Традиции русской классики в творчестве Б. Акунина.

Цикл «Приключения Эраста Фандорина» Акунин посвятил «памяти XIX столетия, когда литература была великой, вера в прогресс безграничной, а преступления совершались и раскрывались с изяществом и вкусом». Столетие, названное Александром Блоком «воистину жестоким веком», в изображении Бориса Акунина становится классической эпохой, временем ценностей и норм, — которым автор пусть и не следует, но явственно их учитывает. Знаменательно, что и материал для своих романов писатель избирает не «сырой», а уже преломленный и запечатленный изящной словесностью, — словесностью XIX столетия по преимуществу. «Пелагия и черный монах» — не случай из жизни русской провинции сто-с-лишним-летней давности, а ожившее переложение чеховского «Черного монаха». В «деревенских» главах третьего романа о проницательной монахине — «Пелагия и красный петух» — веет духом старинного Керженца, увековеченного в романе Мельникова-Печерского «В лесах», а хитросплетение заговоров и интриг в романах о Пелагии вызывает в памяти антинигилистические романы того же Лескова — «Накануне» и особенно «На ножах» . Или «Бесов» Достоевского.

Правда, это соотнесенность зеркальная. Если у Лескова или Достоевского демонические фигуры — «нигилисты» (хотя и представители «властных структур» не всегда блещут добродетелями), то в «Пелагии и красном петухе» на роль Сатаны претендует обер-прокурор Синода Победин (прототип Победоносцев), окруженный сонмом бесов помельче. Впрочем, поэтика перевертыша вообще характерна для Бориса Акунина. Победин же — светский глава Церкви, не верящий в Бога, но готовый террором оберегать православие, — двойник Великого Инквизитора из «Братьев Карамазовых».

Роман «Внеклассное чтение», каждая из глав которого названа по одному из классических произведений русской и мировой литературы прошлых веков.

Сам Борис Акунин, признавая и даже подчеркивая «классичность/ культурность»  созданных им сочинений, неизменно объясняет замысел создавать «культурные детективы» желанием угодить литературным вкусам жены. Декларирование Акуниным высокого — в сравнении со среднестатистическим российским «криминальным чтивом» — статуса собственных текстов кажется безусловно серьезным, но вот объяснение того, почему он пишет «приличные» произведения об убийствах и их расследовании (хочет сделать приятное жене), выглядит откровенно ироническим. О приверженности классической традиции сочинитель Фандорина и сестры Пелагии изъясняется и в других случаях с безусловной серьезностью и с неприкровенной ироничностью. Согласитесь, любезный читатель: слушание чтения классических произведений во время занятий на велотренажере в спортзале — дело, мягко говоря, необычное. Это способ позиционирования новых отношений с классической литературой.

Тем не менее, невзирая на изрядную долю шутливого самоотстранения автора «фандоринского» цикла от собственных же признаний в приверженности классической традиции, Борис Акунин явственно отличается от прочих отечественных детективщиков и «триллерщиков». Он сложнее, то есть культурнее. Знаменательно, что романы Бориса Акунина были восприняты даже как полуобязательное «внеклассное чтение» для школьников, как отрадный пример приобщения нового поколения к книге.

Общая характеристика «городской прозы» (проблематика, типы героев, стиль).

Во-первых, в них просматривается определенная прикрепленность героев к городу, в котором они живут и трудятся и в котором складываются их сложные взаимоотношения друг с другом.

Во-вторых, в них заметно усиливается наполненность бытом, «обволакивающим» человека, обступающим его, нередко цепко держащим его в своих «объятиях». Отсюда в романах и повестях названных авторов загроможденные вещами интерьеры, описание мелочей и подробностей.

В-третьих, городская проза особенно чутка к проблемам общественной морали и сопряжена с целым комплексом нравственных проблем, порожденных особой средой обитания героев. В частности, произведения этих авторов нередко затрагивают цепкость мещанства, получающего в городском быту уникальную возможность для обновления.

В-четвертых, для литературы данной жанрово-стилистической разновидности характерен углубленный психологизм (исследование сложной духовной жизни человека), опирающийся на традиции русской классики, в особенности «городских» романов Ф. М. Достоевского.

Проза названных авторов часто обращается к важным интеллектуальным, идейно-философским проблемам времени и стремится подняться от быта к бытию, хотя на этом пути восхождения немало препятствий, ошибок и просчетов. А. Битова, В. Дудинцева, М. Кураева, братьев Стругацких. Естественным становится обращение к проблемам, волнующим городскую молодежь, и в недрах жанра выделилась даже повесть о молодом герое (В. Маканин, В. Попов, Р. Киреев).

Одной из особенностей городской прозы является осмысление ею проблем демографических, миграции сельских жителей в большие города, сложностей урбанизации. Правда, эти вопросы живо волнуют и художников деревенской прозы, и на этой основе намечается тесный контакт двух ветвей повествовательной литературы. Специфика городской прозы определяется и частой обращенностью к научной и производственной тематике (Д. Гранин), несмотря на то что последняя в свое время себя достаточно скомпрометировала. Наконец, для данной художественной сферы характерна и проблематика, связанная, с одной стороны, с приобщением к культурному наследию, а с другой — с увлечением «массовой культурой», получившей интенсивное, ничем не сдерживаемое развитие по преимуществу в современных городах.

Характеризуемая проза довольно часто исследует интеллигентский слой населения города, но, как правило, ее внимание приковывает отнюдь не Исключительный, а «средний», обычный персонаж этого круга, и изображается он в обстановке будничности, обыденности, а иногда — тонущим в «трясине повседневности».