Сближение кратких прилагательных с категорией состояния

Категория состояния развивается в современном языке преимущественно за счет наречий и имен прилагательных. Краткие формы имен прилагательных, утратив склонение и укрепившись в позиции сказуемого, приобретают оттенок времени. Они перестают быть названиями, а становятся предикативными характеристиками. Форма времени неотрывна от понимания таких слов, как: мал (ср. малый), велик (ср. великий), рад, должен, намерен, горазд, солон, прав, здоров (в значении: мастер, искусен), виден (ср. видный), устарелое и народнопоэтическое люб и т. п. Ограничение синтаксических функций этих форм привело к изменению их смысловой структуры. В кратких прилагательных развиваются значения, не свойственные полным прилагательным, и складываются новые синтаксические связи. Например, готов в фамильярно-просторечном употреблении значит: пьян ("К трем часам Опенкин был готов совсем и спал крепким сном" — Гончаров); ср. своеобразия значения и синтаксического употребления таких слов: расположен (я не очень расположен сегодня идти в театр), повинен (сделать что-нибудь); "растерян мыслями... чего-то ожидаю" (Грибоедов, "Горе от ума"); "обо всем известен-с" (Ф. Достоевский, "Преступление и наказание"); способен на все; властен, не властен в ком-чем или с инфинитивом (ср. у Баратынского: "Не властны мы в самих себе") и т. п.

Таким образом, многие краткие формы прилагательных резко отличаются от соотносительных полных не только своими значениями, но и конструктивными возможностями. Русским грамматистам из школы Потебни казалось, что краткие прилагательные, в силу своей предикативности, подвергаются сильному синтаксическому влиянию со стороны глагола и усваивают некоторые его конструктивные свойства. Так, многие краткие прилагательные (особенно в разговорной речи) приобретают способность сочетаться с инфинитивом. Например: "Эка врать здоров ты, Киселев" (Лев Толстой); "Ну, тоже дьячкову сыну много верить нельзя. — Почему ж так? — А потому — врать здоров" (Слепцов, "Вечер"); "Озорничать лют" (Слепцов); "Деньги вы брать охочи" (Писемский); "Али ты думаешь, что я не властен над тобой приказывать?" (Островский, "Свои люди — сочтемся"). Ср. те же конструктивные особенности слов рад, горазд, должен (в значении долженствования), готов, способен, достоин, склонен, волен, привычен, ретив, ленив, скор и т. п. (21) Ср.: "Мы рады голову сломать" (Пушкин); "Я больно плясать горазд" (Островский); "Слаб был тоже и выпить" (Достоевский, "Подросток").

У некоторых кратких прилагательных (тоже преимущественно в разговорной речи) возникает своеобразное значение чрезмерной степени обладания каким-нибудь признаком, качеством (слишком...) в сочетании с инфинитивом или отдельно (например: велик, мал, молод и другие подобные). Ср.: "Молод ты меня учить"; "Бедному жениться и ночь коротка" (Л. Толстой). Синонимична конструкция: слишком (краткая форма прилагательного) + чтобы с инфинитивом.

Легко заметить, что у значительной части кратких прилагательных развиваются типы падежного управления, однородные с глаголами той же основы. Например: зол на кого-нибудь, на что-нибудь (в значении: сердит); ср.: злиться на кого-нибудь, на что-нибудь; сердит на кого-нибудь, на что-нибудь: "Но я сердита на вас. — За что? — Я оскорблена вами" (Тургенев); ср.: сердиться на кого-нибудь, на что-нибудь; согласен с кем-нибудь, с чем-нибудь; ср.: согласиться с кем-нибудь, с чем-нибудь; жив чем-нибудь ("чем люди живы"); ср. жить чем-нибудь и т. п.

На этом фоне не удивительно, что отдельные слова этого типа приобретают даже способность управлять винительным падежом, например: Я должен ему большую сумму денег.

Но лексические значения многих кратких форм не настолько далеко отошли от значений соотносительных полных форм, чтобы можно было видеть в них самостоятельные слова, оторвавшиеся от категории имени прилагательного. С именем прилагательным сближает эти формы общность словообразовательных признаков, у некоторых — наличие сравнительной степени. Кроме того, у многих кратких форм синтаксический отрыв от категории имени прилагательного не сопровождается изменением их лексических значений (ср.: кроток — кроткий; задумчив — задумчивый и т. п.). Возникает своеобразное несоответствие между лексическими и грамматическими границами слов. Нечто подобное наблюдается и в отношениях многих качественных наречий на -о, -е и -ски к лексически однородным именам прилагательным. Однако в категории состояния есть целый ряд и таких слов, которые в современном русском языке уже не могут быть связаны ни с каким другим определенным грамматическим классом. Они не имеют соотносительных полных форм, хотя грамматически однородны с краткими формами имени прилагательного. Они образуют грамматическое ядро категории состояния. Например: рад, горазд, должен, намерен (в слове намеренный значение: имеющий намерение — почти умерло, а в значении: сознательный, заранее обдуманный — намеренный, конечно, является особым словом); прав (ср. правый); виден (ср. видный) и некоторые другие (ср.: квит, мы квиты). Таким образом, категория состояния все более эмансипируется от других категорий.

Причина развития и распространения категории состояния кроется в противоречии между морфологическими и синтаксическими свойствами имен. Морфологически имя противопоставлено глаголу, а синтаксически имя так же может быть сказуемым, как и глагол. Однако имя в русском языке не может приобрести основные семантические свойства глагола, даже если оно употребляется только как сказуемое. Устанавливается глубокое грамматическое различие между понятием действия, протекающего во времени, наделенного сложными оттенками пространственно-видовых значений и иногда предполагающего разнообразное предметное окружение, и между понятием качественного состояния, в котором являются лица и предметы или которое может быть у лиц и предметов. Но, конечно, сложная и тонко развитая система глагола с его категориями лица, времени и наклонения, с его разнообразными формами управления должна была оказать громадное организующее воздействие на новую категорию состояния.

Несомненно, что значение качественного состояния все усиливается в кратких формах страдательных причастий, особенно тех, в которых глагольность ослаблена или полустерта¹⁰ . Например: "Дела все запутаны" (Островский "Бедная невеста"); "Мне ли уж нежности заводить? Загнан, убит" (Островский, "Гроза"); "Я убита, уничтожена" (Островский, "Не от мира сего"). Ср. у Достоевского в "Идиоте": "Не он польстил, а я польщена"; в "Подростке": "Пусть я отплачу ему великодушием, но с тем, чтобы это он почувствовал, чтобы он это понял — и я отмщен". Ср.: взволнован, рассеян, угнетен, расстроен, плохо настроен, растроган, тронут, влюблен, привержен, обязан, (хорошо, плохо) сложен, наслышан о ком-нибудь, о чем-нибудь и т. п.

Предикативные слова с формами рода, лица и времени представлялись академикам Востокову и Шахматову спрягаемыми. Действительно, категории лица, времени, а следовательно, и наклонения (и — с большими оговорками: возможные оттенки видовых значений, присущие сочетаниям предикативных слов с вспомогательными глаголами; ср.: Город стал виден как на ладони; Я останусь должен вам три рубля; Я был бы рад быть вам полезен и т. п.) — все это приближает категорию состояния к грамматической системе глагола. Но глубокая грань между категориями состояния и действия сохраняется. В грамматической категории состояния нет залоговых различий; видовые оттенки сюда привносятся лишь вспомогательными глаголами. Ярче всего здесь выступают формы времени и лица. Наличие категории лица ведет к параллелизму и соотносительности личных и безличных форм. Этот параллелизм ярко проявляется, например, в таком грамматическом соотношении: должен — должно (ср.: можно, надо, нельзя)¹¹ ; нужен — нужно; виден — видно (ср. из-за деревьев было видно зеленую крышу дома); тошен — тошно и т. д.