Подготовка текста Д. М. Буланина, перевод М. Ф. Антоновой и Д. М. Буланина, комментарии Д. М. Буланина 25 страница

Через некоторое время — думаю, что во время княжения князя великого Ивана, сына Ивана, брата же Симеонова, — начали приходить сюда христиане, проходя через леса те, и понравилось им здесь жить. И многие люди захотели остаться там, начали по обе стороны места этого селиться, и начали рубить леса те, — ведь никто не запрещал им. И сделали они себе многие выселки, прежнюю изменив пустынь, и, не пощадив ее, преобразили пустынь в широкое чистое поле, которое и теперь мы видим. И построили они села, и дома многие, и засеяли поля, и собрали урожай, и умножилось весьма их число, и начали они приходить и часто посещать монастырь, принося разнообразные и различные нужные вещи, которым не было числа. Но мы теперь эти размышления оставим, а к прежнему повествованию вернемся, — к тому, о чем в начале главы я начал говорить: о всяческой бедности и недостатке в нужных вещах, без которых нельзя обойтись.

Егда испръва начинашеся създаватися мѣсто то, егда немножайшим братиям живущим в нем, егда немнози бяху приходящеи и приносящеи, тогда начастѣ скудости бываху потребных, яко многажды на утриа и хлѣбу не обрѣстися. Да кто может и сказати недостаткы, бывшаа преподобному отцу нашему Сергию? Испръва, егда начинашеся строитися мѣсто то, овогда убо не достало хлѣба, и мукы, и пшеници, и всякого жита; иногда же не достало масла, и соли, и всякого ястиа брашеннаго; овогда же не достало вина, имже обѣдня служити, и фимиану, имже кадити; иногда же не достало въску, имже свещи скати, и пояху в нощи заутренюю, не имущи свѣщь, но токмо лучиною березовою или съсновою свѣтяху себѣ, и тѣм нужахуся канонархати или по книгам чести, и сице съвръшаху нощная службы своя. Преподобный же Сергий всяку нужю ону, и тѣсноту, и всяку скудость, и недостаткы тръпяше съ благодарениемь, ожидая от Бога богатыя милости.

Когда сначала устраивалось место это, когда немного братьев жило здесь, когда немного было людей, приходящих и приносящих все нужное, — тогда часто недостаток ощущался в необходимых вещах, так что много раз с утра и хлеба не хватало. Да и кто может перечислить все лишения, которые испытывал преподобный отец наш Сергий? В первое время, когда начиналось устроение места этого, порой не было хлеба, и муки, и пшеницы, и всякой пищи; иногда же не было масла, и соли, и всяких съестных припасов; порой не было вина, чтобы обедню служить, и фимиама, чтобы кадить; иногда не было воска, чтобы свечи делать, и пели монахи ночью заутреню, не имея свеч, но только лучиной березовой или сосновой светили себе, и так вынуждены были каноны петь или по книгам читать, и так совершали ночные службы свои. Преподобный же Сергий всякую нужду, и затруднение, и всякую скудость, и лишения терпел с благодарностью, ожидая от Бога большой милости.

И случися въ иное время сицево искушение, понеже съ искушением бывает и милость Божиа: нѣкогда не достало бысть хлѣба и соли у игумена, но и въ всем манастыри бысть оскудѣние всѣхъ брашенъ. Бяше же заповѣдь преподобнаго игумена къ всѣм братиам сицева: аще когда съключится таковое искушение, или хлѣба не достанет, или будет оскудѣние всякого брашна, то не исходити того ради из монастыря, въ весь нѣкую или в село и не просити у мирянъ потребных телесных, но сѣдѣти тръпеливе в монастырѣ, и просити, и ожидати милости от Бога. Да яко же братиам веляше и заповѣдаше, сице паче и сам сиа же творяше и тръпяше, и пребысть три дний или четыре не ядущи ничтоже.

Случилось однажды такое испытание, — потому что с испытанием свершается и милость Божья: как-то не было хлеба и соли у игумена, и во всем монастыре истощилась всякая еда. А была заповедь у преподобного игумена для всех братьев такая: если когда-нибудь приключится такое испытание — или хлеба не будет, или кончится всякая еда, — то не выходить за этим из монастыря в деревню какую-нибудь или в село и не просить у мирян нужного для пропитания, но сидеть терпеливо в монастыре, и просить, и ждать милости от Бога. Как братьям он повелевал и заповедовал, так и сам поступал, и терпел, и оставался три или четыре дня без всякой еды.

Минувъшим же трем днемь, а четвертому наставающу и свитающу, взем сикиру прииде къ единому от старець, живущему въ монастыри его, емуже имя Данилъ, и рече ему: «Слышах, старче, яко хощеши сѣни създати пред келиею си. И азъ того ради приидох, да руцѣ мои не празнуета, и съзиждю я тебѣ». Отвѣща Данилъ и рече ему: «Ей, зѣло хощу и имам издавна таковая приготованиа, но ожидаю древодѣли от села. Тебѣ чинити боюся, егда како велику мзду възмеши от мене». Рече же ему Сергий: «Аз не зѣло велика възданиа требую от тебе, но имаши ли гнилыя хлѣбы, зѣло бо хотѣниемь въсхотѣ ми ся ясти таковыя хлѣбы. Иного же болѣ сего ничтоже не требую, ни прошу от тебе мздовъздааниа: у мене николиже обрѣтаются таковии хлѣби. А не глаголи, старче, еже ожидати тебе иного древодѣли мимо мене; и кто есть тебѣ инъ сице древодѣль, якоже азъ?» Старець же Данилъ изнесе ему решето хлѣбовъ гнилых, скрилевь, глаголя: «Аще сицевыя въсхотѣся тебѣ вещи той, и се съ тщаниемь въздаю ти; болѣ же сего не имам». Отвѣща Сергий: «Досыти ми есть и се, и довлѣет ми сие преизлише. Но обаче снабди а до девятаго часа, азъ бо преже даже руцѣ мои не поработасте и преже труда мъзды не приемлю».

Когда прошло три дня и четвертый уже наступал и светало, Сергий взял топор, и пришел к одному из старцев, живущему в монастыре его, по имени Данило, и сказал ему: «Слышал я, старче, что хочешь ты сени соорудить перед кельей своей. И я для этого пришел, чтобы руки мои не были праздными, построю сени тебе». В ответ Данило сказал ему: «Да, я очень хочу и давно собираюсь это сделать, но жду плотников из села. С тобой договариваться боюсь, как бы ты большую плату не взял с меня». Сказал ему Сергий: «Я не очень большую плату прошу у тебя, но нет ли у тебя гнилого хлеба, потому что очень хочется мне поесть такого хлеба. Ничего же другого сверх этого я не прошу, не нужно мне никакой платы: у меня нет и такого хлеба. Не говори, старче, что ты будешь ждать другого плотника вместо меня; кто у тебя будет лучшим плотником, чем я?» Старец же Данило вынес ему решето гнилого хлеба, наломанного, и сказал: «Если вот такого захотелось тебе, то вот, я охотно отдаю тебе; а больше этого у меня нет». Отвечал Сергий: «Довольно мне и этого, и это больше, чем нужно мне. Но только прибереги хлеб до девяти часов, потому что я прежде, чем руки мои не потрудились, и до работы, платы не беру».

И то рек, препояса чресла своа крѣпко и нача дѣлати и тесати от утра до вечера. И дьскы вся истеса, тако же и столбы издолъбе и поставль, Богу помагающу ему, сѣни съгради до вечера и съвръши а. Поздѣ же сущи, яко въ вечернюю годину, Данилъ старець пакы изнесе ему решето хлѣбовъ уреченных, цѣна мъзды его, еже руцѣ его поработаста. Сергий же приимь сиа, и предложи а пред собою, и сътворь молитву благословениа, и нача ясти с водою токмо, и не бѣ варива, ни соли, ни влагы; и обое съвокупя и обѣд, и вечерю ядяше. И нѣкоторым от братиа видяшеся от устъ его яко дымъ малъ исходящь, егда таковыа ядяше хлѣбы. И тогда друг другу преклоншеся, глаголааху: «Воле, братие, колико есть тръпѣние мужа сего и въздръжание его! Яко пребысть четыре дни ничтоже не ядый и на четвертый сущу поздѣ гнилым хлѣбом алкоту свою утѣшаше и уставляше; и то же не даром хлѣб гнилый, но драгою цѣною прекупивъ, ядяше».

И сказав это, опоясал чресла свои крепко и начал работать и тесать с утра до вечера. И доски все обтесал, также и столбы обработал и поставил, с Божьей помощью сени построил к вечеру и поставил их. Уже поздно, в вечернее время, Данило-старец снова вынес ему решето хлебов тех, плату за дело рук его. Сергий же взял хлеб, и положил его перед собой, и попросил в молитве благословения, и начал есть хлеб с водой, а другого не было ничего — ни вареного, ни соли, ни питья; было это ему и обедом, и ужином. Некоторые из братии видели, что из уст Сергия как будто дымок исходил, когда он такой ел хлеб. Тогда, друг к другу наклонившись, говорили они: «Вот, братья, каково терпение мужа этого и воздержание Сергия! Ведь он четыре дня ничего не ел и на четвертый только поздно гнилым хлебом голод свой утоляет и усмиряет; и хлеб гнилой не даром, но, дорогой ценой получив, ест».

Нѣкоторый же от мних поропта[138] единъ брат тогда на Сергиа: не ядоша бо и по два дни. И оскръбишася, не имуще что вкусити, и приидоша к нему, и пред ним поимы и поносы творяху, глаголюще: «Плѣсневии хлѣби! Еще ли нам въ миръ не исъходити просити хлѣба? Се убо на тя смотрихом, якоже учил ны еси; и се тебе слушающе нынѣ уже изчезаем от глада. Того ради утро рано изыдем от мѣста сего камо къждо потребных ради. Да не пакы възвратимся сѣмо, уже не могуще к тому тръпѣти бываемых: недостатковъ и скудости здѣ». Не вси же пороптаху, но нѣкоторый брат единъ от них.

Один же из братьев возроптал тогда на Сергия: ведь не ели они больше двух дней. И возмутились иноки, оставшись без еды, и пришли они к Сергию, и стали они его ругать и поносить, говоря: «Заплесневел хлеб у нас! Доколе нам к мирянам не ходить просить хлеба? Вот мы на тебя смотрели, как ты учил нас; послушались мы тебя и теперь вот умираем от голода. Поэтому утром рано уйдем с этого места куда нужно за едой, и больше мы не возвратимся сюда, не в силах будучи терпеть здесь лишений и скудости». Не все, однако, роптали, но некий брат, один из них.

Егоже ради и всю братию съзва; видѣ бо я ослабѣвша и оскръбившихся, преподобный Сергий малодушие их своим длъготръпѣниемь, и кроткым обычаем, и тихостию исправити хотя. Учаше а от святых Писаний, от Ветхаго и Новаго завѣта, глаголя: «Въскую прискръбни есте, братие? Въскую смущаетеся? Уповайте на Бога; писано бо есть: “Възрите на пръвыя роды и видите: кто упова на Бога — постыдѣся когда? Или кто вѣрова Господеви — и посрамленъ бысть? Или кто пребывъ въ страсѣ его — оставленъ бысть? Или кто призвавый его — и не услышанъ и презрѣнъ бысть от него?”[139] Глаголет бо Господь: “Не аз ли есмь податель пищам, и житныя плоды износя, житница наплънаа, и коръмитель всему миру, и питатель вселенныя, даай пищу всякой плъти, даай пищу им въ благо врѣмя, отвръзаа руку свою, насыщая всяко животно благоволениа?”[140] И въ Евангелии Господь рече: “Ищете и просите преже царствиа Божиа и правды его, и сиа вся приложатся вам. Възрите на птица небесныа, яко ни сѣют, ни жнут, ни збирают в житница, но Отецъ небесный кръмит я: не паче ли вас, маловѣрии? Тръпѣти убо, тръпѣниа бо потреба есть: въ тръпѣнии вашемь стяжите душа ваша; претръпѣвый бо до конца и спасется”.[141] И вы нынѣ глада ради оскръбистеся, еже на мало врѣмя на искушение вам съключающеся. Но аще претръпите с вѣрою и съ благодарениемь, то на плъзу вам будет искушение то и на болший прибытокъ обрящется: понеже благодать Божиа всѣмь бывает не без искушениа, якоже в Лѣствицѣ речеся: “Без искуса злато не съвръшается; по скорби же радости начаемся, послѣдует бо скръбным радостнаа: вечеръ бо, — рече, — въдворится плачь, а заутра радость”.[142] И вы убо нынѣ оскудѣние хлѣба имате, и недостатокъ всякого брашна днесь имате, и заутра умножение брашенъ всѣх потребных и всякого обилиа ястья и питиа насладитеся. Тако бо вѣрую, яко не оставит Богъ мѣста сего и живущих в нем».

Из-за него Сергий всю братию созвал: видя, что они ослабели и опечалены, преподобный Сергий малодушие их своим терпением, и кротким нравом, и мягкостью исправить хотел. Он поучал их словами Святого писания, из Ветхого и Нового завета, говоря так: «Зачем скорбите, братья? Зачем смущаетесь? Уповайте на Бога; ведь написано: “Посмотрите на древние роды и увидите: кто уповал на Бога — был постыжен когда-либо? Или кто верил в Господа — и посрамлен был? Или кто пребывал в страхе его — и оставлен был? Или кто призывал его — и не был услышан и презрен был им?”* Ведь говорит Господь: “Не я ли есть податель пищи, и урожаи хлеба приносящий, и житницы наполняющий, и кормитель всего мира, и питатель вселенной, дающий пищу всякой плоти, дающий пищу в свое время, раскрывающий руку свою, насыщая все жившее по благоволению?” И в Евангелии Господь сказал: “Ищите и просите прежде всего царствования Божьего и правды его, и это все приложится вам. Посмотрите на птиц небесных, которые не сеют, не жнут, не собирают в житницы, но Отец небесный кормит их: лучше ли они вас, маловерные? Терпите поэтому, ведь терпение нужно вам: терпением вашим спасайте души ваши; претерпевший же до конца спасется”. А вы ныне из-за голода скорбите, который на короткое время для испытания с вами приключился. Но если вы будете терпеть с верой и с благодарностью, то пользу вам принесет испытание это и большую выгоду: ибо благодать Божья всем дается не без испытания, как в Лествице сказано: “Без искуса золота не бывает; после скорби мы на радость надеемся, потому что следует за скорбью радость: ведь вечером, — сказано, — водворится плач, а наутро радость”. И у вас сейчас недостает хлеба, и не хватает всякой пищи сегодня, а завтра множеством еды всякой нужной и обильем всякой пищи и питья вы насладитесь: я верю, что не оставит Бог места этого и живущих здесь».

И еще сему глаголющу, и се нѣции вънезаапу потлъкаша въ врата. Вратарь же скоро приникнувъ скважнею, и видѣ, яко принесено бысть множество брашенъ потребных; и от радости и врат не отвръзе, бѣ бо приалченъ. И обратися съ тщаниемь скоро рища, притече къ преподобному Сергию, глаголя: «Отче! Благослови и принесшаа хлѣбы! Яко молитвами твоими обрѣтеся множьство брашенъ потребных, и се предстоят при вратѣх». Преподобный же повелѣ глаголя: «Скоро отвръзите врата, яко да внидуть внутрь». И сему бывшу, видѣша привезеное въ монастырь брашно на колеснице и въ вретищи. И прославиша Бога, давшаго имь таковую пищу и вечерю странну, готову сущу на земли, яко да накормит я и душа алчющаа насытит, препитати а въ день глада.

И когда еще Сергий это говорил, кто-то вдруг постучал в ворота. Привратник, быстро посмотрев в глазок, увидел, что принесли много пищи необходимой; он от радости — ведь и он был голоден — и ворот не открыл, и, повернувшись, стремительно побежал и явился к преподобному Сергию, говоря: «Отче! Благослови принесших хлеб! Благодаря молитвам твоим получили мы много еды необходимой, и все это находится у ворот». Преподобный же велел: «Быстрее откройте ворота, чтобы люди вошли внутрь». Когда открыли ворота, увидели привезенную в монастырь пищу на телеге и в корзинах. И прославили братья Бога, пославшего им эту пищу и ужин удивительный, приготовленный на земле, чтобы накормить их и души алчущие насытить, чтобы напитать их в день голода.

Преподобный же Сергий повелѣ мнихом си призвати на ядь привезших ядь, прирекь им сице: «Вы сами алчни суще, насытите сытых до сытости, накормите кръмящих вас, напитайте питающихь вы, и учредите, и почтите: достойни бо суть учрежениа и почитаниа». И сам не преже вкуси принесенаго ему готоваго брашна, аще и зѣло алченъ сый, но преже повелѣ бити в било, и въниде съ братиами въ церковь пѣть молебенъ, и велико благодарение и благохваление всылаше къ Богу, не оставляющему надлъзѣ рабъ своих, тръпящих его ради. И изшед изъ церкви, сѣде съ братиами на трапезѣ, пред ними же и предложени быша хлѣбы оны, новопринесеныя и новопеченыя. Преподобный же въставъ сътвори молитву, и благослови, и преломль, и раздѣливь, вдасть чрънцем своимь; и ядоша вси, и насытишася, и прославиша Бога, тако напитавшаго а. Бяху же хлѣби оны тепли суще и мягци, яко обычай есть новопеченым быти. Сладость же вкушениа их странна нѣкако и незнаема являшеся, и яко медвеною нѣкоею сладостию исплънены, уподоблены и преудобрены, и яко с маслом сѣмяннымь устроени суще и преухыщрени, и яко нѣкотораа в них зелиа растворенна благоухана, сладость постную, яко мнѣти, и от сего имѣти являюще. И якоже древле израильтяном нѣкогда в пустыни манна от Бога посылаема бяше,[143] о нихже рече Давидъ пророкь: «И одожди им манну ясти и хлѣбь небесный дасть имь. Хлѣбь аггельскый яде человекь, брашно посла им до обилиа, и ядоша, и насытишася зѣло».[144] И яко не дѣланнаа в рѣсноту пища познавашеся засылаема.

Преподобный Сергий повелел монахам позвать к столу тех, кто привез еду, и сказал монахам так: «Вы сами голодны, но насытьте сытых досыта, накормите кормящих вас, напитайте питающих вас, и угостите их, и почтите: ведь достойны они угощения и почитания». Сам он не сразу взял принесенную ему готовую еду, хотя и очень голоден был, но сначала повелел бить в било, и вошел с братьями в церковь петь молебен, и великую благодарность и хвалы воссылал к Богу, не оставляющему надолго рабов своих, страдающих ради него. Выйдя из церкви, Сергий сел с братьями за трапезу, а перед ними положены были свежеиспеченные хлеба эти, только что принесенные. Преподобный встал и совершил молитву, и благословил, и преломил, и разделил хлеб, и дал чернецам своим, и ели все, и насытились, прославили Бога, так накормившего их. Были же хлеба теплыми и мягкими, как обычно бывает свежеиспеченный хлеб. Вкус же их удивительным каким-то и непонятным казался, словно медовой некой сладостью были наполнены, насыщены и пропитаны, как будто с маслом постным они были испечены и приготовлены, будто какие-то в них пряности были положены ароматные, и вкус постный, как кажется, и от этого они имели. Так же и в древности некогда в пустыне Бог манну послал израильтянам, о которых сказал Давид-пророк: «Дождем послал им манну в пищу и хлеб небесный дал им. Хлеб ангельский ел человек, пищу послал Бог им в изобилии, и они ели, и насытились весьма». И нерукотворной поистине казалась ниспосланная пища.

И се показа Богъ преподобному Сергию плод тръпѣниа и въздръжаниа его, еже претръпѣ по четыре дни. Пострада алчя и жажда, поелику съ гладом боряся, тръпяше Бога ради, якоже рече пророкь Давидъ: «Тръпѣние убогых не погыбнет до конца; труды плод своих снѣси; блаженъ еси, добро тебѣ будет».[145] За хлѣбы оны гнилыя таковое сладкое Богъ засылаше ему брашно: въмѣсто гнилых не гнилыя, но новопеченыя, сладкыа, благоуханныа, въ тлѣнных мѣсто нетлѣнныя, земных благъ наслажение. И то же точию еще в настоящем вѣцѣ, а в будущем вѣцѣ въ земных мѣсто небесная, въ временных мѣсто вѣчных благъ наслажение, якоже рече апостолъ: «Ихже око не видѣ, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыде, яже уготова Богъ любящим его и хранящимъ заповѣди его».[146] Не точию Сергию единому, но и всякому, иже от всея душа възлюбившему Бога, и творящему волю его, и хранящимь заповѣди его въздание много.

Так показал Бог преподобному Сергию плоды терпения и воздержания его, которые претерпел он в течение четырех дней. Страдая от голода и жажды, с голодом борясь, терпел он Бога ради, как сказал пророк Давид: «Терпение бедных не погибнет до конца; плоды трудов твоих ешь; блажен ты, и добро тебе будет». Захлеба эти гнилые Бог такую вкусную послал ему пищу: вместо гнилых хлебов не гнилые, но свежеиспеченные, вкусные, ароматные, вместо истлевающих нетленные, земными благами наслаждение. Это только еще в настоящей жизни, а в будущей жизни Бог пошлет вместо земных благ небесные, вместо временных благ наслаждение вечными, как сказал апостол: «Того глаз не видел, и ухо не слышало, и на сердце человеку не приходило то, что приготовил Бог любящим его и хранящим заповеди его». Не только Сергию одному, но и всякому, кто от всей души возлюбил Бога, и выполняет волю его, хранит заповеди его, будет воздаяние великое.

Ядущим же имь, рече преподобный: «Где есть онъсица брат, иже преже ропща, рече, плѣсневии хлѣби? Да видить нынѣ и да разумѣет въистину, яко не суть плѣсневи, но и зѣло сладци и мягци. А не ли помяну пророка, глаголюща: “Зане пепелъ яко хлѣбъ ядях и питие мое с плачемъ растворях”».[147] Потом же взысканию бывшу, чии суть хлѣбы, и гдѣ есть принесеныя, и кто есть пославый. И съзирахуся промежи собою, истязающеся и съвъпрашающеся мниси. Никтоже удобь можаше извѣстно уразумѣти бываемаго, дондеже преподобный въпроси а, глаголя: «Не рѣх ли вам: призовите а ясти и припровадившаа нам хлѣбы оны, то гдѣ суть нынѣ? Како не обрѣтошася въ началѣ ядуща с нами?» Они же рѣша: «Мы убо по словеси твоему звахом я и о хлѣбех въпросихом я, глаголюще: “Чии суть хлѣби, яже сѣмо послашася с вами?” Послании же рѣша: “Онъсица христолюбець богат зѣло, живый въ далних странах, посла на имя Сергиево съ иже с ним живущими братиами”». Пакы же мниси, по повелѣнию Сергиеву, на обѣд позваша а. Они же не рачиша, но тщахуся инамо шествие сътворити; и тако изидоша от очию их. Се же бысть дивно, яко тогда мниси не увѣдаша, ни разумѣша, кто есть привезый хлѣбы оны, кто ли есть пославый я. Токмо прешедше къ игумену, дивляхуся, глаголюще: «Отче! Како пшеничнии хлѣбы с маслом и съ зелиемь утворени суть, тепли, а не от близ привезени ... суще?» На другий же день такожде множество потребных привезено бысть въ монастырь, и ястиа, и питиа. Пакы же на третий день, от иноя страны, по тому же образу привезено бысть, якоже преди сказахом.

Когда ела братия, сказал преподобный: «Где тот брат, который раньше роптал и сказал, что хлеб заплесневел? Пусть он увидит теперь и поймет хорошо, что не заплесневелые у нас хлеба, но весьма вкусные и мягкие. Как не вспомнить пророка, говорящего: “Я пепел как хлеб ел и питие мое слезами растворял”». Потом начали расспрашивать, чей это хлеб, и где принесшие его, и кто послал их. И смотрели монахи друг на друга, допытываясь и расспрашивая один другого. Никто не мог до конца понять случившегося, пока преподобный не спросил их: «Не говорил ли я вам: позовите есть привезших хлеба эти, где же они теперь? Почему они с самого начала не ели с нами?» Монахи же ответили: «Мы, как ты сказал, звали их и о хлебах спросили их, говоря: “Чей это хлеб, который сюда послан с вами?” Посланные же сказали: “Один христианин, очень богатый, живущий в дальних странах, послал хлеб на имя Сергия и живущих с ним братьев”». И снова монахи, по велению Сергия, посланных позвали на обед. Те же не захотели, но пожелали обратно идти; и вот исчезли из глаз монахов. Это было удивительно, что тогда монахи не поняли, не уразумели, кто привез хлеб этот и кто послал их. Братья только пришли к игумену, в удивлении говоря: «Отче! Как пшеничный хлеб, с маслом и с пряностями испеченный, остался теплым, — ведь он издалека привезен?» На другой день также много пищи привезено было в монастырь, и еды, и питья. Вновь на третий день, с другой стороны, таким же образом, как мы только что рассказали, привезена была пища.

Игумен же Сергий сия видѣвъ и слышав, съ всѣми братиами прослави Бога, глаголя: «Видите ли, братие, како ти промышленикъ всѣх Богъ не оставить мѣста сего, ниже оставляет рабъ своих съиночьствующих, живущихъ на мѣсте сем, работающих ему день и нощь и тръпящихь с вѣрою и съ благодарением?» Поминаше же братиам старець оно слово, еже от Павла апостола реченное: «Имуще пищу и одежду, сими доволни будем»;[148] «а ничимже пещися неполезными, но паче уповати и възирати къ Богу, могущему кръмити нас, и одѣвати, и въсемь промышляти нами, и от него ожидати потребных добрых и полезных душам и тѣлом нашимь. И молим Бога, да тъй промышляет нами, наипаче надѣемся на нь присно; иже бо древле израильтескиа люди, таковыа жестокыа и непокоривыа, толикиа тысуща въ пустыни, таже и послѣди не мало множество препитавый до сытости: “Одожди имь манну ясти и хлѣбъ небесный дасть имь. Хлѣбъ аггельскый яде человекь, просиша, и приидоша крастели, и одожди на ня, яко прах, плоти и, яко пѣсок морьскый, и птица прънатыа; и ядоша и насытишася зѣло”.[149] Самъ нынѣ тъй нами будет промышляай: ниже бо силою немощнѣйши нынѣ, ниже о еже промышляти лѣнивѣйши бысть, но якоже преже древле, тако и нынѣ нам всегда мощенъ есть пищу подаати».

Игумен Сергий, видя и слыша это, со всеми братьями прославил Бога, говоря: «Видите ли, братья, что заботящийся обо всех Бог не оставит места этого, и никогда не оставляет рабов своих, вместе иночествующих, живущих на месте этом, работающих для него денно и нощно и терпящих все с верой и с благодарностию?» Напоминал братьям старец слова, Павлом-апостолом сказанные: «Имея пищу и одежду, тем довольны будем»; «а ни о чем бесполезном, — говорил Сергий, — не нужно заботиться, но следует уповать и взирать на Бога, который может кормить нас, и одевать, и обо всех наших делах заботиться: и от него следует ожидать всего, что нужно доброго и полезного душам и телам нашим. Помолимся Богу, чтобы он заботился о нас, и будем надеяться на него всегда; ведь он в древности израильтян, столь жестоких и непокорных, накормил такое множество тысяч в пустыне, и впоследствии также не раз насыщал многих: “Одождил на них манну в пищу и хлеб небесный дал им. Хлеб ангельский ел человек, они просили, и налетели перепелы, и Бог одождил на них, как пыль, мясо, и, как песок морской, птиц пернатых; они ели и насытились весьма”. Сам Бог теперь о нас будет заботиться, — сказал Сергий, — ведь он не стал силой слабее теперь, и заботы его не преуменьшились, но как прежде в древности, так и теперь нам всегда сможет пищу подавать».

Оттолѣ же убо мниси навыкоша прочее не стужати си въ скорби и въ тѣснотѣ, елижды аще когда случится каа тѣснота, или скудость, или недостаткы потребных. Но все тръпяху съ усръдиемь и съ вѣрою, надѣющеся на Господа Бога, залогъ имуще преподобнаго отца нашего Сергиа.

С тех пор уже монахи привыкли больше не роптать в печали и в лишениях, если когда-нибудь случались лишения, или скудость, или недостаток в необходимых вещах. Но все терпели с усердием и с верой, надеясь на Господа Бога, залогом имея преподобного отца нашего Сергия.

О ХУДОСТИ ПОРТЪ СЕРГИЕВЫХЬ И О НѢКОЕМЪ ПОСЕЛЯНИНѢ

О БЕДНОСТИ ОДЕЖДЫ СЕРГИЯ И О НЕКОЕМ КРЕСТЬЯНИНЕ

Глаголаху нѣции от здѣшних старець о преподобном Сергии, яко риза нова никогдаже взыде на тѣло его, ниже от суконъ нѣмецкых красовидных, цвѣтотворных, или от синеты, или от багрянородных, или от бурявы, или от прочих многообразных различных шаровидных цвѣтовъ, или бѣлообразно, или гладостно и мягко: «Мягкая бо, — рече, — носящеи в домѣх царевых суть».[150] Но токмо от сукна проста, иже от сермягы, от влас и от влъны овчаа спрядено и исткано, и то же просто, и не цвѣтно, и не свѣтло, и не щапливо, но токмо видну шръстъку, иже от сукна ризу ношаше, ветошну же, и многошвену, и неомовену, и уруднену, и многа пота исплънену, иногда же другойци яко и заплаты имущу.

Рассказывали некоторые из монастырских старцев о преподобном Сергии, что одежда новая никогда не прикрывала тело его, ни сукно немецкое нарядное, разукрашенное, — ни синего цвета, ни багряного, или коричневого, ни других многих различных ярких цветов, ни белая или пышная и мягкая одежда:«Мягкие одежды носящие, — сказано, — находятся в домах царских». Но только из сукна простого, то есть из сермяги, одежду, из шерсти и из руна овечьего спряденного связанную, и ту простую, и не окрашенную, и не выбеленную, и не разукрашенную, но только из грубой шерсти, то есть из сукна он одежду носил, ветхую, не раз перешитую, и неотстиранную, и грязную, и многим потом пропитанную, а иногда даже и с заплатами.

Есть же егда и сице случашеся: единою бо обрѣтеся у них сукъно едино злотворно, и неустройно, и некошно, яко и пелесовато, егоже и вся братиа негодующе и гнушахуся его и отвращахуся. Но ово убо единъ брат вземь сие, и мало подръжавъ и, пакы възъвращаше и покыдаше; такожде и другый, и третий, даже и до седмаго. Преподобный же не отвратися, нъ съ тщаниемь вземь сие, благословивъ, и крааше, и шиаше, и сътвори рясу, в нюже не възгнушася облещися. И не рачи съвлещи ея и пометнути ю, но паче изволи съ благодарениемъ на тѣлѣ своем износити ю, дондеже по лѣтѣ единѣмь, обетшавъ, издрася и распадеся. Да от сея вещи разумѣти, колико и каково рачителство имѣаше смиреномудриа ради, еже проходити в нищетнѣ образѣ.

Иногда же и так получалось: однажды нашлось у братьев сукно некое негодное — и плохое, и некрасивое, так что оно даже полиняло, — и вся братия с презрением гнушалась им и отворачивалась. И если какой-нибудь брат это сукцо брал, то, немного подержав его, назад возвращал и бросал; так делал и другой, и третий, вплоть до седьмого. Преподобный же не отвернулся, но аккуратно взял сукно, благословил, и начал кроить, и шить, и сделал рясу, которую не погнушался надеть. И не захотел снять ее и выбросить ее, но, напротив, начал с благодарностью на теле своем носить ее, пока через один год она, обветшав, не разорвалась и не распалась. Отсюда можно понять, сколь усерден был Сергий в своем смирении, если ходил в облачении нищего.

Бяху бо порты на нем обычныя зѣло худостны, еже по вся дни ношаше, яко аще бы нѣкто не видавый его и отинудь не знаа его, таче аще узрит его негдѣ въ таковѣй суща одежди, то не мнит его самого того игумена Сергиа быти. Но мнит его, яко единого от чернець, яко нища, и убога, и странна, и яко работника, всяку работающа работу. И единою просто рещи: толикы бѣ худостны порты ношаше, яко хуже и пуще всѣхь чрънцевъ своих, яко нѣкоимь от сего омекнутися, не знающим его, и облазнитися; еже и бысть, еже и многи подъяша и пострадаша, от нихже вам единого споселянина явлена сътворити покушуся.