Вопрос: На ваш взгляд, процесс декапитализации уже завершен?

Ответ: Я так не думаю. Все дело в том, что ослабленные предприятия, окончательно утратившие жизнеспособность, конечно, могут быть куплены, приватизированы, часто на не очень выгодных условиях. Например, приватизация ради приобретения земельных площадей, помещений и т.п. будет уже последним актом этой драмы. Приобретение остатков предприятий для каких-то целей, которые никак не связаны с профилем их производственной ориентации, станет логическим завершением процесса декапитализации.

Вопрос: Этот процесс будет сопровождаться теми же эффектами, о которых вы сейчас говорили?

Ответ: Не обязательно. Если бы средства, получаемые государством и предприятием в ходе приватизации, были достаточно велики, то это, конечно, могло бы способствовать инфляционным процессам или при каких-то условиях, наоборот, их сдерживанию. А если бы, как во многих странах, условием самого акта приватизации было инвестирование, то это могло бы способствовать и ускорению инвестиций. Но у нас пока приватизация связана с небольшими суммами, потому что является приобретением по низкой цене некоторых остатков мощностей в условиях слабой конкуренции. По этой причине сегодня деньги от приватизации не влияют сколько-нибудь существенным образом на народнохозяйственную ситуацию в целом.

Вопрос: Когда вы говорите о парадоксальности соотношения между динамикой производства и потребления, то приходит на ум следующее объяснение. Спад производства произошел в основном в оборонке, а потребление никакого отношения к ней не имеет. Не является ли это, по крайней мере, частичным объяснением вашего парадокса?

Ответ: Речь же идет о реальных доходах. Производство падает не только в оборонном секторе, но и в целом. Падают и доходы. Но оказывается, что есть такой сектор, где они растут. Есть группы, у которых доходы растут. И этот рост в 1993—-94 годах не только возмещает, но и полностью компенсирует падение доходов людей, занятых в реальном секторе производства. Он приводит к общему росту доходов населения в целом.

Вопрос: Этот фактор вскоре прекратит свое существование?

Ответ: Вероятно, да.

Вопрос: Правильно ли я вас понял, что сейчас наступил некий переходный момент для нашей экономики? В чем он заключается?

Ответ: Нет, я не могу расценивать нынешнюю ситуацию как переходную, переломную. Наша экономика вступает, как мне представляется, в полосу стагнации, причем многие характеристики нынешнего периода сходны с ключевыми для периода спада. Ключевыми характеристиками я считаю соотношение цен, структуру издержек, потенциал накопления отраслей. Все это пока не меняется. Поэтому можно говорить, что в нашей экономике нет энергии роста. Лежачей наша экономика остается именно в силу того, что все те новые свойства, которые она приобрела при освобождении цен, все эти ценовые диспаритеты привели к ее разрушению, а их сохранение не позволяет ей подняться. Коренных изменений не происходит, поскольку диспаритеты остались, характеристики издержек производства и внутренней структуры цен существенно не меняются, сниженный потенциал накопления по-прежнему имеет место. С учетом всего этого переход от спада к стагнации не дает чего-то принципиально нового.

Вопрос: Дрейф цен завершен?

Ответ: Нет, конечно. Все дело в том, что изменение цен произошло следующим образом. Выросли цены на продукцию обрабатывающей промышленности и на полупродукт, например такой, как бензин, на продукцию деревообработки, на черные металлы. Но цены на исходное сырье и материалы — на сырую нефть, деловую древесину, а особенно на продукцию сельскохозяйственного производства - остались очень низкими. Цены на продовольственную продукцию растут за счет переработки. Говорить об окончательном приближении нашей ценовой структуры к мировой пока нельзя. Здесь, конечно, еще будут изменения. Безусловно, должны измениться ценовые пропорции между промышленной и сельскохозяйственной продукцией. Должны вырасти цены на сырьевые продукты.

Кроме того, я думаю, что следует говорить не просто о стихийном дрейфе цен, но и об их изменении в результате регулирующих воздействий государства. К таким воздействиям в первую очередь относятся экспортные тарифы, которые позволят нам держать внутри страны цены на энергию и сырье на относительно низком уровне по сравнению с мировым рынком. Тем самым сохраняются некоторые условия для эволюционного перехода от прежней производственной структуры к мировой. Суть в том, что мы могли бы все-таки смягчить ценовой удар по обрабатывающей промышленности с помощью экспортных тарифов и соответственно поддержания некоторого благоприятного уровня цен на сырье. Таким образом, были бы созданы условия для накопления в обрабатывающей промышленности, для инвестирования и т.д. Это очень важно. Что касается импортных тарифов, то они не просто сдерживают конкуренцию, но и открывают возможность для поддержания в обрабатывающей промышленности благоприятного уровня цен, позволяющего формировать накопление. То есть в данном случае как экспортные, так и импортные ограничения работают на один и тот же результат, который мог бы выразиться в восстановлении дееспособности понесшей очень большой урон обрабатывающей промышленности.

Вопрос: Как вы считаете, стагнация — это надолго?

Ответ: Я думаю, что стагнация у нас даже несколько преждевременна, потому что спад еще не завершился. И поскольку он протекает не синхронно, а носит ступенчатый характер и охватывает сначала, например, оборонные предприятия, гражданское машиностроение, в значительной степени легкую промышленность, а затем другие сектора, то весь его потенциал пока не исчерпан. Скажем, последствия спада в сельском хозяйстве мы еще в полной мере не ощутили. Он обязательно нанесет удар и по легкой, и по пищевой промышленности, уменьшатся остатки инвестиционного спроса в самом сельском хозяйстве, что в свою очередь будет влиять на машиностроение и т.д. Сейчас правительство очень жестко настроено по отношению к сельскому хозяйству. Это проявляется как в прямом бюджетном ограничении, так и в неплатежах, невыполнении коммерческих обязательств по отношению к сельскому хозяйству. Ясно, что при чрезвычайной ситуации правительству придется уже через бюджет расплачиваться за свои прошлые ошибки, значит, возможности бюджетной поддержки других отраслей будут еще резче сужены.

Вопрос: Где еще потенциал спада по-прежнему велик?

Ответ: Я предполагаю, что в добывающей промышленности. Нам необходимо перейти к совершенно новой модели развития, но и стать страной при Газпроме, когда будут благоденствовать сырьевые сектора, а остальные вырождаться, - тоже не просто. Конечно, имеется опасность дальнейшего сокращения производства в топливно-энергетическом секторе, в сырьевых отраслях и в ряде других.

Вопрос: Правильно ли я понял, что следующая ступень спада связана, прежде всего, с сельским хозяйством?

Ответ: Это очень здравое предположение. Конечно, возможны и другие варианты, но для экономиста естественно предположить именно такой ход событий.