой, - он показал два растопыренных пальца.
Я поднялся, вспоминая, в каком кармане у меня нож, но он остановил:
- Хотя, стой, пошли!
Мы зашли на кухню, Дядька открыл ящичек горки, выбрал старую, железную вилку
с ржавчиной и усмехнулся, показывая ржавчину:
- Бабка ее шкуркой почистить додумалась.

Он вынул большой темный косарь, которым щипают лучину для растопки и
отогнул крайние зубцы так, чтобы они торчали в стороны пошире. Затем вынул из
устья печи заслонку, повернул к себе обратной стороной и поставил наискосок на
шестке, осторожно придерживая левой рукой сверху, чтобы не испачкаться.
Внутренняя сторона заслонки была покрыта ощутимым слоем сажи. Дядька взял
вилку как ручку, только выпустил подлиннее, приставил нижний из зубьев к саже
и повел линию, одновременно говоря:
- Ну, что мне делать с этим болваном, которого надо учить на доку? Может, не
учить его, выгнать из моего дома, чтобы он не надоедал мне дурацкими
вопросами? Но ведь он не уходит, он дошел до конца и по желанию, значит, ему
это нужно? Да и мне это тоже нужно. Зачем? А я, оказывается, получаю радость от
того, что учу, - и тут он крутанул вилку в пальцах так, что она прочертила полукруг
под линией и тут же объяснил, - вот тут у меня сбой мысли. Я его почувствовал, но
не схватил целиком, не увидел, - и повел дальше. - И почему у меня произошел
сбой, что меня сбило? Может, мне стыдно признаваться в этой радости? Нет.
Может быть, мне неуютно от того, что жизнь уже кончается, а я все еще не достиг
ясности мышления? Конечно. Хотя это меня не пугает, я приму смерть такой,
какой она придет. Я не боюсь ее. Нет, конечно, нет. Я слишком много провел без
тела, чтобы это пугало. Но что же тогда? - и тут вилка вдруг заходила в его руке
взад-вперед, постепенно разгоняясь так, что сажа полетела на шесток. - Но ведь
это значит, я еще не смогу уйти без памяти, чисто. Еще же многое будет для меня
закрыто, а так хочется, так хочется всего, так хочется войти во все, стать Богом.
Нет, какое, зачем, не то! Надо двигаться, надо двигаться, двигаться. А я все еще
верю в этих людей, я все еще хочу идти не один, я до сих пор славлю Россию. Я
вижу, мне нужно избавиться от этого с моим видением. Где же корни, где корни
моей веры? В какой веже? И сколько их еще? Но не в этой! Я все еще не свободен.
Значит, он дан мне, чтобы я отдал этот долг России, значит, он и пришел сюда за
этим, - его рука успокоилась и медленно повела линию по заслонке, - он меня
освободит. Он должен меня освободить. Я, обучая его, освобожусь, - кружок, -
должен освободиться, - его рука опять крутанулась, замерла в замешательстве и
резко зачеркала, соскабливая сажу. - Должен освободиться! Как? Все, все говорят,
что ее не спасти?! Они не знали! И они все мучались! Черт побери! Вот и пусть
докажет, что можно опять или нельзя. Я просто свалю это на него, пусть теперь
мучается следующий, а я пошел! Это не так, но пока я отложу, потому что надо
заниматься им. Прервали, - и он резко отчеркнул свои каракули снизу, и медленно
поднял на меня глаза.
Тут его жена, тетя Нюра, вдруг подошла ко мне, поцеловала и, прикрыв рот
рукой, убежала из комнаты, точно собираясь плакать. Я проводил ее взглядом и
недоуменно посмотрел на него. Он приподнял брови словно сам недоумевал и
протянул мне вилку. Я взял ее и почувствовал, что и это тоже что-то странное.
- Говоришь, тебе не передавали еще? - печально спросил Дядька…