Ответ: Эстетическая теория языка Карла Фосслера. Язык – средство выражения.

Эстетический идеализм и концепция К. Фосслера

Так называемая школа эстетического идеализма, сложившаяся в Германии к началу XX в., занимала по отношению к младограмматизму не менее отрицательную позицию, чем это было характерно для взглядов Шухардта, но исходила в своей критике из несколько иных позиций (хотя некоторые точки пересечения между ними и могли наблюдаться). В определенной степени это сказалось и на терминологической стороне: Шухардт категорически настаивал на невозможности согласия с младограмматиками «до тех пор, пока мы не откажемся от термина “филология”», и подчеркивал целесообразность «говорить о языкознании, литературоведении или истории культуры как об отдельных науках», поскольку «языки, как бы далеко они ни отстояли один от другого, в научном смысле связаны между собой гораздо теснее, чем язык и литература, даже тогда, когда они принадлежат одному и тому же народу»[54]. Представители же эстетического идеализма часто использовали для самоназвания термин «неофилология» (или «идеалистическая неофилология»), отмечая, что последнее «является своего рода знаменем». Да и сам основоположник рассматриваемой школы, профессор романской филологии Мюнхенского университета Карл Фосслер (1872–1949)[55], был не только лингвистом, но и литературоведом, что в определенной степени сказалось на его научном мировоззрении.

Отрицательно относясь к философской базе младограмматиков – позитивизму (его вышедшая в свет в 1904 г. программная работа озаглавлена «Позитивизм и идеализм в языкознании»), Фосслер находился под сильным влиянием Гегеля, Гумбольдта и особенно итальянского философа Бенедетто Кроче (1866–1952), автора книги «Эстетика как наука о выражении и как общая лингвистика», опубликованной в 1900 г. В этой работе Кроче утверждал, что эстетика изучает выражение, а язык также состоит из неповторимых выражений, поскольку языковой акт является всегда творческим. Отсюда делался вывод о том, что лингвистика и эстетика, будучи взяты в их подлинном научном значении, представляют собой одну и ту же дисциплину и на определенной ступени должны слиться, основываясь не на логическом, а на интуитивном познании.

Основной упрек, который адресовал мюнхенский романист своим младограмматическим оппонентам, заключался в том, что последние считают своей основной целью знание и описание фактического материала, тогда как идеалисты озабочены прежде всего установлением причинной связи. Считая язык «выражением духа», Фосслер вслед за Гумбольдтом указывал, что «автономным является не язык с его звуками, а дух, который создает его, формирует, двигает и обусловливает в мельчайших частностях». Подчеркивая, что язык есть беспрерывная деятельность, Фосслер отмечает, что язык следует рассматривать как постоянное творчество. При этом первична для него индивидуальность: «…языковое выражение возникает в результате индивидуальной деятельности, но оно утверждается, если приходится по вкусу другим, если они его принимают и повторяют его, либо бессознательно, т. е. пассивно, либо точно также творчески, т. е. модифицируя, исправляя, ослабляя или усиливая, короче говоря, принимая коллективное участие. В момент возникновения или абсолютного прогресса язык есть нечто индивидуальное и активное, в момент покоя или утверждения – нечто пассивное (как в единичном, так и в общем), и в момент относительного прогресса, т. е. рассматриваемый не как творчество, а как развитие, язык есть коллективная духовная деятельность».

Исходя из сформулированных выше принципов, Фосслер упрекает «позитивистов» в том, что, рассматривая язык как нечто данное и завершенное, они производят над ним «анатомическую операцию», разлагая на якобы «естественные» единицы – предложения, их члены, слова, слоги и т. п. Между тем подобное членение является не наиболее «естественным», а просто наиболее удобным, поскольку «слоги, основы, суффиксы, слова и члены предложения являются, так сказать, суставами, по которым живая речь сгибается и движется. Но если утверждают, что звуки конструируют слоги, а эти последние – слова, а слова – предложения и предложения – речь, то тем самым… допускают нонсенс, который равносилен утверждению, что члены тела конструируют человека… В действительности имеет место причинность обратного порядка: дух, живущий в речи, конструирует предложение, члены предложения, слова и звуки – все вместе».

Отсюда К. Фосслер делает вывод о том, что, подходя к языку как к духовному выражению, следует понимать историю языкового развития как историю духовных форм выражения, т. е. историю искусств в широком смысле слова. «Грамматика – это часть истории стилей или литературы, которая, в свою очередь, включается во всеобщую духовную историю, или историю культуры». Поэтому начинать изучение языка следует со стилистики[56] и лишь затем переходить к синтаксису.

Последний (как, впрочем, и морфология, и фонетика) сам по себе еще не составляет науки, поскольку вообще «рассматривать язык с точки зрения установлений и правил – значит рассматривать его ненаучно». Любое языковое выражение – это прежде всего индивидуальное духовное творчество. Да и сама возможность общаться при помощи языка, согласно Фосслеру, обусловлена не общностью языковых установлений, материала, строя и т. д., а имеет место благодаря общей языковой одаренности. «Языковой общности, диалектов и т. п. в действительности вообще не существует. Эти понятия тоже возникли в результате более или менее произвольной классификации и являются дальнейшими ошибками позитивизма[57]. Поставьте в условия контакта двух или нескольких индивидуумов, которые раньше принадлежали к самым различным “языковым общностям” и между которыми нет никаких общих языковых установлений, и они вскоре, в силу свойственной им языковой одаренности, станут понимать друг друга». Поэтому, по мнению Фосслера, язык может быть не изучен, а – используя гумбольдтовское выражение – только «разбужен». Что же касается момента «воспроизведения», то его можно приравнять к речи попугаев, у которых отсутствует творческое начало; поэтому его можно отнести к дефициту языковой одаренности, а отнюдь не превращать в самостоятельный принцип, на котором должна строиться наука.

Отрицательно относился Фосслер и к учению младограмматиков о причинах языковых изменений, отмечая, что «между фонетическим законом и аналогией идеалист не может признать качественного различия». Причиной любого языкового изменения является акцент – духовное явление, которое отнюдь не сводится к языковой стороне: «Акцент – это связующее звено между стилистикой или эстетикой и фонетикой; исходя из него, следует объяснять все фонетические изменения». Последние всегда в момент своего возникновения являются индивидуальными и отнюдь не действуют «со слепой необходимостью». Напротив, как подчеркивает Фосслер, «нет надобности в том, чтобы фонетическому изменению подчинялись люди или звуки. Ни с какой стороны изменение не является ни обязательным, ни закономерным; оно должно еще им стать».

Исходя из различения в языке абсолютного (свободного индивидуального творчества) и относительного (взаимообусловленного коллективного творчества) прогресса, немецкий ученый подразделяет языкознание на чисто-эстетическое и эстетико-историческое рассмотрение языка.

«Первое может быть только монографическим; оно исследует отдельные формы выражения сами по себе и независимо друг от друга с точки зрения их особой индивидуальности и своеобразного содержания. Второе должно суммировать и группировать. В его задачу входит исследование языковых форм различных народов и времен, во-первых, хронологически – по периодам и эпохам, во-вторых, географически – по народам и расам и, наконец, по «индивидуальностям народов» и духовному родству Здесь при сопоставительном изложении материала позитивистские методы как раз и могут быть применены со всей силой, определенностью и скрупулезностью. Подразделяется ли при этом языковой материал на фонетику, морфологию, синтаксис или нет – это вопрос договоренности; он может быть решен исходя только из практический соображений, а не теоретических».

Поскольку каждое изменение в своих истоках индивидуально и сознательно, постольку основное внимание должно быть уделено изучению стилей тех личностей, которые оказали наибольшее влияние на языковое развитие. Отсюда внимание представителей школы эстетического идеализма к изучению языка отдельных писателей, т. е. проблематике, находящейся на стыке литературоведения и языкознания («филологической» в традиционном смысле слова).

С другой стороны, в своих позднейших работах Фосслер, оставаясь на индивидуалистических позициях, стремился связать развитие языка с общественными и культурными факторами. Так, в книге «Язык и культура Франции» он утверждал, что характерной чертой старофранцузского языка является сочетание национального чувства с культурно-религиозным, что проявляется в гармонии между фонетикой и синтаксисом, среднефранцузский период отмечен наличием национального и практического сознания, в связи с чем наблюдается беспорядочное обогащение словарного состава и разнобой в фонетике и словоизменении, в новый период происходит дальнейшее обогащение словарного состава и приспособление его к «духу» французского языка и т. д. Любопытно отметить, что некоторые идеи Фосслера вызвали одобрение у главы Французской социологической школы А. Мейе, хотя, казалось бы, индивидуалистические установки немецкого романиста были коренным образом отличны от его принципов.

Хотя дальнейшее развитие языкознания XX в. пошло по иному пути, нежели тот, который отстаивался Фосслером, его концепция сохранила определенную популярность вплоть до середины XIX в., хотя начиная с 30-х гг. ее влияние стало заметно ослабевать.