Ответ: Теория фонем МФШ, ЛФШ, ПЛК.

Фонетика - это наука о материальной стороне (звуков) человеческой речи.

Московская фонологическая школа – направление в исследовании звукового яруса языка. Она возникла в кон. 20-х гг. ХХ в. Её основатели – Аванесов, Реформатский, Сидоров, Сухотин и др. опирались на идеи Бодуэна де Куртенэ. Обобщение идей этой школы в виде целостной концепции, отражающей её состояние в 60-80-х гг., осуществлено Пановым.

Основа теории Московской фонологической школы – учение о фонеме. Важнейшее положение - необходимость последовательного применения морфемного критерия при определении фонемного состава языка (в этом главное отличие этой школы от Ленинградской (Петербургской) фонологической школы и от других фонологических школ). Для отнесения разных звуков к одной фонеме необходимо и достаточно, чтобы звуки находились в дополнительном распределении (дистрибуции) в зависимости от фонетических позиций и занимали одно и то же место в одной и той же морфеме, т.е. позиционно чередовались. Фонему представляет весь ряд позиционно чередующихся звуков.

В этот ряд могут входить самые различные звуки: артикуляционно и акустически близкие и далёкие, а также нуль звука. Так, в рус. языке фонема (с) может быть представлена звуками [с] - с отцом, [с°] - с отчимом, [с'] - с сестрой, [з] - с братом, [з'] - с дядей, [ш] - с шурином, [ж] -с женой, [ш'] - с чадом, нулём звука - с щедрым и др.

Московской фонологической школой выдвинуто положение о параллельных и пересекающихся рядах позиционно чередующихся звуков. Кроме того, эта школа ввела понятие гиперфонемы, которая есть особый случай неполной реализации в отдельных морфемах всего ряда позиционно чередующихся звуков, воплощающих фонему.

Построение фонологической модели языка, в т. ч. определение всех его фонем и их взаимоотношений в разных позициях, с точки зрения Московской фонологической школы, возможно только при учёте всех слов, грамматических форм и морфем данного языка и всех фонетических реализаций фонологических единиц.

Идеи Московской фонологической школы нашли применение в первую очередь в теории письма - графике и орфографии, создании алфавитов, практической транскрипции и транслитерации, в исторической фонетике, диалектологии и лингвистической географии, преподавании неродного языка.

Ленинградская (Петербургская) фонологическая школа – направление в исследовании звукового уровня языка. ее основоположник – академир Щерба (последователь Бодуэна де Куртене). Шерба определил фонему как единицу, способную дифференцировать слова и их формы. Он установил обусловленность членения звуковой последовательности на фонемы морфологическим членением (в словах бы-л, засну-л, он-а, был-а конечные фонемы отделяются благодаря возможности провести перед ними морфологическую границу).

Языковую функцию фонемы Щерба также связывал с её способностью участвовать в образовании звукового облика значимой единицы (одет - одеть и т. д.).

Основной принцип подхода этой школы к звуковым единицам - стремление связать языковую (социальную) природу фонемы с её ролью в речевой деятельности человека. Фонема, будучи минимальной языковой единицей, лежащей в основе иерархии фонема - морфема - слово - синтагма, в то же время является единицей уникальной, поскольку именно фонема обеспечивает использование материальных явлений (физиологических, акустических) для образования значимых единиц языка.

Для Ленинградской школы характерно утверждение, что система фонем того или иного языка - не просто результат логических построений исследователя, а реальная организация звуковых единиц, обеспечивающая каждому носителю языка возможность порождения и восприятия любого речевого сообщения. Отсюда понятен интерес к тем функциям звуковых единиц, которые обнаруживаются при исследовании речевой деятельности и языкового материала: подробное фонетическое описание различных фонологических систем, идея важности «звукового облика слова», интерес к разным стилям речи, разработка теории слога, теории интонации и т.д.

Актуальность идей школы определяется сущностью основных направлений: углублённое исследование фонетических характеристик языков с различными звуковыми системами, позволяющее раскрыть общие закономерности использования материальных средств в естественном языке; исследование фонетики и фонологии спонтанной речи; изучение интонационных средств языка; анализ фактов речевого поведения человека.

Пражская лингвистическая школа (или, как её часто называют, Школа функциональной лингвистики) внесла существенный вклад в теорию и практику современного языкознания.

Пражский лингвистический кружок (Ргаzskу 1ingvistieky krollzek, Cerele lingllistique de Prague) (далее ПЛК) возник в 1926 г. по инициативе чешского англиста и специалиста по общему языкознанию Вилема Матезиуса (1882-1945) и слависта Р.О. Якобсона, работавшего тогда в Праге.

Представители Пражской школы основывались в своих фонологических изысканиях с одной стороны, на идеях И.А. Бодуэна де Куртенэ, Н.В. Крушевского и частично Л.В. Щербы, с другой стороны, на идеях Ф. де Соссюра. Синхронный подход к языковым явлениям обеспечил представителям Пражской школы определенное решение вопроса о том, что является фонемой, что, входит в задачи фонологии и какова связь, между фонологией и фонетикой. Наиболее важными в этом плане являются работы Н.С. Трубецкого, Р.О. Якобсона, В. Матезиуса, Б. Трнки, Б. Гавранка, И. Вахека.

Таким образом, ПЛК: соотношение между языком и речью представляет собой просто отношение между научным анализом (абстракцией) и некоторыми явлениями действительности. Речь представляется как непосредственная данность, язык - как результат научной абстракции. Таким образом, облегчается процедура исследования, такой подход дает хорошие результаты в конкретных исследованиях, например, такой метод применялся Н.С. Трубецким при создании фонологической теории.

С точки зрения Пражской школы, фонемы реально непроизносимы. Будучи научной абстракцией, фонемы, реализуются в различных оттенках или вариантах, которые произносимы. Но сама фонема как абстрактное единство всех оттенков реально непроизносима. Трубецкой пишет: конкретные звуки, слышимые в речи, являются скорее лишь материальными символами фонем ... Звуки ни когда не являются самими фонемами, поскольку фонема не может содержать, ни одной фонологически несущественной черты, что для звука речи фактически не неизбежно (Амирова Т.А., 2006).

Ответ: Дескриптивная лингвистика: ее идеи и принципы. Глоссематика, учение Луи Ельмслева о плане выражения и плане содержания.

ДЕСКРИПТИВНАЯ ЛИНГВИСТИКА (англ. descriptive — описательный) — одно из направлений американского языкознания, возникшее и активно развивавшееся в 30—50-х гг. 20 в. в общем русле структурной лингвистики (наряду с глоссематикой и пражской лингвистической школой).

Языковые условия развития яз-зна-ния в США: распространение теорий позитивизма, прагматизма и бихевиоризма; традиция изучения языков коренного индейского населения; актуальность практич. проблем, связанных с разнородными группами иммигрантов, живущих в США, и т. п.

Д. л. сложилась под непосредств. влиянием идей Л. Блумфилда, который, применив к индейским (америндским) языкам строгие методы сравнительно-исторического языкознания, основанные на признании регулярности фонетич. изменений и фонетич. соответствий между родств. языками, пришел имеете с тем к необходимости создания для изучения этих языков, в большинстве своем бесписьменных и не имеющих ни грамматик, ни словарей, новых методов анализа. При полевом исследовании незнакомых языков, когда значения языковых форм лингвисту не известны, для установления и различения единиц языка был необходим формальный критерий — сочетаемость единиц, их место в речи относительно др. единиц, получивший название дистрибуции (англ. distribution — распределение). Методика полевых исследований во многом определила в Д. л. методы лингвистич. исследований вообще. Сформулировав в духе бихевиористской психологии теоретич. посылки синхронного описания языка (язык понимается как разновидность поведения человека), Блумфилд предложил дескриптивный метод, исключающий, с его точки зрения, ненаучный критерий значения языковых форм. Объяснение языковых явлений через категории мышления и психики человека (см. Младограмматизм, Эстетический идеализм в языкознании) Блумфилд назвал менталиэмом (от лат. mentalis — мыслительный) и считал гл. препятствием для превращения лингвистики в точную науку. Д. л. не ставила задачи создания общей лингвистич. теории, к-рая объясняла бы явления языка и их взаимосвязи, но разрабатывала методы синхронного описания н моделирования языка (хотя важность ист. исследований не отрицалась). Описание языка понималось как установление языковой системы, индуктивно выводимой из текстов и представ-ляющей собой совокупность нек-рых единиц и правил их аранжировки (расположения). Детально разрабатывались проблемы уровней дистрибутивного анализа, уровней структуры языка и соответствующих им осн. единиц — фонемы, морфемы и (иногда) конструкции (или предложения). Был поставлен вопрос о промежуточных уровнях, напр. морфонематиче-ском и его единице морфонеме. Слово как осн. единица языка, как правило, не выделялось и трактовалось как особо тесно спаянная цепочка морфем, соединенная в пределах предложения с другими такими же цепочками. Единицы, более крупные, чем предложение, не рассматривались, т. к. считались не принадлежащими структуре языка.

Методика анализа и Д. л. характеризуется изоморфизмом, т. е. включает на фонологич. и морфологич. уровнях, несмотря на их качеств, различие, одни и те же оси. этапы и операции: 1-й этап — членение текста на минимальные для данного уровня сегменты (фоны, морфы), установление их дистрибуции и подведение на этой основе под определ. единицы структуры языка (фонемы, морфемы) в качестве их вариантов (аллофонов, алломорфов); 2-й этап — установление дистрибуции самих единиц структуры языка и объединение их в дистрибутивные классы; 3-й этап — построение нек-рой модели языка на данном уровне его структуры. Допускалась возможность разных моделей, и были предложены критерии выбора оптимальной — чаще всего критерии наибольшей простоты, полноты и логич. непротиворечивости. Описание языка должно было в Д. л. завершаться построением общей модели структуры языка, отражающей взаимодействие разл. уровней.

Глоссематика – датское ответвление структурализма. Название появилось в 1936 г и восходит к греческому слову glossa «язык». Данное название призвано подчеркнуть принципиально новый подход к языку, в отличие от традиционного языкознания, которое, по мнению датских структуралистов, страдает субъективизмом и не может претендовать на научность. Разработана в 30-50 гг 20в.

Копенгагенский лингвистический кружок оформился после Пражского, в 1938г. У его истогов стоят Виго Брёндаль (1887-1942), Ханс Ульдалль (1907-1957) и Луи Ельмслев (1899-1965). Работы, излагающие основные положения Г:

1) «Принципы всеобщей грамматики» Л. Ельмслева (зачатки новой концепции языка). 1928 г. – намечались теоретические основы нового направления.

2) «Пролегомены к теории языка» Л. Ельмслев (основная работа Е., излагающая позицию глоссематики) – 1943

3) «Структуральная лингвистика» Брёндаль 1939

4) «Основы Г.» Ульдальь, 1957 – описание принципов Г как «алгебры языка».

5) Е. принадлежит значительное количество статей, посвященных изложению теории Г. «Язык и речь» 1942, «Методов структурного анализа в лингвистике» 1950-1951 гг.

Для Г. характерна методология неопозитивизма (одного из направлений в западной философии 20в), который последовательно отрицает реальное существование предметов материальной действительности, объявляя эти предметы пучками пересечений их взаимных зависимостей – функций. Теория признается независимой от опыта в том смысле, что экспериментальные данные не могут ни усилить, ни ослабить ее («лингвистическая теория не может быть проверена существующими текстами «языками». Такой характер теории обусловлен стремлением максимально сблизить Г. с системами исчисления, которым не свойственно отражение конкретных особенностей исчисляемых предметов. Однако Г. (по Е.) должна обеспечить понимание не любых объектов, как при других системах исчисления, а только объектов определенной природы, т.е. языковых текстов. При этом Е. и У. считают Г. всеобщей дедуктивной теорией языка, приложимой к любому конкретному языку – существующему или возможному. → ей были приданы черты, характерные для формально логической математической теории.

Основные положения теории глоссематики.

Общие критерии новой теории язык Е. изложил в разделах 1-9 своих «Пролегоменов к теории языка».

Упрек в адрес традиционной лингвистики: она трансцендентна, т.к. сосредотачивает внимание на явлениях находящихся за пределами языка, а подлинно научное языкознание имманентно, т.е. занимается изучением внутренне присущих языку свойств. Лингвистическая теория должна искать постоянное, не связанное с какой-либо внеязыковой «реальностью», то постоянное, что делает язык языком. Цель лингвистической деятельности: подтвердить на благоприятном объекте (язык) тезис: существует система, лежащая в основе процесса, т.е. постоянное, лежащее в основе изменений. Способность лингвистической теории описать нечто постоянное – эмпирический принцип (назв. Е.): «описание должно быть свободным от противоречий, исчерпывающим и предельно простым. Требование непротиворечивости предшествует требованию исчерпывающего объяснения, которое предшествует требованию простоты. Требование непротиворечивости проверяется в самой теории, т.к. в математике нет противоречивых теорем. Требование исчерпывающего описания: «описание конкретного предмета является полным, если оно проводится до тех пор, пока не обнаружится никакого остатка, т.е. пока весь предмет не сведен к структуре рассматриваемого типа (У.). Тип – некое общее понятие для всех отдельных проявлений одного и того же явления. Требование простоты: «описание является простым, если оно, оставаясь последовательным и полным, раскрывает предмет как нечто состоящее из возможно меньшего числа единиц, представляющих собой конечный результат исследования» (У.) → У.: «построение аппарата описания сопровождается борьбой 2 противоречивых стремлений:

1) желанием сделать алгебру возможно более общей, приложимой к более широкому многообразию конкретных описаний, что означает увеличение ее различительной силы и ее сложности;

2) стремлением обеспечить наибольшую возможную простоту конкретных описаний.»

Из простоты могут выведены все остальные научные идеалы: объективность, последовательность, полнота. Кроме эмпирического принципа У. выделяет:

- принцип сводимости (описание принимает форму постепенного разделения предметов на все меньшие и меньшие составные части, являющиеся конечным результатами исследования)

- принцип экономии (направлен на получение простейшего возможного описания).

- принцип обобщения (определенное описание обобщается до того, чтобы его применить к 2 объектам)

Традиционная лингвистика в образовании понятий шла от простого к сложному (была индуктивной); Г. идет от общего к частному, т.е. является дедуктивной. Е. определил метод своей лингвистической теории как эмпирический и дедуктивный. Е. считает свою теорию теорией метода исследования, цель: создать процедурный метод, с помощью которого можно понять данный текст, применяя непротиворечивое и исчерпывающее описание», эта теория должна быть полезна для описания и предсказания любого возможного текста на любом языке», т.е. Е. придавал универсальный характер своей теории.

Е: «Лингвистическая теория предписывает анализ текста, который ведет нас к выявлению языковой формы, скрытой за непосредственно доступной чувственному восприятию «субстанцией», к установлению скрытой за текстом системы языка» → цель анализа: выявления языковой формы и ее соотношения с субстанцией. Различение формы и субстанции в объекте лингвистики – оригинальная черта концепции Ельмслева.

Е. исходит из того, что в языке любая фраза может быть выражена многообразно, манифестироваться в самых различных субстанциях (графика, жесты, электрические импульсы, и т.д.) эти разные субстанции являются проявлением чего-то одного, Е. называет это формой. → Форма выступает как нечто постоянное, как абстрактная сущность, а ее проявление в той или иной субстанции является переменным и случайным. Форма – основная сущность языка, абсолютно независимая от субстанции. (дихотомия: форма – субстанция).

Г. вводит дихотомию «содержание – выражение». Г. различает в языке план выражения и план содержания. И в плане выражения, и в плане содержания выделяются противопоставляемые друг другу форма как ведущее начало в языке и субстанция, которая ставится в полную зависимость от формы. Деление языка на 4 пласта, исходя из дихотомии «форма-субстанция» и «выражение – содержание» - характерная черта Г.

36 ответ Гипотеза "лингвистической относительности" Э. Сепира и Б. Уорфа.

Детерминизм (от лат, determine — определяю) — признание причинной обусловленности всех явлений; согласно лингвистическому детерминизму, язык определяет (детерминирует) структуру мышления и способ познания мира.

Убеждение в том, что люди видят мир по-разному — сквозь призму своего родного языка, лежит в основе теории "лингвистической относительности" Эдварда Сепира и Бенджамина Уорфа. Они стремились доказать, что различия между "среднеевропейской" (западной) культурой и иными культурными мирами (в частности, культурой североамериканских индейцев) обусловлены различиями в языках.

Например, в европейских языках некоторое количество вещества невозможно назвать одним словом - нужна двучленная конструкция, где одно слово указывает на количество (форму, вместилище), а второе — на само вещество (содержание): стакан воды, ведро воды, лужа воды. Уорф считает, что в данном случае сам язык заставляет говорящих различать форму и содержание, таким образом навязывая им особое видение мира. По Уорфу, это обусловило такую характерную для западной культуры категорию, как противопоставление формы и содержания.

В отличие от "среднеевропейского стандарта", в языке индейцев хопи названия вещества являются вместе с тем и названиями сосудов, вместилищ различных форм, в которых эти вещества пребывают; таким образом, двучленной конструкции европейских языков здесь соответствует однословное обозначение. С этим связана неактуальность противопоставления "форма — содержание" в культуре хопи.

Уорф, далее, находил связь между тем, как передается объективное время в системах глагольных времен в европейских языках, и такими чертами европейской культуры, как датировка, календари, летописи, хроники, дневники, часы, а также исчисление зарплаты по затраченному времени, физические представления о времени. Очевидность ньютоновских понятий пространства, времени, материи Уорф объяснял тем, что они д а н ы "среднеевропейской" культурой и языком (Новое в лингвистике. Вып.1, I960, 135 — 168).

Однако доказать вполне эту "удивительно красивую" гипотезу, как писал о теории лингвистической относительности Ю. Д. Апресян, трудно. Об экспериментальном подходе к гипотезе см. ниже.

Экспериментальные проверки лингвистического детерминизма*. В поисках доказательств гипотезы Сепира — Уорфа часто пишут о различиях между языками в членении цветового континуума: в одних языках есть семь основных (однословных) названий цветов радуги (например, русский, белорусский), в других — шесть (английский, немецкий), где-то — пять, в языке шона (Родезия) — четыре, в языке басса (Либерия) — два.

Сравнить эти членения спектра можно так:

В одном из экспериментов испытуемым, говорящим на шона, и носителям английского языка предлагалось подбирать названия для различно окрашенных полосок бумаги. Выяснилось, что цвета, имеющие в родном языке однословные обозначения, воспринимаются испытуемыми как "чистые", и названия для них отыскиваются быстрее, чем для цветов, переходных между "чистыми" красками.

Так, для желто-зеленой зоны спектра говорящие на шона подыскивали нужна?

обозначение Шсепа) быстрее, чем говорящие на английском, которые были вынуждены составить сложное обозначение — yellow-green.

Однако считать такие результаты доказательством зависимости познавательных процессов от лексической структуры языка все же трудно. В лучшем случае такие опыты интерпретируют как подтверждение "слабого варианта" гипотезы Сепира — Уорфа: "носителям одних языков л е г ч е говорить и думать об определенных вещах потому, что сам язык облегчает им эту задачу" (Слобин, Грин 1976, 203 — 204). Однако в других экспериментах с цветообозначениями даже и такие зависимости не подтверждались. Психологи приходили к выводу, что в познавательных процессах в отношениях между языком и мыслительной деятельностью р е ш а ю щ е й промежуточной переменной является активность познающего человека (Коул, Скрибнер 1977, 65).

Высказывались предположения, что зависимость мышления от языка может быть обнаружена скорее в грамматике, чем в лексике, поскольку грамматика — это сфера обязательных значений, "принудительно" и достаточно рано известных всем говорящим (на данном языке).

В языке навахо (Северная Америка) глаголы, обозначающие разные виды манипуляции (Врать 1, 'держать в руках 1, • передавать', 'перекладыватб, 'перебирать руками 1 и т. п.), по-разному спрягаются в зависимости от формы объекта действия.

Допустим, говорящий просит передать ему какой-то предмет. Бели это гибкий и длинный предмет, например кусок веревки, то глагол должен быть в форме А; если предмет длинный и твердый, например палка, то глагол ставится в форму В; а если предмет плоский и гибкий, вроде ткани или бумаги, то нужна форма С. Это интересное грамматическое различие привело исследователей к предположению, что дети навахо должны научиться различать признаки "формы" предмета раньше, чем дети, говорящие на английском*.

В эксперименте детям предъявлялись тройки предметов разного цвета или формы, и ребенок должен был выбрать из этих трех предметов два наиболее, по его мнению, "подходящих" друг другу. Вот некоторые из таких троек: 1) синяя веревка, желтая веревка, синяя палочка; 2)желтая палочка, синяя палочка, синий кубик; 3) желтый кубик, желтая ткань, синий кубик и т. д. Дети, говорящие на

навахо, группировали предметы по форме чаще, чем дети, говорящие на английском.

По-видимому, это позволяет признать какое-то влияние языка на развитие познавательных процессов. Однако и в группе навахо, и в английской группе с возрастом наблюдалось увеличение перцептивной значимости формы по сравнению с цветом. Если же в занятиях и играх детей постоянно использовались игрушки или предметы, предполагающие учет их формы, то умение различать форму

складывалось достаточно рано и независимо от языка. Исследователи приходят к выводу, что "язык — это лишь о д и н из нескольких путей, которыми ребенок может постичь определенные свойства мира" (Слобин, Грин 1976, 214).

В экспериментах гипотеза Сепира — Уорфа теряет свою обобщенно-философскую внушительность. Речь идет уже не о разных картинах мира, увиденных сквозь призму разных языков, а об участии языка в процессах восприятия, запоминания, воспроизведения. Остается не ясным, как результаты таких

частных исследований соотнести с гипотезой Сепира — Уорфа в целом (подробно см.: Фрумкина 1980, 198 — 204). Тем не менее вопрос о степени и характере влияния языка народа на его культуру продолжает волновать человеческий ум. Высокий уровень содержательности языка, участие языка в основных познавательных процессах, тесная связь языка и различных форм общественного сознания (связь, которая в отдельных случаях кажется совершенным сплавом, как, например, в искусстве слова) •— вот объективная основа этих непрекращающихся поисков.

В поисках лингвокультурных соответствий. Современная лингвистика, обращаясь к проблеме "язык и культура", стремится уйти от одностороннего детерминизма и не решать, "что первично и что вторично" — язык или культура.

Детерминизм языка и культуры скорее всего взаимный. По-видимому, надежнее искать те или иные корреляции (соответствия) между структурами языка и культуры, причем на широком географическом и историческом пространстве. В русле таких поисков Б. М. Гаспаров предложил понятие "лингвокультурного типа", который может быть выявлен на пересечении фактов социальной структуры, бытового поведения, искусства и особенностей языка (Гаспаров 1977).

В духе терминологии Уорфа два таких типа названы автором западноевропейский стандарт (ЗЕС) и восточноевропейский стандарт (ВЕС). Языки ЗЕС определяются Гаспаровым как "реляционные"; для них характерна четкая граница между грамматикой и лексикой и более абстрактное представление информации в высказывании. Языки ВЕС (в том числе русский) — это языки "дескриптивные" (описательные); здесь грамматика ближе к лексике; обилие промежуточных лексико-грамматических категорий способствует более конкретной передаче информации (ср.изобразительность славянского глагольного вида). По Гаспаропу, особенности ВЕС согласуются с его срединным положением между посточным (азиатским) и западным лингвокультурными типами. Для культур западного типа характерны легкость овладения письмом, доступность восприятия любых текстов и создания новых текстов. Это связано с тем, что строй западных языков хорошо приспособлен к абстрактному типу передачи сообщения, для которого несуществен контакт говорящего с адресатом. Грамматика здесь как бы моделирует ситуацию написания текста. Речь строится таким образом, чтобы ее можно было понять без опоры на конкретную, непосредственно воспринимаемую ситуацию общения, она не ориентирована на конкретного адресата. Абстрактный характер передачи сообщения выражается в том, что в таких языках ослаблены грамматические категории социальной ориентации (например, категория вежливости), категории глагольного вида и способа действия. Зато грамматически развиты категории, указывающие на внешние (временные, пространственные) координаты сообщаемого события (категории времени, лица). Восточноазиатскому ("традициональному") типу культуры, для которого характерно ограниченное распространение письменности, соответствует строй языка, в котором каждое предложение содержит грамматическую характеристику ситуации у с т н о г о общения, где важны все слагаемые коммуникативного акта: характер контакта говорящих, их социальный статус и взаимоотношения, конкретные детали

протекания действия, модальный план и актуальное членение предложения.

Зависимость между определенными чертами структуры языка и характером письменной культуры Гаспаров видит так: обилие звуковых чередовании в морфемах (типа друг — друзья — дружеский) облегчает вычленение фонем, а это способствует раннему созданию буквенного письма, которое в силу своей простоты (в сравнении с иероглифическим письмом) приводит к широкому распространению письменной культуры.

37 ответ: Социолингвистика: задачи, цели и методы.

СОЦИОЛИНГВИСТИКА, отрасль языкознания, изучающая язык в связи с социальными условиями его существования.

Под социальными условиями имеется в виду комплекс внешних обстоятельств, в которых реально функционирует и развивается язык: общество людей, использующих данный язык, социальная структура этого общества, различия между носителями языка в возрасте, социальном статусе, уровне культуры и образования, месте проживания, а также различия в их речевом поведении в зависимости от ситуации общения.

Задача социолингвистики состоит не только в исследовании отражении в языке различных социальных явлений и процессов, но и в изучении роли языка среди соц. факторов, обусловливающих функционирование и эволюцию общества. Таким образом, социолингвистика изучает весь комплекс проблем, отражающих двусторонний характер связей между языком и обществом.

Проблемы социолингвистики. Главные цели социолингвистики – изучение того, как используют язык люди, составляющие то или иное общество, и как влияют на развитие языка изменения в обществе, в котором существует данный язык. Эти цели соответствуют двум кардинальным социолингвистическим проблемам – проблеме социальной дифференциации языка и проблеме социальной обусловленности развития языка.

Исходная мотивировка социолингвистики была отчетливо сформулирована более десяти лет назад: «...показать систематическую ковариацию языковой и социальной структуры, а возможно, и причинную связь в том или другом направлении». Такая задача привела, как увидим, к корреляционному подходу, предполагающему, что языковая и социальная структура являются отдельными выделимыми сущностями, частично уже описанными дисциплинами-«родительницами» - лингвистикой и социологией. Вскоре, однако, стало ясным, что первоначальное определение было гораздо более двусмысленным, чем это вначале казалось, и что имеются по крайней мере два существенно различных подхода к описанию социально обусловленного использования языка.

Первый из них, собственно именуемый социолингвистикой, имеет своей целью включение таких социальных данных, которые бы усилили модели дескриптивной лингвистики и придали им более общий характер, т.е. этот подход является в основе своей лингвистическим и связан с расширением сферы лингвистики за пределы предложения в направлении к грамматикам интеракции «говорящего-слушающего». Мы увидим ниже, что строго социолингвистический подход оказывается, как ни парадоксально, «самоликвидирующимся», поскольку его удачи будут абсолютными, когда он будет принят как норма всеми лингвистами.

Второй подход - социология языка - ставит более широкие междисциплинарные цели: интеграция языковых и социальных структур в форме некоторой знаковой теории, объединяющей лингвистику с социальными науками через изучение того, каким образом знаки используются в контексте социальной жизни. Такое понимание самой лингвистики предвосхищено еще соссюровской семиологией, а позже - попыткой К. Пайка создать «интегрированную теорию человеческого поведения». Весьма широкое определение предложено Р. Кьолсетом: «Социология языка может рассматриваться как интегрированный, междисциплинарный, основанный на множестве методов и многоуровневый подход к изучению естественного, развивающегося в. определенной последовательности и обусловленного социальной ситуацией языкового поведения».