Категория вида и ее история в изображении Потебни

А. А. Потебня не создал законченного учения о видах русского глагола. Его взгляды на этот вопрос менялись. Кроме того, черновые записки Потебни, относящиеся к учению о видах, перемешаны. Редакторам IV тома "Из записок по русской грамматике" не удалось восстановить последовательную эволюцию взглядов Потебни на категорию вида. Несомненно лишь одно, что различие в степенях длительности действия, выдвинутое Г. Павским, играло большую роль и в учении Потебни о видах русского глагола. По-видимому, сначала — под влиянием Г. Павского — Потебня именно в различиях степеней длительности действия видел сущность видовых значений. "Вид есть степень продолжительности времени, заполняемого действием или состоянием" (140). "Совершенность или несовершенность глаголов тесно связана с видами, но тем не менее ее следует отличать от вида". Таким образом, хотя в понятии вида признак длительности обычно сочетается с представлениями о совершенности и несовершенности (141), но он может быть и независим от них. "Длительность действия не должна быть противопоставляема понятию совершенности". "Совершение как оконченность противоположно неоконченности. Та и другая не подходят под понятие вида" (142). "Язык находит связь между меньшею длительностью и совершенностью, большею длительностью и несовершенностью, из чего не следует, чтобы вообще эти две категории (вид совершенный или несовершенный) могли быть соединены в одну" (143). Глаголы совершенного вида могут выражать разные степени длительности (ср.: вытолкать, вытолкнуть, повыталкивать). С другой стороны, "действие длительное и многократное может представляться оконченным, не переставая вместе с тем представляться длительным и многократным" (ср.: понатаскать, понавывертывать). Впоследствии Потебня, придавая большое значение различию по степени длительности, стал связывать понятие вида с категориями совершенности и несовершенности.

Под видом, — писал А. А. Потебня, — до сих пор разумеют две совершенно различные категории: совершенность и несовершенность — с одной, и степени длительности — с другой. Таким образом, "деля по виду, под покровом этого слова вносят двойственность деления. Во избежание сбивчивости было бы желательно оставить название вида за чем-нибудь одним: за совершенностью и несовершенностью или за степенью длительности, благо самое слово "вид" может быть приложено, по этимологическому значению и по прежнему употреблению, и к тому, и к другому, и ко множеству других понятий" (144). Категории совершенности и несовершенности сформировались и обобщились позднее, подчинив себе и различия по степени длительности. Это обстоятельство в конечном счете и заставило Потебню склониться к отождествлению понятия вида в его современном выражении с категориями совершенности и несовершенности. Дело в том, что, по мнению Потебни, "система видов должна быть не описанием, а историей их происхождения" (145). "Путаница в понятиях о виде, на которую издавна и до сих пор жалуются, происходит не столько от неполноты наблюдений современного языка, а от недостатка обыкновенной или, что то же, исторической точки зрения, с которой можно бы было усмотреть постепенность и порядок в наслоении значений, называемых видами" (146). "Различные виды появляются не одновременно, поэтому непростительно принимать за исходную точку деления такой вид, который по времени происхождения позже других" (147). Образование разных степеней длительности предшествовало возникновению категорий совершенности и несовершенности. "Первоначально совершенность и несовершенность вовсе не обозначались" (148), т. е. не были грамматическими категориями. "Совершенность и несовершенность, с одной стороны, и степени длительности — с другой, не составляют одного ряда (continuum), но относятся друг к другу как два различные порядка наслоений в языке" (149). Формирование степеней длительности также следует представлять как сложный процесс развития отвлеченных понятий о действии (понятий о собирательном и множественном действии). Когда-то "вида вовсе не было в языке славянском, как, например, нет его в настоящее время в немецком, в котором видовые оттенки действия или вовсе не существуют для мысли, или выражаются описаниями, так что, например, одно tragen заменяет нам нести, носить, украинское ношати, украинское ношувати = русскому нашивать" (150).

"Действие, обозначенное глаголом нести, несу, есть то, которое выделяется мыслью непосредственно из чувственного воззрения, между тем как формы носить, нашивать, если устраним различие в их значении, имеют то общее, что обозначают действие как продукт большого отвлечения. Чтобы употребить выражение ношу в обыкновенном его смысле, нужно обнять несколько моментальных действий, порознь добытых из чувственного воззрения, и представлять эти действия одним протяжением. Из этого уже видно, что язык, прибавляя к формам, как нести, такие, как носить, нашивать, между прочим, стремится к своеобразной отвлеченности мысли" (151).

Впрочем, предупреждает Потебня, "о конкретности и отвлеченности следует говорить с оговорками. Отвлечение предполагает отрицание известных составных частей мысли, принимаемой за первичную... Содержание внутренних форм глаголов несете и носите различается не тем, что количественных признаков в первом больше, чем во втором, а тем, что действие в первом представляется единичным (хотя и не однократным или мгновенным), а во втором — собирательным. В последнем единичные действия не сливаются в одно (как, например, все виденные мною дубы в содержании слова дуб), а строятся в непрерывный ряд (как отдельные образы хвойных деревьев в содержании собирательного бор)... Если глаголы первых двух степеней (нести, носить) назовем единичнодлительными и собирательными, то глаголы третьей степени могли бы мы назвать множественными по сходству их значения со значением множественного числа существительных единичных, сравниваемых со значением существительных единственного числа собирательных" (152). Четвертая степень длительности — это мгновенность или однократность. Итак, по мнению А. А. Потебни, славянский глагол выражает четыре степени длительности: 1) определенное совершение действия (плывет), иначе, конкретную длительность действия; 2) отвлеченную длительность, продолжающуюся без перерывов (плавает); 3) продолжение действия с промежутками; 4) действие моментальное (153). Различие всех четырех степеней действия свойственно не всем глаголам, а лишь "глаголам вещественного движения, сопряженного с переменою места" (катить, катать, катывать, катнуть).

Обыкновенно формально различаются три или две степени. Употребление так называемых "многократных" форм в литературном языке по сравнению с древнерусским языком идет на убыль. "Глагол многократный обнимает больший период времени, чем глагол отвлеченно-длительный, подобно тому как вообще в воспоминании время, заполненное большим количеством впечатлений, кажется нам продолжительнее времени, менее обильного впечатлениями, хотя бы объективно первое и второе время были равны. Очевидно, длительность глаголов измеряется не объективно в строгом смысле этого слова, а, так сказать, народно-субъективно, т. е. мерою, данною самим языком, степенью глаголов, принятою за единицу" (154).

Значение многократности осложняется оттенками постоянства и всегдашности и частично, особенно в предложных образованиях, вытесняется ими. "Под понятие постоянства и всеобщности подходит отрицание, относящееся не к данному моменту совершения действия, а к продолжительному периоду времени, занимаемому действием или бытием" (155) (ср.: Слыхал? — Не слыхивал. — Видал? — Не видывал).

"Глаголы однократные с внешней стороны обозначаются характером -н-, с лексической — тем, что это глаголы движения внутри определенного пространства, света, звука. Они не образуются: а) от глаголов движения, сопряженного с видимою переменою места: полз-, бег-, шалить, валить, блудить, волок-, стерег-, ид-, ед-, вез-, нес-, лез-, плыв-, бред-, шед-, гън-; б) от начинательных (стану, сяду, лягу, сохну); в) от глаголов, в коих действие представляется вне связи с пространством (петь, говорить, думать, вязать, плести, писать)" (156).

Потебня подчеркивает, что мгновенность или однократность нельзя смешивать с совершенностью. По мнению Потебни, совершенные беспредложные (вроде дать, пасть, решить, женить и т. п.) следует сопоставлять не с однократными глаголами, а с глаголами конкретно-длительной степени (идти, нести и т. п.). "Степень эта ближе всех подходит к мгновенным глаголам, потому что означает наименьшее после мгновенности продолжение действия" (157). Об этом свидетельствует и история языка. "Однократность составляет степень длительности, но не потому, что глаголы однократные суть совершенные, а независимо от этого... Однократность и совершенность понятия не тождественные, так как последнее гораздо обширнее первого, и есть множество глаголов совершенных, но не однократных; категории эти для пользы разумения языка следует разделять, а не смешивать, так как и по времени происхождения они различны" (158).

"Значение производных на -а (большей степени длительности) (подать, -седать, -легать, давать и т. п. — В. В.), имеющих при себе первообразные совершенные, вовсе не предполагает совершенности, а вытекает из значения, не имеющего ничего общего с совершенностью и предшествующего ей. Давать образовано от дать в то время, когда последнее еще не было совершенным, так что совершенность глагола дать (и всякого первообразного) не есть степень длительности по отношению к давать" (159). Конечно, есть глаголы, вовсе не различающие степеней, по крайней мере, в общелитературном языке, например: гудеть, шипеть, рябить, сквозить, стараться и т. п. (160).

Образование категорий совершенности и соотносительной с нею категории несовершенности связывается Потебней с "влиянием предлогов на виды". "То, что принято за влияние предлогов на вид, есть зависимость совершенности и несовершенности, между прочим, от присутствия или отсутствия предлога" (161). Это влияние предлога на вид было вызвано внутренними изменениями функций предлогов. В значении предлогов заметны "два наслоения" (ср.: походить — идти за, после, отсюда: быть похожим, и походить — провести некоторое время в ходьбе). Более древнее значение предлога — значение пространственное, значение направления; позднейшие значения — значения времени и степени интенсивности. С предлогами вторичных значений глаголы движения "получают значение: пройти до конца, обозначенное временным, а не местным предлогом или известным результатом; двигаться во времени, которое представляется средою и предлогом движения" (162). Так развивается и выражается значение оконченности или совершенности действия. "На те глаголы, которые получили совершенное значение независимо от предлога, каковы однократные... предлог обнаруживает лишь то влияние, какое он может иметь, например, в немецком, т. е. значение известного пространственного отношения и отношений, от него производных или им представленных, в том числе отношения цели" (163).

Понятно, что "глаголы наиболее длительные (многократные 3-й степени) от присоединения одного предлога не становятся совершенными, несмотря на окончательное значение предлога. Это следует понимать так, что окончательный предлог обозначает предел каждого из моментов, входящих в значение многократного глагола, но никак не предел целого ряда крат" (164).

На основе различия понятий совершенности и несовершенности в глаголах сложных с предлогами возникает сознание тех же различий и в глаголах беспредложных, но выражающих разные степени длительности: "Одновременно с появлением при пасть глагола падать (т. е. вообще глаголов, выражающих большую длительность или повторяемость действия. — В. В.) начинается видовое разграничение этих глаголов. Глагол предшествующего, более простого и древнего строения стремится стать совершенным, между тем как последующий становится более или менее длительным и отвлеченным. Первоначально это разграничение не резко" (165). С понятием совершенности или совершенного вида А. А. Потебня связывает оттенки результата (166) и предела действия.