Смысловое содержание категории Современности / Модерна

Общие понятия политической науки по значению слова отражают наи­более существенные свойства, отношения, явления и процессы мира поли­тики. Задача объяснения категории Современности, связанной с так называ­емым социально-историческим временем, задает немалые семантические (смысловые) и терминологические трудности. Дело в том, что само русское слово современность допускает двоякое понимание. С одной стороны, оно выражает идею одновременности, совпадения по времени того, о чем идет речь. В таком аспекте правление Ивана Грозного (1547-1584) в части своей оказалось современно властвованию императора Карла V (1519-1556), эти государи были современниками, а 1550-е гг. стали их общей современнос­тью. С другой стороны, то же самое слово содержит идею совпадения с ныне текущим временем — то есть с сим днем, когда говорят или дают оценку, а значит, с началом XXI в. При расширительном толковании это последнее зна­чение может быть распространено на переживаемую сейчас историческую эпоху, даже если она началась несколько поколений тому назад. Тогда совре­менниками, пожалуй, можно считать далекого пращура Джона Черчилла, гердюга Мальборо (1650-1722) и его правнука Уинстона Черчилля (1874-1965).

Новоевропейские языки, казалось бы, разграничивают два основных значения русской «современности», связывая первое из них со словами вроде английского contemporary, французского contemporain и т.д., а второе — с modern, moderne. Однако и в этом случае сохраняется известное противо­речие между исконным смыслом средневекового латинского modernus (от наречия modo — только что, сейчас, ныне; недавно; немедленно после — соответственно о настоящем, прошедшем и будущем) и расширительными значениями словоупотреблений сегодняшнего времени. Французскому пи­сателю Шарлю Перро (1628-1703) было легко сравнивать достоинства древ­них (ancien) и нынешних (moderne) сочинителей, ибо его литературное по­коление как раз и было тем нынешним, которое обратилось к иным языку и творческим принципам, чем предшественники — античные авторы и их под­ражатели-классицисты. Для Бенжамена Констана разграничение между свободой у древних и у современников стало проблематичнее: век, совре­менный ему, и древние времена, хотя и обрели множество неодинаковых ликов, но растянулись и как бы синхронизировались по ряду факторов. Он показал, что аналитически (идеальнотипически) они очень существенно отличаются друг от друга, однако в практике Французской революции шло прямое противоборство принципов свободы древней и новой.

КОНСТАН ДЕ РЕБЕК(Constant de Rebecque), Лнри Бенжамен (1767, Лозанна— 1830, Париж) — французский публицист и писатель, один из создате­лей европейского психологического романа; политичес­кий деятель. В годы Французской революции Коистан, либерал и убежденный сторонник республиканской формы правления, занял центристскую позицию, под­держивая умеренных; с приходом Наполеона Бонапарта к власти в 1799 г: был назначен членом Законодатель­ного трибунала, однако вскоре начал критиковать новый режим и был уволен в 1802. Друг мадам де Сталь. Большую часть эмиграции 1803-1814 гг. находилеяв Женеве и Веймаре, где познакомился с И.В. Гёте и Ф. Шиллером, видными дея­телями европейского романтизма братьями Шлегель. По возвращении во Фран­цию Констан возобновил политическую деятельность, став одним из самых вли­ятельных либеральных журналистов; во время 100-дневной реставрации режи­ма Наполеона ему была поручена разработка новой конституции. В 1819 Констан был избран в палату депутатов и в течение 10 лет был видным представителем ее либерального крыла, позже был назначен королем Луи Филиппом председате­лем Законодательного совета Франции и занимал этот пост вплоть до смерти. Авторряда романов и философских трудов, среди которых: автобиографи­ческие романы «Адольф» (1816, в центре— аналитика природы человека) и «Сесиль» (опубл. 1951); лекция «О свободе у древних в ее сравнении со свобо­дой у современных людей» (1819); «Рассуждения об источниках, формах и раз­витии религии» (в 5 т., 1824-1831 — историческое исследование религии и по­пытка защиты христианства от нападок энциклопедистов) и др. Вклад в развитие политической мысли. Констан — оригинальный теоре­тик либерализма, выступавший с резкой критикой любого вмешательства влас­тей в частные дела, которые он понимал довольно широко. Его знаменитая лек­ция (1819) в Королевском атенеуме— одна из первых попыток политико-фи­лософского осмысления проблемы Современности, а по содержанию — глубокое сравнительно-историческое политическое исследование. В нем пока­заны качественные различия свобод и демократии в античных и современных обществах, сделаны выводы о пагубности механического перенесения инсти­тутов и принципов древности в современные философу условия, об органичес­кой связи прав личности с институтом собственности

Задача определения совпадения времен в социально-историческом ра­курсе становится гораздо сложнее на рубеже второго и третьего тысячеле­тий. Можно ли признать современниками 16-го президента США Авраама Линкольна (1861-1865) и Джорджа Буша-младшего, американского прези­дента с 2001 г.; есть ли общее для них ныне, т.е. в настоящее время? Это ныне предстает особенно проблематичным в случае политико-антрополо­гического сравнения цивилизаций, развивающихся на индустриальном и постиндустриальном экономическом базисе (например, Европы и Север­ной Америки), и сообществ, проживающих в Африке или на островах Ти­хого океана. Известно, что эволюция различных цивилизационно-культурных зон осуществляется в их собственных ритмах и динамике, которые от­нюдь не синхронизованы. Кроме того, в условиях переноса стандартов и норм современности одной цивилизационной зоны в иное культурное про­странство (с отличающимися правилами поведения, образом жизни) зачас­тую никак нельзя признать современниками не только дедов и внуков, но даже отцов и детей, живущих в одном доме.

Проблема как будто упрощается при использовании в отечественной политической науке термина Модерн*. В определенных отношениях он по­лезен, однако возникают некоторые трудности в соотнесении русского словопонятия современность и иностранного модерн. Сверх того, многознач­ность (полисемантичность) понятия Модерна, эстетические ассоциации, привязывающие к искусству и архитектуре, культуре в целом, осложняют его использование в политологическом контексте. Само содержание слов Модерн и модерность функционально ограничено тем, что они восприни­маются в виде стилистических явлений, тогда как политологам необходим четкий, наполненный смыслом эквивалент понятию исторической эпохи Современности, т.е. периоду времени в политическом развитии, отличаю­щемуся характерными особенностями.

Наконец, следует учесть и технологическую, коннотацию (т.е. допол­нительное, сопутствующее значение) понятия модернизации и производ­ных от него (модернизировать, модернизированный), связанную с представ­лениями о неких производственных новшествах и о сугубо техническом процессе улучшения.

2.2. Предпосылки и факторы политической модернизации

Неясность и многозначность самих словопонятий Модерн (как эпоха) и модернизация* (как один из наиболее распространенных в мире вариан­тов процесса развития) затрудняют выработку критериев их определения и применения в политологических исследованиях. Стилевые критерии явно не подходят. Для человека из общества, едва приступившего к модерниза­ции, просто подражать поведению, да еще и политическому, уже давно «мо­дернизированных» голландцев, англичан, американцев, с недавних пор япон­цев бессмысленно, порой даже контрпродуктивно. Вместе с тем модерни­зирующиеся социумы заимствуют многие элементы массовой культуры, например, у индустриальных обществ. В гуманитарных науках явления такого рода именуют демонстрационным эффектом, указывающим на то, что в подвергающихся модернизации обществах субъективные качества, потребности и желания людей осовремениваются быстрее, нежели объек­тивные, прежде всего экономические и социально-политические, основы их жизнедеятельности.

Осмысление сущности Модерна может быть, вероятно, облегчено за счет использования самой «неокончательной», доопределяющейся логики, поразительного разнообразия и изменчивости этой эпохи. Дело состоит в том, чтобы уловить смысл переходов от одного момента модернизации к ее последующей стадии. Иными словами, адекватная модель современной политической организации, а тем более модернизации, должна по сути быть динамичной, способной к конструктивному усвоению новшеств. Это вер­но оценил один из пионеров изучения модернизации американский ученый Сирил Блэк (1915-1989), который так и назвал свой труд — «Динамика модернизации: очерки сравнительной истории» (1966). Предложенная Блэком схема отличается, однако, смешением экономических, политических, социетальных и культурных факторов модернизации, а также несколько пря­молинейной технологичностью.

Для понимания причинно-следственных связей модернизации необ­ходимо определить характер эпохи Современности/Модерна.

Политологи уже вполне обоснованно выделили общие черты, или орга­низующие принципы, Современности, которые обобщил Штомпка.

1. Индивидуализм. В обществе окончательно утверждается централь­ная роль индивида, освобождающегося от обязательных групповых связей, по своему усмотрению выбирающего социальный коллектив, самостоятель­но определяющего свои действия и несущего личную ответственность за собственные поступки, успехи и неудачи.

2. Дифференциация. Эта характеристика свойственна сферам труда и услуг, где возникает множество новых специализированных занятий и про­фессий, требующих высокого уровня образования, компетентности и опыта.

3. Рациональность. Данный принцип деятельности активно влияет на государственное управление, освобожденную от элементов традиционализ­ма бюрократию в целом. Важнейшая роль в обществе принадлежит науке как средству познания и инструменту преобразования действительности.

4. Экономизм. Экономика превращается в доминирующую сферу жиз­ни общества, определяющую динамику других областей общественных отношений и выступающую основным регулятором социально-политичес­ких процессов.

5. Экспансия, т.е. способность процессов и отношений современного типа распространяться и подчинять своим закономерностям отставшие в развитии страны периферии мировой системы.

За четыре последних десятилетия появилось множество концепций по­литической модернизации и моделей изменений, ведущих к становлению современных демократических политий. Интерес к их разработке как бы на­катывал волнами: то обострялся, то падал. Определенные версии теории мо­дернизации оказались непригодными для объяснения реальности. Именно это обстоятельство и востребовало новые подходы и к политическому разви­тию в самом широком смысле, и к политической модернизации как той ре­альности, которая отхватила почти весь мир, во всяком случае на протяже­нии прошлого столетия и в начале нынешнего. Наряду с исследованиями пос­леднего времени существуют и более ранние труды, которые останутся фундаментальным источником познания феноменов развития и политичес­кой модернизации. Даже среди них особо выделяются теоретические разра­ботки Уолта Ростоу, схемы которого применяются при рассмотрении без малого всех проблем Современности, связанных с развитием.

РОСТОУ (Rostow), Уолт (1916, Нью-Йорк - 2003, Остин, шт. Техас) — американский экономист и госу­дарственный деятель. Преподавал в ведущих амери канских и британских университетах. На госслужбе занимал весьма высокие посты в госдепартаменте, в т.ч. был консультантом председателя его совета поли­тического планирования (1961-1966; приглашен на этот пост Дж. Кеннеди), помощником по вопросам на­циональной безопасности президента Л. Джонсона (1966-1969). Влияние Ростоу на внешнюю политику США в 1960-е гг. неоспоримо. Был сторонником воен­ного вмешательства во Вьетнаме. Награжден высокими государственными наградами Великоббритании и США. В настоящее время Ростоу преподает в университете шт. Техас (профессор экономики и истории). Автор ряда работ, среди которых: «Процесс экономического роста» (1952); «Динамика советского общества» (1953); «Американская политика в Азии» (1955, соавт. Р. Хэтч); «Ключ к эффективной внешней политике» (1957, соавт. М. Милликан); «Стадии экономического роста. Некоммунистический манифест» (1960); «Политика и стадии экономического роста» (1971); «Как все началось: истоки современной экономики» (1975); «Мировая экономика. История и пла­ны на будущее» (1978); «Теоретики экономического роста от Дэвида Юма до наших дней» (1990); «Великий популяционный пик и что за ним последует: Размышления о XXI веке» (1998) и др. Вклад в развитие политической мысли. В сфере научных интересов Рос­тоу — проблемы экономической теории, в частности экономический рост, раз­витие и устойчивое развитие (англ. sustained development), политэкономии и экономической истории развитых и развивающихся стран. Вместе с тем он за­нимается и исследованиями, относящимися к теории модернизации, которые внимательно учитывают политологи. С учетом своей непосредственной вовле­ченности в разработку и осуществление внешней политики США Ростоу ана­лизировал не только практические вопросы международных отношений в пе­риод холодной войны, но и проблемы теории и истории мировой политики. Однако наибольшую известность Ростоу принесли его интеллектуальное соав­торство в обосновании концепций индустриального общества,стадий эконо­мического роста, а также распространение модернизацнонных идей в академи­ческой и в политико-управленческой среде.

От традиционного к современному состоянию образцово модернизи­рованный сегодня Запад двигался долго и неспешно, примерно с начала XIV в., после «сумерек Средневековья», по конец XVIII в., когда процесс роста индустриального способа производства стал необратимым. Эти пять вековвместили в себя многие политически значимые процессы. В частно­сти, развитие общества выразилось в расслоении дотоле слитных (синкре­тических) общественных отношений, внутри которых постепенно оформи­лись в качестве автономных пространств жизнедеятельности человека эко­номика, политика, право, культура и религия. Диверсификация не разрушила общество. Напротив, сложилась целостность более высокого порядка, что показало: система, которой имманентна (лат. immanens — свойственный; внутренне присущий) способность к непрерывному самообновлению, яв­ляется высокочувствительной к инновациям культурного, экономического, технико-технологического и политического порядка. Таким образом, к на­чалу XIX в. в большей части Европы сформировались основы индустри­ального общества, и его базовым действующим субъектом стал человек со­временный, в поведенческую программу которого вошли суверенные дей­ствия, направляемые самостоятельной оценкой ситуации и рациональным учетом собственных интересов.

Первый момент только зачинавшейся модернизации состоял в секуля­ризации*. Прежнее положение, когда сакральная вертикаль европейского мироустройства была единая для всех граждан Respublica Christiana (лат. буквально — Христианская Республика), что утверждалось католической (вселенской) церковью, сменяется новым, когда отдельные властители вро­де английского Генриха VIII (1491-1547), различные секты и стоявшие за ними сообщества и даже индивиды (в наиболее радикальных случаях Ре­формации XVI в.) начали сами брать на себя право интерпретировать смысл Священного Писания и основания политического порядка.

Более продвинутой фазой секуляризации (и следующим моментом модернизации) стала рационализация*: замещение всемогущего Всевыш­него столь же универсальным и всесильным Разумом — источником и вен­цом всяческого бытия. Секуляризация, обратившаяся рационализацией, дала, таким образом, импульс демистификации (расколдованию) мироуст­ройства, а с ним и политического порядка.

Интерпретация Яркий образ, который стал ключом для понимания «замены» Бога Разумом, был предложен Георгом Вильгельмом Фридрихом Геге­лемв предисловии к «Философии права»,изобразившим «разум как розу на кресте современности». Превращение креста католической церкви и европейской Respublica Christiana в крест Современности влечет замену фигуры Сына Божия абстрактным понятием Разума. При этом роза в качестве символа блаженства, полноты и совершенства служит выражением абсолютности, завершенности и сокровен­ности как Бога, так и Разума. Для Гегеля преодоление разрыва «меж­ду разумом как сознающим себя духом и разумом как наличной дей­ствительностью» составляло смысл политического прогресса, кото­рый именно Современность в состоянии явить миру.

Разрешение конфликтов между структурами абсолютного государства и «своевольного» гражданского общества начало осуществляться в рамках нового процесса — конституционализации*. После того как норматив­ный порядок западнохристианской цивилизации распался на части, кото­рые были присвоены (приватизированы) каждой чувствующей себя само­стоятельной личностью, умножены и переработаны структурами возникав­ших государств и гражданских обществ, общее европейское нормативное наследие воспроизводится заново в виде правового порядка каждой из на­циональных территориальных политий, а также европейской международ­ной системы. Новый порядок основывается уже не на авторитете Всевыш­него и сотворенной им сакральной вертикали власти, а на разумно-прозаи­ческих основаниях, которые слагаются из переосмысленных фрагментов цивилизационного наследия.

Эта сторона дела была гораздо яснее людям, вовлеченным в формиро­ваниеконституций, чем их далеким потомкам, склонным замечать лишь результат,точнее, его форму — писаный текст. Лидер английских консер­ваторов, заметный политический мыслитель Генри Сент-Джон, лорд Бо-лингброк в своем знаменитом «Рассуждении о партиях»очень точно оп­ределил конституцию как «соединение законов, институтов и обычаев, про­истекающих из определенных принципов разума и направленных на некие установленные цели общего блага, образующее цельную систему, в соот­ветствии с которой данное сообщество согласилось быть управляемо». Ра­циональная в своей основе и ориентированная на общее благо система норм только тогда становится конституцией, когда она способна обеспечивать главное: согласие сообщества на то, чтобы им управлял некий суверен (но­ситель верховной власти). Таким образом, конституция оказывается пак­том особого рода, который предполагает неизменное согласие между моно­полизировавшим насилие суверенным территориальным государством и ос­вобожденным от насилия гражданским обществом, а такое согласие опирается на естественное право (права человека) и на общественный до­говор (контрактные отношения).

Болезненный конфликт между двумя противоположными по своей сущ­ности образованиями — абсолютистским государством и гражданским об­ществом — несколько раз выливался в так называемые ранние буржуаз­ные революции.Фактически это были революции ранней политической модернизации. Конфликт подобного рода преодолевался посредством кон­ституций и конституционализма*. Благодаря им и дисциплинирующие ус­тремления государства, и своевольные порывы гражданского общества ока­зывались в равной мере ограничены и увязаны друг с другом. Конституци­онная, или ограниченная, монархия в европейских условиях явилась пер­вой завершенной формой современного политического устройства.

Результату ранней модернизации — конституции как рационализован­ной структурной основы политического порядка — в известной мере отве­чает исходный момент средней фазы модернизации — нациеобразование* как самовыражение единства новых политических сообществ.

С тех пор в политической сфере власть в целом и структуры управле­ния начали обретать и развивать свои функции. Это предполагало учреж­дение разного рода государственных институтов и служб — внутриполи­тических и внешнеполитических, все более отчетливо дифференцировав­шихся и вписывавшихся в предзаданные еще ранним Модерном рамки суверенного территориального государства.

В сфере гражданского общества появились процессы, которые можно обобщить в понятии плюрализации — его структурирование, выделение различных по типу и по характеру интересов и их организация. Под орга­низацией интересов при этом понимается их последовательная идентифи­кация, агрегация, артикуляция и реализация, получавшие соответствующее институциональное оформление.

Тогдашняя жесткость государственной функциональной инфраструк­туры, равно как и отчужденность от граждан, а то и засекреченность внеш­неполитического ведомства, входили в противоречие с динамичностью орга­низации интересов как в национальных, так и в международных масшта­бах. Необходимо было снять возникавшие напряжения, конструктивно их преодолеть. Выход был найден в репрезентации— постоянном обеспече­нии ответственности общеполитических решений и курсов, их соотнесен­ности с частными интересами и целями специализированных институтов государственной власти.

Во внутриполитическом аспекте осуществление данной эволюцион­ной задачи было связано с образованием национальных систем представи­тельного правления, что предполагало, помимо запуска механизмов выбо­ров и представительства (делегирования власти), также создание соревну­ющихся за контроль над государственной властью партий и других влияющих на власть институтов-посредников (от массовых движений до лоббистских организаций). Все это позволяло рационализировать процес­сы гражданского участия в принятии и осуществлении решений, обеспе­чить ответственную разработку внутренней и внешней политики.

Во внешнем, международном, аспекте с введением в действие прин­ципа репрезентации нормы международного права (итог раннего Модерна) были уточнены и дополнены правилами дипломатического представления, а тем самым и согласования политических курсов. С тех пор международ­ная политика утратила свою стихийность, которую она демонстрировала во времена, например, подготовки Вестфальского мира (1648) или Утрехт­ского мира (1713), становясь все более регулируемой дипломатическими методами, что проявилось в движении от Венской системы (заложена в 1814-1815) к созданию Лиги Наций (1919).