Тема в когнитивной психологии 45 страница

340

этому соотношению отражение этими животными данной ситуации? Выступает ли оно и для животного также раздель­но,— одно, как связанное с предметом, как то, что побуждает, второе — как относя­щееся к условиям деятельности, вообще-как другое? Чтобы ответить на этот воп­рос, продолжим эксперимент. По мере повторения опытов с кормлением рыб в условиях преграды на их пути к пище происходит как бы постепенное “обтаи-вание" лишних движений, так что в кон­це концов они с самого начала направля­ются прямо к проходу между марлевой перегородкой и стенкой аквариума, а за­тем — непосредственно к пище.

Перейдем теперь ко второй части экс­перимента. Для этого перед кормлением рыб снимем перегородку. Хотя перегород­ка стояла достаточно близко от начально­го пункта движения рыб, так что они не могли не заметить ее отсутствия, рыбы тем не менее полностью повторяют обходный путь, то есть движутся так, как это требо­валось бы, если бы перегородка была на своем месте. В дальнейшем путь рыб, ко­нечно, постепенно спрямляется.

Итак, воздействие, определявшее обход­ное движение, прочно связывается у иссле­дованных рыб с воздействием самой пищи, с ее запахом. Значит, оно уже с самого на­чала воспринималось рыбами наряду с за­пахом пищи, а не как входящее в другой комплекс, в другой “узел” взаимосвязан­ных свойств, то есть как относящееся к другой материальной вещи.

Таким образом, в результате посте­пенного усложнения деятельности и чув­ствительности животных мы наблюдаем возникновение ясно развернутого несоот­ветствия, противоречия в их поведении. В деятельности низших позвоночных жи­вотных уже выделяется такое содержание, которое объективно отвечает воздейству­ющим условиям, субъективно же это со­держание связывается с теми воздействи­ями, по отношению к которым направлена их деятельность в целом. Иначе говоря, деятельность животных фактически оп­ределяется воздействием уже со стороны отдельных вещей (пища, преграда), в то время как психическое отражение дей­ствительности остается у них отражени­ем связей отдельных свойств, отражени­ем элементарно-сенсорным.

В ходе дальнейшей эволюции это несо­ответствие разрешается путем изменения ведущей формы отражения и дальнейшей качественной перестройки общего типа деятельности животных; совершается пе­реход к новой, второй стадии развития психики. <...>

Стадия элементарной сенсорной психи­ки охватывает собой огромное число зоо­логических видов. Из этого, однако, не сле­дует, что деятельность и чувствительность у всех этих животных одинакова или что между ними существуют только количе­ственные различия. С одной стороны, при рассмотрении разных линий эволюции от­четливо намечаются различные типы дея­тельности и соответственно чувствитель­ности животных (например, своеобразный “цепной” тип деятельности и чувствитель­ности насекомых и пауков с преобладаю­щей ролью видового опыта). С другой сто­роны, по восходящей эволюционной линии столь же ясно намечаются различные сту­пени внутристадиального развития, так что при переходе к позвоночным наблю­дается уже значительное усложнение по­ведения животных, происходящее вместе с усовершенствованием их анатомической организации — сливанием нервных ство­ликов в спинной мозг, сближением чув­ствительных ганглиев и формированием переднего мозга; к этому моменту разви­тия устанавливаются и основные нервные физиологические процессы. Таким обра­зом, дальнейшее развитие анатомического субстрата психической деятельности мо­жет быть адекватно представлено уже как развитие структуры собственно мозга жи­вотных.

Одну из предпосылок возникновения новой высшей стадии в развитии психики и составляют отмеченные нами анатомо-физиологические особенности позвоноч­ных; другой основной предпосылкой этого является происходящее при переходе позво­ночных к чисто наземному существованию все большее усложнение внешней среды — внешних условий их жизни. Это, однако, не более чем предпосылки; поэтому понять необходимость возникновения качественно новой формы психики мы можем только, исходя из найденного нами внутреннего несоответствия, внутреннего противоречия, которое и находит свое разрешение в про­исходящем скачке развития. <...>

341

Изменение в строении деятельности животных, которое следует отметить при переходе к млекопитающим, заключается в том, что уже наметившееся раньше со­держание ее, объективно относящееся не к самому предмету, на который направ­лена деятельность животного, но к тем ус­ловиям, в которых этот предмет дан, те­перь выделяется. Оно уже не связывается для животного с тем, что побуждает его деятельность в целом, но отвечает специ­альным воздействиям. Иначе говоря, в де­ятельности млекопитающих, как и в опи­санном выше поведении рыбы в условиях перегороженного аквариума, мы можем выделить некоторое содержание, объек­тивно определяемое не пищей, на которую она направлена, но перегородкой; однако, в то время, как у рыб при последующем убирании перегородки это содержание де­ятельности (обходные движения) сохраня­ется и исчезает лишь постепенно, млеко­питающие сообразуют свое поведение с изменившимися условиями. Значит, воз­действие, на которое направлена деятель­ность этих животных, уже не связывает­ся у них непосредственно с воздействиями со стороны преграды; то и другое высту­пает для них раздельно; от воздействия со стороны предмета зависит направление деятельности, а от воздействия со сторо­ны условий — то, как она осуществляет­ся, т. е. способ ее осуществления, напри­мер, обход препятствия. Это особое содержание деятельности, определяемое ус­ловиями, в которых дан ее предмет, и вы­ражающееся в способе ее осуществления, мы будем называть операцией.

Выделение операции является, с нашей точки зрения, фактом капитального зна­чения, ибо он указывает на то, что воздей­ствующие на животное свойства внешней действительности начинают разделяться и далее связываться между собой теперь уже не в простые комплексы или цели, но в сложные интегрированные единства.

Это основное изменение, происходящее при переходе к млекопитающим живот­ным, может быть схематически выражено следующим образом.

Первоначально, то есть на стадии эле­ментарной сенсорной психики, деятель-

ность животного определяется основным воздействующим на него свойством (от­ношением а:а); данное свойство, однако, не является, конечно, единственным воз­действием, испытываемым животным. С одной стороны, сам предмет его деятель­ности воздействует на животное — по крайней мере на более высоких ступенях этой стадии — также и еще целым ря­дом своих свойств: а_г, а₂, а₃..., то есть выступает для животного не только, на­пример, обонятельно, но и зрительно, и сво­ими вкусовыми свойствами. С другой сто­роны, предмет деятельности животного неизбежно дан в тех или иных условиях, которые в свою очередь воздействуют на животное; обозначим эти воздействия буквами Р_:, Р₂, Р₃, ... у_:, у₂, у₃... и т. д. В каких же взаимосвязях и отношениях отражаются животными все эти много­численные воздействия? Это видно из того, как строится по отношению к ним дея­тельность животного, то есть как она аф-ферентирована, а об этом особенно ясно можно судить по ее динамике.

Обратимся раньше к тому, как стро­ится деятельность беспозвоночных и низ­ших позвоночных животных в отношении к побуждающим ее воздействиям типа а. Приведенные нами данные ясно показы­вают, что среди этих воздействующих свойств всегда выделяется какое-нибудь одно свойство, на которое и направляется деятельность животного; в некоторых случаях это ведущее (в прямом смысле слова) воздействие меняется в ходе про­цесса; деятельность приобретает тогда сложный, “цепной” характер. Какую же роль выполняют при этом остальные воз­действия? Принципиальная роль их, оче­видно, совершенно одинакова: они обес­печивают “прилаживание” к внешнему пространству, то есть осуществление функ­ции, которая у высших животных вы­полняется striatum’oM (первый подуро­вень уровня “пространственного поля” по Н. А. Бернштейну)¹. Таким образом, все они равноправны, соположены и одина­ково подчинены ведущему, например, обо­нятельному воздействию; они образуют как бы его фон, — фон иногда достаточно пестрый, но всегда единый, сплошной.

му признаку. 1939. (рукопись).

342

Иначе афферентирована деятельность высших позвоночных животных. Как мы видели, прежде рядоположенные воздействия теперь разделяются: часть элементов, преж­де входивших в общий “фон”, выступает те­перь как не принадлежащие ведущему воз­действию; они определяют не направление, но способ деятельности. Во внешней среде для животного выделяется, следовательно, нечто, что не есть предмет его деятельнос­ти. Но это значит, что выделяются и те воз­действующие свойства, которые образуют другой полюс — полюс предмета деятельно­сти; происходит, следовательно, их отделе­ние от остальных “фонов” воздействий и объединение вокруг ведущего воздействия.

Если на предшествующей стадии раз­вития соотношение различных воздействий, по их объективной роли в построении де­ятельности животного могло быть переда­но в схеме:

Рис. 2

то на этой новой стадии оно должно быть изображено так:

—а-------

/\

ОС, Otj-Qlj

• •• —^1 —jJ₂—jjj—•••

Рис. 3

Что же выражает собой это основное изменение, совершающееся при переходе к высшим позвоночным с точки зрения раз­вития отражения, то есть, если мы будем рассматривать соответствующие сенсорные явления в отношении к вызывающей их объективной действительности? Оно, конеч­но, выражает собой не что иное, как пере­ход от отдельных ощущений к восприя­тию целостных вещей.

Этот переход связан с фундаменталь­ным морфологическим изменением. Оно состоит в начинающемся быстром разви­тии переднего мозга и дифференциации мозговой коры с образованием сенсорных зон, которым присуща именно интегра-

тивная функция; возникает новый, кор­тикальный уровень построения движений.

Итак, на этой новой стадии развития для животного выступают, с одной стороны, вза­имосвязанные свойства, характеризующие предмет, на который направлена его деятель­ность, а с другой стороны — свойства пред­метов, определяющие способ деятельности, операцию. Если на стадии элементарно-сен­сорной психики дифференциация воздей­ствующих свойств была связана с простой их координацией вокруг доминирующего воздействия, то теперь, в соответствии с этим новым типом строения деятельности, впер­вые возникают процессы предметной интег­рации воздействующих свойств, то есть их объединение как свойств одной и той же вещи. Эта новая стадия развития характе­ризуется, следовательно, способностью отра­жения внешней объективной действитель­ности уже не в форме отдельных ощущений или их совокупности, но в форме образов вещей, составляющих среду животного. Мы называем эту стадию стадией перцептив­ной психики.

Переход к стадии перцептивной пси­хики, то есть выделение в деятельности животных нового специфического содер­жания — операции и перестройки воспри­ятия, которое становится теперь образным, может быть адекватно выражен как изме­нение предмета деятельности. Теперь предметом деятельности животного впер­вые может стать целостная вещь; соответ­ственно целостные вещи, а не отдельные воздействия, приобретают для животного инстинктивный смысл. Не вибрация, не распространяющийся запах и т. п. побуж­дают, направляют, ведут его деятельность; ее побуждает и ведет именно целостная вещь, могущая воздействовать на живот­ное то одним, то другим своим свойством.

Паук замечает добычу по вибрации, по вибрации он выделяет и самку (Хольцап-фель, 1935)¹; достаточно снять возможность ощущения вибрации, чтобы соответствую­щая деятельность паука сделалась невоз­можной. Иначе у млекопитающих живот­ных. Для них вещи тоже выступают в определенных доминирующих своих свой­ствах; однако для собаки имеют одинако­вый инстинктивный смысл и раздавшееся

¹ См. Holzapfel M. Experimented Untersuchung tiber das Zusammenfinden der Geschlechter bei der Trichterspinne Agelena labirintica // Zeitschrift fur vergleichende Physiologic XXII. 5. 1935. S. 656.

343

завывание волка, и запах его следов, и по­казавшийся с подветренной стороны силу­эт зверя. У млекопитающих объединение воздействующих свойств одной и той же вещи происходит иначе, чем ассоциация свойств, не связанных между собой в кон­кретное материальное единство. Это не тре­бует новых доказательств: достаточно вспомнить общеизвестное различие в про­текании у высших позвоночных процесса образования связей в случае так называе­мых “натуральных” и “искусственных” условных рефлексов. Так, например, нейт­ральный запах, примешиваемый непосред­ственно к самой вливаемой кислоте, мо­жет стать условным раздражителем даже после одного сочетания; тот же запах, по­даваемый отдельно, с помощью особого при­бора, вступает в условную связь с кисло­той лишь после 10—20 сочетаний (опыты Нарбутович, по Павлову). Еще резче это различие выступает при сравнении обра­зования условных рефлексов на искусст­венные комплексные раздражители (на­пример, звук + мелькающий свет + форма) с образованием реакции животного на на­туральный предмет, одновременно высту­пающий перед животным многими свои­ми сторонами.

Переход к стадии перцептивной пси­хики, как и вообще всякий межстадиаль­ный переход, конечно, нельзя представить себе как простую смену структуры дея­тельности и формы психического отраже­ния животными окружающей их внешней деятельности. С одной стороны, прежние формы удерживаются, хотя перестают быть единственными и подчиняются новым высшим формам; все же при известных условиях они могут быть отчетливо обна­ружены. Например, в классических опы­тах с образованием у собаки условных рефлексов именно изолированный раздра­житель становится тем, на что направлена ее деятельность в целом. Происходит, по выражению И. П. Павлова, “чистая заме­на” этим раздражителем соответствую­щих воздействий со стороны предмета; жи­вотное в этом случае “может лизать вспыхивающую лампу, может как бы хва­тать ртом, есть сам звук, при этом обли­зываться, щелкать зубами, как бы имея дело с самой пищей" '. Таким образом, собака

обнаруживает здесь отношение, характер­ное для элементарно-сенсорной стадии; но этим, конечно, мы обязаны особенным ус­ловиям эксперимента.

С другой стороны, новообразования этой новой стадии также и не исчезают вовсе в ходе последующего развития; напри­мер, операции, как и образное восприятие, конечно, сохраняются на всем протяжении дальнейшей эволюции, хотя и вступают в более сложное строение деятельности и в более высокоразвитые формы психического отражения действительности. Поэтому, переходя к рассмотрению некоторых спе­циальных вопросов, возникающих в связи с характеристикой перцептивной психики, мы будем в некоторых случаях привлекать данные исследования также и таких живот­ных, которых мы склонны рассматривать как стоящих на следующей, еще более вы­сокой стадии развития.

Первая специальная проблема, с кото­рой мы сталкиваемся, рассматривая фак­ты поведения животных на стадии перцеп­тивной психики, — это проблема навыков.

Выделение операции, характеризующее эту стадию, дает начало развитию новой формы закрепления опыта животных,— закреплению в форме двигательных навы­ков в собственном, узком значении этого термина.

Нередко навыком называют любую двигательную связь, возникшую в процес­се индивидуального опыта. Однако при таком расширенном понимании навыка это понятие становится крайне расплывча­тым, охватывающим огромный круг совер­шенно различных процессов, начиная от изменения реакций у инфузорий и кончая сложными действиями человека. В проти­воположность такому, ничем научно не оправданному расширению понятия навы­ка, мы называем навыками только закреп­ленные, фиксированные операции.

Это определение навыка совпадает с пониманием навыков, выдвигаемых у нас В. П. Протопоповым, который эксперимен­тально показал, что двигательные навыки у животных формируются из двигатель­ных элементов преодоления воспринимае­мой преграды и что содержание навыков определяется характером самой преграды, стимул же (т. е. основное побуждающее

344

воздействие) влияет на навык только ди­намически (на быстроту и прочность зак­репления навыка), но на его содержании (форме) не отражается¹.

Двигательные элементы, входящие в состав навыков животных, могут иметь различный характер: это могут быть как движения прежде приобретенные, так и движения, впервые в данной ситуации фор­мирующиеся; наконец, это могут быть дви­жения нижележащих уровней, которые участвуют в процессе осуществления зак­репляющейся операции в качестве ее ком­понент.

Ясно выраженные навыки в собствен­ном смысле наблюдаются впервые лишь у животных, имеющих кору головного моз­га. Поэтому анатомической основой обра­зования навыков следует, по-видимому, считать механизм образования именно кортикальных нервных связей.

Собственно навыки (skilled movements, Handfertigkeiten) — это не только сло­жившиеся, но и закрепленные операции. В чем же заключается самый процесс их закрепления? Он представляет собой не что иное, как процесс автоматизации, воз­никающий в результате передачи движе­ний, их retombement (Бианки) на ниже­лежащий неврологический уровень и, следовательно, необходимо связан с изме­нением их коррекционных механизмов — ведущей афферентации и эффекторных аппаратов. Этот нижележащий уровень должен обладать следующими чертами: во-первых, иметь хотя и иную, но также обязательно внешне-обращенную, с учас­тием дистантных рецепторов афферента-цию, и, во-вторых, быть непосредственно независимым от общей инстинктивно-биологической направленности деятельно­сти животного, сохраняя иерархическую подчиненность ей лишь через свою связь с высшим ведущим уровнем.

Как указывает в своем специальном исследовании Н.А.Бернштейн, автомати­зация движений “предметного" уровня про­исходит путем их передачи на уровень “пространственного поля”, то есть навык реализуется либо премоторными полями коры, либо на другом подуровне — striatum’oM, т. е. в обоих случаях на осно-

ве афферентации со стороны воздействия внешней ситуации. (Хотя на более низких ступенях эволюции позвоночных анатоми­ческая локализация этих уровней, благо­даря перемещению функций в процессе “прогрессивной церебрации”, неизбежно будет иной, однако общая их характерис­тика, конечно, будет той же.) Это полнос­тью согласуется с нашим положением, что навыки представляют собой одно из ново­образований именно данной стадии разви­тия. Действительно, у беспозвоночных и у низших позвоночных животных тот уро­вень, который Н.А.Бернштейн называет уровнем “пространственного поля”, явля­ется, как мы видели, не только высшим, но и единственным дистантно афферентиро-ванным уровнем построения движений, ибо нижележащий уровень является у них уже уровнем проприомоторики, уровнем синергии (соответствующим уровню пал-лидарных движений у человека); поэтому единственно возможная у них автоматиза­ция движений (образование квази-навы-ка) заключается в передаче их на пропри-оцепцию, что блестяще подтверждается всей совокупностью известных нам экспе­риментальных фактов; достаточно вспом­нить, например, насекомых, для которых научиться возвратному пути и значит на­учиться проделывать его, образно говоря, “вслепую” (опыты Бэте, Вагнера и др.).

Вторая выдвигаемая нами особенность навыков в собственном смысле, отграничи­вающая их от других динамических обра­зований,— приобретаемая независимость от основного направления деятельности в целом — также находит свое подтвержде­ние в неврофизиологических и невропато­логических данных. Так, например, при де-менции, шизофрении, поражении передних лобных долей, при идеаторной апраксии навыки, как известно, сохраняются. Харак­теризуя навыки по неврофизиологичес-ким признакам, Н.А.Бернштейн прямо указывает, что сами они не включают в себя никакую определяющую смысловую ком­поненту, что в содержащихся в них уровнях построения движений и их ведущих аффе-рентациях нет мотивов, т. е. воздействий, побуждающих деятельность. Таким об­разом, данные нашего генетического

теристика. Изд. УИЭМ, 1935.

345

зоопсихологического исследования и в этом отношении полностью согласуются с современными научными физиологически­ми представлениями.

Итак, рассматривая навык как специ­фическое новообразование второй выде­ленной нами стадии развития — стадии перцептивной психики, мы как бы возвра­щаемся к отвергнутой нами попытке ви­деть в способности образования навыков, в дрессуре (Бюлер) признак определенного генетического этапа. В действительности мы, конечно, полностью сохраняем свои пер­воначальные позиции: понятие навыка как формы, или механизма, любого изменения поведения под влиянием индивидуально­го опыта не имеет с развиваемым нами положением решительно ничего общего; это — одно из тех понятий, традиционное, чрезмерно широкое значение которых дол­жно быть, с нашей точки зрения, вообще отброшено.

В предшествующем изложении мы имели возможность отграничить истинные процессы образования истинного навыка с двоякой стороны: от процесса образования и изменения связей типа а — а и от обра­зования проприомоторных связей типа “patterns”. Нам остается выделить еще один род связей, которые отличаются от навыков тем, что они фиксируются не в результате автоматизации, то есть перехо­да движения на нижележащий уровень из уровня ведущей афферентации, но с самого начала формируются на этом низшем уровне.

Мы снова воспользуемся для этого дан­ными исследования воспитания двигатель­ных навыков у человека со всеми теми, разумеется, оговорками, которые при этом надлежит сделать.

В опытах В. И. Ленина (1939) испы­туемые ставились перед задачей образовать навык последовательных движений на многоклавишном аппарате, для чего перво­начально испытуемый должен был руко­водствоваться последовательно зажигавши­мися у каждого из клавишей лампочками; эти “обучающие” сигналы подавались ав­томатически и всегда в одном и том же порядке; в контрольных опытах сигнали­зация, конечно, выключалась. Однако с

обычной инструкцией эти опыты проводи­лись только с одной группой испытуемых. Другая же группа испытуемых ставилась перед задачей (в тех же объективных усло­виях) в ответ на вспыхивание лампочки нажимать возможно скорее на соответству­ющий клавиш. Таким образом, в первом случае последовательность движения вхо­дила в стоящую перед испытуемым зада­чу в качестве условия, во втором же случае она лишь фактически наличествовала в движении, но не составляла условия зада­чи. Соответственно в первом случае после­довательность воспринималась испытуе­мым, и лишь затем движение начинало подчиняться ей автоматически, в то время как во втором случае последовательность с самого начала служила лишь “фоновым” компонентом движения и не участвовала в ведущей его афферентации. В результа­те повторения опытов требуемые двигатель­ные связи образовались у обеих групп ис­пытуемых, так что движение в целом могло быть воспроизведено ими и при условии выключения лампочек, то есть “наизусть".

Однако даже самый поверхностный анализ показывает полную несхожесть между собой тех процессов, которые сформировались в условиях эксперимента с первой и со второй группой испытуемых. В первом случае, то есть в случае образова­ния собственно навыка, требовалось всего 10—25 повторений, во втором же случае — иногда до 400 и даже до 500 повторений. В первом случае сформировавшийся навык обнаруживал при переучивании (введение новых элементов, устранение некоторых прежних) обычную лабильность, во втором случае зафиксировавшиеся связи облада­ли крайней инертностью, ригидностью, они почти не поддавались видоизменению; об­ладающие этими свойствами двигательные связи, очевидно, вообще не могут иметь ни­какого значения в осуществлении поведе­ния, протекающего в естественных и, следо­вательно, всегда изменчивых условиях¹.

Таким образом, мы можем дать ха­рактеристику навыка, как и самой опе­рации, еще в одной, новой форме, которая была нам подсказана данными только что цитированного исследования: это — про­цессы, всегда отвечающие задаче, то есть

¹ См. Астн В. И. Своэрцщнггь руховых навичок залежно в1д умов ix утвореня // Науч. зап. Харьк. пед. ин-та. Кафедра психологии, 1939. С. 37 (Укр.; на русск.: Аснин В. И. Своеобразие двигательных навыков в зависимости от условий их образования).

346

направленные на воспринимаемые условия, в которых дан предмет деятельности и которые определяют ее способ. Наоборот, процессы, не отвечающие никакой задаче, не суть навыки и не могут служить ни их генетическим, ни их функциональным эквивалентом. <...>

Вместе с изменением строения дея­тельности животных и соответствующим изменением формы отражения ими дей­ствительности происходит перестройка также и их мнемической функции. Преж­де, на стадии элементарной сенсорной пси­хики, она выражалась в моторной сфере животных в форме изменения под влия­нием внешних воздействий движений, связанных с побуждающим животное воздействием, а в сенсорной сфере в зак­реплении и связи отдельных ощущений. Теперь на этой более высокой стадии развития мнемическая функция выступа­ет в моторной сфере в форме двигатель­ных навыков, а в сенсорной сфере — в форме примитивной образной памяти.

Еще большие изменения претерпева­ют при переходе к перцептивной психи­ке процессы дифференциации и обобще­ния впечатлений воздействующей на животных внешней среды.

Уже на первых ступенях развития психики можно наблюдать процессы диф­ференциации и объединения животными отдельных воздействий. Если, например, животное, прежде одинаково реагировав­шее на различные звуки, поставить в та­кие условия, что только один из них бу­дет связан с тем или иным биологичес­ки важным воздействием, то другой постепенно перестанет вызывать у него какую бы то ни было реакцию. Проис­ходит дифференциация этих звуков между собой; животное реагирует теперь изби­рательно. Наоборот, если с одним и тем же биологически важным воздействием связать целый ряд разных звуков, то жи­вотное будет одинаково отзываться на любой из них; они приобретут для него одинаковый биологический, инстинктив­ный смысл. Происходит их генерализа­ция, примитивное их обобщение. Таким образом, в пределах стадии элементарной, сенсорной психики наблюдаются процес­сы как дифференциации, так и обобще-

ния животными отдельных воздействий, отдельных воздействующих свойств. При этом можно заметить, что эти процессы определяются не абстрактно взятым со­отношением воздействий, но зависят и от самой деятельности животного. Поэтому то, будут ли животные легко дифферен­цировать между собой данные, объектив­но различные воздействия или нет, про­изойдет и как скоро произойдет их гене­рализация, зависит не только от степени и характера их абстрактно взятого объек­тивного сходства, но прежде всего от их конкретной биологической роли. Так, например, как известно, пчелы достаточ­но легко дифференцируют сложные фор­мы, близкие к формам цветка, но гораздо хуже выделяют даже ясно различающие­ся отвлеченные формы. Поэтому абстракт­ное изучение так называемой “эквивален­тности” стимулов, предложенное Клюве-ром (1933), не представляет, с нашей точки зрения, сколько-нибудь серьезного психологического интереса; в его теоре­тической основе лежит ложное представ­ление о том, что процессы генерализации или дифференциации впечатлений преж­де всего зависят от неких имманентных самому восприятию животного особен­ностей¹.

Главное изменение в процессе диффе­ренциации и обобщения при переходе к перцептивной психике выражается в том, что у животных возникает дифференциа­ция и обобщение образов вещей.

Проблема возникновения и развития обобщенного отражения вещей представ­ляет собой уже гораздо более сложный вопрос, на котором необходимо остано­виться специально.

Образ вещи отнюдь не является простой суммой отдельных ощущений, механичес­ким продуктом многих одновременно воз­действующих свойств, принадлежащих объективно разным вещам А и В:

ЪА1

Для возникновения образа необходимо, чтобы воздействующие свойства а, б, в, г... а, в, с, d... выступили именно как образующие два различных единства (А и В), т.е. необ­ходимо, чтобы произошла дифференциация между ними именно в этом отношении. Это значит также, что при повторении дан­ных воздействий в ряду других прежде выделенное единство их должно быть вос­принято как та же самая вещь. Однако при неизбежной изменчивости среды и условий самого восприятия это возможно лишь в том случае, если возникающий образ вещи является обобщенным.

Как мы уже видели, собака, действую­щая по отношению к рычагу, запирающе­му выход из клетки, при известных усло­виях выделяет его. Если перенести теперь рычаг в другую обстановку (ситуацию), тоже требующую преодоления преграды, то животное находит рычаг и осуществля­ет соответствующую операцию, то есть ударяет по нему лапой (Протопопов, опы­ты Хильченко, Харьков, 1931).