Виды аналитического выражения категории лица

Грамматическая двойственность выражения значений лица и безличности очевидна. Категории лица и безличности в формах настоящего и будущего времени выражаются окончаниями. Окончание 3-го лица единственного числа при отсутствии представления о субъекте действия является приметой безличности. Это — синтетические формы лица и безличности. Аналитически категория лица выражается личными местоименными префиксами (и соотносительными с ними родовыми и числовыми окончаниями, например, я читал). В этом ряду форм безличность может выражаться лишь негативно — отсутствием личного префикса и формой среднего рода (мне не спалось, ему не повезло). Правда, в фамильярном просторечии есть тяготение к местоименной примете безличности — частице оно. Например: "Только все-таки хорошо оно, что так произошло. И дурно оно было, и хорошо оно было" (Достоевский, "Братья Карамазовы"); "Так оно и следует: порядочным людям стыдно говорить хорошо по-немецки" (Тургенев, "Дворянское гнездо"); "Оно вот так и вышло" (Чехов, "Случай с классиком"); "Конечно, если продать парочку лошадок, да одну из коров, да барашков, оно, может, хватит" (Герцен, "Былое и думы") и многие другие²⁵ . Но такая безличная конструкция не является нормой. Аналитический способ выражения в русском языке присущ лишь личным формам. У нас аналитические формы в большей своей части еще не утратили раздельности компонентов и легко подвергаются морфологическому разложению на части (даже в составной форме будущего времени возможен синтаксический разрыв компонентов, например, Завтра буду усердно заниматься).

Во многих аналитических формах еще очень ясны следы и остатки синтетического строя. Аналитические формы прошедшего времени тоже не вполне свободны от элементов синтетизма. В них категория лица выражается аналитически, но род и число обозначаются окончаниями (Ты приехала; Мы лето прожили в деревне). Однако в системе русского глагола намечается иной тип безаффиксного, чисто аналитического спряжения. Речь идет о глагольных формах, омонимичных с формой повелительного наклонения (возьми, но ср. случись и т. п.), и о так называемой "междометной" форме глагола (прыг, бух, хвать, цап-царап и т. п.), употребляемых в сочетании с личными префиксами или именными названиями субъектов действия.

А женщина, что бедная наседка,
Сиди себе да выводи цыплят.

(Пушкин, "Русалка")

"Вам хорошо, а я сына в университете содержи, малых в гимназии воспитывай" (Л. Толстой); "Положил я его на стол, чтобы ему операцию делать, а он возьми и умри у меня под хлороформом" (Чехов, "Дядя Ваня"); "Я стряпай, ты будешь жрать, а сам ни с места" (Гончаров, "Слуги старого века").

Щепотки волосков лиса не пожалей —
Остался б хвост у ней.

(Крылов, "Лиса")

Глагольные формы этого рода, напоминающие по внешнему виду повелительное наклонение, обычно сочетаются с личными местоимениями и обозначениями живых существ и предметов, но они употребляются и безлично (безличные формы образуются от глаголов, которые не имеют повелительного наклонения). Например:

Случись кому назвать его,
Град колкостей и шуток ваших грянет.

(Грибоедов, "Горе от ума")

Ср. у Крылова:

Случись тут мухе быть.

("Муха и дорожные")

Но ср. также:

А тут к беде еще беда:
Случись тогда ненастье.

(Крылов, "Охотники")

Междометные же формы глагола в литературном языке почти вовсе лишены способности безличного употребления (78). Например: "Вдруг старушка мать — шасть в комнату" (Тургенев, "Уездный лекарь"); "Тут рыцарь прыг в седло" (Крылов, "Рыцарь");

Нагайка щелк — и, как орел,
Он кинулся...

(Лермонтов, "Демон")

Н. П. Некрасов в своем замечательном исследовании "О значении форм русского глагола" впервые²⁶ дал своеобразное истолкование такому употреблению "императивной формы", или, как он сам ее назвал, "абсолютно-личной формы глагола":

"...Мы видим, что к ней можно прибавлять все личные местоимения: читай я, ты, он и т. д., т. е. что она употребляется для лиц, следовательно, есть форма личная. Наконец, она остается неизменною для всех трех лиц, а следовательно, для родов и чисел... Если эта форма общая для всех трех лиц, то, понятно, она не выражает собою непосредственного отношения или непосредственной связи действия с тем или другим определенным лицом... Соединение или несоединение общей личной формы действия с известным лицом вполне зависит от лица говорящего: оно связывает то или другое действие с тем или другим лицом по своему желанию, по своей воле, а не потому, что между действием и лицом находится уже сама по себе связь действительная, непосредственная... Так как лицо говорящее распоряжается, так сказать, в этом случае действием, приписывая его какому-либо известному лицу, а не лицом, которое само по себе с действием не имеет никакой непосредственной связи; то связь или отношение абсолютно-личной формы глагола с известным лицом становится действительною связью, действительным отношением только как выражение желания или воли лица говорящего... Если же этою формою не обозначается ни числа, ни рода, ни предметности, то, понятно, ею может обозначаться только лицо, но лицо без рода, без числа, без предметности, т. е. ею выражается личность действия, как его собственная, общая, неопределенная личность, без всякого отношения к какому-либо лицу как к предмету действующему. Другими словами, эта форма показывает только то, что действие, выражаемое темою глагола, — лично или что личность есть существенное свойство глагола как действия. Этим объясняется, с одной стороны, возможность употребления разбираемой нами формы глагола в выражениях общих, или известных в грамматике под именем безличных... с другой — причина, почему эта форма, будучи личною, не различает однако лиц: ни первого, ни второго (третье лицо в строгом смысле не лицо, а предмет вообще)" (80).

Это объяснение было принято в основном и А. М. Пешковским (81). В личном употреблении этих "императивных форм" намечается новый тип аналитических конструкций в русском языке. В спряжении: я пойди, он пойди, мы пойди и т. д. — изменяются лишь префиксы, вся остальная часть формы остается неизменной.

Таким образом, приемы аналитического выражения категории лица в системе русского глагола обозначились очень резко. Они осложнили синтетический строй словоизменения, присущий формам настоящего-будущего времени и отчасти формам повелительного наклонения.