Российские эпигоны и критики либеральной политической экономии

Смитианство в России.А. С. Пушкин не случайно сделал своего Онегина читателем Адама Смита; упоминал и о том, что «иная дама читает Сэя и Бентама». Авторитет политической экономии Смита был таков, что граф Н. П. Румянцев — личный друг и ставленник царя Александра I, назначенный им министром коммерции Российской империи (1802), писал: «догмат совершенной свободы торговой имеет то значение, что первым его провозвестил Адам Смит, которого учение, по справедливости, приемлется руководством в созерцании государственных сил».

Сам император Александр I был первым русским, употреблявшим слово «либерализм»(в переписке со своим воспитателемшвейцарцем Лагарпом).ПосвящениемАлександру I снабдил переиздание своего «Трактата политической экономии» Ж.-Б. Сэй. Либеральные веяния первых лет правления Александра I отразились и в инициативе правительства по изданию русского перевода «Богатства народов» (1802 — 1806); и в учреждении разряда политической экономии в Петербургской Академии наук (1804). Были также учреждены кафедры политической экономии в Московском и новооткрытом Харьковском университетах (1804 — 1807). Первыми российскими специалистами по политической экономии стали, в основном, немцы, получившие образование в германских университетах по специальности «камералистика». Её знание они соединяли с переложением учения Смита. Наиболее известен стал Х. А. Шлёцер (1774 — 1831), написавший первый на русском языке учебник «Начальные основания государственного хозяйства» (в 2 кн., 1821).

Наконец, при Александре I возникла традиция преподавания политической экономии великим князьям — наследникам престола. Политэкономию будущему императору Николаю I читал сначала профессор Петербургского педагогического института М. А. Ба­лугьянский, затем — академик А. К. Шторх. Михаил Балугьянский(1769 —1849) дал первый на русском языке очерк истории экономических учений (меркантилизм, физиократия, теория А. Смита) под заглавием «Национальное богатство. Изображение различных хозяйственных систем» (в «Статистическом журнале»; СПб., 1806-1808, 4 номера). Карпато-русин по национальности, уроженец Словакии, он приехал в Россию из Венгрии. Балугьянский вместе с Михаилом Сперанским подготовил план стабилизации расстроенной бесконтрольными расходами и выпуском бумажных денег русской финансовой системы, известный как «план финансов Сперанского» (1810).

Надо сказать, что и Балугьянский, и Шторх не скрывали своего резко критического отношения к крепостному праву, которое прямо называли «крепостным рабством» и главной причиной отсталости России. Но то, что можно было сказать в узком кругу в царском дворце, не дозволялось обсуждать открыто. Поэтому 6-томный «Курс политической экономии» (1815) Шторха был издан в Петербурге на французском, а не на русском языке, а «Система политической экономии» Балугьянского осталась только в записях его ученика Константина Арсеньева (1789 — 1865), впоследствии академика и воспитателя следующего наследника престола, будущего Александра II Освободителя.

Принимая «Богатство народов» за основу построения своего «Курса политической экономии», А. К. Шторх оригинальным образом соединил две разрозненные идеи самого А. Смита. Первая: эффект разделения труда сильнее всего проявляется в мануфактуре, наименее же в земледелии (торговля в этом отношении находится посередине); и превосходство передовых стран проявляется сильнее именно в тех отраслях, где глубже разделение труда. Вторая: если «какая-нибудь чужая страна может снабжать нас каким-нибудь товаром по более дешёвой цене, чем мы сами в состоянии изготовлять его, гораздо лучше покупать его у неё на некоторую часть продуктов нашего собственного промышленного труда, прилагаемого в той области, в которой мы обладаем некоторым преимуществом».

Развивая эти положения, Шторх ранее Д. Рикардо пришёл к формулировке принципа сравнительных преимуществ в разделении труда между странами и в международной торговле — как дополнительный веский аргумент в пользу свободной торговли. Но, трактуя слишком буквально преимущества как разделения труда вообще, так и разделения труда в отношениях между странами, Шторх не видел некоторых существенных проблем национального хозяйства России, обусловленных её географией и историей.

Международное разделение труда и проблема структуры национального хозяйства.Поскольку превосходство передовых наций нагляднее всего проявляется в производстве промышленных изделий, Шторх полагал целесообразным для отсталых стран специализироваться исключительно на земледелии, покупая у богатых наций мануфактурные товары, производимые там в силу развитого разделения труда по гораздо более низкой цене. Шторх специально описал норфолкский плодосменный севооборот для оценки «расстояния, которое должна преодолеть Россия», чтобы достигнуть успехов английского земледелия. Тем не менее, именно в земледелии Шторх видел сравнительное преимущество России, поскольку российский зерновой хлеб приблизительно в тех же ценах и качестве, что и английский, тогда как английские мануфактурные товары гораздо дешевле русских при той же степени добротности. Производить в России «ткани и утварь, которые мы получаем из Англии», Шторх считал невыгодным.

Рекомендации по «уступлению прав» передовым нациям не только во внешней торговле, но и в переработке российского сырья — льна, древесины, железа — Шторх сочетал с порицанием соединения в русских деревнях хлебопашества с домашними промыслами. Он полагал, что это не более чем результат «искажённого понятия о выгодах» у невежественных русских крестьян, не понимающих преимуществ разделения труда.

Достижением норфолкской системы земледелия (обильное удобрение навозом и попеременное засеивание без пускания земли под пар) Шторх считал соразмерность земледелия и животноводства, которая проявляется в уравнивании цен на хлеб и мясо, что приводит к одинаковой прибылиот возделывания земли с целью как пропитания для человека, так и получения корма для скота. «Рост поголовья скота и улучшение земельного фонда есть две вещи, обязанные идти в ногу и не имеющие право опережать друг друга». В России, где в большинстве губерний, по наблюдениям Шторха, хорошо унавоженные земли занимали не более трети или четверти, а то и двадцатой части угодий, расширение площади пашни сопровождалось сокращением угодий для скота и его количества.

Однако Шторх не учитывал, что соразмерность земледелия и животноводства, которую он справедливо считал признаком структуры сельского хозяйства цивилизованной страны, установилась на Западе с изменением структуры всего национального хозяйства, когда увеличились доли промышленности и торговли и число городских жителей, предъявляющих рыночный спрос на хлеб и мясо. Но такое увеличение невозможно в стране, которая «уступила» передовым нациям внешнюю торговлю и промышленность.

Обоснование протекционизма Н. Мордвиновым.Адмирал Николай Семёнович Мордвинов (1754 — 1845), недолгий председатель департамента государственной экономии (1810 — 1812), будучи, как и А. К .Шторх, почитателем А. Смита (и к тому же англофилом), отстаивал мнение, что России необходимо изменение «системы внутреннего хозяйства», т.е. переход из чисто земледельческого состояния в промышленное. Поэтому она не может следовать принципу свободы внешней торговли и должна оказывать таможенное покровительство своей неокрепшей промышленности.

В «Некоторых соображениях по предмету мануфактур в России и о тарифе» (1815) Мордвинов выступил оппонентом российского фритредерства, ссылаясь не только на исторические примеры упадка стран, «уступивших» внешнюю торговлю и промышленность иностранцам (Испания, Португалия, Польша), но и на географическое своеобразие России. Самая пространная из держав с «многоразличием угодий» и богатством недр, Россия, однако, как страна «оледенелая в течение почти половины года» неблагоприятна в большинстве своих губерний для земледелия, а невольная праздность ввиду краткого срока земледельческих работ вынуждает крестьян искать дополнительных доходов в промыслах, нередко отхожих вдали от родных мест. Поэтому умножение фабрик было бы полезно для страны, притягивая как рабочие руки, так и «земные произрастания», и предоставляя земледельцам одежду, обувь, утварь, улучшенные орудия. Но устройство фабрик требует «продолжительной опытности», которой не добиться без ограничения от конкуренции промышленных товаров передовых наций. Поэтому Мордвинов выступал за «охранительный» тариф — высокие пошлины на ввоз в пределы страны иноземных мануфактурных изделий.

«Народ, имеющий у себя в совокупности земледелие, мастерства, фабрики, заводы и торговлю, — писал Мордвинов, — процветает, благоустраивается и обогащается вернее и скорее, нежели народ, имеющий одних токмо земледельцев да купцов, покупающих необработанные произведения». Аргументация Мордвинова во многом походила на ту, что позднее развил Ф. Лист в своих концепциях «воспитательного протекционизма» и «ассоциации национальных производительных сил». Но она допускала наличие в России крепостного права, злу которого «добрый адмирал не придавал должного значения»[33].

Возглавив впоследствии Вольное экономическое общество (1823 — 1840), Мордвинов опубликовал «Правила для получения от земли изобильных урожаев» (1839) — инструкцию по рациональному земледелию типа английского плодосменного. Эту инструкцию вполне могли применять помещики-крепостники, во власти которых было заставить крестьян вводить передовой норфолкский севооборот, не считаясь с требованиями рынка. Но такие опыты заканчивались неудачей в России, где экспорт зерна в Европу на основе крепостнического земледелия при архаичном трёхполье (и в отрыве как от животноводства, так и от промышленности) оказывался выгодным, а плодосмен, требующий массового спроса со стороны близлежащих густонаселённых городских мест, — нет. Крепостное право было помехой на пути формирования соразмерной отраслевой структуры национального хозяйства, содействие которому предполагалось протекционизмом Мордвинова.

Экономический либерализм Н. Тургенева.Наиболее последовательным русским фритредером проявил себя Николай Иванович Тургенев(1789 — 1871), выпускник Гёттингенского университета, прослушавший там курс политэкономии главного смитианца Германии Г. Сарториуса (1765 — 1828). От Сарториуса Тургенев воспринял идею 4 правил рационального налогообложения как опорных принципов экономического либерализма. Они содержались в заключительной книге «Богатства народов»:

1) Налоги должны быть сообразны доходам, которые получает каждый подданный под охраной государства.

2) Время, размер и способ уплаты налогов должны быть известны заранее.

3) Способ взимания налогов должен быть наиболее удобным для населения.

4) Сбор налогов должен быть таким, чтобы извлекать из населения как можно меньше сверх того, что поступает в государственную казну.

В книге «Опыт теории налогов» (1818) Тургенев на исторических примерах показывал грубые нарушения этих принципов политическим абсолютизмом, крепостничеством и меркантилизмом. Нацеленный на раскрытие двоякого смысла «принципа свободы»: фритредерского и противокрепостнического, Тургенев был близок к будущим декабристам, но разошёлся с ними. За год до восстания декабристов Тургенев уехал за границу, где и остался, после 1825 г. отказавшись выполнить повеление нового императора о возвращении.

Тургенев стал первым в XIX в. русским политэмигрантом. В книге «Россия и русские», написанной по-французски (3 тт., 1847), он отмежевался от заговорщиков 1825 г., чем разочаровал ссыльных декабристов. В этом произведении Тургенев по-прежнему выступал как либерал и в политическом (за освобождение крестьян и конституционное преобразование России), и в экономическом смысле — за свободу торговли, против общинного землевладения и утопий централизованной организации труда (вроде той, что предложил классик немецкой философии И. Г. Фихте (1863 — 1914) в книге «Замкнутое торговое государство»). Но заслуживает быть отмеченным одно обстоятельство. В «Опыте теории налогов» Тургенев осуждал меркантилизм как одну из главных причин «пролития крови человеческой» в течение трёх веков. В книге «Россия и русские» он оправдывал развязанную под лозунгом свободы торговли Англией опиумную войну против Китая (1840 — 1842) тем, что «стремясь к приобретению новых рынков, англичане — может быть, и сами того не желая, — продвигают вперёд цивилизацию».

А.Бутовский: эпигон школы Сэя.Расходящиеся версии либеральной политической экономии нашли как эпигонов, так и критиков в России, где дальнейшее развитие экономической мысли после почтительного усвоения идей А.Смита было сильно осложнено полицейской реакцией в правление Николая I (смолоду не склонного к либеральным увлечениям, да ещё столкнувшегося при восшествии на престол с военным заговором декабристов). Самым крупным экономическим трактатом того времени стал 3-томный «Опыт о народном богатстве, или о началах политической экономии» (1847) камер-юнкера Александра Ивановича Бутовского(1814 — 1890). Издание, отпечатанное в типографии Е.И.В. канцелярии, носило официальный характер; существенно то, что оно вышло через несколько лет после ухода с поста министра финансов известного своим консерватизмом Е. Ф. Канкрина, проводившего политику протекционизма. Бутовский же выступил как сторонник фритредерства, опираясь на труды Ж.-Б. Сэя и незадолго перед этим вышедший трактат Ш. Дюнуайе. Он уделил внимание критике «коммунизма» и «социализма», отождествляя первый с проповедью восстания бедных против богатых, а второй — с фантастическими обещаниями «превратить мир в пчелиный улей, где всем будет довольно мёду и цветов».

Под пером Бутовского своеобразную форму приняла концепция «гармонии интересов» в промышленности, основанной на свободной конкуренции. Одни — учёные и изобретатели — исключительно «предаются исследованию законов природы»; другие — предприниматели — посвящают свою деятельность применению истин, открытых первыми, к образованию предприятий, направленных на удовлетворение существующих в обществе потребностей; третьи — «исполнительное трудовое сословие» — «предлагают свои силы нравственные и телесные для преобразования в полезность под руководством вторых элементов, указанных первыми». Бутовский не считал, однако, высокий уровень промышленного развития необходимым для благосостояния и просвещения страны, уповая на «золотое дно» чернозёма, широкой полосой простирающегося по России.

Впоследствии Бутовский примкнул к либералам-западникам, дополнившим экономический либерализм манчестерской школы критикой русского общинного землевладения.

В. Милютин: «предписательный» подход к политической экономии.«Опыт»Бутовского получил отрицательную рецензию со стороны совсем ещё молодого учёного Владимира АлексеевичаМилютина(1826 — 1855), младшего брата будущих руководителей крестьянской и военной реформ 1861 — 1874 гг. — Н. А. Милютина и Д. А. Милютина. Милютин подверг критике Бутовского прежде всего за позицию чисто описательного подхода к политической экономии, называя эту позицию школы Сэя, сознательно исключающую «предписательный» подход к политической экономии, односторонней и устаревшей.

Милютин, дебютировавший в журналистике статьёй «Пролетарии и пауперизм в Англии и во Франции» (1847), считал, что задача политэкономии — раскрыть, «какое устройство экономических отношений благоприятствует наиболее сильному развитию производительности и справедливому равномерному распределению произведённых богатств». Поэтому надлежит не только описывать законы деятельности человека в промышленной сфере, но указывать те практические средства, с помощью которых можно «усовершенствовать нынешнюю экономическую организацию», «уничтожить язву пауперизма». Вот почему Милютин отвергал «отречение» школы Смита — Сэя от вмешательства «общественной власти» в процесс экономической конкуренции и симпатизировал идеям Сисмонди.

Выдвинутый Милютин принцип включения в задачи политэкономии проблематики не только производства, но и справедливого распределения произведённых богатств, и обязательного присутствия нормативного элемента возобладал в дальнейшей русской экономической мысли, тон в которой стали задавать интеллигенты-разночинцы, распространявшие критерий справедливости на оценку всех общественных учений.

Н. Чернышевский: противопоставление либерализма и «политической экономии трудящихся». Тип русского интеллигента-идеолога наиболее резко воплотилНиколай Гаврилович Чернышевский(1828 — 1889), ведущий публицист периода падения крепостного права в России. Чернышевский опубликовал свой перевод значительной части трактата Дж. Ст. Милля и свои комментарии — «Очерки из политической экономии (по Миллю)»(1860 — 1861).

От Милля Чернышевский заимствовал философию утилитаризма, соединив её с заимствованным у германского философа Л. А. Фейербаха (1801 — 1872) «антропологическим принципом» в ставшую знаменитой доктрину «разумного эгоизма».

Из «последовательного логического развития идей Смита» о личном интересе как главном двигателе производства и о труде как единственном производителе ценности Чернышевский, подобно «социалистам-рикардианцам» в Англии (см. гл. 8) выводил право работника на полный продукт труда. Либеральная политическая экономия, по мнению Чернышевского, не делает этого вывода, так как, столкнувшись с противоположностью классовых интересов, столкнулась и с дилеммой: «ищи истину» — «доказывай необходимость и пользу неравенства».

На примере Англии Чернышевский подчёркивал, что как только класс капиталистов в союзе с рабочим классом одерживают верх над классом получателей ренты, «история страны получает главным своим содержанием борьбу среднего сословия с народом». Интересы капиталистов и земельных собственников сближаются: почти все лица одного сословия имеют родственников и приятелей в другом; множество лиц высшего сословия занялись промышленной деятельностью, а множество лиц среднего сословия вкладывают капиталы в недвижимую собственность. Чернышевский очень чётко сформулировал «коренные различия» между революционной демократией и либерализмом:

«Демократы имеют в виду по возможности уничтожить преобладание высших классов над низшими в государственном устройстве: с одной стороны, уменьшить силу и богатство высших сословий, с другой — дать более веса и благосостояния низшим сословиям... Напротив, либералы никак не согласятся предоставить перевес в обществе низшим сословиям, потому что эти сословия по своей необразованности и материальной скудости равнодушны к интересам, которые выше всего для либеральной партии, именно к праву свободной речи и конституционному устройству. Для демократа наша Сибирь, в которой простонародье пользуется благосостоянием, гораздо выше Англии, в которой большинство народа терпит сильную нужду. Демократ из всех политических учреждений непримиримо враждебен только одному — аристократии; либерал почти всегда находит, что только при известной степени аристократизма общество может достичь либерального устройства».

Классической школе, которая стала выражением «взглядов и интересов капиталистов», Чернышевский противопоставил необходимость «политической экономии трудящихся», обозначив некоторые проблемы, которые должен экономический строй «работников-хозяев» без классовой противоположности наёмных рабочих и нанимателей. Как и идеологи-социалисты в Европе, Чернышевский считал необходимым устранить условия, принуждающие человека проводить жизнь «у одного колеса одной машины на одной фабрике» и искать формы совмещения преимуществ крупного (лучшая организация и оснащённость) и мелкого (прямой интерес самостоятельного хозяина в успешности дела) хозяйства.

Как блестящий политэконом-публицист и радикальный демократ, подвергшийся за свои убеждения гражданской казни (1863) и ссылке в Сибирь, Чернышевский снискал общероссийскую репутацию «светоча науки опальной» (слова поэта А. А. Ольхина). «Очерки из политической экономии (по Миллю)» стали «настольной книгой» русской интеллигенции. Чернышевский оказал огромное влияние на оформившееся в годы его ссылки течение экономической мысли народничества(см. гл. 9).