КАК В ИРЛАНДИИ ПОЯВИЛИСЬ ПЕВЧИЕ ДРОЗДЫ

(ПереводНаталии Силинской)

В Ирландии времен Финна Мак Кумала и воинов Фианны было принято, чтобы на пиру каждый приглашенный вносил свою лепту, развлекая хозяина и прочих гостей. Конечно, вождь клана обязательно предоставлял барда и арфиста, однако все прочие увеселения и забавы во время и после пира ложились на плечи самих гостей. И то сказать, хорош гость, если он сиднем просидит весь вечер, набивая брюхо с хозяйского стола, и ничем не отплатит хозяину за гостеприимство! И вообще, что за радость участвовать в пиршестве, где все только едят да пьют, и никто тебе ни песню не споет, не спляшет, не возьмет арфу в руки да не расскажет какую-нибудь занятную историю, чтобы вкуснее елось и веселее пилось? Всякий мало-мальски уважающий себя воин скорее предпочел бы насвистывать под дождем на распутье в чистом поле, чем помирать с тоски на подобном пиру.

Как-то раз ненастная ночь застигла в дороге Финна Мак Кумала и трех его воинов – Голла Мак Морну, Диармайда О’Дуибне и Конана Лысого. Надо сказать, что дороги тогда в Ирландии были сквернее скверного. Наши фении ковыляли по рытвинам и ухабам узкого, извилистого проселка, и вдруг впереди в кромешной тьме показался огонек.

– Ха! Вот и ночлег! Есть где притулиться! – обрадовался Финн. – Поглядим, как нас встретят-приветят.

Между прочим, в ту пору в Ирландии отказать в гостеприимстве Финну и вообще воинам Фианны было поступком, мягко говоря, опрометчивым, и не будь у хозяина наготове веской причины для отказа, он бы и глазом моргнуть не успел, как сам оказался бы под дождем в чистом поле. Сперва фении учтиво стучались в дверь, но если учтивость не помогала, они попросту высаживали эту дверь и проникали в дом уже без особой учтивости. Что и говорить, времена были те еще!

Так что когда фении постучали в ворота дуна той промозглой ночью, обитатели увидев, кто к ним пожаловал, наперебой заговорили:

– Милости просим, добро пожаловать к нам! Где же вы раньше-то были? Без вас и пир – не пир!

Фении прошли в зал, поприветствовали всех и уселись за стол. Еда оказалась неожиданно приличной, что их порядком удивило, ведь в тех краях жили не богато. Но они промолчали и просто воздали ей должное. Пир продолжался своим чередом, заиграла арфа. Все честь по чести: под сладостные напевы арфы воины уписывали угощение за обе щеки, пока не наелись досыта. Но вот пальцы музыканта устали перебирать струны, голос охрип, и, отложив арфу, арфист тоже уселся за стол. А это означало, что наступила пора, когда хозяин попросит кого-нибудь из гостей подняться из-за стола и чем-нибудь всех развлечь.

Хозяин обвел взглядом знакомые лица и недовольно поморщился, осознав, до чего же ему наскучила топорная поэзия, утомили грубые голоса и опротивело бездарное кривляние. Он остановил взгляд на Финне. Вот это другое дело! И хозяин подал ему знак. Финн немедленно поднялся с лавки, прекрасно понимая, что в качестве почетного гостя на этом пиру он привлекает всеобщее внимание. А потому нельзя было допустить, чтобы люди говорили, будто ему и его фениям свой желудок дороже долга перед хозяином. Он приосанился, встал посреди зала и принялся декламировать длинную поэму, которую сочинил в тот самый день, стаптывая башмаки на ухабистых дорогах Ирландии. Вдохновенно повествовал Финн о великих подвигах своего деда и о трех приснопамятных битвах, когда тот сражался с гигантскими пауками, свившими четыре гнезда по углам кухни в бесовском доме Фетеаха Даойл. Добрых два часа гости то плакали, то смеялись, и ни один не поторопил его, и ни один не пожаловался, что рассказчик слишком долго отвлекает их от вкусной еды. А когда Финн наконец сел, гости так громко хлопали и требовали продолжения, что едва не рухнула кровля. Но Финн сказал:

– Помилосердствуйте, люди добрые, глотка у меня не луженая. И вообще, неплохо было бы перекусить. От этой высокой поэзии у меня разыгрался зверский аппетит. Пусть теперь выступит кто-нибудь другой.

Выбор хозяина пал на Диармайда, а тот славился и красотой, и силой. Дамский угодник с макушки до пят, Диармайд, и в бою не знал равных. Кое-кто по скудоумию своему (и ведь немало нашлось таких!) вздумал пройтись насчет его красоты, и Диармайд расправился с ними так, что теперь, когда он вышел на середину зала, зрители постарались избежать опасной темы. Его попросили порадовать гостей и показать свою знаменитую силу. Кого и просить об этом, как не его! И он на глазах у всех совершил такое, что уму непостижимо! Диармайд наклонился, обеими руками ухватился за ремешки собственных башмаков и – УХХХХ! – поднял себя в воздух на высоту человеческого роста! Да-да, за ремешки собственных башмаков!

При виде такого подвига гости разинули рты и невольно скрючились и напрягли ноги под лавками. Диармайд шумно выдохнул и поставил себя обратно на пол, и ошеломленные гости так захлопали, что чуть ладони себе не поотбивали, а уж штукатурка со стен так и посыпалась. Все преисполнились благоговения и велели слугам наполнить кубки, чтобы прийти в себя. Хозяин пира, отпив добрый глоток вина, потребовал тишины. Он был доволен как никогда. Новые развлечения, да какие! Разговоров хватит на долгие месяцы.

– Поистине фении мастера своего дела! – сказал хозяин. – Любопытно мне теперь, сумеет ли этот воин чем-нибудь удивить нас после такого чуда? – И он указал на Конана Лысого.

Гости одобрительно зашумели и закивали головами.

Конан вышел из-за стола, поклонился и запел – да так душевно, так нежно! Тот, кто не слышал его пение собственными ушами, в жизни бы не поверил, что Конан, этот безжалостный и свирепый воин, способен так сладко петь! И слова находил удивительные о том, как прекрасно бродить по лесу погожим морозным деньком, преследуя дикого вепря, чьи следы четко отпечатались на мерзлой земле.

Правда, кое-кто из гостей подумал, было, что со словами не все ладно:

– Виданное ли дело, чтобы дикие вепри оставляли следы на мерзлой земле?

Но Конан пел так проникновенно, что слушатели не усомнились бы, даже заяви он, что все дикие вепри о шести ногах. Да и кто в здравом уме станет перебивать гостя? На такое способен лишь отпетый невежа! Так что все сидели тихо, подавшись вперед и опершись подбородком на руки, и слушали чарующий голос певца в восторге и самозабвении. Когда Конан закончил песню и вернулся на свое место за столом, несколько мгновений гости не могли ни слова промолвить, ни пошевелиться, и только потом они словно очнулись и хором заговорили:

– Вот это, я понимаю, певец, не чета другим! Кто бы ни учил его петь, он не напрасно потратил время. То-то и оно! Хочешь, не хочешь, а вспомнишь свои молодые годы, походы по лесам! Да-а, парни из Фианны веников не вяжут!

Едва собрались гости попросить четвертого фения, Голла Мак Морну, показать свое искусство, как внезапно – ТУК! ТУК! ТУК! – в дверь громко постучали.

– Проклятье! – ругнулся хозяин дома. – Кого это принесло так некстати! Ну же, идите скорее, посмотрите, кто там пришел.

Слуга пошел и открыл дверь. На пороге стоял старик, закутанный в серую накидку. Сразу было видно, что бедняга прошагал немало миль, потому что накидка была снизу доверху заляпана грязью. В руке он держал посох, похожий на епископский, но без всяких украшений. Без сомнения, не будь у него такого надежного посоха, старик обязательно упал бы и разбил колени где-нибудь на ухабистой дороге или каменистой тропе. Старика провели в зал. Он передвигался с трудом, и гости провожали его взглядами. Остановившись перед хозяином, старик поклонился ему и сказал:

– Я прошу того, в чем такой ночью не откажет путнику ни один хозяин.

– И что бы это могло быть? – спросил тот.

– Мне бы немного еды да охапку соломы в углу, если найдется, господин.

– Какая еще солома, добро пожаловать за стол! И знаешь, приди ты чуть пораньше, увидел бы такое представление, какого в жизни не видал! Но еще не все потеряно. Присаживайся, присоединяйся к веселью!

По приказу хозяина двое слуг принесли путнику поесть.

Однако о старике все быстро позабыли, как только вызвали Голла. Тот одним глотком допил из кубка оставшийся пойтин, утерся волосатой рукой и шагнул из-за стола, на ходу доставая из ножен кинжал и меч. Голл осторожно вогнал острие меча в щель между плитами пола, отступил назад, взял кинжал, прицелился и – ВЖЖЖИК! – метнул его в меч. Кинжал ударился в крестовину и отлетел. Мгновенно все зрители отшатнулись и прикрыли головы руками – ведь кинжал может отскочить куда угодно. Через пару секунд они осторожно взглянули сквозь пальцы, все еще не отнимая рук от лица, и увидели кинжал у Голла в руках. Лицо его выражало крайнюю досаду. Подумать только – он продемонстрировал гостям свой излюбленный трюк, и все до одного его пропустили, за исключением фениев, которые уже видели его сто раз!

– Прости, что мы усомнились в твоем искусстве! Обещаем, больше такое не повторится! – разом заговорили пристыженные зрители. – Пожалуйста, покажи еще – хоть один разок!

И Голл не стал упрямиться – метнул кинжал и поймал его с отскока голой рукой. Как тут было зрителям не хлопать и не издавать восторженные крики? Три зрителя, однако же, не хлопали.

 – Помнится, не за это тебя приняли в Фианну, – снисходительно заметил Финн, благодушно сложив руки на животе. – Показал бы что-нибудь покруче.

Глаза всех гостей устремились на Финна. Гости просто не верили своим ушам.

– Куда уж круче? О чем это он? – перешептывались они.

– Может, и покажу, – сказал Голл с самым что ни на есть скромным видом.

Он еще раз отошел, прицелился, метнул кинжал – ВЖЖЖУУХ! – и тот снова врезался точно в центр рукоятки и молнией отскочил назад. В тот же миг Голл проворно шагнул в сторону, открыл рот и поймал кинжал зубами прямо на лету. Потом он с улыбкой раскланялся, сунул оружие в ножны и уселся на место.

Гости так захлопали и затопали ногами, что пол и стены содрогнулись, как от раската грома. От грохота заложило уши.

- Хватит! Прекратите! – перекрикивая шум, заорал хозяин, и гости немного утихомирились. – Не хочу умалять достоинств этого непревзойденного представления, но если вы не уйметесь, стены, того и гляди, обрушатся.

Повинуясь хозяину, гости снова принялись за угощение, продолжая обсуждать искусство Голла.

– Никто в Ирландии не способен это повторить! – восклицали гости за столом. – У меня зубы ломит при одной мысли об этом!

И пир пошел своим чередом, пока не успокоились взволнованные гости. Но тут один из слуг наклонился к хозяину, наполняя его кубок, и прошептал что-то ему на ухо.

– Ага-а! – воскликнул хозяин и повернулся к гостю, который не так давно появился на пиру. – О тебе-то мы и позабыли, приятель! Ты уж на нас не сердись. У каждого есть право себя показать. Выходи из-за стола и порадуй нас!

Старик, к которому обратился хозяин, стал озираться по сторонам, но вставать не спешил. Похоже, он не на шутку перепугался.

– При всем уважении к твоему дому, я стесняюсь выступать на публике, – сказал он.

– А ну-ка вставай и выходи на середину! – с досадой сказал хозяин, грозно сдвинув брови. – Ты что же, хочешь нарушить древний обычай и испортить весь пир?

– Что вы! Как бы я посмел? – заскулил старик.

Лорд гневно уставился не него.

– Ну, с чем мы попросим его выступить, – спросил лорд гостей, – раз уж сам он выбрать не в силах?

– Пусть посвистит! – выкрикнул кто-то, и все подхватили. – Сви-сти! Сви-сти! Сви-сти! – кричали воины, стуча по столам кулаками и рукоятками кинжалов.

Старик, как затравленный зверек, оглядывался по сторонам, не зная, куда деваться.

– Не умею я свистеть! – жалобно причитал он. – Говорю вам, я не умею!

Все оторопели. Неужто нашелся человек, который посмел отказать в такой малости хозяину дома в ответ на проявленное гостеприимство? Неслыханное дело! Они слышали, что такое случалось в незапамятные времена, когда люди пребывали в дикости. Откуда только взялся этот отъявленный невежа?

– Говоришь, свистеть ты не умеешь и не станешь. Значит, отказываешься? – безжалостно переспросил глава дома.

– Нет, вовсе нет, я не отказываюсь! – просипел старик. – Но посудите сами – ведь у меня во рту ни единого зуба не осталось! Как же я буду свистеть, если я беззубый?

– Сви-сти! Сви-сти! Сви-сти! – буйствовала толпа.

– В них говорит хмель, – вполголоса сказал Финн Диармайду. – Что-то парни разошлись. Как бы не начали буянить!

Диармайд согласно кивнул, рассеянно барабаня пальцами по столу.

– Я и сам опасаюсь того же, - ответил он.

В это время снова заговорил хозяин.

– Отведите-ка его к столяру, и пусть тот вобьет ему в челюсти несколько деревянных колышков – сгодятся вместо зубов!

- Нет! Нет! Не-ет! – взвыл старик и бросился наутек. Но не тут-то было! ВЖЖЖИК! Стражники у дверей скрестили копья прямо у него перед носом, преградив ему всякий путь к бегству.

– Ведите его сюда! – кровожадно приказал хозяин.

Но тут поднялся из-за стола Финн. Дело зашло слишком далеко.

– Остановитесь, – вежливо сказал он и вышел вперед. Финн не любил, когда издевались над старыми и слабыми, и не собирался отказываться от своих привычек.

– Погодите минутку! И я, и мои друзья – мы благодарны хозяину этого дома за гостеприимство и угощение нынче вечером, и мы очень рады, что и сами сумели вам угодить. Но раз уж так вышло, что этот человек не может свистеть, хотя вы его попросили – понятное дело, ваше право просить его я ни в коей мере не оспариваю – вы ведь не сочтете за бесчестье, если позволите кому-нибудь его заменить? Как вы на это смотрите? Мы неплохо вас развлекли – вы и сами это признали – так вот, мы забираем этого человека с собой, и даю вам слово, что ровно через три недели, ни раньше, ни позже, я вернусь с достойной заменой.

– Не нужна нам никакая замена! – выпалил хозяин. Но тут он заметил недобрый прищур и блеск в глазах Финна, и поспешил добавить:

– Разве что это будет что-то совершенно особенное!

Финн перевел дух: опасный момент миновал.

– Так и будет, – любезно подтвердил он. – Разве кто-нибудь усомнится в нашем слове после всего, что мы вам тут показали?

Никто не усомнился.

– Тогда решено. Три недели, и ни днем больше! – отрезал хозяин, спасая остатки достоинства.

Финн слегка поклонился, повернулся и в полной тишине направился к двери между рядами столов. За ним последовали Диармайд, Голл и Конан, уводя с собой старика. Никто не пожелал им доброго пути. Дверь за ними захлопнулась, и они снова оказались во тьме ненастной ночи.

Пока они пробирались по узкой тропе за стенами крепости, мысли в голове у Финна беспорядочно мелькали. Что-то не давало ему покоя, но он никак не мог сосредоточиться. Наконец, не в силах больше этого выносить, Финн остановился, положил руку старику на плечо и спросил:

– Послушай-ка, мил человек. Может, поведаешь нам, кто ты такой? Сдается мне, где-то я тебя уже видел. Или ты мне кого-то напоминаешь?

– Может, и напоминаю, – кротко согласился старик.

– Ведь ты же не простой странник, - сказал Финн.

– Твоя правда. Откровенно говоря, ночь застигла меня на пути к моему брату, Таоскану Мак Лиату, и мне пришлось просить пристанища в этом окаянном месте. Староват я для того, чтобы спать на куче вереска или под кустом боярышника.

– Так вот откуда мне знакомо твое лицо! Ты же вылитый Таоскан, ни дать, ни взять! Ну и дела! Правду говорят, что мир тесен. Так ты направляешься в Тару? Смело можешь идти с нами, потому что как раз туда мы и идем. Мы поможем тебе разыскать твоего брата.

– Спасибо, конечно, но я и так знаю, где мой брат.

– Вот как? – переспросил Финн.

– Еще бы мне не знать! Я ведь и сам друид.

– Сам… друид?! – изумился Финн, едва не потеряв дар речи. – А… как же ты, такой могущественный, не мог хоть немного посвистеть, когда тебя просили? И мне к тому же пришлось дать слово, что я вернусь туда через три недели и отыщу тебе замену, чего бы мне это не стоило!

– Все эти публичные игрища никогда не казались мне предметом, достойным изучения, Финн Мак Кумал, и я уже стар для того, чтобы учиться этому сейчас, – ледяным тоном ответил старый друид. Он произнес это с гордостью и с чувством оскорбленного достоинства. Казалось, слова Финна задели его за живое.

Финн понял, что сейчас он от старика ничего не добьется, и решил отложить выяснение отношений на потом. Но пока они шли, Финн все больше заводился, раздумывая о том, в какую переделку он попал. Наконец, он с досадой воскликнул:

– Готов поспорить, уж пару-другую рулад ты смог бы просвистать, с твоими-то возможностями! А вот что мне теперь делать?

– Допускаю, что все это пока выше твоего понимания. А сейчас мы пойдем в Тару и первым делом навестим моего брата – вот что мы сделаем! – отрезал друид, ясно дав понять, что не собирается дальше обсуждать этот вопрос, и оставив Финна в еще большем недоумении.

– Выше моего понимания? – ворчал про себя Финн. – Может, я чего и не понимаю, но зато прекрасно понимаю, что влип, тут и думать нечего.

Остаток пути прошел в молчании, и вот, наконец, на рассвете они оказались возле пещеры Таоскана, расположенной у подножия холма Тары.

Таоскан, по своему обыкновению, был уже на ногах в этот безбожно ранний час и, насвистывая, как жаворонок, готовил себе завтрак. Услыхав, как открылась дверь, он обернулся, и свист его внезапно оборвался, а на морщинистом лице появилось выражение радостного удивления. Шагнув вперед, братья крепко обнялись, хлопая друг друга по спине. Наконец, Таоскан слегка отстранился, положив руки брату на плечи.

– Дай-ка мне взглянуть на тебя! Так-так, и где же ты пропадал последние шесть лет? Почему не писал? Я слышал, ты…?

Брат прервал его на полуслове:

– Так, одно тайное дело. Я расскажу тебе в свое время.

И они снова обнялись. И еще раз. И еще. Наконец, Финн с друзьями засмущались и проявили признаки нетерпения.

Диармайд кашлянул, напоминая о себе:

– Гм! Хм! Кхм!

Это привлекло внимание друидов. Таоскан обернулся к фениям и сказал:

– Так-так, подхватили простуду? Говорил я вам, нечего бродить допоздна неизвестно где, да еще в такую промозглую погоду. По ночам надо сидеть дома, а то у вас и так здоровье слабое.

Фении переглянулись, не веря своим ушам. Заявить такое им, самым крепким и выносливым воинам во всей Ирландии! Это у них-то слабое здоровье?!

– Слушай, Таоскан, – сквозь зубы сказал Финн, – что за чушь ты мелешь? Мы только-только вытащили твоего брата из опасной переделки. Пока вы тут шептались, он успел рассказать тебе, что мне предстоит?

– Как будто я сам не знаю, – хмыкнул Таоскан. – Недаром я друид короля Кормака. Да что зря говорить! Я все видел в дыму очага – с начала до конца.

– Отлично, – сказал Финн. – Так ты сумеешь мне помочь?

– Я мог бы тебе помочь. Но дело в том, что ты себе можешь помочь и сам.

– Как это? – озадаченно спросил Финн. – Могу помочь сам себе?

– Ты сам знаешь, на что ты способен, Финн, – Таоскан отвернулся, потеряв терпение. – Ну, сколько раз можно об этом напоминать?

Наконец, Финна осенило.

– А я-то и позабыл!

Финн радостно ухмыльнулся и сунул руку в потайную торбу, которая, как всегда, висела справа подмышкой. И торба его не подвела. Не успел он запустить в нее руку, как в палец ему вонзилась иголка.

– Оууу! – воскликнул Финн, отдернул руку и засунул свой многострадальный палец в рот. Но все обернулось к лучшему, потому что это был тот самый палец, который Финн много лет назад обжег о Лосося Мудрости[9]. Так что не успел Финн засунуть палец в рот, как перед ним возник образ, не менее отчетливый, чем если бы Таоскан вызвал его в дыму. Перед ним простиралось бурное-пребурное море. Далеко-далеко за морем Финн увидел поросший лесом берег. Потом он услышал самый дивный свист, когда-либо достигавший ушей смертного, но звучал он в такой невообразимой дали, что порывы ветра то и дело его заглушали. Финн вытянул шею, изо всех сил пытаясь расслышать свист более отчетливо, и выглядел так странно, что Натаир Нимхе, ручная змея Таоскана, которая следила за ним из дальнего угла пещеры, подумала, что Финн не иначе как сошел с ума, и юркнула прочь в поисках более темного и безопасного убежища.

Видение вскоре исчезло, и Финн пришел в себя.

– Что… Что это было…Таоскан, что это за земля?

– О, это Норвегия, – сказал Таоскан, – Криоха Лохлайнн, как называют ее сами жители.

– Кром всемогущий! Но разве эта земля не находится далеко-далеко на севере, где в море плавают ледяные горы? – воскликнул Финн.

– Так и есть, – согласно кивнул Таоскан. – Более того, это та самая земля, куда тебе предстоит отправиться, чтобы добыть самых замечательных свистунов на свете.

Брат Таоскана бросил на Финна проницательный взгляд, но Финн этого не заметил. В этот момент он увлеченно пытался разузнать побольше.

– А что это за создание так замечательно свистит?

– Это Лон Дубх, черный дрозд. Вот его-то ты и должен привезти в Ирландию. И раз уж ты за это взялся, вези сразу двух. Один дрозд хорошо, а два – лучше, они будут петь для тебя и по утрам, и по вечерам, – улыбнулся Таоскан.

– Ты прав, – сказал Финн. – Я отправляюсь немедленно.

И не теряя времени, Финн тотчас тронулся в путь, не проглотив ни кусочка, не выпив ни глоточка: так он был очарован этим певцом ледяного севера. Диармайд, Голл и Конан в один голос застонали при известии о том, что им предстоит пуститься в дорогу на голодный желудок, однако по-быстрому сжевали, что подвернулось под руку, и последовали за Финном к Дамбе Великанов. Прибыв туда, они устремили взоры на северо-восток. Море штормило, точно как в видении Финна. Волны с грохотом обрушивались на берег и вдребезги разбивались о скалы, и от их ударов под ногами воинов содрогалась земля.

– Во имя Крома, Финн, – проревел Конан, заглушая шум ветра и волн, – даже не пытайся соваться туда сегодня, иначе тебя просто разобьет о скалы!

– О чем ты говоришь! – закричал Финн в ответ. – Я слышу ту мелодию, прекраснейший свист на всем белом свете. Пора в путь!

Без лишних слов, Финн нырнул в море, а воины остались на берегу и только покачали головами. Все они знавали и упоение любви, и упоение битвы, а потому прекрасно понимали, какие чувства сейчас владеют Финном. Он вынырнул, обернулся к ним и крикнул напоследок:

– Ждите меня здесь!

Рассекая воду мощными гребками, со всем своим снаряжением на спине, Финн поплыл в открытое море. Два дня и две ночи он сражался с буйными конями морского бога Мананнана Мак Лира: иногда Финн одерживал верх и несся вперед на их спинах, а иногда они захлестывали Финна с головой, вздымая пену своим дыханием. Но его могучие руки не ведали усталости, и за ним тянулся след из мелких брызг, пока он не достиг скалистых берегов Норвегии. И только тогда Финн высунул голову из воды и очистил уши от морских водорослей. Потом он подтянулся на черных скользких камнях, выбрался на берег и пошел вперед. Так он и шел, не останавливаясь, пока не добрался до королевского тракта.

Навстречу ему попалось всего несколько человек, вполне дружелюбно настроенных, и когда Финн спрашивал дорогу к королевской крепости, все они показывали в одном направлении:

– Ты иди туда!

Туда он и шел. Вскоре он уже стоял перед мощной белокаменной крепостью. По всем признакам это был королевский дун, поскольку над главными воротами красовалось изображение огромного шлема с позолоченными рогами, а массивные дубовые створки были окованы серебром.

– Вот оно, сюда-то я и стремился, – удовлетворенно вздохнул Финн и постучал в дубовые ворота боевым копьем Гаэ Деарг.[10] Ворота отворились, и Финна впустили в крепость. Он рассказал королю Олафу Кривоногому, зачем он явился. Король оказался славным человеком, несмотря на кривоногость – действительно, между его ногами свободно прошла бы и лошадь с повозкой.

– Такое дело, Ваше величество, рассудите сами. Прослышал я, что в ваших владениях водится существо, которое свистит прекрасней всех на свете, – сказал королю Финн.

– Вот оно как! Твоя правда, есть у нас такое существо – это Лон Дубх, - засмеялся король Олаф. – Но уж лови его сам.

– Ловить – это мы горазды, – обрадовался Финн. – И где же оно?

– Сейчас увидишь. Ступай за мной на крепостную стену.

Они поднялись на стену, и король сказал:

– Видишь вон тот лес? Там ты его и найдешь, и впридачу всех его родных и близких. Нам-то они без надобности, мы ведь слышим их и днем, и ночью. К тому же, иногда они изрядно нам досаждают – распевают ранним утром и мешают спать. Так что будь другом, забери столько птиц, сколько сможешь.

– Удивительно, что они не добрались до Ирландии, – сказал Финн.

– Ну, может, море помешало, – предположил король Олаф. – Прикинули, что путь неблизкий, придется нелегко, вот и раздумали лететь, а?

– Я как-то не задумывался над этим раньше, но получается, что у нас в Ирландии совсем нет певчих птиц. Разве что вороны пытаются петь. Но таких песен нам и даром не надо.

– Боюсь, по части птиц я не силен. Но мой друид обязательно тебе все растолкует. Он вообще все про все знает. И никогда не упускает случая поделиться своим мнением со мной, – смиренно вздохнул Олаф.

Финн смекнул, что если он встретится с друидом, не миновать длинной назидательной речи, поэтому он поблагодарил короля и поспешил откланяться под благовидным предлогом.

– Понимаете, Ваше величество, – объяснил он. – Я бы с радостью потолковал с вашим мудрецом, но мне нужно возвращаться в Ирландию. Если я не вернусь вовремя, я буду навеки опозорен, и мое слово ничего не будет стоить. Так что, с вашего позволения, возьмусь-ка я за дело.

– Опасения твои мне понятны, – сказал король Олаф. – Упаси нас бог от такого!

И король отпустил Финна, даровав ему свое королевское благословение, что по тем временам весьма высоко ценилось. Он сказал:

– Да поможет тебе Один, храбрец! Обязательно навести нас как-нибудь, когда не будешь так торопиться.

– Непременно, – с благодарностью сказал Финн. – И вы тоже, Ваше величество, ежели что – не стесняйтесь, зовите на помощь!

Финна проводили к выходу, и он со всех ног помчался в лес. Не успел Финн ступить под сень зеленых ветвей, как услышал над головой нежное посвистывание. Он подкрался поближе к дереву и увидел, что на ветке, прямо над его головой, сидит угольно-черная птица с желтым клювом, а чуть выше – еще одна такая же.

– Кром всемогущий, – прошептал Финн, – точь-в-точь наша ворона, только клюв вымазан маслом. Да ладно, какая разница, главное – это та самая птица, что я ищу.

Финн влез на дерево, подобрался к ветке, на которой сидела первая птица, и осторожно протянул к ней руку.

– Иди к папочке! Иди к папочке! – засюсюкал он таким приторным голосом, что самому стало противно.

И началось. Только Финн дотянется, как дрозд тут же отскочит. Финн начал терять терпение. Уже без всяких церемоний он сделал резкий рывок, чтобы схватить пернатого мучителя, но вместо этого потерял равновесие и сам едва не сверзился вниз. С воплем вцепился Финн в шершавый ствол обеими руками и чудом удержался на дереве. Но дрозды упорхнули, словно их и не бывало, и только испуганные птичьи крики эхом разносились под пологом леса.

– Чтоб вы пропали! – закричал им вслед Финн. – А ну, вернитесь! Мне каждая минута дорога! Вернитесь!

Ну да, как же, разлетелись. Час за часом птицы водили Финна по лесу кругами, туда-сюда, с места на место. Он бы, пожалуй, до сих пор их преследовал, если бы не свалился с ног от усталости. Пришлось сесть под дерево, перевести дух и подумать. Тут-то его и озарило. Он ухмыльнулся.

– Ха! Нашли дурака, за вами гоняться.

Финн, на сей раз осторожно, запустил руку в загашник подмышкой, пошарил в нем и вытащил аккуратно свернутую сеть.

– Хе-хе-хе! Ее-то мне и не хватало! – обрадовался он.

И Финн продолжил охоту с удвоенной энергией. К этому времени оба дрозда настороженно следили за каждым его движением, недоумевая, с чего бы этому бесноватому верзиле гоняться за ними по всему лесу. На всякий случай птицы держались от него подальше.

– Избави меня Луг от этой напасти! – сказал Финн, тяжело переводя дыхание. – Не гожусь я для такого дела. Не подобраться мне так близко, чтобы накинуть сеть.

Финн бросил взгляд на сеть. В его громадной ручище она смотрелась маленькой, безобидной и почти бесполезной. Птицы зачирикали, словно соглашаясь. Финну в их чириканьи послышалась насмешка. Он вспыхнул, скрипнул зубами и швырнул в них сетью, выкрикивая проклятия:

– Вы, мерзкие твари! Дайте мне только добраться до ваших тощих шеек...

Недосказанная угроза повисла в воздухе. Финн во все глаза уставился на сеть, которая все росла и увеличивалась в размерах прямо на лету.

– Ах, чтоб меня! – воскликнул он. – Мог бы догадаться, ведь торба-то непростая!

Между тем, дрозды заметили опасность и встопорщили перья в тщетной попытке спастись. Слишком поздно – дерево, на котором они сидели, полностью накрыла сеть. Они оказались в ловушке, не менее надежной, чем клетка. Птицы хлопали крыльями и пронзительно свиристели, особенно когда увидели, как Финн карабкается вверх по ветвям, словно огромный кот. Дрозды клевали и царапали его волосатые пальцы, пока он не поймал их по одной и не сжал бережно в своем кулаке. Не обращая на царапины ни малейшего внимания, Финн спустился с дерева, свернул сеть и сложил ее в торбу. Весело насвистывая, он направился в обратный путь к морю – домой.

Вскоре Финн оказался на берегу. Дрозды по-прежнему трепыхались у него в руке. Тут он озадаченно поскреб бороду.

– Н-да, и как теперь быть? Как я поплыву с птицами в руках?

Финн уселся и снял шлем, чтобы охладить голову, и прикосновение к теплому металлу навело его на мысль. А что если посадить пташек в шлем, надеть его и закрепить на голове прядями собственных длинных волос? Финн порадовался своей смекалке.

– Ничего не поделаешь, ребятки, придется вам посидеть в темноте, – успокоил Финн перепуганных птиц и пощекотал их пальцем, – не бойтесь, это ненадолго.

Тут он как в воду глядел. Бросив прощальный взгляд на Норвегию и прочитав краткую молитву Мананнану, Финн забрел на глубину и вскоре уже рассекал волны на пути назад в Ирландию. Час за часом он мощными гребками приближался к побережью Антрима, и, завидев впереди Дамбу Великанов, различил на берегу фигуры Диармайда и Конана. Они увлеченно склонились над шахматной доской, пока Голл охотился на тюленей среди скал. Конан только-только вознамерился сделать весьма удачный ход, как вдруг раздался пронзительный крик. Это Голл, склонившись с утеса, всматривался в то, что показалось ему тюленем, но вместо этого увидел, что из воды появился Финн, весь облепленный водорослями, как морское чудище, отфыркиваясь, отплевываясь и вытряхивая воду из глаз, ушей и носа. Голл отскочил назад и свалился, запнувшись за выступ скалы. Конан подоспел первым и тут же схватился за живот от смеха, наслаждаясь зрелищем Голла, который барахтался на спине среди камней и никак не мог подняться.

– Будь ты неладен, Финн! Ты что, решил довести меня до сердечного приступа? – прорычал Голл.

Но его жалобы никого не тронули. Конан и Диармайд накинулись на Финна с расспросами:

– Нашел…?

– Принес…?

– Постойте, дайте малость передохнуть, – прохрипел Финн, вытряхивая из волос и бороды мелких крабов, селедок и прочую застигнутую врасплох морскую живность. Потом он сел, вздохнул с нескрываемой усталостью и спросил:

– У вас поесть не найдется?

– Нашел о чем говорить, Финн! После поешь! Отвечай, ты принес то, что искал?

– Принес, – ответил Финн.

– Ну, и где оно? – потребовал Диармайд.

– Хе-хе-хе! У вас будет куча времени, чтобы догадаться – пока мы идем в Тару, – посмеивался Финн.

Финну достался ломоть черствого хлеба, изрядный кусок козьего сыра и немалая толика уговоров на закуску, пока фении шагали на юг.

– Ну же, Финн, покажи его нам, – упрашивал Голл.

– Ты что же, хочешь все увидеть вперед короля Кормака? – спросил Финн грозным голосом. Он уже устал слушать их нытье.

Такой ответ положил конец дальнейшим расспросам, но когда дрозды запели прямо у Финна под шлемом, фении снова принялись гадать, откуда доносится этот звук. До самой Тары они так ни до чего и не додумались и сгорали от любопытства. Финн оставил их во дворе, ничего не сказав, и поспешил в личные покои короля.

Все королевские дела на этот день немедленно отменили, и никто не видел ни Финна, ни короля Кормака до самого вечера. Все это время, за закрытыми дверями, они слушали пение птиц.

К вечеру каждый приглашенный на пир гость был исполнен любопытства и предвкушал редкостное развлечение, потому что прошел слух, что Финн и в самом деле привез лучших на свете свистунов, каких еще в жизни никто не слыхивал.

Такой особый случай и отметить следовало по-особому: король Кормак облачился в новый наряд, а Финн надел свой лучший золоченый шлем.

Все расселись за столами, и пир начался. Но у гостей пропал аппетит – так они были заинтригованы. Наконец, терпение у Голла лопнуло.

– Побойся бога, Финн! Ты что, решил нас доконать? Покажешь ты нам, наконец, этих свистунов, бессердечный ты человек!

Финн взглянул на короля Кормака, тот с улыбкой кивнул. Финн медленно поднял руку и снял золотой шлем. Но если он ожидал, что зал наполнится птичьими трелями, он жестоко просчитался. Все смотрели на Финна, вытянув шею и разинув рот, и неудивительно, ведь у него на макушке лежали четыре хорошеньких голубеньких яичка! Певчие дрозды свили гнездо прямо в его шевелюре! Финн сделал то, что сделал бы каждый на его месте – поднял руку пощупать, что у него там. Но его рука замерла на полпути, когда Таоскан крикнул:

– Руки прочь, Финн! Ты разве не видишь?

– Видеть не вижу, но догадываюсь, – насупился Финн.

– Они устроили гнездо прямо у тебя в волосах. И это великая честь для тебя, Финн Мак Кумал. Видимо, ты им понравился!

– Вот значит как, понравился! И как прикажешь мне спать теперь, с гнездом на макушке?

– Спать? – сказал Таоскан. – Ты и близко не подойдешь к кровати, пока не вылупятся все четыре птенца. Мы с братом немало постарались, чтобы заполучить эти яйца, и мы не позволим нарушить наши планы из-за нескольких бессонных ночей – а ты как-нибудь переживешь! Но ты не волнуйся, не успеешь оглянуться, как они вылупятся – в таком-то тепленьком местечке!

Его речи не порадовали Финна. Значит, все это был хитроумный заговор друидов! Его попросту использовали, не спросив, хочет он того или нет. Финн чуть было не ринулся в драку, не заботясь, кто что скажет, но в этот самый момент птицы запели – надо понимать, тоже по велению Таоскана, – и эта песня, как по волшебству, развеяла и гнев Финна, и заботы каждого из гостей. Никто больше и куска не проглотил, пока пели дрозды, и счастливые гости, покидая пиршественную залу в предрассветный час, не знали, на каком они свете.

Что касается Финна, ему пришлось подчиниться Таоскану и оставить гнездо на месте. По зрелом размышлении, так оно было надежнее. Добрых две недели Финну пришлось спать сидя на стуле между двумя стражниками, караулившими, как бы Финн не свалился во сне. Конечно, он вконец измучился, но был как никогда счастлив, потому что все это время дрозды пели для него без передышки. По правде говоря, от всего этого Финн порядком отупел, что, однако, не помешало ему выполнить обещание, данное хозяину злополучного дуна. Как только вылупились все четыре птенца и гнездо бережно перенесли в другое место, Финн тут же отправился в путь с двумя птицами под шлемом. Когда Финн выпустил дроздов на стол перед хозяином дома, они запели, и гости позабыли про угощение. Неслыханное дело, скажу я вам, ведь после сражений и охоты ирландцы превыше всего на свете ценили доброе застолье.

Однако, хорошенького понемножку. Утонченное удовольствие продлилось каких-нибудь три минуты, а потом Финн подошел к столу, схватил птиц и упрятал их под шлем. Хозяин в гневе поднялся со своего места. Гости зароптали.

– Стой! Куда это ты собрался?

Финн, уже на полпути к выходу, обернулся.

– Свое обещание я сдержал. Как бы то ни было, пташкам пора возвращаться к своей семье, – он постучал по шлему. – Если кто-то чем-то недоволен, советую обратиться к королю Кормаку.

И ушел.

Ни одну птицу на свете не холили и не лелеяли так, как этих четырех птенчиков. Мало-помалу они подросли, и Тара на всю Ирландию прославилась их сладким пением. Со временем в Таре появились неисчислимые стаи певчих дроздов. Особенно много дроздов порхало вокруг Финна Мак Кумала. Для Финна они пели совершенно по-особому, словно для дорогого родственника. В сущности, так оно и было, потому что именно Финн перенес на себе певчих дроздов в Ирландию.