Качанова Наталья, Мицкевич Светлана

МИФИЧЕСКАЯ РАЗУМНОСТЬ СОВРЕМЕННОЙ ПСИХОЛОГИИ

«Согласно древнему мифу, земля, плоская как блин,

 покоится на четырех слонах. А слоны стоят на спине

 огромной черепахи, неспешно рассекающей

 звездное пространство».

Дисциплину «История психологии» традиционно читают студентам психологических факультетов на первом-втором курсах. Не менее традиционно в качестве первой части в оглавлении соответствующих учебников значится: «Психология в недрах философии и естествознания. Зарождение психологической мысли в странах Древнего Востока и Древней Греции» [10]. В самой главе представлены воззрения древнегреческих философов античных времен и заявление о том, что «у колыбели истории психологии стоял Аристотель, написавший первый обзор прежних воззрений о душе» [10].

С одной стороны, древнегреческая философия в целом – и Аристотель в частности – действительно внесли фактический вклад в понимание многих психических процессов. Например, взгляды Эмпедокла и Демокрита заложены в современной теории восприятия, а идея Аристотеля о работе сенсорной системы актуальна и сегодня. В тоже время воззрения древнегреческих мужей предопределили развитие психологии в рамках логоса – концепции, поддерживаемой философами того времени. Изначально понятие логос трактовалось с позиций древнегреческой мифологии, обозначая «пустые речи». Тем самым логос противопоставлялся мифам – «правдивым речам». Однако позднее, в рамках философской традиции, логос понимается как разумное слово, связанное с математико-логическим мышлением [8]. Иными словами, признавая вслед за Гераклитом единственно логос как критерий истины, древнегреческие философы в качестве основного инструмента постижения человеческого бытия предложили использовать разум. Метафорически это можно выразить через миф о слонах и черепахе, поддерживающих землю. Представляется, что с позиций древней мифологии, землю /душу/ на себе удерживала только черепаха, воплощая собой основное предназначение мифологии – «направлять вперед человеческую душу» [2]. Тогда разум предстает в образе четырех слонов, которых взгромоздили на черепаху древнегреческие мужи. К слову, несмотря на пренебрежительное отношение к мифам как таковым, философы признавали необходимость их существования, так как не все категории были подвластны языку разума. Как признавал Платон, мифы играют важную роль в исследовании идей, выходящих за рамки философского постижения [1].

Средневековье характеризовалось доминирующей ролью религии во всех сферах общественной жизни. При этом опале подверглась как мифология, на основе которой выстраивались основные религиозные доктрины, так и наука. Эпоха Возрождения преподносит идеи греческих философов в обновленном варианте. Древние учения о законах мироздания обогащаются новыми открытиями и концепциями. Неизменным остается лишь доминирование логического мышления, в том числе и в духовных исканиях. В итоге, базовое для древних цивилизаций понимание мифа как проводника в запредельное утрачивается окончательно.

Новый миропорядок, провозгласивший торжество науки, уличивший религиозные догмы как несоответствующие логичным представлениям и противоречащие научным открытиям, не обеспокоился созданием новых смыслов жизни. А абсолютная дискредитация мифа привела к тому, что «с XVI века западную цивилизацию начало охватывать отчаяние, чувство беспомощности и бессильная ярость» [1].

Было неоправданно вычеркнуто, что миф не есть бытие идеальное, но – жизненно ощущаемая и творимая, вещественная реальность и телесная, до животности телесная действительность[12].

Предыдущее учение об идеальности мифа особенно резко проявляется в понимании мифологии как первобытной науки. Большинство ученых во главе с Кантом, Спенсером, даже Тейлором, думает о мифе именно так и этим в корне искажает всю подлинную природу мифологии[3].

Оказалось, что силы разума недостаточно для самостоятельного постижения смысла жизни или смирения перед лицом страданий и смерти. Интересно, что именно в XVI веке возникает термин психология. Однако и здесь человечество остается верным концепции познания через разум. Психология трактуется, прежде всего, как наука, являясь которой она не в силах была предоставить новый миф для «тоскующего человечества» [1].

«Претензия» новоявленного учения на научность заранее обрекла его на однобокость в определении предмета самой психологии, выделения объекта изучения, методов и способов построения процесса изучения и т.д. «Естественнонаучность» увела психологию от самого ее определения – науки о душе. Причем, уход этот был обоснован не объективной необходимостью, а влиянием времени и приоритетами в изысканиях ее тогдашних представителей.

Приведем одно смелое, безусловно, спорное, но именно поэтому интересное утверждение: наука не рождается из мифа, но наука всегда мифологична. Если брать реальную науку, т.е. науку, реально творимую живыми людьми в определенную историческую эпоху, то такая наука решительно всегда не только сопровождается мифологией, но и реально питается ею, почерпая из нее свои исходные интуиции.

И недаром на последнем съезде физиков в Москве[4] пришли к выводу, что выбор между Эйнштейном и Ньютоном есть вопрос веры, а не научного знания самого по себе. Одним хочется распылить вселенную в холодное и черное чудовище, в необъятное и неизмеримое ничто; другим же хочется собрать вселенную в некий конечный и выразительный лик с рельефными складками и чертами, с живыми и умными энергиями (хотя чаще всего ни те, ни другие совсем не понимают и не осознают своих интимных интуиций, заставляющих их рассуждать так, а не иначе). Итак, наука как таковая ни с какой стороны не может разрушить мифа. Она лишь его осознает и снимает с него некий рассудочный, например, логический или числовой, план.

Еще одно очень важное разъяснение, и – мы можем считать вопрос об отграничении мифологии от науки принципиально разъясненным. Именно, нельзя противоположность мифологии и науки доводить до такого абсурда, что мифологии не свойственна ровно никакая истинность или, по крайней мере, закономерность. До такого абсурда доводит свое учение о мифе Э.Кассирер. По его учению, объект мифического сознания есть полная и принципиальная неразличимость «истинного» и «кажущегося», полное отсутствие степеней достоверности, где нет «основания» и «обоснованного». Далее, по Кассиреру, в мифе нет различия между «представляемым» и «действительным», между «существенным» и «несущественным». В этом его полная противоположность с наукой. Кассирер прав, если иметь в виду «научное» противоположение «истинного» и «кажущегося», «представляемого» и «действительного», «существенного» и «несущественного». В мифе нет «научного» противопоставления этих категорий, потому что миф есть непосредственная действительность, в отношении которой не строится тут никаких отвлеченных гипотез. Но Кассирер глубочайшим образом искажает мифическую действительность, когда отрицает в нейвсякую возможность указанных только что противоположений. В мифе есть своя мифическая истинность, мифическая достоверность. Миф различает или может различать истинное от кажущегося и представляемое от действительного. Но все это происходит не научным, но чисто мифическим же путем. Кассирер очень увлекся своей антитезой мифологии и науки и довел ее до полного абсурда[5].

Когда христианство боролось с язычеством, – неужели в сознании христиан не было оценки языческих мифов, неужели тут мифическое сознание не отделяло одни мифы от других именно с точки зрения истины? В чем же тогда состояла эта борьба? Христианское мифическое сознание боролось с языческим мифическим сознанием ради определенной мифической истины. Конечно, тут не было борьбы за научную истину; в особенности, если науку понимать так принципиально и отвлеченно, как это делаем мы и как в этом Кассирер прав. Но в мифе есть своя, мифическая же истинность, свои, мифические же критерии истинности и достоверности, мифические закономерности и планомерности[11].

В любой мифологии, мы можем найти общий принцип ее построения, принцип взаимоотношения ее отдельных образов. Греческая мифология содержит в себе определенную структуру, определенный метод появления и образования отдельных мифов и мифических образов. Это значит, что данная мифология выравнивается с точки зрения одного критерия, который для нее и специфичен, и истинен. Им она отличается от всякой другой, как например, языческая мифология от христианской, хотя бы в отдельности мы и находили некоторое сходство и даже тождество в законах мифообразования. Также и борьба гностической мифологии с ортодоксальной христианской или протестантской с католической могла быть только потому, что мифическому сознанию свойственна категория истинности. Если бы для всякого мифа совершенно был безразличен вопрос о «действительности» и «мнимости», то была бы невозможна никакая борьба внутри самого мифического сознания.

Общий итог: миф не есть научное и, в частности, примитивно-научное построение, но живое субъект-объектное взаимообщение, содержащее в себе свою собственную, вне-научную, чисто мифическую же истинность, достоверность и принципиальную закономерность и структуру. [3]

Оглушительный успех и всеобщее внимание принесло психологии учение З. Фрейда. Отметим, что к этому времени научный рационализм значительно потеснил общественные религиозные устои, оставляя по-прежнему неудовлетворенным интерес человека относительно собственной природы. Поэтому учение З. Фрейда о главенстве бессознательного, эросе и танатосе как основных инстинктах индивида представлялось особенно желанным для невротического общества того времени. Сегодня данная концепция утратила былую популярность и имеет едва ли не больше противников, чем сторонников. Однако психоаналитический подход следует рассматривать, прежде всего, как попытку новой традиции мифотворчества в рамках психологической науки. Оперируя понятиями самого З. Фрейда, использовавшего мифы об Эдипе и Электре для объяснения механизма подавления сексуального влечения ребенка к родителю противоположного пола, отметим, что на бессознательном уровне ученый тем самым продвигал идею обращения к мифам. Кроме того, интуитивно-мифическое мышление впервые становится предметом пристального наблюдения как единственный инструмент постижения бессознательного. В процессе проработки травматической ситуации, психоаналитики обращаются к ранним воспоминаниям, сновидениям, фантазиям – конструктам, воплощающим реальность в мифических отражениях. Несмотря на критику надежности результатов, получаемых таким образом, до сих пор не найдено математически выверенного и логически обоснованного метода, позволяющего предоставить материал бессознательного в безусловно объективном виде.

Одним из самых известных приемников З. Фрейда был его ученик К.Г. Юнг, который не только выдвинул более сложную схему построения психики, но и предложил типологическую модель личности. В данной модели, среди прочих типов ориентации, интуиция обозначена как полновесная функция наряду с мышлением. Интуицию К.Г. Юнг относил к восприятию с помощью бессознательного. Однако, будучи современником западной цивилизации, он все же относил мышление к рациональным типам, а интуицию – к иррациональным [9].

Основные идеи З. Фрейда, видоизменяясь и дополняясь, продвигались его учениками и последователями. Нет смысла перечислять остальных известных западных психологов, создателей новых направлений, начинавших практику именно в психоанализе.

Хорошо известно, какое напряженное противостояние наблюдалось в свое время между Фрейдом, Адлером, Юнгом. Последние были подвержены изгнанию непримиримым патриархом из рядов психоаналитического общества из-за идеологических разногласий. Почему? Потому что каждый ученик стремится создать свой миф. И каждый при этом стремится занять позицию демиурга – творца нового и более влиятельного мифа. Любая теория, претендующая на ту или иную степень глобальности, является мифом.[7]

В дальнейшем предлагались новые концепции структуры психики, выдвигались иные движущие силы индивидуального развития, разрабатывались более эффективные методы работы с клиентами. Важно, что от психоаналитической традиции оставалось постижение психического не посредством логического анализа, а интуитивным путем.

Важной в этой связи представляется идея В. Франкла о взаимодействии психики, пространства и времени. «У каждого времени свои неврозы – и каждому времени требуется своя психотерапия. Сегодня мы, по сути, имеем дело уже с фрустрацией не сексуальных потребностей, как во времена Фрейда, а с фрустрацией потребностей экзистенциальных. Сегодняшний пациент уже не столько страдает от чувства неполноценности, как во времена Адлера, сколько от глубинного чувства утраты смысла, которое соединено с ощущением пустоты…» [6]

Эрнест Цветков указывает, что клиент в современных условиях больше является не пациентом, а потребителем такого продукта, который называется «психология». Сама же психология является мощным мифом, занимающим солидное место в онтологии человеческих ценностей наших дней. Каждая крупная психотерапевтическая школа, претендуя на свою монополию в соответствующем секторе рынка идей, разветвляется в различных направлениях, действующих внутри нее, но в то же время стремящихся выбраться за пределы ее очерченных границ, создавая свои собственные разработки и видоизменения.

При этом клиент является носителем индивидуального мифа, т.к. невроз есть не что иное, как тот же миф. Пациент ищет адекватного мифоносителя, которым и оказывается психолог. И если соответствие случилось, то возникает терапевтический контакт, или совместное мифотворчество. И успех терапии заключается не в наборе технологий или методов, а в способности одного мифоносителя вовлечь в свой концептуальный континуум другого. Следовательно, психолог новой волны, сохраняя в себе традиционные качества врача, исследователя, аналитика, практика, обретает еще одну ипостась – хранителя, сказителя, и если повезет, то и творца мифа. .[7]

Исходя из процесса мифотворчества, включающего в себя определенные стадии (создание, трансляция, достраивание-расширение, восприятие), мы можем различать три категории, на которые разделяется современное общество по отношению к психологическому мифотворчеству:

- мифосоздатели – интуитивно присоединятся к общему энерго-информационному полю общества, считывают настоящие конфликты и грядущие тенденции развития социума, способны аналитически подойти к этой информации, структурировать ее в некую форму, упорядочить содержание актуального мифа, учитывая потребности как общества в целом, так и отдельного индивидуума в частности.

- мифопроводники – практики, являющиеся идейными последователями мифосоздателей, среднее звено, передающее влияние единиц на массы, активны в передаче мифа, способны разветвлять и расширять идейные положения, но не выходить за границы, указанные создателем мифа.

- мифоносители – основные потребители мифа, пассивно воспринимающие предлагаемую форму и содержание мифа, обживающие предлагаемое пространство. Вольны только в двух реакциях: соглашение с предложенным мифом или его отрицание, без попыток обоснования отказа или достраивания.

Исследовав существующие мифологические пространства психотерапевтических направлений и школ, мы можем выделить основные принципы успешного методологического построения терапевтического мифа, причем содержание может варьироваться по желанию автора.

1. Принцип полноты. Система состоит из отдельных составляющих, которыми могут являться как отдельные неделимые части, так и менее сложные системы. При наличии полноты система является стабильной, защищенной внутренним порядком, и транслирует вовне качество устойчивости и уверенности. Клиент при обращении демонстрирует, как правило, отсутствие принципа полноты (мировосприятия, мироощущения, внешний или внутренний конфликт и т.д.) и явно нуждается в устранении субъективного ощущения разделения (внутри – с отдельными симптомами, частями тела, телом в целом, фрустрирующими эмоциями, образами, мыслями, мотивами; вовне – с человеком, группой, семьей, сферой деятельности, обществом, идеологией и т.д.).

2. Принцип иерархии. Любая система имеет свою внутреннюю, иерархически построенную структуру. Если иерархия признается всеми частями системы, то в системе устанавливается порядок, что вовне проявляется как способность к подчинению и управлению – уважение и власть. Например, отсутствие уважения к предыдущим поколениям – бич современных семей и в целом общества. Люди пожилого возраста в государственной политике достаточно часто приравниваются к отработанному материалу, не перспективному для вложения средств. В семьях же воспринимаются как обуза или «надоедливый заевший патефон». Потеряна традиция уважения к старшим. Терапевтический миф должен восстанавливать иерархическую связь между отдельными элементами системы, устанавливать приоритеты в общении, в реализации целей, в сферах жизни и т.д.

3. Принцип баланса. Всякая живая система обладает свойством энергообмена: накапливает, трансформирует, потребляет, отдает энергию. Как только становится невозможным совершать какое-либо действие в отношение энергии – принятие, отдачу, накопление или трансформацию – в функционировании системы начинаются сбои. Согласно этому принципу в системе постоянно должна «течь» энергия: застой энергии в теле, обесточенность тела приводят к болезни, невозможность «подзарядить батареи» приводит к эмоциональным срывам, что неизбежно затрагивает близких, а в последствии и коллег по общему делу. Отсутствие налаженной системы коммуникаций в организации тоже препятствует энерго-информационному обмену и снижает эффективность деятельности. Попытка воспрепятствовать внешнему обмену со средой на уровне отдельной страны наблюдается при тоталитарном политическом режиме и является причиной последующей стагнации экономики. Кроме постоянного «течения» энергии в системе должен соблюдаться баланс: «давать» – «получать». Перекос в направлении потоков грозит болезнью или разрушением системы. Терапевтический миф должен быть направлен на поиск «узких» мест в энергетическом взаимодействии, где возможен застой или перекрывание «потока», а также на устранение подобных нарушений.

4. Принцип развития. Система любого уровня структурной и функциональной сложности имеет множество потенциальных векторов развития. Однако в обычных условиях стабильность поддерживают связи между элементами. А где стабильность, там и сопротивление переменам. Сила сопротивления изменениям обусловлена проявлением других, связанных с этой привычкой, которую изменяют в системе, элементов функционирования. Это состояние системы (личности или группы) соответствует начальным этапам кризиса, когда на фоне нарастающей нестабильности происходит мобилизация психологических, материальных, социальных, духовных ресурсов и активный поиск новых путей развития. Система рождается, выживает, изменяется, стареет и умирает. Трансформация как переход на новый качественный уровень существования – единственный путь продления жизни системы. Терапевтическое взаимодействие должно быть связано расширение границ системы, изменение качества связей, что приводит к трансформации личности клиента. А также сам миф должен быть достаточно гибким, чтобы подстраиваться под непосредственного клиента и его проблему-задачу.

5. Принцип автономности. Не смотря на многочисленные связи с другими системами и включенность в состав больших по масштабу систем, мы утверждаем необходимость принципа автономности. Соблюдение данного принципа помогает выработать в системе следующие необходимые качества и характеристики не только для выживания, но и для реализации предназначения системы:

· Самомотивация

· Самодисциплина

· Осознанность

· Личная воля к выбору

· Самоактуализация

· Экзистенциальная наглость – наглость «БЫТЬ»

Способность устанавливать личные границы, говорить «Нет», когда социум требует «Да», соблюдать дистанцию, уважать чужую свободу (как в пространстве, так и во времени) – вот те умения, которые должен обеспечивать современный терапевтический миф.

Итак, с помощью терапевтического мифа специалист должен быть способен:

- выяснить, какие принципы нарушены в системе, подлежащей коррекции;

- найти места локализации первичных нарушений в конкретном пространстве существующих связей в системе;

- наладить «течение» энергии в системе;

- завершить начатую под воздействием кризиса, но не законченную трансформацию;

- повысить автономность системы через отделение от «родительской», базовой;

- стабилизировать систему на новом качественном уровне структурной организации.

Психология – это и наука со своим методологическим аппаратом и фондом эмпирических данных, и одно из проявлений массовой культуры, и спонтанное и разветвляющееся мифотворчество. Таким образом, современная психология, по сути, является преемницей мифологии, настолько дискредитированной в период научной цивилизации, что ее реабилитация в обыденном сознании уже не представляется возможной. Даже религия сегодня переживает трудные времена, нисходя до значительных послаблений церковных ритуалов с единственной целью удержания паствы. Привыкнув к поиску логического объяснения происходящего, современный человек к чудотворным иконам подступается не иначе как с линейкой, циркулем и микроскопом. В тоже время реальная помощь психологии делает ее столь притягательной, что интерес к науке не ослабевает. Вооружившись мифом, любезно предоставленным мифологией, восстановив в правах черепаху и позволив ей и впредь нести землю, психология обрела новую мощь. В принципе все современные психологические школы, будь то психоанализ, индивидуальная психология, телесно- ориентированная терапия, танцевально-двигательная терапия, НЛП, психосинтез, холотропное дыхание, могут быть представлены как очередные мифы, позволяющие человеку обрести гармонию с внешним и внутренним миром.

Литература

1. Армстронг К. Краткая история мифа / Карен Армстронг, пер. с англ. А.Блейз. – М.: Открытый Мир, 2005.

2. Кэмпбелл Дж. Герой с тысячью лицами. Пер. с англ. – К.: София, 1997.

3. Лосев А. Диалектика мифа.

4.  О различии слез – одна из обычных аскетических тем. Ср. «О слезах» у еп. Игнатия (Брянчанинова), 1905, I, <c.> 193–205.

5. Наблюдения эти и терминология принадлежат Н.М.Тарабукину и изложены им в его печатающейся работе «Проблема пространства в живописи» [Машинопись работы Н.М.Тарабукина (1889–1956) «Проблема пространства в живописи» (205 с.) храниться в его архиве в ОР ГБЛ, ф. 627.5.3.].

6. Франкл В. Основы логотерапии. Психотерапия и религия. – СПб: «Речь», 2000. – 286с.

7. Цветков Э.А. Психономика или программируемый человек. Серия «мир медицины».- СПб.: «Лань», 2000. – 192с.

8. Чернышев А.Н. История философии Древнего мира: Учебник для вузов. – М.: Академический Проект, 2005.

9. Юнг К.Г. Психологические типы – СПб., 1995.

10. Ярошевский М.Г. История психологии. – 3-е изд., дораб. – М.: Мысль, 1985.

11. E.Cassirer. Philosophie der symbolischen Formen. II. Das mythische Denken. Berl., 1925, II. 47–53.

J.Röhr. Der okkulte Kraftbegriff im Altertum. Philologus. Supplbd. XVII, H. 1. Lpz., 1923.

В.В. Новиков, Е.В.Гришин