Совмещение элементов аналитического, синтетического и агглютинативного строя в русской глагольной системе

Глагол является наиболее сложной, грамматически организованной, отвлеченной и в то же время наиболее насыщенной, т. е. непосредственно отражающей действительность, категорией современного русского языка. В глаголе лексическая многозначность совмещается с богатством и разнообразием грамматических форм. Глагол, как и имя существительное, является синтаксическим стержнем фразообразования. Глагольные типы словосочетаний и синтагм противостоят именным и оказывают на них громадное организующее влияние.

Предикативные обороты разного рода возникают и умножаются под воздействием глагола.

Такие падежные формы имен существительных, как винительный падеж прямого объекта, находятся в исключительном пользовании глагола и в полном подчинении ему. Предложно-именные конструкции в своем подавляющем большинстве группируются вокруг глагола. К глаголу как к организующему центру притягиваются частицы речи, во всяком случае, модальные частицы и предлоги. Даже на том грамматическом факте, что наречие постепенно входит в круг определений существительного, сказывается влияние глагольных конструкций. Процесс расширения функций наречия протекает, так сказать, под протекторатом глагола. Образование и развитие категории состояния в сильной степени зависит от глагола.

В области глагола протекают напряженные процессы конструктивного объединения элементов речи. Система глагола более синкретична и более синтаксична, чем система всех других знаменательных частей речи. Инфинитив — не центр глагольной системы, а ее окраина. Глагол органически связан с категориями модальности, времени и вида, с категориями субъекта (лица, деятеля) и объекта. Недаром даже род и число входят в систему глагола. В категории глагола особенно много формообразующих суффиксов, потому что круг форм глагольного слова очень широк. Структура глагола, сохраняя элементы синтетического строя, осложнена приемами агглютинативного построения и сложными формами аналитических конструкций, не всегда в полной мере грамматикализованных. Процесс превращения слов в морфемы и в частицы речи напряженнее и успешнее всего протекает при участии глагола. Почти половина формальных слов-частиц обслуживает главным образом синтаксическую систему глагола, его конструктивные потребности.

¹ О связи категории вида с категорией залога писалось не раз. Например, А. С. Будилович замечал: "Видовая начинательность совпадает со средним залогом, т. е. с действиями безобъектными и инерционными, а потому как бы безрезультатными" (432). В. Вундт сближал Aktionsarten с залогами, рассматривая их как "залоговую форму с каким-либо побочным временным представлением" (Genusform mit irgend einer zeitlichen Nebenvorstellung) (433).

² Во всех многочисленных попытках наших грамматик дать определение залогов сказалось влияние греко-латинских грамматик. Древние грамматики руководствовались при различении залогов главным образом лексическим значением глаголов. Недаром в латинских грамматиках наряду с названием залогов genera было другое — significationes. Само же греческое название залога diathesis значило собственно "расположение", "состояние" (т. е. положение субъекта, его отношение к действию. — В. В.). В греческой грамматике различались три залога: energetikē, pathetikē, udetera (rnesē), т. е. действительный, страдательный, средний; последний залог назывался и общим, когда совмещались значения действительного и страдательного... Стоики различали еще глаголы возвратные antipeponthota, относя их к страдательным. У римских грамматиков введены были еще deponentia, т. е. глаголы с формой страдательного залога, но со значением действительного (как бы отложившие действительную форму) (434).

³ В грамматике Мелетия Смотрицкого (цит. по московск. изд. 1648 г.) выделились, кроме действенного (т. е. действительного), страдательного и среднего, еще два залога — отложительный (с окончанием -ся, но "со значением действительного залога", например: боюся, или среднего, например: труждаюся) и общий (с окончанием -ся, но со значениями действительного и страдательного) (с. 182). В "Русской грамматике" Г. В. Лудольфа впервые появляется термин взаимный залог.

⁴ В вопросе о значениях залогов Востоков испытал влияние статьи И. Ф. Калайдовича "О залогах глаголов русских" (439).

⁵ Ср. также протест К. С. Аксакова против буслаевского произвола в распределении глаголов по залогам: "...мы признаем только то в языке, что в языке же самом нашло выражение. Мы признаем глагол возвратный, ибо видим в нем глагол сложный или лучше сросшийся с частицею -ся (взаимный есть тот же возвратный); в глаголах спорить, воевать (отнесенных Буслаевым к взаимному залогу. — В. В.) мы частицы -ся не видим и за взаимные глаголы их не признаем: до их чисто внутреннего, личного значения в грамматике мы нужды не имеем" (447).

⁶ Беспринципность самой позиции Даля в этом вопросе прекрасно охарактеризована А. А. Потебней (454).

⁷ Ср. определение залога в работе A. Margulies: "Залог глагола обозначает отношение глагольного действия к производящему его субъекту и одновременно с этим отношение обоих этих факторов к объекту, на который субъект направляет глагольное действие" (459).

⁸ Ср. замечание В. К. Поржезинского: "...присутствие формы залога в глаголе необходимо требует существования соотносительных форм, различающихся по формам залога: там, где глагол имеет только одну форму, однородную с одною из форм залога, само собою разумеется, нет никакой формы залога" (460).

⁹ Ср. у В. К. Поржезинского: "термин "возвратный залог" имеет чисто условное значение, обозначая, в сущности, такую форму залога, которая вносит значение или непереходности признака, обозначаемого глагольною основою, или непрямого отношения к нему субъекта" (461).

¹⁰ Ср. у А. А. Потебни: "Залог есть необходимое в известном языке отношение глагола в широком смысле (т. е. со включением причастных форм), прилагательного и существительного к объекту" (467).

¹¹ Любопытно сопоставить с этими мыслями Потебни замечание J. Wackernagel, что в возникновении страдательного залога решающую роль сыграло "желание говорить о самом событии, не выставляя на передний план действующее лицо" (470). Эта мысль Ваккернагеля восходит к Штейнталю. "Страдательный залог, — говорит Штейнталь, — является вообще там, где действие должно быть представлено как происшедшее (ausgeführt), без обращения внимания на производителя действия, который является предметом неважным или неизвестным или понятен сам собою; или действие представляется отрешенным (abgelöst) от производителя действия, для того чтобы тем сильнее выступал факт сам но себе. Безличное употребление страдательного относится также сюда: es wurde getanzt (букв.: было танцовано), все равно с кем бы то ни было; сущность заключается в совершении действия" (471).

¹² Все дальнейшее изложение потебнианской классификации возвратных глаголов на -ся представляет собою лишь попытку реконструкции учения Потебни, причем все явно гвоздиковское, не находящее опоры в известных трудах самого Потебни, исключено.

¹³ Некоторые безличные глаголы, по-видимому, являются и в личной форме; но на самом деле это два разных глагола, например: il pleut — идет дождь, но Jupiter pleut значит: Юпитер спускает дождь; таким образом шумит как безличный глагол значит: происходит шум, а как личный: производит шум.

¹⁴ Отчасти в этих пунктах сказалось влияние на Шахматова со стороны Овсянико-Куликовского и "Синтаксических исследований" А. Попова.

¹⁵ Работа A. Margulies "Die verba reflexiva in den slavischen Sprachen" (Heidelberg, 1924) почти не пополняет учения о залоге новыми указаниями.

¹⁶ Отнесение подобных примеров у И. П. Мучника к страдательному залогу с точки зрения современных синтаксических отношений не мотивировано (510).

¹⁷ Ср. у М. А. Кузмина в рассказе "Ванина родинка" ("Аполлон", литературный альманах, 1912): "Мальчишки" искоренялись всячески и даже лица их не замечались, кавалеры привечались и сообразно преданности ласкались, подруги хвалились и прославлялись... В доме Комаровых и прославлялось, и воспевалось, и утверждалось лишь вечно-женское как перл единственный создания".

¹⁸ А. А. Потебня связывал с этим классом глаголов такой круг значений:

"а) явления света, звука, запаха, как шуметь, кричать, смердеть. Сюда же глаголы, означающие: не издавать звука — молчать...;

б) деятельность восприятия этих явлений: видеть, глядеть, зреть, смотреть;

в) другие психологические (и физиологические. — В. В.) состояния: хотеть, бдеть, болеть, свербеть, велеть, терпеть, скорбеть, бояться;

г) механические явления движения и пребывания на месте: лететь, бежать, мчать, дрожать, держать, вертеть, висеть, сидеть, стоять, лежать, торчать..." (520)

¹⁹ Ср. неудачную попытку А. Б. Шапиро слить категорию залога с категориями переходности-непереходности глагола (531).

Частицы речи

I. ЧАСТИЦЫ

§ 1. О понятии "частица"

Термин частица (лат. particula), как и большая часть грамматической терминологии, был унаследован русской грамматикой от античной, которая, в свою очередь, восприняла его из восточных грамматик (ср. арабск. harf — частица). Этот термин употребляется в двух значениях — общем и частном. Частицы в широком смысле этого слова — то же, что "частицы речи". "Частицы речи", к которым относятся, между прочим, союзы и предлоги, противополагаются "частям речи" (1). Это общее понятие "частиц" обнимает все классы так называемых "служебных", "формальных" или "частичных" слов. Частицами называются классы таких слов, которые обычно не имеют вполне самостоятельного реального или материального значения, а вносят главным образом дополнительные оттенки в значения других слов, групп слов, предложений или же служат для выражения разного рода грамматических (а следовательно, и логических, и экспрессивных) отношений. Лексические значения этих слов совпадают с их грамматическими, логическими или экспрессивно-стилистическими функциями. Поэтому семантический объем этих частиц очень широк, их лексико-грамматические значения очень подвижны, они находятся во власти синтаксического употребления. "Это как бы оторвавшиеся от основ аффиксы, свободно передвигающиеся по поверхности языка (хотя исторически как раз наоборот: сами аффиксы происходят из таких слов, прильнувших к полным словам)" (2).

Грамматическая разработка вопроса о частицах речи в новое время составляет неотъемлемую заслугу фортунатовской школы (если включить в нее и А. М. Пешковского). Но особенно много нового внес в понимание частиц А. А. Шахматов. Термину частицы в широком смысле (или "частичные слова") соответствует понятие "связочные слова" ("слова-синтаксемы", если воспользоваться термином акад. И. И. Мещанинова) (3).

Связочные слова очень многочисленны и продуктивны. Статистические подсчеты стенографов показывают, что самое большое место среди наиболее употребительных слов занимают предлоги, союзы, частицы и местоимения. Так, французский стенограф Эсту (4) подсчитал, что во французском тексте из 20000 слов 12 слов (члены и предлоги) повторяются 8000 раз (т. е. составляют 40 % всего текста); в тексте из 30000 слов во второй тысяче новых слов оказалось 23 %, в десятой — 9 %, в тринадцатой — 4 %. Кединг, занимавшийся статистикой частоты употребления разных слов и категорий слов в немецком языке, нашел, что в обследованном им материале из 11000 000 слов член der, die, das, союз und и предлоги zu и in повторяются 1292149 раз и составляют, таким образом, 12% общего состава немецкой речи (5).

По отношению к русскому языку предварительные статистические подсчеты показывают, что в тексте (разнообразно подобранных отрывков книжного и разговорного языка) из 54000 слов (54338 слов) чаще всего встречаются предлоги: в (1881 раз), на (770 раз), с (578 раз), к (267 раз), за (259 раз), для (236 раз), из (202 раза), от (174 раза), до (108 раз), при (80 раз). Н. А. Морозов в статье "Лингвистические спектры" также пришел к выводу, что в русском языке из предлогов чаще всего употребляются в, на, с (6). Из союзов выделяются по частоте употребления и (1963 раза в тексте из 54 000 слов) и а (740 раз). Союзы и предлоги, особенно в составе книжной речи, играют громадную организующую роль.

Таким образом, среди связочных слов, среди частиц речи наиболее отчетливо выделяются две резко очерченные категории — предлоги и союзы; а кроме того, остается еще несколько небольших групп слов, которые объединены общими свойствами гибридно-полуграмматического, полулексического типа и промежуточным положением между наречиями и модальными словами, с одной стороны, и союзами — с другой стороны. Вот за этими-то группами "частичных" слов и сохраняется обычно звание "частиц" в собственном смысле. Нет особенной нужды заменять этот традиционный термин каким-нибудь неологизмом (7), хотя внутренняя непоследовательность деления "частиц речи", или служебных слов, на предлоги, союзы и частицы очевидна. По определению акад. А. А. Шахматова, к частицам относятся "слова, усиливающие или оттеняющие в том или ином отношении грамматические формы или предикат" (8). Преобладающее большинство частиц в русском языке обнаруживает в своем значении модальные оттенки и тяготеет к категории модальных слов¹ .

В. Н. Сидоровым в "Очерке грамматики русского литературного языка" сделана попытка противопоставить частицы служебным словам (предлогам, союзам, связке). "В зависимости от того, какого рода формальные значения — синтаксические или несинтаксические — выражаются несамостоятельными словами, они делятся на два разряда — служебные слова и частицы" (9). "В отличие от служебных слов частицы выражают несинтаксические формальные значения, присоединяя к реальному значению самостоятельных слов различного рода дополнительные смысловые оттенки (он-то придет; только он и придет; он же придет и пр.). Следовательно, по своей грамматической роли и значению частицы сближаются со словообразовательными аффиксами-приставками и суффиксами, которыми также присоединяются дополнительные значения к реальному значению самостоятельных слов" (10). Но здесь разграничение синтаксических и несинтаксических значений лишено принципиальной глубины и определенности: оно внутренне противоречиво. Эта внутренняя противоречивость и нерасчлененность понятия — "синтаксическое значение" в грамматике В. Н. Сидорова — сразу же сказывается на определении частиц и их классификации. Частицами называются "несамостоятельные слова, выражающие обычно различные оттенки в отношении говорящего к высказываемому в предложении" (11). Далее отмечается употребление вопросительных (разве, неужели, ли), восклицательных (как, что за), усилительных (то, даже, вот, ведь, же), выделительных (только, лишь, лишь только) и отрицательных частиц. Таким образом, тут все способы выражения модальных отношении в строе предложения выводятся за пределы синтаксиса. Поверхностный формализм и непродуманность этой точки зрения очень ярко выступают даже в тех иллюстративных примерах, которыми поясняются функции частиц: "не друг, а враг"; "ведь вы это знаете"; "разве вы это знаете?"; "не далеко, но и не близко"; "что за странный случай!" и т. п. Синтаксический характер функций всех этих частиц не подлежит сомнению. Между ними и словообразовательными аффиксами нет ни сходства, ни аналогии ни параллелизма. Частицы (как ни расплывчат этот термин) приходится рассматривать как особый тип слов, но в том же грамматико-семантическом кругу, к которому относятся предлоги, союзы и связки.

В современном русском языке особенно отчетливо и резко различаются следующие восемь основных разрядов частиц: 1) усилительно-ограничительные, или выделительные; 2) присоединительные; 3) определительные; 4) указательные; 5) неопределенные; 6) количественные; 7) отрицательные и 8) модально-приглагольные. Сюда же близко подходят вопросительные и восклицательные слова, но эти разряды теснее связаны с категорией модальных слов. Класс частиц глубоко внедряется в категорию модальных слов, и тут складываются и развиваются новые, гибридные типы частиц. История русского словаря представляет яркие примеры превращения модальных слов в частицы. Однако связать все частицы, за вычетом предлогов и союзов, с категорией модальности невозможно. Дело в том, что некоторые из этих частиц близки к союзам, функции других иногда выходят за пределы модальных отношений. Поэтому ошибочным и случайным должно быть признано мнение, будто частицы не несут никаких синтаксических функций и грамматически противостоят союзам и предлогам² .