Коммунистический режим и религиозное инакомыслие на Дальнем Востоке СССР в 1920-е – 1930-е годы: борьба с «церковной контрреволюцией»

Идея социализма в сталинской интерпретации («социализм в одной стране») вела к необходимости в кратчайшие сроки и любой ценой ликвидировать отсталость страны. Это порождало ужесточение политического режима и усиление идеологической обработки населения.

После завершения смуты в ходе процесса советизации на Дальнем Востоке СССР, как и в центре страны, развернулась масштабная кампания по борьбе с «церковной контрреволюцией». В 1923 – 1927 годах значительная часть дальневосточного православного духовенства была арестована и выслана в Сибирь. Подвергались аресту и ссылались и православные активисты, поддерживавшие, по мнению властей, интервентов и белогвардейцев. Специальной инструкцией ВЦИК РСФСР от 4 сентября 1926 года были лишены избирательных прав монахи, священнослужители, их дети и религиозные активисты. Вместе с избирательными отбирались и прочие гражданские права: например, так называемым «лишенцам» сложно было устроиться на работу, им не выдавались продуктовые карточки.

В то же время, в 1920-е годы организационно и финансово окрепшие за годы революционной смуты в регионе протестантские общины и группы, пользуясь закреплённым в Конституции СССР 1924 года правом на свободу религиозной пропаганды, активизировали свою религиозную деятельность. Баптисты, евангельские христиане, адвентисты седьмого дня ежегодно проводили региональные съезды; создавали разнообразные молодёжные, женские и детские организации; открывали кооперативы и производственные артели; создавали кассы взаимопомощи; занимались организацией изб-читален и библиотек не только для верующих, но и для всех желающих; ставили спектакли на библейские темы; занимались миссионерской деятельностью среди маргинальных слоёв населения. В некоторых районах баптистские и евангельские молодёжные организации составляли даже конкуренцию местным комсомольским организациям. Многие российские исследователи называют 1917 – 1927 годы «золотым веком российского протестантизма».

Ужесточение антирелигиозной политики в стране в целом и на Дальнем Востоке в частности происходит в конце 1920-х годов. 8 апреля 1929 года появилось Постановление ВЦИК и СНК «О религиозных объединениях», ограничившее деятельность религиозных организаций удовлетворением религиозных потребностей верующих в стенах молитвенного здания и запретившее любые другие виды деятельности: создание касс взаимопомощи, кооперативов, детских, женских, молодёжных организаций. Изменилась и статья 4 Конституции: вместо «свободы религиозной и антирелигиозной пропаганды» в СССР признавалась «свобода религиозных исповеданий и антирелигиозной пропаганды». С этого времени сильное идеологическое, административное, политическое и экономическое давление со стороны советской власти оказывалось на все религиозные организации. «Церковники» и «сектанты» воспринимались как идеологические враги советской власти, а борьба с религией рассматривалась частью классово-политической борьбы.

Пристальное внимание властей к религиозным организациям, преследования отдельных верующих и конфессиональных общин в Дальневосточном крае отчасти объяснялось приграничным положением региона: наличием за границей, на территории гоминдановского Китая, а затем марионеточного Маньчжоу-Го, большого эмигрантского анклава. Эмигранты из советской России, в том числе и религиозно настроенные, активно использовались Японией для шпионажа и диверсионной работы на советском Дальнем Востоке. Японское командование выявляло и привлекало к сотрудничеству антисоветски настроенную эмигрантскую молодёжь, оказывало ей помощь в переходе границы. Практика была широко распространённой, и любой нарушитель границы, устанавливавший контакты с религиозной группой, мог одновременно работать на японскую разведку.

В результате осуществления советской антирелигиозной политики, проведения двух «безбожных пятилеток» в регионе постепенно закрывались храмы, подвергались преследованиям духовенство и активные миряне.

В августе 1937 – ноябре 1938 годов органами НКВД СССР был осуществлен ряд широкомасштабных репрессивных акций, ставших известными позже под собирательным названием «Большой террор». Одной из главных целевых групп репрессивных акций были верующие. В соответствии с приказом наркома внутренних дел СССР Н. И. Ежова от 30 июля 1937 года в СССР на случаи войны «церковники» и «сектанты» должны были быть уничтожены как одни из «главных зачинщиков всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений». Репрессии распространялись также на «наиболее активных» «сектантских активистов» и «церковников», которые к моменту начала операции содержались в тюрьмах, концлагерях, трудовых посёлках и колониях.

Массовые репрессии по отношению к верующим начались задолго до начала спецоперации по «репрессированию антисоветских элементов», однако актуализация проблемы борьбы с религиозными организациями произошла в ходе принятия Конституции 1936 года и подготовки к выборам в Верховный Совет СССР.

Отмена ограничений на участие в выборах, в том числе для служителей культа, а также декларации о «расширении советской демократии» привели к тому, что среди части населения действительно возникла надежда на то, что государство откажется от гонений на религию. Во всех регионах Советского Союза, в том числе и на советском Дальнем Востоке, выдвигались требования вернуть верующим церкви и молитвенные дома, разрешить отправление религиозных культов и пр.

27 марта 1937 года последовал циркуляр НКВД СССР об усилении агентурно-оперативной работы по «церковникам и сектантам». Органам НКВД предписывались меры, направленные на «выявление и быстрый разгром организующих очагов нелегальной работы церковников и сектантов», в первую очередь на внесение раскола в церковные общины, ослабление материальной базы церкви, затруднение участия в выборах. На советском Дальнем Востоке выполнение данного циркуляра НКВД облегчалось тем, что, во-первых, Подавляющее большинство «церковников» и «сектантских активистов» находились на оперативном учёте, в их отношении велись агентурные разработки, производилась перлюстрация переписки (многие из них переписывались с родственниками и знакомыми, проживающими в Харбине, Франции и США), в результате чего у органов НКВД имелись на них компрометирующие материалы. Во-вторых,значительное количество православных священнослужителей, протестантских проповедников и пресвитеров были лишены избирательных прав, многие были ранее судимы, высланы либо раскулачены. Оставалось только изобличить «церковников» и «сектантов» в том, что они «активно занимаются антисоветской деятельностью» и что данной деятельностью они занимаются организованно. Примером подобного «изобличения» явилось «раскрытие» органами НКВД подпольной контрреволюционной монархической организации «церковников тихоновской ориентации» Владивостока в составе 17 человек, 12 из которых были расстреляны 10 – 11 сентября 1937 года, а 5 человек – приговорены к концлагерям сроком на 10 лет. После этого «дела» репрессии против верующих становятся массовыми.

В 1937 – 1938 годах было репрессировано всё руководство Дальневосточного Союза баптистов и Дальневосточного союза евангельских христиан, арестован пастор Владивостокского лютеранского прихода, а количество репрессированных, приговоренных к высшей мере наказания и отправленных в концлагеря верующих, исчисляется сотнями.

К концу 1930-х годов во всём обширном регионе была полностью прекращена вся легальная деятельность религиозных организаций, закрыты все культовые здания. В результате государственной антирелигиозной и антицерковной политики на территории Дальнего Востока к началу советско-германской войны (1941 – 1945) не осталось ни одного прихода, ни одной действующей церкви. Церковные структуры были полностью уничтожены у Русской православной церкви, Римской католической и Старообрядческой церкви.

Последователи РПЦ, крупнейшей в стране религиозной организации, были представлены в указанный период во многих населённых пунктах советского Дальнего Востока, однако нормальной конфессиональной жизни верующие вести не могли из-за отсутствия в регионе легальных священнослужителей и открытых православных храмов. В такой же ситуации находились и дальневосточники, приверженцы других религий. Православные верующие оказались в наиболее сложной ситуации, поскольку они были лишены возможности совершения религиозных треб и таинств: отсутствие храмов и священнослужителей делали неосуществимой нормальную конфессиональную жизнь. Такая ситуация сложилась у православных во всей Сибири: с 1937 по 1943 годы на её территории не было ни одного правящего архиерея, не действовала ни одна епархия, осталось два открытых православных храма – кладбищенская церковь в Новосибирске и церковь в Тобольске.

Однако религиозная жизнь не прекратилась, она приобрела новые формы: стала сокрытой от властей, ушла в подполье (в прямом и переносном значении этого слова). Православная вера в это время поддерживалась в среде дальневосточников главным образом за счёт сохранения традиций в семьях. В некоторых случаях верующих тайно окормляли священники, официально порвавшие с религией и работавшие на советских предприятиях.

В отличие от Русской православной церкви, общины многих других конфессий имели многолетний, а в случае со старообрядчеством – более чем двух вековой, опыт нелегальной религиозной деятельности, который оказался востребован во второй половине 1930-х годов. Несмотря на отсутствие священников, не распались общины белокриницких старообрядцев. Из наиболее грамотных мирян избирались лидеры беспоповских старообрядческих общин.

Несмотря на преследования 1930-х годов, роспуск общин, закрытие всех молитвенных домов, аресты руководителей, верующие протестантских деноминаций не прерывали религиозной жизни. Сохранялись небольшие тайные общины, молитвенные собрания проходили в частных домах и квартирах. После принятия Конституции 1936 года в некоторых местах, прежде всего в Амурской области, баптисты стали собираться открыто. Молитвенные собрания проходили в частных домах или под открытым небом, местные власти не оказывали верующим препятствий.

В 1930-е годы разнообразие протестантских конфессий региона даже увеличилось за счёт переселенцев. В Амурскую область переселились немцы с Алтая и из других областей Советского Союза. Ими было основано несколько сел в Тамбовском и Ивановском районах Амурской области, организованы колхозы. Многие из переселенцев по вероисповеданию были меннонитами. В Приморском крае в числе переселенцев этого времени появились первые христиане веры евангельской (пятидесятники).

Большая и активная еврейская община в Дальневосточном крае сложилась в результате еврейского переселения 1920-х – 1930-х годов. Основную массу евреев, переехавших на Дальний Восток, составляли «молодые энтузиасты, которые, разумеется, не верили в бога». Тем не менее, во многих населённых пунктах Еврейской автономной области, созданной в 1934 году, сложились общины верующих, которые состояли в основном из родителей «молодых энтузиастов». Старшее поколение евреев-переселенцев привезло на новую родину всё необходимое для религиозной жизни, в том числе и святые книги. Были среди новосёлов и люди, имеющие право совершать религиозные обряды. Наиболее крупной и деятельной стала иудейская община в новом городе Биробиджане – столице ЕАО. В литературе встречаются упоминания о том, что с 1930-х годов в Биробиджане действовала нелегальная синагога.

Несмотря на все усилия советской власти по образованию и культурному просвещению аборигенов Дальнего Востока, традиционные религиозные представления и обрядовая практика оставались неотъемлемой частью их жизни. А шаманы сохраняли влияние на все сферы жизни коренных малочисленных народов.

К началу 1940-х годов, несмотря на формальные достижения советской власти в борьбе с религией – полную ликвидацию легальной конфессиональной деятельности, религиозная жизнь на Дальнем Востоке продолжалась в нелегальных формах. Конфессиональная картина оставалась многообразной, действовали общины и группы практически всех религий, представленных в регионе в начале XX в. Полностью исчезли лишь синтоизм, буддизм и конфуцианство из-за выезда иностранцев с дальневосточных территорий.