Подготовка текста Д. М. Буланина, перевод М. Ф. Антоновой и Д. М. Буланина, комментарии Д. М. Буланина 15 страница

Что же много глаголю, и глаголя не престаю, умножаю рѣчь, распростираа глаголы и продлъжаа слово, не могый по достоянию написати житиа добраго господина и святого старца, не могый по подобию нарещи или похвалити достойно? Обаче прочаа его добродѣтели инде скажем, и многаа его исправлениа индѣ повѣмь, и похвалу его изложим, аще Богъ вразумит и силу подастъ молитвами святого старца; нынѣ же нѣсть время за оскудѣние разума и за мѣлину ума моего.

Зачем я пространно говорю и говорить не перестаю, умножаю речи, растягивая слова и продолжая рассказ, хотя не могу по достоинству описать жизнь доброго господина и святого старца, не могу, как подобает, назвать его или похвалить достойно? Но о прочих его добродетелях в другом месте скажем, и о многих его деяниях в другом месте сообщим, и похвалу ему изложим, если Бог вразумит меня и силу даст молитвами святого старца; теперь же не время из-за оскудения разума и из-за убожества ума моего.

Сиа же подробну писах не к тѣмь, иже извѣсто свѣдущим и добрѣ знающим благочестно житие его: ти бо не требуют сего възвѣщаниа. Но понудихся възвѣстити сиа и въспомянути новороженным младенцем и младоумным отрочатом, и дѣтскый смыслъ еще имущим, да и ти нѣкогда възрастут, и възмужают, и преуспѣют, и достигнут в мѣру връсты исплънениа мужества, и достигнут в разумь съвръшенъ, и друг друга въспросят о сем, и почетше разумѣют и инѣм възвѣстят, якоже в святом Писании речеся: «Въпроси, — рече, — отца твоего, и възвѣстит тебѣ, старца твоя, и рекут тебѣ. Елико видѣша, и слышаша, и разумѣша, отци наши повѣдаша намъ, да не утаится от чад ихъ в род ихь сказати сыновом своимь, да познает род инъ, сынове родящеися, да въстанут и повѣдят а сыновом своим, не забудут дѣлъ Божиих».[206] Елици бо их быша великому тому и святому старцу самовидци же и слугы, ученици и таибници, паче же послушници, иже своима очима видѣша его, уши их слышаша и, и руцѣ их осязаста и, ядоша же и пиша с ним, иже учениа его насытишася и добродѣтели его насладишася, то тии не требуют сего худаго нашего писмене. Доволни бо суще и иных научити, паче же и мене самого наказати, и извѣстити, и наставити на путь правый; а елици их еже быти нынѣ начинают, якоже преди речеся, иже не видѣша ниже разумѣша, и всѣм сущим, наипаче же новоначалным зѣло прилична и угодна суть, да не забвено будет житие святого тихое, и кроткое, и незлобливое; да не забвено будет житие его чистое, и непорочное, и безмятежное; да не забвено будет житие его добродѣтелное, и чюдное, и преизящное; да не забвены будуть многыя его добродѣтели и великаа исправлениа; да не забвены будуть благыа обычаа и добронравныя образы; да не будут бес памяти сладкаа его словеса и любезныа глаголы; да не останет бес памяти таковое удивление, иже на немъ удиви Богъ милости своя и дарова намь видѣти такова мужа свята и велика старца, иже бысть въ дни наша.

Это я подробно писал не для тех, кому все доподлинно известно и кто хорошо знает жизнь его: они ведь не нуждаются в этом рассказе. Но хотел я вспомнить это и сообщить для новорожденных младенцев и молодых отроков, у которых еще детский ум, чтобы, когда они вырастут, и возмужают, и преуспеют, и достигнут зрелого возраста, и достигнут совершенства разума, и друг друга спросят о Сергии, — чтобы тогда они прочли это, и уразумели, и другим сообщили, как в Святом писании сказано: «Спроси, — сказано, — отца твоего, и он возвестит тебе, старцев твоих, и они скажут тебе. Что видели мы, и слышали, и узнали, отцы наши сообщили нам, чтобы не скрылось это от детей их, которые расскажут сыновьям своим, чтобы знал грядущий род, сыновья, которые родятся, и чтобы они в свое время возвещали сыновьям своим, чтобы они не забыли дел Божьих». Ведь те из них, которые были великому тому и святому старцу слугами и очевидцами дел его, учениками и сподвижниками, особенно же послушники, которые своими глазами видели его, и ушами своими слышали его, и руки их осязали его, которые и трапезу делили с ним, которые учением его насытились и добродетелью его насладились, — те не нуждаются в этом убогом нашем рассказе. Ведь они и сами могут других научить, а особенно меня самого исправить, и вразумить, и наставить на путь правый; но для тех, которые не видели и не знали Сергия, и для всех прочих, особенно же для начинающих монахов, эта повесть очень полезна и нужна. Чтобы не забыта была жизнь святого — тихая, и кроткая, и незлобивая; чтобы не забыта была жизнь его чистая, и непорочная, и безмятежная; чтобы не забыта была жизнь его добродетельная, и чудесная, и прекрасная; чтобы не забыты были многие его добродетели и великие деяния; чтобы не забыты были хорошие обычаи его и добрый пример; чтобы не оказались без воспоминания сладостные его речи и мудрые слова; чтобы не остались без воспоминания такие удивительные милости, которыми его прославил Бог, а нас сподобил увидеть такого мужа святого и великого старца, который жил в дни наши.

О възлюблении! Въсхотѣх умлъчяти многыа его добродѣтели, якоже преди рекох, но обаче внутрь желание нудит мя глаголати, а недостиньство мое запрещает ми млъчяти. Помыслъ болѣзный предваряет, веля ми глаголати, скудость же ума загражают ми уста, веляще ми умолъкнути. И понеже обдръжимь есмь и побѣждаемь обѣма нуждама, но обаче лучше ми есть глаголати, да прииму помалу нѣкую ослабу и почию от многъ помыслъ, смущающих мя, въсхотѣвъ нѣчто от житиа святого повѣдати, сирѣчь от многа мала. И взем, написах и положих здѣ в худѣм нашемь гранесословии на славу и честь святѣй и живоначалнѣй Троици и пречистѣй Богоматери и на похвалу преподобному отцу нашему Сергию худымь своим разумом и растлѣнным умом. Наипаче же усумнѣхся, дръзаю, надѣяся на молитву блаженаго, понеже житие его добродѣтелно есть и съвръшено, и от Бога прославленъ бысть. Аз же убояхся, яко немощенъ есмь, груб же и умовреденъ сый; но обаче подробну глаголя, невъзможно бо есть постигнути до конечнаго исповѣданиа, якоже бы кто моглъ исповѣдати доволно о преподобнѣм сем и отци, великом старци, иже бысть въ дни наша, и времена, и лѣта, въ странѣ и въ языцѣ нашем, поживе на земли аггельскым житиемь, стяжа тръпѣние кротко и въздръжание твръдо, въ девьствѣ, и чистотѣ, и цѣломудрии, съвръши святыню Божию и сподобленъ бысть божественыа благодати: понеже от юности очистися церкви быти Святого Духа и преуготова себе съсуд святъ избранъ, да вселится Богъ в онь, по апостолу, глаголющу: «Братие, вы есте церкви Бога жива, якоже рече Богъ: “Вселюся в ня”».[207]

О возлюбленные! Хотел я молчанию предать многие его добродетели, как я сказал, но, однако, внутреннее желание заставляет меня говорить, а недостатки мои повелевают мне молчать. Мысль моя убогая идет впереди, повелевая мне говорить, скудость же ума заграждает мне уста, повелевая мне умолкнуть. Но хотя одержим я и побеждаем обоими желаниями, все же лучше мне говорить, чтобы получить понемногу некое облегчение и успокоение от многих помыслов, смущающих меня, и решаюсь я кое-что о жизни святого рассказать, то есть из многого малое. Я взял, написал и запечатлел все здесь, в убогой нашей похвале на славу и честь святой и живоначальной Троице и пречистой Богоматери и на похвалу преподобному отцу нашему Сергию, убогим своим разумом и растленным умом. Хотя и сомневаюсь, но дерзаю писать, надеясь на молитву блаженного, потому что жизнь его была добродетельна и совершенна, и он Богом прославлен. Я же убоялся, потому что немощен я, грубым и злым будучи; но, даже подробно повествуя о Сергии, невозможно понять его до конца, даже если бы кто-нибудь смог изложить все исчерпывающе о преподобном этом отце, великом старце, который жил в дни наши, и времена, и годы, в стране нашей и среди народа нашего, прожил на земле ангельскую жизнь, закалился в терпении кротком и воздержании твердом, в девственности, и в чистоте, и целомудрии, достиг святыни Божьей и удостоен был божественной благодати: потому что с юности он очистился, чтобы церковью стать Святого Духа, и сделал себя сосудом святым избранным, чтобы вселился Бог в него, согласно апостолу, говорящему: «Братья, вы церковь Бога живого, как сказал Бог: “Вселюсь в них”».

Сий убо преподобный отець нашь Сергие из дѣтьска възраста, и от уны връсты, и от младых ноготь предасться Богу, и от самых пеленъ Богу освятися, измлада церкви велми пристояше, и чясто в ня входя, поучаяся въ святых книгахь, навыкь божественая писаниа, и сладостно их послушаа, и в них поучаашеся, якоже пророкь Давидъ рече: «Поучится день и нощь и будет яко древо, саждено при исходящих вод, иже плод свой даст въ время свое».[208] Измлада бо възлюби мнишеский чинъ и въ нь облекся, измлада въ всякой добродѣтели прилѣжно постився и всяку добродѣтель иночьскаго житиа исправи, и свѣт благодатный възсиа въ сердци его, и просвѣтися помыслъ его благодатию духовною, еюже приспѣаше в житии добродѣтелном.

Этот преподобный отец наш Сергий с детского возраста, и с юных лет, и с младых ногтей предался Богу, и с самых пелен Богу был посвящен, с молодых лет церковь весьма любил, и, часто в нее ходя, наставляясь по святым книгам, выучил божественные писания, и, радостно их слушая, по ним учился, как пророк Давид сказал: «Будет учиться день и ночь и будет как дерево, посаженное при потоках вод, которое плод свой приносит во время свое». Ибо с молодости он возлюбил монашескую одежду и в нее облекся, с молодости в различных добродетелях прилежно постился и все добродетели иноческой жизни постиг, и свет благодатный воссиял в сердце его, и просветилась мысль его благодатью духовной, благодаря которой он преуспевал в жизни добродетельной.

И въздръжание велие стяжа въ себѣ, смиреномудрие, цѣломудрие и къ всѣм любовь нелицемѣрну. Слава же и слышание пронесеся о нем повсюду, и вси слышащеи издалеча притекааху к нему, и великий успѣх, и многу плъзу, и спасение приимаху от него: даст бо ему Господь разум о всем, могый утѣшити печалныя. Сице же бѣ тщание его, да не прилпнет умь его ни кацѣх же вещех земных и житейскыхь печалехь; и ничтоже не стяжа себѣ притяжаниа на земли, ни имѣниа от тлѣннаго богатьства, ни злата или сребра, ни съкровищь, ни храмов свѣтлых и превысокых, ни домовъ, ни селъ красных, ни риз многоцѣнных. Но сице стяжа себѣ паче всѣх истинное настяжание и безимѣнство, и богатство — нищету духовную, смирение безмѣрное и любовь нелицемѣрную равно къ всѣм человеком. И всѣх вкупѣ равно любляаше и равно чтяше, не избираа, ни судя, ни зря на лица человеком, и ни на кого же възносяся, ки осужаа, ни клевеща, ни гнѣвом, ни яростию, ни жестостию, ни лютостию, ниже злобы дръжа на кого; но бяше слово его въ благодати солию растворено съ сладостию и с любовию.[209]

Воздержание великое он хранил, смирение, целомудрие и ко всем любовь нелицемерную. Слава его и слух о нем разнеслись повсюду, и все, слыша о нем, издалека приходили к нему, и великое благо, и многую пользу, и спасение получали от него: ведь дал ему Господь разум всяческий, который мог утешить опечаленных. Все усердие его было направлено на то, чтобы не обратился ум его ни к каким вещам земным и житейским печалям; и никаких он не стяжал себе стяжаний на земле — ни имения от тленного богатства, ни золота или серебра, ни сокровищ, ни храмов светлых и высоких, ни домов, ни сел прекрасных, ни одежды драгоценной. Но он стяжал вместо всего этого истинное нестяжание и бедность, а вместо богатства — нищету духовную, смирение великое и любовь нелицемерную равно ко всем людям. Он всех вместе равно любил и равно почитал, не выбирая, не судя, не взирая на лицо человека, ни над кем не возносясь, не осуждая, не клевеща, ни с гневом, ни с яростью, ни с жестокостью, ни со свирепостью; и зла он не имел против кого-либо; но слово его в благодати солью было растворено с приятностью и с любовью.

Кто бо, слыша добрый его сладкий отвѣтъ, не насладися когда от сладости словес его? Или кто, зряй на лице его, не веселяшеся? Или кто, видя свято его житие, и не покаася? Или кто, видя кротость его и незлобие, и не умилися? Или кто сребролюбець бысть, видя его нищету духовную, и не подивися? Или кто похыщникь и гръдостию превъзносяйся, видя его высокое смирение, и не почюдися? Или кто бысть блудникь, видя чистоту его, и не прѣменися от блуда? Или кто гнѣвливъ и напрасен, бесѣдуя с ним, на кротость не преложися? Нѣсмь бо азъ видѣлъ въ дни сиа, и въ нынѣшняа времена, и в наша лѣта сицева мужа свята, и съвръшена въ всяко дѣло благо, и украшена всякою добродѣтелию всячьскы. Якоже от прочихь святых иже кто възлюбленъ есть от Бога, яко сей преподобьный Сергие?

Кто, услышав добрый его сладостный ответ, не насладился когда-либо сладостью слов его? Или кто, взирая на лицо его, не веселился? Или кто, видя святую его жизнь, не покаялся? Или кто, видя кротость его и незлобивость, не умилился? Или какой хищник, в гордости возносящийся, видя его высокое смирение, не поразился? Или какой блудник, видя чистоту его, не прекратил жизнь блудную? Или какой гневливый и несдержанный человек, беседуя с ним, в кроткого не превратился? Ибо я не видел в дни наши, и в нынешние времена, и в наши годы такого мужа святого, и совершенного во всяком деле благом, и украшенного всякими добродетелями всесторонне. Ибо кого из прочих святых столь возлюбил Бог, как этого преподобного Сергия?

Съй ми есть и пръвый и послѣдний въ нынѣшняа времена; сего Богъ проявилъ есть в послѣдняа времена на скончание вѣка и послѣднему роду нашему, сего Богъ прославилъ есть в Руской земли и на скончание седмыа тысяща;[210] сьй убо преподобный отець нашь провосиалъ есть въ странѣ Русстѣй, и яко свѣтило пресвѣтлое възсиа посреди тмы и мрака, и яко цвѣт прекрасный посреди тръниа и влъчець, и яко звѣзда незаходимаа, и яко луча, тайно сиающи блистающе, и яко кринъ въ юдолии мирьскых, и яко кадило благоуханно, яко яблоко добровонное, яко шипок благоуханный, яко злато посреди бръниа, яко сребро раждежено, и искушено, и очещенно седморицею, яко камень честный, и яко бисеръ многоцѣнный, и яко измарагдъ и самфиръ пресвѣтлый, и яко финиксъ процвѣте, и яко кипарис при водахь, яко кедръ иже в Ливанѣ, яко маслина плодовита, яко араматы благоуханиа, и яко миро излианное, и яко сад благоцвѣтущь, и ако виноград плодоносенъ, и яко гроздъ многоплоденъ, и яко оград заключенъ, и ако врътоград затворенъ, и яко сладкый запечатлѣнный источникъ, яко съсуд избранъ, яко алавастръ мира[211] многоцѣннаго, и ако град нерушим, и яко стѣна неподвижима, и яко забрала твръда, и ако сынъ крѣпокъ и вѣренъ, и ако основание церковное, яко столпъ непоколѣбимь, яко вѣнець пресвѣтлый, яко корабль, исплъненъ богатства духовнаго, яко земный аггелъ, яко небесный человекь.

Он для меня первый и последний в нынешние времена; его Бог даровал в последние времена перед концом света нам, последним людям, его Бог прославил в Русской земле в конце седьмого тысячелетия; этот преподобный отец наш воссиял в стране Русской, и как светило светлое воссиял посреди тьмы и мрака, и как цветок прекрасный среди терниев и колючек, и как звезда незаходящая, как луч, тайно сияющий и блистающий, и как лилия в ущелье земном, и как кадило благоуханное, как яблоко благовонное, как шиповник благоуханный, как золото посреди пыли, как серебро раскаленное, и испытанное, и очищенное семь раз, как камень прекрасный, и как жемчуг драгоценный, и сапфир светлый, и как финиковая пальма он расцвел, и как кипарис у воды, как кедр в Ливане, как маслина плодовитая, как ароматы благоуханные, как миро излитое, и как сад пышный, как виноградник плодоносный, и как гроздь богатая, и как огород запертый, и как вертоград затворенный, и как сладостный скрытый источник, как сосуд избранный, как алавастр с миром ценным, и как город несокрушимый, и как стена неподвижная, и как крепость твердая, и как сын крепкий и верный, и как основание церкви, как столб неколебимый, как венец славный, как корабль, наполненный богатством духовным, как земной ангел, как небесный человек.

Успе же старець о Господѣ въ старости глубоцѣ, добрѣ поживъ, въ преподобии, въ правдѣ и цѣломудрии, въ смиреномудрии, въ всякой чистотѣ и святыни, исплънь дний духовных, преставися от житиа сего лѣт седмидесяти и осми. Чрънечествова же лѣт 55 съ всяким прилежаниемь и въздръжанием, не лѣностию тогда съдръжимь, но с бодростию и съ мнозѣмь трезвѣниемь, и всѣх инокь предуспѣ в родѣ нашемь труды своими и тръпѣниемь, и многых превзыде добродѣтелми и исправлении своими. Что же наше житие или что наше пребывание противу святого подвигом и прочимь добродѣтелем? Ничтоже есть наше чернечьство, и наша молитва яко стѣнь есть. И колико растоание имать востокъ от запада, сице нам неудобь есть постигнути житиа блаженнаго и праведнаго мужа. Сице ти есть житие его и сицевы труды его, и исправлениа, а подвизи, и потове, и мнози болѣзни, еже от многа мало нѣчто понудихомся, аще и не по чину положихом, ни по достоянию написахомь.

Скончался старец ради Господа в старости глубокой, славно прожив, в добродетели, в правде и целомудрии, в смирении, во всякой чистоте и святости, кончив дни духовные, ушел из жизни этой в семьдесят восемь лет со всяким прилежанием и воздержанием, леностью никогда не одолеваем, но с бодростью и в великой трезвости, и всех иноков превзошел во времена наши трудами своими и терпением, и многих превзошел добродетелями и деяниями своими. Что наша жизнь или что наше существование по сравнению с подвигами и другими добродетелями святого? Ничто по сравнению с ним наше иночество, и наша молитва только отблеск его молитвы. И насколько отстоит восток от запада, настолько нам трудно постигнуть жизнь блаженного и праведного мужа. Такова жизнь его и таковы труды его, и деяния, и подвиги, и тяготы, и многие болезни, мы же из множества о малом только постарались рассказать, хотя и не по заслугам сообщили о нем, не по достоинству написали.

Егда же приспѣ врѣмя преставлениа его, заповѣда учеником своим и не повелѣ имъ въ церкви положити ся, но внѣ церкви тако просто повелѣ погрести ся с прочими братиами. Братиа же, слышавше сиа от святого, зѣло скръбни быша и о семь въпросиша пресвятѣйшаго архиепископа. Тогда же бѣ въ преславнѣмь и пресловущем въ велицѣм градѣ Москвѣ, украшаай престолъ пресвятыа и преславныя владычица наша Богородица,[212] преосвященный Кипреянъ митрополит.[213] Поразсмотривъ и разсуди въ себѣ, како и гдѣ погребется блаженный, и благослови и повелѣ им положити его въ церкви на правѣй странѣ; еже и бысть. Положено же бысть тѣло преподобнаго въ церкви, юже сам създа, и възъдвиже, и устрои, и съвръши, и украси ю всякою подобною красотою, и нарече сиа быти въ имя святыа, и живоначалныа, и нераздѣлимыя, и единосущныа Троица; въ честнѣмь его монастыри, и пресловущей лаврѣ, и велицѣ оградѣ, и въ славнѣй обители, яже самъ съгради, и съвокупи, и устрои; идѣже братию събра, словесное стадо Христово и спасену паству упасе ю в незлобии сердца своего, и в разумѣ настави; идѣже и самъ одѣянъ бысть въ иночьскый образ, паче же аггельскый, и много тмами тем труды положи, и неизчетныя подвигы показа; идѣже непрестанныя молитвы сътвори; идѣже повседневныя и нощныя пѣниа и благодарениа славословяше и Бога въспѣвааше; идѣже многолѣтное и многострадалное течение свое препроводи и укрѣпи, не исходя от мѣста своего въ иныя предѣлы, развѣ нужда нѣкыя.

Когда пришло время кончины его, он наставление дал ученикам своим и не разрешил им в церкви положить себя, но вне церкви скромно повелел похоронить себя с прочими братьями. Братия же, услышав это от святого, весьма печальна была и об этом спросила пресвятейшего архиепископа. Тогда в славном и знаменитом в великом городе Москве, украшая престол пресвятой и славной владычицы нашей Богородицы, был митрополитом преосвященный Киприан. Подумав и рассудив про себя, как и где должен быть погребен блаженный, он благословил братьев и повелел им положить его в церкви с правой стороны; так и сделали. Положено было тело преподобного в церкви, которую он сам создал, и воздвиг, и устроил, и основал, и украсил ее всякими подобающими украшениями, и назвал в честь святой, и живоначальной, и неразделимой, и единосущной Троицы; в честном его монастыре, и в знаменитой лавре, в великой ограде, и в славной обители, которую он сам воздвиг, и создал, и устроил; где он братию собрал, словесное стадо Христа, и как спасенное стадо пас ее в доброте сердца своего, и разуму наставлял; где и сам он принял иноческий образ, даже ангельский, и многие неисчислимые тысячи трудов совершил, и бесчисленные подвиги творил; где он непрестанные молитвы возносил; где он в повседневном и ночном пении в благодарности славословил и воспевал Бога; где он многолетний и многострадальный путь жизни своей закончил и завершил, не уходя с места своего в другие земли, за исключением особой на то нужды.

Не взыска Царьствующаго града, ни Святыа горы[214] или Иерусалима, якоже аз, окаанный и лишеный разума. Увы, лютѣ мнѣ! Полъзаа сѣмо и овамо, и преплаваа суду и овуду, и от мѣста на мѣсто преходя; но не хождааше тако преподобный, но в млъчании и добрѣ сѣдяше и себѣ внимаше: ни по многым мѣстомь, ни по далним странам хождааше, но во едином мѣсте живяше и Бога въспѣвааше. Не искаше бо суетных и стропотных вещий, иже не требѣ ему бысть, но паче всего взыска единаго истиннаго Бога, иже чим есть душа спасти, еже и бысть: «Ищете бо, — рече, — и обрящете, и тлъкущему отвръзается».[215] Кто бо нынѣ тако взыска Бога всѣмь сердцемь и от всеа душа възлюби, якоже съй преподобный отець нашь? Якоже пророкь рече: «Всѣмь сердцемь моим взыска тебе»;[216] и пакы: «Взысках Господа, и услыша мя».[217]

Не стремился он к Царьграду, Святой горе или Иерусалиму, как я, окаянный и лишенный разума. Увы, тяжко мне! Я ползаю здесь и там, и плаваю туда и сюда, и с места на место перехожу; не скитался так преподобный, но в молчании похвальном оставался и к себе прислушивался: ни во многие места, ни в далекие края он не ходил, но на одном месте жил и Бога воспевал. Ибо он не искал суетных и трудных вещей, в которых нужды нет, но более всего стремился к единому истинному Богу, чтобы душу спасти, что и удалось ему: «Ищите, — сказано, — и найдете, и стучащему отворяется». Кто ныне так стремился к Богу всем сердцем и от всей души его любил, как этот преподобный отец наш? Как пророк сказал: «Всем сердцем моим искал тебя»; а также: «Я искал Господа, и он услышал меня».

Въ время же преставлениа его събрася множество народа от град и от странъ многых, коиждо желаше съ многым тщанием приближитися и прикоснутися честнѣмь телеси его или что взяти от риз его на благословение себѣ. Поболѣвъ убо старець нѣколико время, и тако преставися къ Господу, къ вѣчным обителем, изсушивъ тѣло свое постом и молитвами, истончивъ плоть и умертвивъ уды сущаа на земли, страсти телесныя покоривъ духови, победивъ вреды душевныа, поправъ сласти житийскиа, отвръгъ земнаа попечениа, одолѣвъ страстным стремлениемь, презрѣвъ мирьскую красоту, злато, и сребро, и прочаа имѣниа прелестнаа свѣта сего яко худаа въмѣнивъ и презрѣ. И легьцѣ преплувъ многомутное житейское море, и без вреда препроводи душевный корабль, исполнь богатства духовнаго, беспакостно доиде въ тихое пристанище, и достиже, и крилома духовныма въскрилися на высоту разумную, и вѣнцем бестрастиа украсися, преставися къ Господу и прииде от смерти в живот, от труда въ покой, от печали в радость, от подвига въ утѣшение, от скръби въ веселие, от суетнаго житиа въ вѣчную жизнь, от маловременнаго вѣка в вѣкы бесконечныа, от тля в нетлѣние, от силы в силу, и от славы въ славу. И вси пришедшеи ту и обрѣтшеися плакахуся его ради.

Во время кончины Сергия собралось множество народа из городов и из мест многих, каждый желал весьма настойчиво приблизиться и прикоснуться к честному телу его или взять что-нибудь из одежды его в качестве благословения себе. Болел старец некоторое время и так ушел к Господу, к вечным обителям, иссушив тело свое постом и молитвами, изнурив плоть и умертвив части тела земного, страсти телесные покорив духу, победив зло душевное, поправ сладости жизни, отвергнув земные заботы, одолев страстные устремления, презрев мирскую красоту, золото, и серебро, и прочее имущество соблазнительное света этого как дурные вещи отверг и презрел. И легко переплыв мутное море жизни, он невредимым провел душевный корабль, наполненный богатством духовным, без ущерба дошел до тихой пристани, и достиг ее, и крыльями духовными вознесся на высоту разумную, и венцом бесстрастия украсился, отошел к Господу и перешел из смерти в жизнь, из труда в покой, из печали в радость, из подвига в утешение, из скорби в веселье, из суетной жизни в вечную жизнь, из быстротекущего мира в мир бесконечный, из тления в нетление, из силы в силу, из славы в славу. И все пришедшие в монастырь и находившиеся там плакали о нем.

Князи, и боляре, и прочии велможи, и честнии игумени, попы же, и диакони, и инокъ множество, и прочии народи съ свѣщами и с кандилы проводиша честно священныа его и страстотръпческиа мощи, пѣвше над ним обычныя пѣниа, и благодаривше надгробныа пѣсни, и доволно молитвовавше, опрятавше и благочиннѣ положиша и въ гробѣ, якоже преже речеся. И на многъ часъ плакавше над ним доволно, едва разыдошася кождо въсвояси, многа плача печали наплънишася. Наипаче непрестанных сльз еже ему бѣша приснии ученици и любимии послушници, в паствѣ его живущеи, зѣло вси скръбни быша, хождааху, сѣтующе, въздыхающе и рыдающе, стеняще смѣрени, сльзни, дряхли, печални, умилени, поникли, не имуще утѣшениа, и другь друга срѣтающе и въпрашающе, и съ многыми сльзами умилено глаголааху: «Прости, отче, и благослови, възлюбленый о Христѣ брат! Се добрый и блаженный нашь старець от нас къ Господу отиде, и нас сирых оставивъ. Изыде тамо, идѣже есть мъзда велиа и въздаание дѣлом его. Изыде с миром къ Господу егоже измлада възлюби. Успе сном вѣчнымь и длъжным и почи о Господи в покой вѣчный, токмо нас сирых оставль. Тѣм нынѣ и мы по нем жадаемь и плачемся, яко остахом его и обнищахом зѣло, яко осирѣхом и умалихомся, яко смирихомся и уничижихомся, яко оскръбихомся и убожихомся, и изумлени быхом, яко стадо бес пастыря и корабль бес кръмника, яко виноград многоплодный без стража и болящий без врача; быхом смущени и отвръжени». Сиа таковаа и подобна сим, по нем скръбяще и плачюще, глаголаху.

Князья, и бояре, и другие вельможи, и честные игумены, попы, и дьяконы, и иноков множество, и прочие люди со свечами и кадилами проводили честно его священные и мученические мощи, пели над ним положенное пение, и благодарность воздали в надгробных песнях и, достаточно помолившись, обрядили и благочинно положили его в гроб, как выше было сказано. И многие часы плакали над ним беспрестанно и едва разошлись все восвояси, многими слезами и печалью полные. Особенно непрестанные слезы изливали его старые ученики и любимые послушники, которые в стаде его жили, весьма все были скорбны и ходили, сетуя, вздыхали и рыдали, стонали смиренные, со слезами, дряхлые, печальные, умиленные, поникшие, не имея утешения; и, друг друга встречая и вопрошая, они со многими слезами умиленно говорили: «Прости, отче, и благослови нас, возлюбленный во Христе брат! Вот добрый и блаженный наш старец от нас к Господу отошел, нас осиротевшими оставив. Ушел туда, где получит мзду великую и воздаяние за дела его; ушел с миром к Господу, которого с молодости возлюбил. Успокоился в сне вечном и заслуженном и почил о Господе в покое вечном, только нас осиротевшими оставил. Поэтому сейчас мы о нем жалеем и плачем, так как остались без него и обнищали очень, так как осиротели и уменьшились, так как смирились и в презрении остались, так как мы опечалены и обеднели, и в растерянности находимся, как стадо без пастыря и корабль без кормчего, как виноградник плодовитый без сторожа и больной без врача; мы смущены и отвержены». Такие слова и подобные этим, скорбя и плача о нем, они говорили.

Мнози же убо елици к нему вѣру и любовь имуще не токмо в животѣ, но и по смерти къ гробу его присно приходяще, и съ страхомь притекающе, и вѣрою приступающе, и любовию припадающе, и съ умилениемь приничюще, и руками обьемълюще святолѣпно и благоговѣйно, осязающе очима, и главами своими прикасающеся, и любезно цѣлующе раку мощей его, и устнами чистами лобызающе, и вѣрою теплою и горящемь желаниемь и многою любовию бесѣдующе к нему, акы живу, поистинѣ и по успении живому, и съ сльзами глаголюще къ нему:

Многие из тех, которые к нему веру и любовь имели не только при жизни, но и после смерти, к гробу его всегда приходили, и со страхом прибегали, и с верой приступали, и с любовью припадали, и с умилением приближались, и руками обнимали благочестиво и с благоговением, и взирали очами, и головой своей прикасались, и с любовью целовали раку с мощами его, и устами чистыми лобзали, и верой исполненные и страстным желанием с великой любовью беседовали с ним, как с живым, — воистину после смерти живым, — и со слезами говорили ему: