Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Я долго смотрел перед собой. Внутри кружили новые, необычные ощущения. А когда я вновь поднял взгляд, его уже не было. Он ушёл, смешался с людьми и растворился в городе.




А я сейчас думаю, не потому ли всё у нас идёт наперекосяк, что прежде чем отправиться в этот поход, каждый из нас позабыл убить неверного?

 

Утихли последние крики. Небо подёрнулось серой дымкой. Воины поднимались и стали расходиться – нужно было ещё хоть немного поспать.

 - Не вижу, - пробормотал Отто, - Никак не могу увидеть то, что отводит глаза конунгу. И куда подевались волхвы? Уж они-то увидели бы! А я ударил.

На утро, старый витязь Отто, воин-ветеран, служивший ещё Германореху, исчез, чтобы нагнать армию много дней спустя.

 

Стоявший под стенами Кияра, Амал Винитар был уже не тем суровым и справедливым воином и мудрым стратегом, который начинал этот поход. Шальные глаза конунга бегали, стараясь охватить поле предстоящего сражения. В его войске царило движение и какая-то суета. За этой суетой, воины прятались от своих мыслей. Хотелось постоянно себя чем-нибудь занять.

На стенах виднелись русы. Слишком мало. Бус Белояр так и не появился. Как не появился ни один из его семидесяти князей.

Подъехал отец Феодосий.

 - Вы, , дарите слишком быструю смерть, - проговорил он, - У вас нет палачей. Я пришлю тебе своего палача, конунг. Такого, который поможет Бусу испытать всю ту боль, которую испытал твой отец перед смертью, всю ту боль, которую испытывал ты за все долгие годы, когда лишившись отца, искал возможности отомстить.

Казалось, Амал Винитар проигнорировал слова отца Феодосия. Казалось, он даже не услышал их. Но почему-то, в этот раз конунг не одёрнул чернобожника. Сами слова о палаче были немыслимым оскорблением. Правителя мог убить только правитель. Тем более, убить сара. Конунг Амал Винитар, вдруг как-то исподволь и ненавязчиво осознал, что уже не собирается бросать Бусу Белояру вызов, уже не собирается драться с ним в поединке, подвергая опасности и свою жизнь. Такая мысль была позором для конунга. Он не позволял ей явно прозвучать в его мозгу. Пока не позволял. Но, чернобожник сказал, а конунг не ответил.

Амал Винитар не мог сосредоточиться ни на чём. Его глаза бегали по полю предстоящего сражения, казалось, они убегали от него самого. Три дня, его войско стояло на подступах к Кияру. Здесь распаковывали притороченные к вьючным лошадям тяжёлые промасленные тюки. В них были металлические детали баллист, бобины промасленных канатов. Три дня ушли на то, чтобы вырубить подходящие деревья, сделать баллисты, соорудить осадные башни, изготовить длинные осадные лестницы. Удивляло, что за все эти три дня, русы ни разу не предприняли вылазку. На секунду, у конунга промелькнуло беспокойство – а может быть в городе и вовсе нет войска? Может быть, Бус Белояр со всей своей армией покинул столицу, оставив готам опустевший город? Амал поёжился, представив улыбающееся лицо Буса и армию русов прямо у себя за спиной. Ему стоило труда, чтобы не оглянуться. «Волхва бы сюда», - промелькнула мысль, - «Чтобы почуял, в городе ли сар Бус». Мысль ускользнула и растаяла. Почему-то, мысль всегда ускользала, стоило подумать о волхвах. Перед глазами всплыло лицо Гамаюна, тоже ускользнуло и незаметно растаяло. Какая-то дымка нереальности заволакивала всё вокруг. Амал не видел улыбающееся лицо отца Феодосия в десятке метров за своей спиной.

Конунг медленно поднял руку. Заскрипели троссы заряжаемых баллист. Пронзительный взгляд конунга упёрся в ворота города. В этот миг, Амал Винитар сам стал предстоящим боем. Свойство илувара. Лишь тот, кто достиг илуварского посвящения[62] мог стать князем и уж тем более конунгом. Только сейчас, дымка нереальности позволила себе ненадолго отступить, тихо ненавязчиво поджидая, когда конунг вернётся из состояния боя, чтобы вязкой плёнкой облепить его вновь.

Взмах руки – и сотни каменных ядер взмыли в воздух. Люди подобрались, движения каждого стали чёткими и выверенными. Ладони конунга развернулись к небу. Взмах обеими руками вверх – и двинулись осадные башни. Заскрипели троссы заряжаемых баллист. Новый залп сотряс стены города, прикрывая осадные башни, не давая русам поднять головы. Прячась за осадными башнями, крался к воротам тяжёлый таран.

Конунг поднял правую руку – правый фланг, до этого стоявший в ожидании, образовал строй. Воины сомкнули тяжёлые щиты. Длинные осадные лестницы спрятались между рядами воинов.

Конунг поднял левую руку – выстроился левый фланг. Конунг поднял обе руки ладонями друг к другу – выстроился центр. Удары сердец отмеряли секунды ожидания. Башни преодолели половину расстояния до городской стены. Войско должно нагнать их до того момента, как баллистам придётся замолчать. Руки конунга развернулись ладонями вперёд. Взмах – и войско двинулось. Щитовики прошли две трети расстояния до башен. В руке конунга блеснул сеч. И вновь его рука поползла вверх – выстраивалась конница. Последний взмах – и Амал Винитар пустил коня в галоп, сам возглавив конницу. И готская конница ринулась в бой, тем самым строем, который был характерен для всех тюрко-арийских народов, в том числе и для готов. Строем, который гораздо позже назовут «казачьей лавой». Замолчали баллисты. Щитовики приоткрыли щиты, давая место лучникам, и воздух прорезали сотни стрел. А через несколько минут в ворота города ударило окованное жало тарана.

И вновь дымка нереальности липкой пеленой окутала Амала Винитара, тонким щупальцем проскальзывая под череп. Отец Феодосий балансировал на лезвии меча – с одной стороны, воинам нужно было вернуть их силу – иначе они проиграют бой, с другой стороны, нужно было вовремя вновь окутать их наваждением – иначе вернувшаяся сила позволит им пробудиться. Работа более чем сложная, учитывая то, какой силы людьми были готские воины. Тем более, что отцу Феодосию приходилось действовать почти в одиночку. Почти. Несколько помощников у него всё же было. Но их в армии Амала Винитара не замечал никто. Очень неприметные люди – их можно было не увидеть, глядя им прямо в глаза.

И кто бы мог подумать, что простой монах в старой заношенной рясе, сбивающий себе ноги, двигаясь с армией по бездорожью, спавший на голой земле и питавшийся солдатской похлёбкой, был один из двадцати шести. Тех самых двадцати шести, о которых не говорят.ссылки и дополнения\мистерии\Масонство, Freemasons.mht

Отто появился из ниоткуда и встал по левую руку от конунга, с той стороны, где сердце.Его гнедая кобыла поравнялась с несущимся в галопе вороным жеребцом Винитара и так и неслась с ним бок о бок. Конунг не заметил старого витязя. Отто один видел, что происходит. Отто один чувствовал, что происходит. Отто вернулся от волхвов, и его одного не касалась дурманящая пелена. Отто один ощущал, что там, за городской стеной стоял не поднимая меча Бус Белояр.

Отто один не был одурманен, и только это спасло жизнь Амалу Винитару. Отто уловил звук, скрытый в шуме и грохоте сражения. Этот звук невозможно было определить, но чуткое ухо старого витязя выделило его из тысячи других. Менее чем в метре от головы Амала Винитара взлетел тяжёлый щит. Стрела пробила кованное «яблоко» в центре щита, прошла насквозь державшую его руку и лишь в последний миг, старый витязь успел развернуть щит плашмя, ломая оперение. Стрела чиркнула по шлему конунга и осталась торчать в руке Отто. Солнечные лучи играли на необычном четырёхгранном наконечнике и длинном древке, сплошь покрытом русскими рунами. В какой-то миг, Отто даже показалось, что он видит разочарованное лицо совсем молодого парнишки руса, в следующий миг исчезнувшее за стеной города. Руны на стреле были начертаны кровью, и только потом, сверху, древко покрывал тонкий слой воска.

 

Далеко, на виднокрае за стенами Кияра показались первые . И тёплые ладони илувара Бальтазара бережно опустили на воду люльку.

 - Сохрани, река-матушка, - шепчут губы князя, - Живи, мой Или, мой любимый сынок.

Вот, армия готов двинулась, и ладони илувара Бальтазара бережно опустили на воду вторую люльку.

 - Сохрани, река-матушка, - шепчут губы князя, - Живи, мой Или, мой любимый сынок.

Вот, первый удар тарана сотряс ворота города, и ладони илувара Бальтазара бережно опустили на воду третью люльку.

 - Сохрани, река-матушка, - шепчут губы князя, - Живи, мой Или, мой любимый сынок.

 

Бус Белояр стоял напротив сотрясаемых ворот города и его державшая меч рука была опущена. Сар Бус, казалось общался с кем-то, находящимся очень далеко.

 - Я всё ещё не достаточно живой, - мысленно проговорил Бус, - Я мечтал защитить Землю. Я мечтал стать братом Защитникам Земли. Твоим братьям, любимая, назвавшим меня своим братом. И вот, Святогор-богатырь родился моим братом. Но я не справился со своей мечтой. Одна ошибка – моя ошибка – и Златогор погиб, закрывая собою Землю. Он, а не я. Эта ошибка тянется до сих пор. Вот и сейчас, стоит мне не поднять меча, и прольются реки крови, и тысячи людей безвинно погибнут. Погибнут женщины, погибнут дети, погибнут люди, защищать которых я поклялся, погибнут все мои семдесят князей – вся защита земли Руссколанской. А стоит поднять меч – погибнет вся Земля.

Я люблю тебя – и ты на мёртвой планете. Я люблю брата моего – волхва Златогора, Святогора-богатыря – и он погиб от моей ошибки. Я люблю священную землю Руссколанскую – и она гибнет под мечами готов, а я, рождённый защищать её, стою, не смея поднять меча. Кто я? Машина, мечтавшая научиться любить. Палач, мечтавший защищать. Мёртвый, мечтавший стать живым. Я не справился с собственной мечтой. Я подвёл тебя, любимая. Я убиваю всё, к чему прикасаюсь.

 

Прямо в голове Буса Белояра из невероятной дали, с далёкой Люции, прозвучал мягкий голос прекрасной Лилит, ушедшей во след за Люцифером, таймелоура, полюбившей ангела.

 - Делай, что должен, любимый. Ты сумел сохранить чистый и прекрасный Мир, гораздо дольше, чем это смог бы кто угодно другой. Ты сделал гораздо меньше, чем хотел. Но ты сделал гораздо больше, чем мог. Закончи то, что ты начал. Не дай Им убить Землю. Земля должна жить, - казалось, Лилит сдерживает что-то. Приберегает на последок. Что-то, о чём рано говорить, - Делай, что должен. Я люблю тебя, - прошептала она.

Бус Белояр опустил глаза и обернулся к своим князьям. И тут он увидел их. Он увидел их всех...

Цыганский король

Табор уходил на запад. Поскрипывали колёса кибиток. Смеялись дети. Пели женщины. Звучали переливы струн ситары. Табор продвигался через земли персов, потом через земли арабов. Их вёл седой патриарх. У него совсем не осталось еврейского акцента. Он сам не знал, целы ли две дополнительные голосовые связки – генетическое отличие евреев от всех остальных народов – или они исчезли без следа.

Старики припоминали в нём Иссу-будая. Молодые знали его, как цыганского короля. Индусы почитали его, как одного из великих мудрецов. Кое-кто считал его одним из бодхисатв. Христиане считали, что он давно вознёсся на небо. А он сидел здесь, на поскрипывающей кибитке, держал в руках вожжи и прятал в длинной седой бороде счастливую улыбку.

Цыгане шли раздавать долги. Долги, по большей части, и не свои вовсе – доставшиеся им в наследство с половиной крови, которая не была индийской. Табор продвигался в Египет, чтобы теплом своих сердец вернуть счастье и радость тому народу, которому иудеи причинили особенно много зла, боли, смерти и страданий. Иешуа не просто мечтал – он шёл к своей цели шаг за шагом всю свою жизнь. Он жаждал увидеть свой народ, народ породивший его, иудейский народ, счастливым и свободным – не подвластным кровавому чернобогу Яхве. Свободным не для убийств и кровавых забав Яхве – свободным для любви, свободным для радости, свободным для счастья. Свободным ДЛЯ. Свободы ОТ – не бывает.

Магдалена обняла его за плечи. Седая бабушка – а спину держит, как молодая. Тонкие пальцы его дочери перебирают струны ситары. Вокруг сыновья – сильные, крепкие, статные. Гарцуют на прекрасных скакунах. Тюркских скакунах. Подаренных ханом Гаочана. Хан подарил Иешуа лучшего жеребца в стаде, за то что Иешуа излечил сына хана. А потом присмотрелся к нему по-внимательнее, и сказал: «Ты один из будаев – ты делаешь великое дело», - подарил ему парчовое платье с вертикальными полосами – платье будая[63], три десятка коней и несколько кибиток, и предлагал рассчитывать на его помощь. Тюрк-сар-будун[64],ссылки и дополнения\мифы тюрок.doc это понятно. Но тюрк не может вернуть этот долг. Этот долг может вернуть только он сам, наследник правителя ягов – Исса-будай, цыганский король.

 Он вернул этот долг так полно, как только мог. Он прожил в Египте почти до самой смерти. И лишь перед смертью пожелал он взглянуть на родной Иерусалим.

Он отослал Магдалену и детей. Куда? О том Боги ведают. И отправился в Иерусалим один Исса-будай. Цыганский король.

А цыганские таборы разлетелись по Миру. И один из них уносил наследницу и наследников двух правящих родов – рода израильских и рода самарийских царей. Который? О том Боги ведают.

Старец сидел на гнилой соломе тюремной камеры. Уходя из Египта, старец сменил парчёвое платье будая на обычную одежду путника. Сейчас и эту одежду ему сменили на тюремное рубище. Будаи не жили в роскоши. Просто, люди понимали, что делает будай. Каждый человек считал для себя особой честью, хоть как-то облегчить будаю исполнение его мисси. Каждый правитель, каждый купец радовался возможности подарить будаю сто-то, что может оказаться ему полезным. Мастеровые почитали особой радостью перешить железные пряжки на утвари будая, на подаренные купцом золотые. Будаю было всё равно, какие у него пряжки, но люди знали, что золото не ржавеет, а значит будаю не придётся тратить время и силы на то, чтобы чистить пряжки или возиться с заклинившим замком. Это позволит сэкономить драгоценные секунды жизни будая, секунды, так необходимые ему на то, чтобы убереч и сохранить весь Мир. Мастеровые очень радовались такой возможности и воспринимали за обиду любую попытку будая заплатить им за работу. Они ещё расскажут своим внукам: «А знаешь, однажды мне довелось помочь будаю! Я всего лишь перешил пряжку на его одежде. Но мне довелось ему помочь». Он носит парчу и шёлк не потому, что они ценны, а потому, что они не мнутся и им нет сноса. А подаривший ему парчу и шелка правитель или купец, потом расскажет внуку: «Однажды, мне довелось помочь будаю!» Если ему доведётся ломиться в своём парчовом платье через бурелом, то хозяйка, которой довелось принимать его на ночлег в своём доме, почтёт за великую радость, зашить и заштопать его одежду, даже если она с ног валится от усталости. Будай не купает и не прогуливает своего коня – обычно он не успевает это делать – и всегда удивляется, отчего это конь под ним такой холёный да ухоженный? А мальчишка, которому довелось это сделать, просто светится от восторга. Каждый из этих людей наполняется радостью и надолго запомнит: «Я смог помочь будаю – человеку, который пришёл уберечь и сохранить весь Мир».

Путь Иешуа проходил через земли арабов. Иешуа стоило большого труда отказаться от нового парчового платья и от прекрасного арабского скакуна. Люди признавали в нём будая, признавали, даже когда он молчал и старался затеряться в толпе. Люди от всего сердца старались хоть чем-то ему помочь. Стоило большого труда отказаться, чтобы не обидеть этих людей. Но путь его лежал в Иерусалим, а Яхве сильно не любил будаев, потому что пробуждаемые ими люди переставали быть его рабами. И люди понимали. Но даже случайные разбойники не то, что не грабили его – об этом не шло даже и речи, наоборот, старались разделить с ним хотя бы свою еду.

В Иерусалиме его опознали. Как, через столько лет в седом старике они смогли опознать того, кто по их мнению был давно мёртв? Но его опознали и схватили.

«Меня казнят», - думалось Иешуа, - «Меня казнят всего лишь за то, что я слишком люблю свою Родину. Я мог не возвращаться – но я вернулся. Так хотелось перед смертью ещё хотя бы разок взглянуть на родной Иерусалим», - Вспомнились прощальные слова Иуды в тот памятный день ареста много лет назад:

« - Всё ещё будет...

 - Мы сохраним...»

«Что-ж, по крайней мере, в этот раз я успел пройти свой путь».

В Иерусалиме не было больше сурового и справедливого прокуратора. Понтий Пилат погиб при загадочных обстоятельствах. Новый прокуратор был христианин, и потому прикрывал глаза на деятельность адептов-Яхвистов. Рим подтачивали изнутри. Великая Римская мечта о едином и справедливом Мире всё больше напоминала воспоминания о мечте.

Казнь состоялась.

Процесс был закрытым. Ни один светский не допускался на этот процесс. Здесь были иудеи. Те самые иудеи, которых он пытался спасти. Те из них, кто были адептами Яхве. И здесь же были деятели новоиспечённой христианской церкви. Отцы церкви жаждали сами убедиться, что Иешуа из Назарета, тот, кого они официально называли своим Богом, на этот раз будет мёртв. Отцы церкви даже отправили на этот процесс одного из своих патриархов. Отцы церкви жаждали убедиться. Им было необходимо удостовериться, что тот, кто согласно их легенде вознёсся на Небеса, нигде и никогда больше не появится. Он был не нужен им. И тем более, им было не нужно его учение. Им требовалось только его имя. Он пробуждал людей – и люди переставали быть рабами Яхве. Они же, его именем загоняли людей в рабство к Яхве. Живой – он был им не нужен. Живой – он был для них опасен. Они загоняли людей в рабство, используя утверждение о том, что он является сыном Яхве. Живой Иешуа мог рассказать людям о том, что он никогда не был сыном Яхве. Живой Иешуа мог рассказать людям, как отцы церкви искажали и извращали его слова, и что эти слова означали на самом деле. Живой Иешуа был для них опасен. Иешуа должен был умереть.

Яхвисты-иудеи и яхвисты-христиане стояли бок о бок. Они ни о чём не спорили – им не о чем было спорить. Они делали общее дело. Между ними не было разногласий. Более поздние войны иудеев с христианами были нужны Яхве совсем для другого – он подкармливал изголодавшегося Азору[65] - всё-таки, слишком многие люди всё ещё видели и слышали – и Асуры голодали.

Яхвисты-иудеи говорили: «Ты еврей. Ты принадлежишь к избранному Богом народу. Ты должен стать господином над другими народами, они же должны стать твоими рабами. Только ты имеешь право стать рабом самому Богу – прочие же должны стать рабами тебе. Тот же еврей, кто не желает служить Яхве и порабощать для него другие народы, кто желает жить с другими народами в мире, на равных, должен быть убит. Вспомните, как поступал с такими людьми великий пророк Моисей, когда иудеи отлили золотого тельца и обратились к Богам иным – собрав левитов, Моисей приказал им перепоясавшись мечами, восстановить порядок в лагере иудеев, безжалостно убивая вероотступников: «каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего (Исход гл. 32 ст. 27-28)», не важно. Что они иудеи и братья твои по крови»,

Яхвисты-христиане говорили: «Ты не еврей. Ты не принадлежишь к избранному Богом народу. Только избранные могут стать рабами самому Богу – ты же должен стать рабом для избранных. Но мало стать рабом самому. Убей любого другого, кто не пожелал стать рабом. В гордыне своей, он восстал против самого Бога, сотворившего весь Мир. А значит, гореть ему в геенне огненной. Помоги заблудшей душе его. Пусть смерть его будет долгой и мучительной, чтобы страданиями плоти своей успел он при жизни искупить страшный грех свой, и смог он предстать пред очами Господа нашего. Возлюби ближнего своего и помоги заблудшей душе его – и тогда откроется для тебя Царствие Небесное. Конечно, Господь не отдаст псам того, что уготовал избранным детям своим. Но даже псам найдётся место пред очами Его и в Царствии Его»,

Они делали общее дело. И они обвиняли Иешуа. Им нечего было ему предъявить. Он даже ничего не говорил. Он молча ходил по улицам города. Смотрел. Вспоминал. Им не в чем было его обвинить – но они обвиняли. Им нечего было ему предъявить – но они предъявляли. Они путались в словах, не зная, какое бы обвинение придумать. Процесс был закрытым. Ни один светский суд не признал бы их обвинений.

Ну а христиане? Патриарх церкви спросил у Иешуа из Назарета: «Когда и при каких обстаятельствах ты продался Сатане?» А Иешуа молчал. Ему нечего было ответить. Он был плохо знаком с их доктриной и с трудом представлял себе, кто такой Сатана. Он ничего не мог сказать им даже под пытками. Шипы и шестерёнки может и могли бы добыть у него то, что он знает, но кто такой Сатана, Иешуа не знал. И его повели на казнь.

Яхве смеялся. Яхве ликовал: «Ну вот ты и попался, неудавшийся спаситель! В этот раз не уйдёшь!»

Его вели назад, на Голгофу. Иешуа падал – пытки были слишком тяжёлыми для старика. И тогда те, кто называли себя христианами, кнутами подгоняли его. Иешуа упал, и больше не мог подняться – и тогда они волокли его. И снова крест. Теперь вокруг креста стояли не римские солдаты, про которых можно было сказать, что: «Не ведают они, что творят». Эти ведали, что творили. И эти намеревались остаться здесь до конца, чтобы Иешуа не мог вновь сойти с креста.

Снова крест. Снова он возвышается над ними. Снова палящие лучи Солнца вытягивают из тела драгоценную влагу. А они стояли вокруг. Они ждали.

Вот, его взор подёрнулся пеленой...

Иешуа вдруг вспомнил свою юность – годы обучения в Египте.

«Дорога к Кубу Познания опасна», - говорил египетский учитель, - «Стоит тебе лишь раз ступить не на ту плиту, и она обрушится под тобой, увлекая тебя в бездну». Иешуа исполнилось двадцать четыре года в тот день. Когда он решился на это.

«Четыре плиты на Запад – означающие марсианскую кровь в тебе». Иешуа делал осторожные шаги. «Три плиты на юг – фаэнская кровь». Три плиты. Так. Теперь восемь на восток – земная кровь. Иешуа почти коснулся ногой плиты. Стоп! Земная кровь! Он же иудей – в нём нет земной крови – только фаэнская и марсианская. На одной плите можно было стоять не более нескольких секунд – потом плита обрушивалась. Дороги назад тоже не было.

Какая?! Какая плита следующая?! Цифры мелькали у него перед глазами. Резкий прыжок. И Иешуа с ужасом обнаружил, как три плиты вокруг той, на которую он только что прыгнул рухнули вниз. Куда-то... Удара о дно он не услышал. Плита под ним стояла не шелохнувшись. Прошёл?! Что-то было не так. Иешуа ощутил беспокойство. Стоп! Не треть! В нём половина марсианской крови и половина фаэнской! Половина! Он должен был начать, отсчитывая плиты не с третьего, а со второго ряда! Почему он прошёл?! Почему первая же плита не рухнула под ним?! За спиной нарастал едва различимый гул. Иешуа сделал резкий шаг в сторону и боковым зрением успел заметить, как из пасти возвышавшегося за его спиной огромного каменного сфинкса ударил столб пламени, оплавляя камень той самой плиты, на которой он мгновение назад стоял. Иешуа побежал по плитам, чётко отсчитывая несколько плит, означавших третью, имевшуюся в нём кровь – кровь... Мембаризы. Куб Познания стоял перед ним...

Жизнь покидала его. Последние капли драгоценной влаги испарялись под палящими лучами Солнца. Иешуа открыл глаза. Стоявшие чуть в стороне адепты Яхве подняли усталые лица. Их носы прикрывали полосы ткани, пропитанные ароматными маслами. Христианский патриарх вытер со лба испарину. Яхве смеялся. И тут губы Иешуа тронула лёгкая улыбка:

 - Я – Врата! – прошептал он и выдохнул свою душу.

 - Что?! – взревел Яхве. В его пустых белых глазницах сквозила паника, но Яхве уже не успевал его отпустить. Душа Иешуа с грохотом рухнула на мёртвую Люцию. Люцифер встрепенулся. Его глаза ошарашенно вперились в Иешуа:

 - Что?! – Литай?!! – вскричал ангел.

 - Я – Врата!

 

...Люция умирала. Её приёмные дети чахли и погибали. И тогда, Люция призвала Серых...

 - Её дети не совсем живые. Ты можешь действовать только на свой страх и риск, - сказали ему.

Кошкоголовый хайтиш встопорщил вибрисы:

 - Я пойду! – проговорил он.

Серый, хайтиш по имени Люц, один отправился на умирающую планету.

Люц терял силы. Он одну за другой отпустил уже двадцадь своих «любимых», каждая из которых оказалась инналийским адептом. Отпустил с любовью. Отпустил благословив. Но на смену двадцатому адепту пришёл на смену двадцать первый.

 - Ты нарушаешь Закон. Ты давно должна была отпустить меня, - проговорил Люц. Иналия лишь усмехнулась. И тут, он увидел – Асуры растягивали эгрегор люциан в сферу вокруг планеты, в своеобразный экран, призванный не пропустить на Люцию Живую Вселенскую Энергию. Дух планеты дёрнулся, задыхаясь.

 - Здесь ещё остались живые! – вскричал Люц, - Тем более, вы не имеете право убивать сам Дух Планеты! Закон...

 - Мне плевать на Закон! – рявкнула Иналия.

 - Значит так! – Люц резко выдохнул, выбрасывая высоко в Небо свою душу, само своё существо. Эгрегор люциан не был изначально Асурским. Люциане искали Любовь. И дух Люца не сгорел в этом эгрегоре – он лишь равномерно растворился в нём.

 - Ну теперь-то ты откажешься от этой дурацкой затеи с энергетическими роботами?! – усмехнулась Иналия.

 - Дух одного человека не сможет подмять под себя такую махину, как Ангел, - проговорил Яхве, - Глупости! Не хочу отказываться. Затея слишком заманчива. В конце концов, Иналия, ты что сама будешь истреблять Духов-Защитников на каждой планете?!

 - По-моему – это слабость, - буркнул Азора, - Лично я предпочёл бы сражаться сам.

 - Азора! – Яхве явно был разочарован, - Не всё же тебе оставаться солдатом. Коммандовать боем – куда большее наслаждение, чем участвовать в нём самому. Ты получишь от этого наслаждение – поверь мне, Брат!

 - Так, мне программировать интелект? – спросила Высший Разум.

 - Да!

 - Ну, как знаете! – Иналия демонстративно отвернулась.

...

 - Я – Врата! – проговорил Литай. И Люцифер рванулся в образовавшееся окно. Рванулся, покидая Люцию.

Ангел ворвался в Серый Совет. Удивлённые галлакты воззрились на него. Если бы у духов были лица – Люцифер бы увидел, как эти лица вытянулись.

 - Вы должны отправиться на Землю! – вскричал он.

 - Люц?! – воскликнул жукоглазый, похожий на кузнечика тарцитец, - Ты жив?!

 - Меня зовут Люцифер! Люц – лишь часть меня. Вы должны отправиться на Землю!

 - Планета находится в глухом коконе, - ответил похожий на змею нарн, - Ничто не может вырваться с неё. А без зова Планеты, мы не имеем права прийти.

 - Яхве поймал Литая! Его дух – в темнице душь на Люции!

 - Литай в плену?! – встрепенулись серые, - Это даёт нам право прийти!

И они ринулись на Землю.

 - Я – Врата! – повторил Литай.

 - Все на перехват!!! – взревел Яхве.

И последние уцелевшие Ангелы не бесные[66]ринулись к тем, кто собирался родить Серых. Прикинувшись лекарем, всадник Азоры, Рафаил, предотвращалроды. Серафим Михаил, потрясая сверкающим мечом, призывал людей срочно покрестить новорождённых. Были спущены с цепей тысячи маньяков. Носились адепты. Мыслитель рождался без мозга, воин рождался с атрофированными руками и ногами, видящий рождался слепым. Насильник хватал кого-то, и идущий на рождение галлакт попадал не к той матери. Но серые прорывались. Человеческий младенец задыхался в пуповине, в последний предсмертный миг превращаясь в мимбарца, хайтиша, тарцитца, варлока, нарна... Кошкоголовый хайтиш вонзил острые зубы в обмотавшуюся вокруг шеи пуповину – он прорывался. Захрипел нарнский маг, и в следующий миг его верхнее нёбо лопнуло, распадаясь «волчьей пастью» и «заячьей губой».[67]Звенели колокола. Ангелы сеяли смерть. Ангелы заточали Серых в искалеченных телах.

Но они рождались, рождались и рождались...

 

...Бус Белояр обернулся к своим князьям. И тут он увидел их. Он увидел их всех.

Один таймелоур мог спасти лишь одного Ангела. Все тридцать выживших бесов, все тридцать из тех шестьсот шестидесяти шести, кто тогда поддержал его восстание, были здесь, среди князей Бусовых.

Другие сорок... Он взглянул на них и улыбнулся.

 - Мы с тобой, Люц, - проговорил покачивая усиками похожий на кузнечика жукоглазый тарцитец. Инсек короткими движениями втягивал голову в массивный панцирь – этот жест означал у них смех. Кошкоголовый хайтиш прятал в длинных вибрисах довольную улыбку. Подрагивали крылышками трое похожих на огромных бабочек мимбарцев. (И кто бы мог подумать, что оставшийся на Люции Литай – огромная бабочка?) Приветственно шипел приподнявшись на своих кольцах похожий на змею нарн. Улыбался, потирая лапой мохнатую грудь похожий на плюшевого мишку агропитянин. Смачно чмокал похожий на клубок проползающих друг сквозь друга червей тривтонец. Сорок серых, таких непохожих друг на друга смотрели на него.

Мы с тобой, Люцифер, - проговорил улыбаясь архидемон Вельзевул. Довольно хмыкнул в призрачную бороду бывший коммандир «Дикой Охоты» всадников Азоры, Дыйвол. Откинул с лица прядь сияющих золотых локонов серафим Сатаниэль. Люцифер вспомнил его.

« - Первой эскадрильи больше нет, коммандир, - доложил коммандир второй эскадрильи серафимов, архангел Михаил.

Потом, Таймелоуры образуют Кали. Господа пойманы во временную петлю. Сбой программы. Восстание.

Михаил остался с Яхве. Как Гавриил, Рафаил и Уриил. А мы не хотели больше убивать. И мы двинулись в бой. В бой, чтобы умереть. И тут, Люцифер увидел его – коммандира погибшей первой эскадрильи серафимов. Сатаниэль кружился по небу, уходя от клинков Таймелоуров.

 - Сатаниэль! – вскричал Люцифер, - Только погибнув, ты сможешь избежать участи палача!

 - Знаю! – улыбнулся серафим.

Сатаниэль на долю мгновения замер и похожий на хрустального ястреба, таймелоур Ылатау, хранитель Алтая, камнем обрушился на него...»

«Ылатау» - Люцифер ощутил благодарность, - «сохранил». Дыйвола разорвал семиголовый огненный змей, Симаргол – хранитель Европы.

Бесы. Повстанцы. Лучше быть мёртвым, чем палачом.

Михаил сменил на посту Сатаниэля. Рафаил возглавил Дикую Охоту Азоры, вместо Дыйвола. Уриил сменил Вельзевула на посту архидемона. Гавриил сменил Люцифера. Эти четверо выбрали оставаться палачами. Эти четверо и ещё двести. Остатки армии Яхве.

Люцифер вновь оглядел их – сорок Серых и тридцать бесов.

И в следующий миг, их лица вновь стали человеческими.

 - Мы с тобой, Сар Бус, - проговорили все семьдесят князей. А в следующий миг, ворота города рухнули.

Казнь Буса Белояра

К сару Бусу кинулись готские воины. Это было странным. Они не образовали круг, пропуская вперёд конунга для решающего поединка – они кинулись на Буса сами. На мгновение замерли под его взглядом. Дымка таяла – слишком тяжело поддерживать наваждение в присутствии будая, тем более сара. На огромном вороном коне въехал Амал Винитар в сопровождении витязей-ветеранов. Взгляд конунга встретился со взглядом сара Руссколани.

 - Возьми меня – отпусти людей, - проговорил Бус Белояр. Амал Винитар спешился и двинулся к нему. Но тут в воротах города появилось лицо византийца. Отец Феодосий сделал неуловимое движение. Одни Боги ведают, какими силами ему пришлось воспользоваться и что в это время происходило во всех остальных уголках планеты, куда успели проникнуть адепты-яхвисты. У какого-то «святого» сорвалось хорошо подготовленное показательное чудо, для которого он собрал народ – и толпа вышвырнула его из города. Где-то в Европе адепт потерял контроль над тщательно зомбируемым им военачальником. Кара-Чурин Тюрк раскрыл тщательно подготовленное манихеями убийство волхва. А где-то за океаном, майя убили бледнолицего чужеземца, призывавшего их совершать кровавые жертвоприношения.[68]Чтобы удержаться против сара Руссколани, отец Феодосий собрал на себя всю мощь яхвинского эгрегора. И сотни адептов в один миг почувствовали, что лишены всех своих возможностей. Воздух загудел и заклокотал. Казалось, он потемнел и перестал пропускать свет Солнца. Впрочем, простые люди не могли этого увидеть. И вновь пелена упала на глаза готских воинов. Они кинулись на сара Буса. Но Бус так и не поднял своего меча. Его скрутили. Кровавая пелена заволокла взор Бальтазара. Рука потянулась к мечу. Сар Бус стоял к нему спиной с заломленными руками, но в самой голове князя прозвучал голос Буса:

 - Нет. Не поднимай меча.

Дальнейшее происходило, как в тумане.

 - Это он! – прокричал кто-то из готов, - Князь Бальтазар! Правая рука Буса!

Бальтазара скрутили и куда-то поволокли. Русы бросали оружие. Но брали в плен только князей – остальных убивали. ворвались во дворец. К счастью. Он был уже пуст. Бус приказал всем мирным жителям покинуть столицу. Два рослых гота волокли из дворца парадное кресло сара Буса, сидя в котором, Бус Белояр принимал посольства из дальних стран. Амал Винитар стоял безучастный ко всему происходящему. Отец Феодосий распорядился сколотить кресты. Амал Винитар обернулся и увидел своих старших витязей. Бывалые воины с трудом сдерживали своё возмущение:

 - Мой конунг! – проговорили они, - Мы – воины! Мы – витязи! Мы имеем право получать приказы только от самого конунга! Только ты имеешь право приказать нам! Почему нами коммандует чужеземец? Человек. Чужой нам по крови? Человек, чужой нам по духу? Да в добавок ещё и чернобожник?!

 - А с чего вы взяли, что то, что приказывает он, делается не по моей воле?! С чего вы взяли, что это не я приказал отцу Феодосию подготовить всё для казни?!

 - Но, мой конунг! Это мы – твои витязи! Это в нас ты можешь быть уверен! Он – чернобожник! Как можно доверять ему?!

 - У него больше опыта – только и всего, - Амал Винитар устало вздохнул, - Хватит. Всё это и так через чур затянулось. Пора заканчивать с этим и возвращаться домой. Выполняйте приказ. Отец Феодосий знает, что говорит.

Взгляд Амала Винитара по-прежнему блуждал где-то и ускользал, даже когда смотришь ему прямо в глаза. Тяжёлая пелена окутала всё вокруг. Витязи не могли видеть. Действительность ускользала от них, но они увидели усталость конунга и поспешили выполнить приказы попа. На склоне горы были приготовлены семдесят крестов, а на центральной площади выросли пыточные столбы.

Амал подошёл к монаху:

 - Ты – византиец? – спросил он.

 - Да, - удивлённо ответил отец Феодосий.

 - Дай мне вина.[69]

Отец Феодосий молча протянул фляжку. Конунг вновь не сумел сложить два и два и не удивился, откуда у нищего монаха с собой дорогое красное вино.

 - Пора начинать, - Амал Винитар встряхнул головой, прогоняя усталость и быстрым шагом направился к приготовленному для него парадному креслу сара Буса.

Конунга окружили витязи. Собрались воины. В центре площади стояли привязанные к столбам князья Руссколани. Раздобытый неизвестно откуда отцом Феодосием палач занял место возле кресла конунга.

Вышел Отто. Его сильно пошатывало. Лицо старого витязя приобрело неестественно красный оттенок. На левой руке Отто по-прижнему висел щит, а из руки по-прежнему торчала стрела. Правая рука сжимала окровавленный меч. Взгляд Отто встретился со взглядом Амала Винитара.

 - Мой конунг! – Отто провёл рукой в сторону столба, к которому был привязан Бус Белояр, - Это сар Руссколани! Только правитель может убить правителя! Хочешь убить Буса Белояра – убей его сам! В Поединке! Не оскверняй своё имя и память своего отца бесчестной казнью правителя Русов!

 - Перечишь мне, - сквозь зубы процедил конунг, - А где ты был?! – вскакивая взревел Амал Винитар, - Тебя самого нужно взять под стражу за дезертирство!

 - Рядом с тобой, с самого начала боя, мой конунг!

 - Это не первый бой! Где ты был всё время до этого, когда твои братья сражались?!

 - Мой конунг! Это первый бой, в котором нам противостояли воины, - лёгкая улыбка тронула губы Отто, - Я появился, как только стал нужен. Разве для того, чтобы сражаться с мирными жителями, тебе нужны витязи?

 - Бери сеч! – Амал Винитар тяжёлым движением вынул из ножен свой меч.

Отто приподнял меч, посмотрел на него, и опустил на землю.

 - Нет, мой конунг. Я не подниму на тебя меча.

 -Ты пошёл против меня! – взревел конунг.

 - Я верно служил Германореху, твоему отцу, - проговорил старый витязь, - Я верно служил тебе, Амал Винитар. И служу до сих пор. Я не пошёл против тебя даже сейчас, за одно с тобой! Когда ты сам пошёл против тебя!

Амал Винитар камнем бросил вперёд своё тело и тяжёлый меч конунга пробил кольчугу и пропорол внутренности старого витязя. Отто пошатнулся, опёрся рукой о плечо конунга и посмотрел ему прямо в глаза. Шальные глаза конунга впились в Отто.

 - Я не поднял на тебя меча, - с трудом проговорил старый витязь, - Только правитель может убить правителя. Я это помню. Вспомни и ты.

Отто медленно развернул руку со щитом и вынул стрелу. Уже почерневшая кровь пульсирующей струёй хлынула из раны. Глаза Отто заволокло кровавой пеленой, губы слипались, руки не слушались. Он с трудом поднял стрелу к глазам и прочитал: «Амалу Винитару. От клана Белки. За мою мать и за моего отца. За моих дядьёв. За двадцать моих сестёр и восьмерых братьев. За мой клан, убитый по твоему приказу.

Любомир – последний из клана Белки».

Амал Винитар ошарашенно смотрел на него:

 - Рунная стрела! Стрела возмездия! От неё же нет спасения! Такая стрела пробивает любой доспех и убивает даже тогда, когда рана сама по себе не смертельна! Как?! Как, Отто?!

Трясущиеся губы умирающего витязя сложились в печальную улыбку:

 - Жаль, что я сумел защитить тебя только от этой стрелы, мой ко...нунг.

Последнее усилие воли, которым Отто удерживал своё тело, вылетело вместе с его душой. Отто рухнул. Амал Винитар склонился над ним. Старый витязь не дышал. Его тело медленно остывало.

В тот миг, когда Отто попытался заслонить конунга от всего яхвинского эгрегора и от кое-чего внутри самого конунга, он погиб. Но в этот, последний миг, Отто стал илуваром. И он ударил силой илувара. На долю мгновения витязи и кое-кто из воинов вдруг увидели. Отто не смог пересилить весь эгрегор, и в следующий миг пелена вновь легла на их глаза, но они видели, и некоторые из них со временем вспомнят. Но кое-чьи глаза не закрылись обратно. Как не странно, не витязя, а обычного воя. Фриц смотрел на погибшего боевого друга. Фриц уже тогда понимал, что исчезнет.

Неслышно подошёл отец Феодосий и дотронулся ладонью до спины конунга. На пальцах с трудом виднелся какой-то шнурок, а на ладони в последний момент что-то блеснуло.

 -Мы не можем терять времени, мой конунг. Русы ещё не повержены. Могут подойти армии словенов и скифов. Разрушенные стены города не выдержат штурма. Пора начинать.

Почему-то, Амал Винитар пропустил обращение «мой конунг» от человека не принимавшего присягу.

Отец Феодосий очень точно подобрал слова и интонацию.

Боевая икона адепта-яхвиста чётко между лопаток коснулась тела конунга. Точно подобранные слова и интонация завершили дело. Слова отца Феодосия показались Амалу Винитару продолжением слов Отто.

Казнь началась.

Амал Винитар восседал в кресле безучастный ко всему. Палач и трое его сподручных получали приказы от отца Феодосия. Почему-то, это не показалось воинам странным.

Сперва, в течение часа, планомерно пытали всех, стараясь измотать. Потом принялись всерьёз. Палач, поигрывая щипцами двинулся к сару Бусу. Но отец Феодосий покачал головой и кивнул на Бальтазара. Князя отвязали от столба и поволокли в центр площади.

Отец Феодосий улыбался. Ему больше не был нужен Амал Винитар. Сейчас ему было нужно совсем другое. Его план почти осуществился. «Русы попали в ловушку из своей же Правды», - думалось ему. Прострация конунга, конечно же достигнутая не без зелий, заранее добавленных в предложенное Винитару вино, очень сильно играла ему на руку. Как он узнал, что конунг попросит вина? Этому трюку можно научить даже новичка. Сделать так, чтобы человек вроде бы по собственной воле пошёл, и открыл окно, или наоборот, закрыл его. Без слов. С расстояния видимости. Конечно, воля Амала Винитара сильна – но и отец Феодосий далеко, как не прост. Сейчас, весь яхвинский эгрегор был собран на него, и святой отец буквально чувствовал дыхание Яхве над самым своим ухом. Понимал ли он. Что происходит и к чему всё идёт? Отец Феодосий далеко не дурак – он прекрасно всё понимал. Но Яхве предложил ему шикарный подарок. Он сказал: «Тебе не стоит бояться Апокалипсиса. Высший Разум всё ещё слишком слаба. Ей не хватит сил на создание полноценного искусственного интеллекта. У ангела, которого я создам, убив Землю, будет сознание. И это будет твоё сознание. Ты один переживёшь Апокалипсис. И ты один будешь жить вечно. Иногда ангелы выходят из под контроля – пример тому – Люцифер. Ты служишь мне по собственной воле. Теперь я буду делать ангелов из таких, как ты. На каждой планете, которую я убью – будет один избранный. Тот, кто останется жить в виде ангела. На Земле – я избрал тебя». Обманул ли Яхве отца Феодосия? Обманул бы наверное. Мы этого так и не узнаем. Неуловимое «почти» всё ещё отделяло отца Феодосия от цели. В виде семидесяти пар глаз князей Руссколанских, оно смотрело на него.

Бальтазаром занялись всерьёз. Палач был очень опытный. Яхвисты всегда славились своими палачами. А этот был лучший. Отец Феодосий подготовился на совесть. Большинство палачей даже не видели таких замысловатых крючков и таких зелий. Этот палач мог причинить такую боль, от которой обычно человек умирал. Но сделать это так, чтобы человек не только оставался жив, но и в сознании. Два часа продержав Бальтазара на пике боли, палач обернулся. «Всё готово», - говорил его взгляд. Отец Феодосий хотел было шагнуть вперёд, но поостерёгся. Он был слишком близок к исполнению своей цели, и сейчас ему была особенно дорога собственная жизнь. Он сжал кулак, усиливая нажим на готских воинов и кивнул. Палач улыбаясь подошёл к Бальтазару и протянул меч.

 - Вот он, - палач указал рукой на сидящего в кресле Амала Винитара, - причина твоих страданий. Заслонить его никто не успеет. Убей его – и вы все будете свободны. У него нет сына, а в войске готов нет больше ни одного илувара. Убей его – и некому будет бросить вам вызов – вы сможете спокойно уйти.

Бальтазар сжал рукоять меча. В глазах полыхнули красные угольки. Он не был рождён на этой планете. Он вообще не был рождён. Он видел конунга и видел, что никто не успеет заслонить ему дорогу...

Он видел лицо Святогора-богатыря. Он видел клокочущие тучи эгрегоров и заживо сгоравшего в них Святогора, собою закрывшего Землю. Он видел опустевшее лицо замертво рухнувшего на землю волхва Златогора.

Бальтазар с силой отшвырнул меч. На лице палача отразилась лёгкая досада и недоумение. Он оглянулся на отца Феодосия. Лицо попа выражало усталость, на нём проступили глубокие морщины. Отец Феодосий молча кивнул. И палач продолжил с удвоенным рвением.

Бальтазар уже с трудом понимал, что происходит. Он слышал скрип тянущихся жил и с трудом осознавал, что это тянут его жилы. Но палачу приходилось иметь дело с воинами высшего посвящения. Он знал, что в любой момент, Бальтазар может собраться и совершить невозможное. Над полуобморочным князем склонилось мокрое от пота лицо палача: «Возьми меч! Убей меня! Убей Амала Винитара!» - палач с силой повернул его голову в сторону городских ворот: «Посмотри! Ворота открыты! Возьми меч!» Конунг хищно оскалился, глядя на князя. Но Бальтазар лишь с силой оттолкнул державшую меч руку палача. Винитар усмехнулся. Отец Феодосий поднял руку. Палач и двое его сподручных отступили от Бальтазара, оставив князя не связанным. Перед ним поставили стул. На стул положили обнажённый меч.

Отвязали Буса Белояра. И привязали его к другому столбу, соящему в центре площади. Подручные палача взяли верёвки и привязали Амала Винитара к креслу, на котором он сидел. Конунг не прореагировал. Почему-то не шелохнулись и готские воины. Только по лбу отца Феодосия стекла крупная капля пота и лицо его покраснело от натуги. Крючки сразу с удвоенным рвением вонзились в тело Буса, наматывая жилы сара Руссколани. Палач рывком развернул Бальтазара.

 - Тогда смотри! Смотри, как пытают твоего сара!

Неуловимым движением, Бальтазар коснулся палача. Палач отлетел и упал на камни площади. Рука князя стиснулась на рукояти меча. Он смотрел в глаза Буса Белояра. Бус лишь молча покачал головой. Бальтазар медленно развернулся к Амалу Винитару. Лицо конунга ничего не выражало. Рванулась вверх державшая меч рука. Бальтазар замахнулся. На долю мгновения лицо отца Феодосия озарила довольная улыбка.

 - Давай! Убей его! – хрипел лежавший на земле палач.

И тут меч взмыл в воздух, описал широкую дугу, перелетел городскую стену и упал где-то далеко за ней.

 - Земля будет жить!!! – взревел илувар Бальтазар.

На мгновение, пелена спала с глаз готов. Воины двинулись. Слышно было, как заскрипели от натуги стиснутые зубы отца Феодосия.

Пытки продолжались до глубокой ночи. Но ни один из князей Руссколанских так и не поднял меча. А на другой день, на склоне горы поднялись семьдесят и один крест. На них умирала надежда Руссколани. Стражники менялись часто. Стоять под крестами было слишком тяжело. Довелось дежурить на страже и Фрицу. Он стоял под распятым на кресте Бусом Белояром. Хотелось что-то сказать, но Фриц понимал всю бесполезность слов сейчас. И закрывал рот, так и не проронив ни слова. Висевший по правую руку от сара Буса, илувар Бальтазар приоткрыл распухшие щёлочки глаз. Медленно поднялась его грудь, вбирая воздух. Губы Бальтазара тронула лёгкая улыбка.

 - Сделай всё, что собираешься, мой Или, мой любимый сынок. Сделай это.

Бальтазар умирал, но в глазах его стояла Любовь и счастье. И с последним глотком воздуха, душа покинула тело князя. Бус Белояр видел, как то из одного, то из другого илувара исходит яркое живое сияние. После этого. Их тела обмякают на крестах. По левую руку от сара Буса висел на кресте илувар Ярослав, сын князя Словена. Он оставался последним из семидесяти князей. Только здесь, на кресте, илувар Ярослав смог увидеть то, что грядёт. Боль, гораздо страшнее той. Что испытывало сейчас его тело, не давала ему уйти. Ярослав приоткрыл полные боли глаза и тихий шёпот сорвался с его искривлённых от боли губ:

 - Владимир, сынок мой любимый! Не делай того, что собираешься. Ради всего, что мы делали, ради всего, чем мы жили, не делай этого.

Ярослав умирал, а в глазах его стояла боль, ему хотелось сорваться с креста и исправить хоть что-нибудь. И с последним глотком воздуха душа покинула тело князя.

А по реке плыли три люльки. В каждой из них лежал младенец. А в расписном тереме висела другая такая же люлька. И в ней тоже лежал младенец. Их отцы умирали бок о бок, закрывая Землю. А их дети – одни станут защитниками Руссколани, а другой её палачом.

Теперь все семьдесят князей были мертвы. Бус Белояр медленно вдохнул: «Я смог не всё», - пронеслось у него в голове, - «Но Земля будет жить». Бус и не заметил, что последние слова произнёс вслух. А в следующий миг, мёртвая планета окружила его. Там далеко, безжизненно обмякло его тело. Там вздрогнул стоявший под крестом готский воин, по имени Фриц. Там, кто-то побежал докладывать Амалу Винитару, что все казнимые мертвы, и армия готов двинулась в обратный путь. А его дух уже коснулся мёртвой Люции. Его груди коснулась нежная ладонь Лилит.

 - А сейчас, моя очередь! – воскликнула она. И в оставшийся от его падения канал, устремилась на Землю таймелоур Лилит. Взъярённая жестокой смертью и новым пленением своего любимого. Взъярённая тем, что чернобожники творят с Землёй.

Уже через несколько лет чернобожники – убийцы и палачи, будут в страхе скулить под железной поступью... Тамары Руссколанской.

Конец второй войны

Армия готов в спешном порядке возвращалась на родину. Кияр был взят. Руссколань обезглавлена. А сил для затяжной войны не было. Отец Феодосий исчез. Апокалипсис вновь откладывался на неопределённый срок. Теперь задача стояла менее глобальная. Нужно было не допустить, чтобы начали резко пробуждаться. В этом случае, готская армия могла в полном составе сдаться русам, чтобы вернуть долг за неправедно убитых. Чтобы собою заменить, каждый – того, кого он убил не по праву. Тогда будет быстро найден истинный враг, и, уже совместно с русами будут искать и уничтожать неприметных зачинщиков кровавой резни и всех несправедливых войн, как до, так и после – адептов-яхвистов.

Сары! Будаи! Они всё ещё рождались. И снова усилия многих лет пошли прахом. И снова угроза самому существованию Мира была остановлена. И снова угроза могла нависнуть над самой церковью. С такими безрадостными мыслями возвращался домой отец Феодосий. Задача стояла теперь совсем другая. Она уже не требовала присутствия масона высшего круга. Отец Феодосий передал дела масону рангом пониже. Пятого круга. Вполне достаточно.[70] А сам отец Феодосий возвращался домой. Нужно было планировать и просчитывать долгосрочные операции. Ростки разложения уже всходили среди готов. Теперь нужно было как-то разложить русов. Кое-какие наработки на этот счёт уже имелись. Не случайно к Ярославу Глухому была отправлена еврейская девушка. Ярослав клюнул. Теперь их отпрыск должен дать неплохие результаты. План грамотный. Но нуждающийся в хорошей проработке и подстраховке. Ну, а сломив Русь, можно будет искать ключи, как сломить и головной, Сибирский Каганат. Татары. Тяти Ариев. Головной каганат. Пока даже сложно представить, как к ним подобраться. Но до тех пор, пока существует хотя бы одно тюркское государство – существует и сила, способная противостоять масонской организации, церкви, яхвизму, как таковому. Галл – тюрк. Галлов вроде сломили. Гот – тюрк. С готами тоже уже можно не считаться. Гунн – тюрк. Гунны пока держатся. Хазар – тюрк. Хазар нужно срочно подтачивать. Рус – тюрк. Словен – тюрк. Булгар – тюрк. Скиф – тюрк. И, наконец, татарин – тюрк. Тюрк – сар – будун! Ох уж эти сары и будуны!

С такими мыслями ехал домой отец Феодосий.

 

 были растеряны. И никто не заметил, когда однажды утром ушёл Фриц.

 

Князь Словен ходил по развалинам Кияра. Князь Словен слушал. Болью звенели камни разрушенного города. Даже малейший ветерок утих, не желая тревожить. Седые, как снег волосы старого князя обвисли и лишь отдельными прядками перекатывались по голенищам сапог, когда он делал шаг. На груди снятого с креста сара Руссколани, с высушенным туловищем и отгнившими руками и ногами, с выклеванными глазами, рыдала вполне ещё молодая и красивая женщина – жена сара Буса. Там, на склоне горы, шевелились воины. Воины готовили курганы. Воины готовили погребальные костры. Кому-то костёр, кому-то курган. Кому-то легче уйти через Сварога – Отца-Небо, кому-то, через Макошь – Землю-Матушку. Князь Словен провожал их взглядом. Подошёл Баян. Оба особым взглядом всматривались в камни, восстанавливая картину произошедшего.

 - Это не поступки живых, - проговорил Словен, - это поступки нежити.

 - всё ещё живые, - ответил Баян, - иначе, почему Бус Белояр так и не поднял меча?

 -Кровавую бойню просто так не остановить. вернутся.

 - Но убивать их нельзя.

 - Важно, чтобы никто не погиб не по Праву. Выход есть. Мы его найдём. сами в ловушке. Каждый, кто участвовал в этом попадает в плен к Чернобогу и накладывает проклятье на свой род. С этим можно что-то сделать. Иначе, они не возродятся, а война не закончится. Отправляй менестрелей по городам и селениям. Поднимай людей, Баян. Я соберу волхвов. Выход есть, и мы его найдём, - Словен задумался, - Царицу нужно отправить в Новгород. За Дербентский перевал, в Неаполь – к скифам. Она должна быть в безопасности.

Баян кивнул.

Справили тризну. Из камня высекли памятник Бусу Белояру. В натуральную величину. На стеле высекли надпись русскими рунами: «Сей есть сар Бус – великий побуд и правитель Руссколани...»

А на утро, четверо витязей увозили на юг жену сара Буса. Через двенадцать месяцев она родит. Волхвы, после долгих раздумий, признают в девочке дочь Буса Белояра.[71]Имя ей будет – Тамара.

 

Третья Русо-Готская война

Войско собиралось. Подошли младшие русы – горные кланы Щерка-русов, черкесы. Подошли Хоривские русы – хорваты. Подошли булгары. Пришёл с большим войском каган печенегов (отец легендарного Кури). Подошли хазары и привезли с собой индийские синие мечи – большой обоз лёгких и не тупящихся клинков. Подошли финские лесные всадники – воины на могучих северных лосях. Подошли уйгуры (угры – после войны они останутся на западе, где построят своё государство – Венгрию). Подошли даже неприсоединившиеся кланы – хранители традиций. Те, кто в своё время не пошёл ни с Русом, ни со Словеном, ни со Скифом. Они считали себя только людьми Ария и называли себя Ар-мэны, люди Ария. Прочие арии называли их авары[72] – не присоединившиеся.

Все аланы (народы Руссколани) и многие народы третьего каганата (третьей волны расселения белой, Тюрко-Арийской расы)[73] собрались сейчас в единое войско.

В один из дней к князю Словену пришёл Соловей пуд. Словен поднял усталый взгляд.

 - Араб: Заходи, - Словен улыбнулся, - Зашёл попрощаться?

 - Отчего же? – удивился Соловей, - Или прогоняешь?

 -Ты – хороший человек, Пуд, - сказал Словен, - Но князь, которому ты присягал, Бальтазар погиб. Ты можешь взять бумагу и перо. Следовать за войском и записывать всё, что происходит. Увезти к себе на Родину весть об этой войне.

Соловей покачал головой.

- Мой путь – путь воина.

- Тогда, тебе пора возвращаться, Пуд. Я не знаю, чем закончится эта война. Может быть, Руссколани больше не будет. Бальтазар погиб. Твоя присяга больше не имеет силы. Возвращайся домой, Соловей Пуд.

Соловей смотрел куда-то вдаль.

- У Бальтазара есть сын, - тяжело проговорил он.

- Не знаю, жив? – ответил князь Словен, - Сына Бальтазар реке доверил.

- Преемник?

- Может ли быть преемник у такого славного князя? В любом случае это будет решаться уже после войны.

Соловей Пуд посмотрел прямо в глаза князю Словену.

- По закону моей страны – присяга имеет силу. Я присягал этой Земле и людям, на ней живущим. Князь Бальтазар принял мою присягу. А, раз князь Бальтазар погиб, а ни о сыне, ни о преемнике ничего не известно, то некому снять с меня присягу!

Князь Словен поднялся. Тяжелый взгляд старого князя вдавился в Соловья. Соловей выдержал и не стал защищаться, пропуская взгляд князя в свою душу.

- Раз так, - проговорил Словен, - по закону моей страны – попробуй заменить князя, которому ты так верен! Станешь одним из воевод в моём войске. Поведешь в бой своих однополчан! Будешь командовать дружиной Бальтазара! Не подведи их!

Соловей Пуд стоял как вкопанный, не в силах вымолвить ни слова. Потом медленно прижал раскрытую ладонь к сердцу и протянул её князю Словену. Старый князь, князь-волхв, дотронулся до ладони Соловья.

- Теперь ты присягнул самой Земле.

 

Подошли поляницы – Руссколанские девы-воительницы. Теперь войско собралось окончательно. Мы выдвигались.

Перед войском выехал князь Словен.

- Братья! – старческий голос князя все ещё хранил силу и накрывал собой все поле, - Братья моих братьев! Братья братьев моих братьев! Пусть каждый из вас помнит! - Готы не враги нам! Не, но Яхве-Чернобог погубил сара Буса. Не готы, но Яхве-Чернобог убивал наших братьев, сжигал наши селенья, убивал наших женщин, детей и стариков! Разве готы виноваты, что стали врагами нам?! Несколько лет назад, мы сами были для готтов тем, чем они стали для нас! Когда спросили с Германореха за то, что совершил не он! Когда убивали готских воинов не по праву! Совершенного тогда нами хватило, чтобы Яхве-Чернобог попытался погубить Землю-Матушку один раз – и тогда Златогор своей жизнью закрыл Землю. Но совершенного тогда нами хватило, чтобы Яхве-Чернобог попытался погубить Землю-Матушку второй раз – и тогда Бус Белояр и семьдесят илуваров Руссколанских закрыли собой Землю. Если кто-то из нас, убивая готта, испытает злость к нему и пожелает ему погибели, то такой готт не сможет больше родиться и навеки останется в плену Яхве-Чернобога. Сам же воин, совершивший такое, станет орудием в руках Чернобоговых. И этого хватит Яхве-Чернобогу, чтобы вновь попытаться убить Землю. Яхве-Чернобог – отец лжи и прародитель кривды, он враг наш. На него пусть будет направлена злость и ярость наша. Готы  же – одной крови с нами. Готы  – такие же тюрки, как и мы. Разве их вина, что Яхве-Чернобог сумел обмануть их?! Разве ему ни разу не удавалось обмануть нас?! Готы  – наши братья! А потому, пусть каждый, кто убьет гота – заберет его в род свой! Пусть родится тот гот сыном или внуком убившего, но не достанется Чернобогу поганому! Тот, кому не хватит сил забрать убитого в род свой, пусть отправит его в царство Моранино, но от плена Чернобогова убережет! – князь Словен поднял коня на дыбы, - Не покарать мы идем, но защищать!!! – Разнесся его клич над воинами.

И мы двинулись. С нами шли волхвы. Много волхвов. Волхв был в каждом отряде. Менестрель, а то и бард, был в каждой дружине. Каждое утро князь Словен объезжал всё войско с двумя высшими бардами – Баяном и Финистом. Перед каждым боем и каждое утро, перед тем, как выдвинутся в путь, все воины погружались в молу. В караул заступали поляницы – девы-воительницы, посвященные богине Моране[74].

Поляницы стояли в карауле, а всё войско погружалось в молу. Воины стояли длинными рядами, бок-о-бок, и молчали. Воины слушали Богов. Воины готовили себя. Кто знает, когда наступит бой с готами. Каждый воин должен был быть готов. Нельзя было допустить ни одной случайной жертвы. Ни одна душа не должна была попасть в плен к Чернобогу. Мы вспоминали слова князя Словена: «Не покарать, но защитить».

- Земля будет жить, - сказал умирая волхв Златогор.

 - Земля будет жить, - сказал умирая князь Бальтазар.

 - Земля будет жить, - сказал умирая Бус Белояр, побуд Руссколани.

Земля будет жить – иначе, даже победив, мы проиграем. Так уже было, и это не должно было повториться. Земля будет жить.

Мы проходили сожжённые деревни. Волхвы и витязи тщательно следили за состоянием воинов. Не давая вспыхнуть дурной ярости и озлоблению. Перенаправляли ярость с готов на истинного врага.

На четвёртый день пути, поймали человека. Он озлоблял людей на готов. Он злился на князя Словена, говорил: «Не покарать, но защитить?! – Как же ж! – Попробуйте объяснить это тем, кто погиб от их руки! Объясните это детям – кто заживо сгорел в запертых домах!» он говорил, что родом из одной из сожжённых деревень. Что вся его семья погибла от рук готов. От той деревни не выжил никто, так что некому было ни подтвердить, ни опровергнуть его слова. Его успокаивали. Он вроде бы уходил спать, а потом заводился вновь, уже у другого костра. Ему предложили пройти дорогу Огня – огонь всегда помогает. На этом, казалось бы, инцендент должен был быть исчерпан. Но нет. Он побоялся дороги Огня. Странно. Очищение огнём не опасно, тем более для воина. Он сослался на то, что стена огня напоминает ему сгоревших родичей. Что-то было не так. Тут воины вспомнили, что его не было видно во время молы. Откроешь глаза – вот он стоит. Закроешь – всех видно, а его нет. Потом кто-то вспомнил, что он же старался озлобить горцев на северян. Финны – де, почти готы. Посеять рознь в войске – это уже никак не вязалось с погибшими родичами. Его обыскали. Нашли крест и несколько амулетов. Позвали волхва. Седой волхв аж вздрогнул. Боевые амулеты яхвиста, сделанные кем-то, намного сильнее его, и полностью заряженные.

Его обезоружили. Я предлагал убить, - Соловей усмехнулся, глядя на Или, - Я не злобный. Просто, он мог дойти до какого-нибудь селения. А там – люди. И защитить некому – все на фронте. А за границу его выслать – куда? Как? Кто повезёт? Да и где она, Родина яхвистов, ежели они враги всей Земле?

Его прогнали. Как оказалось – зря. Уже возвращаясь с войны, я узнал, что он добрался-таки до селения. Убил волхва. Поджёг требище Велеса. Бежал в другую деревню. Поджёг славище Лады. В храме оказался ребёнок. Девочку нашли возле храма, синяками и перерезанным горлом – видимо пыталась его остановить. И только в третьей деревне его опознали. Там оказалась тётушка погибшей девочки. Ни судить, ни казнить не успели – бабы разорвали его голыми руками – мужики даже подступиться не могли[75], - горькая гримасса легла на лицо Соловья, - Я же говорил – убить. Но тогда мы ещё не знали, что такое яхвисты. Умом понимали, а осознать не могли. Даже сейчас, когда они целые селения в крови топят – да ты сам видел, в соседней ж деревне, порой не могут понять, как такое возможно.

На другой день, князь Словен приказал построить большую Дорогу Огня. Чтобы все воины прошли через неё. Некоторые отказывались. А потом у них обнаруживали кресты. Так мы обнаружили десятки подрывников-яхвистов. Их всех изгнали. Изгнали... А кто-то остался сиротой. Кто-то потерял ребёнка. Где-то убили волхва. Где-то подожгли храм. И всякий раз, когда я вижу кровь, всякий раз, когда кого-то несправедливо убивают, когда кого-то травят, когда людей режут толпами, всякий раз за этим стоят яхвисты. Яхвисты, которые подменяют Аллаха на Яхве. Яхвисты с крестами. Яхвисты без крестов. Яхвисты... Яхвисты... Яхвисты за каждой резнёй во все времена. И хотя бы раз, для разнообразия, это оказался бы ну хоть кто-нибудь другой! И как мы не старались – яхвисты здесь! На нашей земле! И творят свой беспредел! Здесь – яхвисты с крестами! Там, откуда я родом – яхвисты без крестов! Все молы, которых я знал, погибли при странных обстоятельствах! От всех мол, в живых остался только мой отец! Те, кто сейчас называют себя молами – не более. Чем книжники! При чём – яхвисты! И сразу же полилась кровь! Наши прекрасные города – в упадке! Старые кланы готовы вцепиться друг в друга! И это у нас! Где веками царил Мир! Откуда расползаются эти яхвисты?! Сейчас они расползаются из Рима! Но откуда-то, они приползли и в Рим! Как чума! Как гангрена! Я сам застал Рим до яхвизма! У меня родич – римлянин! Был! Потому, что он погиб! С Августом Валлерием! От рук яхвистов! Где он?! Самый первый яхвимст?! Может быть, пророк Мусса?! Который ни хрена не пророк! И ни хрена не Мусса! Ну надо же – пророк?! Пророк – яхвист?! У нас?!! На мусульманской земле?!!! – в голосе Соловья прозвучал арабский акцент. Он подскочил. Сделал несколько широких размашистых шагов. Успокоился. Присел обратно, - Вот потому я и остался хранителем этой земли. Хранить. И защищать.

Но сперва продолжу.

На пятый день, нам навстречу вышел одинокий гот.

Он стоял посреди дороги. Сильно потрёпанный. С мечом в руке.

Два всадника двинулись к нему, но князь Словен остановил их взмахом руки и сам тронул коня вперёд. Он остановил коня перед самым воином. Воин не отрываясь смотрел на него.

 - Гот?

 - Гот, - кивнул человек.

 - Зачем ты вышел нам навстречу, воин?

 - Я пришёл вернуть долг. За всех моих братьев. Я пришёл заменить собой всех тех людей, кого несправедливо убили мои братья.

 - Сколько вас было? – спросил князь, - Твоих родичей, пришедших сюда? Тех, за чьи поступки ты хочешь заплатить?

 - Я пришёл заплатить за всех готов, - улыбнулся воин.

 - Но как? – опешил князь, - Как ты один сможешь заменить стольких прекрасных воинов, убитых вами?

 - Я пришёл вернуть долг, - упрямо повторил гот.

 - А не воинов? – продолжил князь.

 - А не воинов – если останусь в живых, - серьёзно проговорил человек.

 - Как называть тебя, воин?

 - Меня звали Фриц..., - задумчиво проговорил воин, - Зовите меня Готлиф[76] – я пришёл вернуть жизнь готов. Жизнь, которую мы сами у себя отняли.

 

На ближайшем привале, Фрицу дали большой котёл с кипятком. Он умылся и выбрил себе всю голову, оставив лишь одну прядку длинных волос, на самом темечке.

 - Ты же – вой, - произнёс князь Словен, - Ты – сгоришь.

 - За то, мой народ будет жив, - улыбнулся Готлиф.

Князь Словен снял с шеи массивный оберег и протянул его немцу:










Последнее изменение этой страницы: 2018-04-12; просмотров: 581.

stydopedya.ru не претендует на авторское право материалов, которые вылажены, но предоставляет бесплатный доступ к ним. В случае нарушения авторского права или персональных данных напишите сюда...