ЧАСТЬ 4. БУДНИ ДУРДОМА 2 (NEW) 1 страница

Человек номер восемь

Летним солнечным утром к штаб-квартире Рулон-Холла подкатил черный джип. Толпа разбитных рулонитов стала радостно и активно загружаться в машину так, что последняя слегка покачнулась от столь бурной радости. Кто-то же стоял сзади джипа, забрасывая в просторный джипон кучу сумок, рюкзаков, одеяла, матрасы, подушки и другую дребедень, так как веселая компания ехала в гости к Рулону в шикарный коттедж на берегу средиземного моря, где часто Мудрец любил отдыхать.

— Гыыч Ом, говноеды! — придуриваясь и пытаясь подражать юморной манере разговора Рулона, сказал Гну.

— Гыыч Ом, свиньи! — сказала жрица Элен, сидящая на переднем сиденье, — готовы к просветлению?

— Так точно! Слава Рулу, слава роду, слава секористскому народу! — заорали радостные рулониты.

— А хто енто такой длинный и худой? — шепотом спросил Гну у Элен.

— А, так это же Нарада, новый лось, — так же шепотом сказала жрица, ухмыльнувшись и посмотрев на длинное тощее яйцеголовое создание в три погибели сложенное на заднем сиденье машины.

Для Нарады это было первое соприкосновение с миром просветления

Рулон-Холла и его обитателями, веселыми секористами. Поэтому все увиденное и услышанное им каждый раз расширяло все больше и больше его зенки, растопыривало уши, раскрывало рот, из которого как у собаки всегда торчал язык.

— А вернее, это же человек номер восемь из братства Сармунг, — сказала так же шепотом Элен Гну.

— О, это что-то новенькое? — заинтересовался Гну, — а как это?

— А сейчас узнаете, — весело ответила жрица и резко повернулась к рулонитам, сидящим сзади, но на миг задумалась, глядя на радостный ебальник Нарады.

«Да, если я ему сейчас скажу, что он — человек номер восемь, он же может обидеться, мать его, и тогда все испортит, подумает что над ним издеваются…. А, похуй, на обиженных хуй кладут, главное — выполнять практику», — подумала Элен и, хитро сверкнув глазами, радостно объявила:

— Эй, вы недоделки, а вы хоть знаете, с кем вы едите в одной машине?

Недоуменные рулониты переглянулись друг с другом, глупо улыбаясь, не въезжая в тему.

— Да ведь с вами сидит настоящий человек номер восемь из братства Сармунг, — торжественно объявила жрица, показывая на Нараду, наблюдая за его реакцией.

Но тот, услышав сложное определение своей персоны, ни хуя не врубился, о чем идет речь, и продолжал так же глупо улыбаться. От радости из его рта потекли слюни, и он стал придурошно похихикивать и быстро трясти головой, как бы соглашаясь, сам не зная с чем и от усердия ебнулся своим яйцеобразным кочаном об потолок, чем вызвал общее веселье. Все остальные тоже стали бессмысленно радоваться новости, хотя никто толком и не знал, что такое человек номер восемь и что за братство Сармунг, а спросить было впадлу.

«Интересно, что такое человек номер восемь? — загрузился один из рулонитов по кличке Гнилой харчок. — Наверное, он какой-нибудь клоун, а тогда те остальные семь чуваков кто такие…, да странно», — рассуждая так, Гнилой харчок еще раз посмотрел на придурковатого яйцеголового Нараду, пытаясь дать более точное определение человека номер восемь. Одна баба по кличке Толстожопая тоже пригрузилась этим вопросом: «Чудные все-таки эти человеки номер восемь, не кормят их что ли, откуда он там прилетел-то», — раскидывала она своими заплывшими от жира мозгами, глядя на дебиловатого Нараду.

Хоть никто и не въехал в тему, но все радостно восприняли тот факт, что среди них оказался человек номер восемь и продолжали балдеть под новый концерт Рулон-Гиты, который раздавался на всю машину:

«…Висит на веревке, колышется ветром,

Когда-то живее было тело ее.

Пропала девчонка, была человеком,

Забвенью придали имя ее.

Два года измены, порезала вены,

И чуть не подохла, но погань спасла,

Сказала, что нету милей человека

Урода — соседа, калеки, бомжа…»

Когда гурьба балбесов была уже в коттедже Гуру Рулона, Элен подозвала Нараду.

— Ну, что Нарада, готов просветлевать народы Земли? — спросила она, задрав голову вверх, чтобы увидеть болтающуюся на тонкой и длинной как у жирафа шее тыкву.

— Угу-угу, — произнес какие-то нечленораздельные звуки Нарада, задергавшись от радости всем телом.

Вообще, глядя со стороны на это длинное, худое, постоянное мотыляющееся создание, можно было подумать, что это какой-то даун.

— А-а-а-а, ч-ч-ч-то я-я-я д-д-д-олжен д-д-д-елать? — заикаясь, спросил Нарада, выпучив лупы.

Элен, еле сдерживая себя от разбирающего смеха, натянув серьезную мину, изрекла:

— Ты не должен ни с кем особо разговаривать, а на все вопросы и обращения к тебе говори: «А вы осознанны?», «А вы помните себя?». И не важно к месту, не к месту, главное на полном серьезе ты должен говорить эти фразы. А в остальное время ты должен многозначительно молчать. Делать ты ничего не должен, все будут делать за тебя другие, понял?

— Т-т-т-т-а-а-а-к, точно! — отрапортовал Нарада, глупо радуясь во всю ширь своего бесформенного рта, обнажая гнилые зубы.

— Ну, все, иди, выполняй практику, — напутствовала его жрица.

Собравшись в большом спортзале, рулониты принялись разминаться, косясь на появившегося в зале длинного худощавого молодого человека во фраке с элегантной бабочкой на шее и с прилизанной челочкой. Его же неуклюжая походка, небрежно болтающиеся по бокам длинные грабли создавали резкий контраст его одежде, что несколько смутило некоторых из присутствующих.

— О, это же тот самый человек номер восемь, — стали перешептываться рулониты, узнав Нараду, с которым они ехали в джипе, — только че это он такой серьезный сегодня?

— Эй, чувак, ты че это в таком прикиде в спортзал приперся? — решил первым начать разговор кривозубый, разбитной пацан по кликухе Пидор сельский.

Услышав обращение в свой адрес, Нарада, все так же сохраняя серьезный, вытянутый ебальник, медленно повернул голову к Пидору сельскому и изрек:

— А вы осознанны?

Не ожидая такого ответа, Пидор сельский замешкался, почувствовав внутренний дискомфорт, туго соображая, что же на это ответить.

— Слышь, пацан, а ты кто такой? — уже менее уверенно спросил он.

— Это же человек номер восемь, — восхищенно сказала одна баба с гордым духовным именем Принценайдищенко.

«Какой он все-таки необычный! Он похож на настоящего принца!» — с осоловевшими глазами думала дура, уставившись на яйцеголового Нараду.

— А вы помните себя? А вы осознанны? А вы помните себя? А вы осознанны? — стал Нарада, как попугай твердить зазубренные фразы, выхаживая взад-вперед по спортзалу.

Рулониты не знали, как реагировать на это явление. Кто-то, вылупив глаза, не мог понять, в чем дело, кто-то покатывался со смеху, просекая всю нелепость ситуации, а кто-то очень серьезно, поверив в человека номер восемь, усердно выискивал в нем ангельские черты.

— Вот он — мой избранник, — бредила все та же Принценайдищенко.

— Слышь, у тебя че крыша поехала, — заметила рядом поднимающая гантели Пухлорожая, — не ты ли только вчера плевалась на этого парня и брезгала даже подойти к нему?

— Да, это я просто сразу его не разглядела, — умиленно глазея на Нараду, буровила шизанутая, — а он ведь настоящий человек номер восемь!

— А ты хоть знаешь, что это значит?

— Да это не важно, главное, что он на принца похож, такой весь приодетый, а ты послушай, какие он мудрые фразы говорит.

Нарада же тем временем как заведенный буратино продолжал шаркать своими чеботами по залу, теперь уже подходя к каждому рулониту и все с такой же в доску умной харей многозначительно останавливал взгляд на ком-нибудь, ни говоря ни слова.

— Скажите, пожалуйста, как Вас зовут? — стали задавать вопросы поклонники человека номер восемь.

— А вы осознанны? — спросил Нарада.

— А сколько Вам лет? — последовал следующий вопрос.

— А Вы помните себя? А вы осознанны? — неустанно твердил Нарада, воображая себя самым умным и Великим, презрительно поглядывая на всех присутствующих и даже не подозревая, как ничтожно он выглядит в этот момент.

Но восхищенные такими изречениями рулониты продолжали засыпать вопросами.

— Скажите, а откуда вы приехали?

— А надолго вы к нам?

— Смотря, в каком воплощении. А вы осознанны? — тупо твердил «человек номер восемь».

«Вот это да, — подумал Тугоухий, один из поклонников новоявленного человека номер восемь, — он постоянно говорит одни и те же фразы, он призывает нас к осознанности. Ведь все эти вопросы бессмысленны, а главное — развивать сознание. Это поистине Великий человек, вот у кого я буду учиться!».

Еще один чучик по прозвищу Чморик крутил педали на велосипеде-тренажере, не отрывая глаз от Нарады:

«Ох, ни хуя себе, у него вид такой необычный. Я у Карлоса Кастанеды читал, что маги и мистики всегда очень необычно выглядят. А этот очень уж странный, точно человек номер восемь», — рассуждал Чморик, созерцая несуразно слепленную фигуру Нарады, который продолжал туда- сюда ходить по залу и водить ебальником.

Тринадцатый подвиг Геракла

Вечером началась активная подготовка к костру, к встрече с новой мудростью, которую рулониты с нетерпением ожидали услышать из уст Просветленного Мастера, Гуру Рулона. Кто-то репетировал веселые сценки, утрируя свои пороки, кто-то ставил сцены из книги «Путь дурака» из школьной жизни Рулона и Марианны, кто-то на гитаре базлал только что родившиеся песни Рулон гиты, кто-то готовил огромный стол, заваливая его всяческими вкусностями: тортами, пирожными, мороженым, фруктами и прочим, а некоторые самки уже приводили себя в порядок, вытаскивая из шкафов огромные коробки с нарядами, косметикой и украшениями. Как только доставалась очередная коробка с этими ценностями, так толпа самок сразу накидывалась, расталкивая друг друга, чтобы урвать самый лучший наряд или украшение. По стенам комнаты висели огромные зеркала во весь человеческий рост и все, рассосавшись по комнате, стали наряжаться, весело пританцовывая под активную ритмичную музыку. И вот среди этого цветника оказался и человек номер восемь, то бишь Нарада. Но реакция на тот же самый объект у всех была разная.

Нарада, охуев от такого количества разнаряженных девиц, стал пускать слюну и переминаться с ноги на ногу, ощущая, как его 21 палец поднимается все выше и выше. Но, стараясь держать марку человека номер восемь, он неестественно вытянул свой мордальник, делая его отрешенным, а руками, засунутыми в карманы штанов, пытался опустить свой кол.

«Вот бы трахнуть сейчас всех этих телок», — лихорадочно думал Нарада, ярко представляя в своем болезненном воображении, как он дерет всех подряд, но в реальности не мог даже и слова сказать, а был похож на ничтожного похотливого кролика, вызывающего отвращение.

— О, боже, нахуя это уебище сюда поставили? — зафыркала Пухлорожая, обворачиваясь в золотистую ткань и увидев в зеркале отражение Нарады с текущей слюной.

— Ой, люди, это же человек номер восемь, — завизжала от радости баба по прозвищу Тупоголовая и стала интенсивно вертеть жопой и стрелять зеньками, пытаясь привлечь внимание «чудо-человека», который уже весь вспотел и покраснел как помидор от напряжения, из последних сил сдерживая свою похоть. Он стал суетиться, мотая из стороны в сторону башкой, а некоторые из его поклонниц делали все возможное, чтобы его бессмысленно хлопающие банки остановились на их расплывшейся роже.

Но тут резко распахнулась дверь и в комнату как молния ворвалась жрица по имени Венера, ослепив всех присутствующих своим шикарным нарядом и сильным, властным состоянием. На сей раз Нараде предстояло пройти очередную практику по просветлению.

Венера небрежно кинула сумку с нарядами к ногам Нарады и мягко, но с большой внутренней энергией произнесла:

— Нарада, вам нужно подобрать себе наряд, а на костре у вас наравне со всеми самками будет конкурс на лучший стриптиз, будете совершать тринадцатый подвиг Геракла.

— Уа, га-га-га, — бурно среагировали самки громким хохотом. Завизжали, захлопали, уже заранее представляя несуразную шпалу Нараду, танцующего стриптиз.

— А что такое тринадцатый подвиг Геракла? — поинтересовался дебил.

— Это когда Геракл должен был переодеться в женщину и прясти пряжу. И эта задача оказалась для него самой сложной, так как это было очень болезненно для его ложной личности, и чтобы ее выполнить, ему нужна была не физическая сила, а сознательное усилие, ему необходимо было находиться в свидетеле, — пояснила Венера, хитро посмотрев на Нараду, и удалилась.

Дурак глупо заулыбался в ответ и с радостью принялся доставать из сумки непонятные для него шмотки. Вывалив целую гору цветных тряпок на пол, Нарада стал выбирать на свой вкус прикид. Перерыв уже всю кучу, он наконец-таки отыскал более или менее для себя подходящую юбку, которая настолько была огромной, что туда можно было завернуть целых три таких Нарад. Он растянул резинку юбки и стал засовывать в образовашееся отверстие свои ходули, шатаясь из стороны в сторону. Самки покатывались со смеху.

— А вы осознанны? — периодически спрашивал Нарада, когда все-таки в столь напряженной процедуре ему удавалось вспомнить, что он должен продолжать играть роль человека номер восемь, только теперь переодевающегося в бабу.

— Нарада, а Нарада, ты лифчик не забудь одеть, а то сиськи вывалятся, — угарала Толстожопая, все пытаясь докрасить свой левый глаз, но из-за непрерывного смеха ей никак не удавалось это сделать.

Но Нарада же с полной серьезностью отнесся к этой практике и теперь напряженно стал искать сискодержатели. В десятом поту, заново перерыв всю кучу, при этом периодически наступая на свою юбку, а потом снова натягивая ее туда, где должна быть талия, Нарада отрыл какой-то серобуромалиновый лифчик и стал его напяливать на себя.

— Ты бы хоть футболку снял, — дали ему дельный совет.

Нарада все с той же отрешенно-натянутой миной сделал то, что ему сказали.

«Вот это крутые практики мне устраивают, — размышлял Нарада, — старательно напяливая женские тряпки, — наверное, я сейчас совершаю уже четырнадцатый подвиг Геракла. Это же надо совместить две совершенно непривычные для меня роли — «Человека номер восемь» и «сексапильную даму». Главное сейчас — помнить себя и не поддаваться обиде, я должен идти навстречу дискомфорту, который возникает во мне и не отождествляться со всем происходящим».

В течение часа длились потуги человека номер восемь и вот наконец перед всеми предстало длинное, тощее нескладное тело, обряженное в огромную юбку, обтягивающую блузку, которая сексуально подчеркивала его наспех сварганенную грудь. На голове героя в качестве прически был приделан замызганный парик, похожий уже скорее на мочалку, а для того, чтобы это сооружение не ебнулось с яйцеголового, все это дело держал серебристый платок, на два узла завязанный под подбородком. На ногах предполагались чулки в сеточку, но так как они были размеров так на пять меньше необходимого для Нарады, то он так старался натянуть их вверх, что в результате таких усилий чулки все-таки поднялись выше колен, а костлявые стопы, напоминающие ласты, прорвав сеточку, теперь полностью обнажились. Нараду же похоже все устраивало, и с таким же старанием он принялся за косметику. Плохо соображая, где помада, где блеск, где тени, где тушь, Нарада так изукрасил себя, что с таким фэйсом можно было идти только на Хэллоуин. Самки не могли сдерживаться от смеха. У кого-то уже выступили слезы от беспрерывного смеха и размазалась вся косметика.

Стараясь целостней вжиться в женскую роль, Нарада встал перед зеркалом, выпятил несуществующую грудь вперед, поставил руки в боки, как бы любуясь собой, стал произносить:

— Я самая яркая, активная, сочная и призывная!

Услышав такое, Пухлорожая так и ебнулась со стула.

— Ой, Нарада, где это ты такого понабрался? — поинтересовалась одна из самок.

— Ну, вы же так говорите, а чем я хуже? — заявил Нарада, пытаясь манерничать.

Когда все зашли в зал, где обычно проходили костры, Нарада стал репетировать походку манекенщицы.

— А ты че сливу-то не вставишь в задницу? — спросил его Гну, как специалист в подобных вещах.

— А это зачем? — с большим интересом спросил тот, продолжая переставлять косолапые ходули.

— Так это же уникальная техника, — продолжил учебу Гну, — вставляешь сливу между двух булок задницы, держишь прямую осанку и начинаешь идти, выставляя бедро вперед, но так, чтобы слива при этом не вывалилась, тогда будет вырабатываться правильная походка. Как попривыкнешь, так сливу можно будет убрать, — с этими словами Гну взял со стола одну твердую сливу и любезно подал ее Нараде. Тот старательно стал помещать фрукт себе в задницу, но она была настолько тощей, что слива никак не хотела там оставаться.

— А ты булки пошире раздвинь, — послышались советы. И Нарада упорно продолжал совершать попытки. Наконец, когда ему это все-таки удалось, то его внимание настолько сосредоточилось на удержании сливы мышцами жопы, что все его длинное тело согнулось пополам, седьмой пот, перемешиваясь с косметикой, покатился по ебальнику. Нарада попытался сделать два шага вперед, но это было похоже скорее не на походку манекенщицы, а на передвижение паралитика. Рулониты уссывались, держась за животы.

Почувствовав, как комок обиды и самосожаления подкатывает к горлу, Нарада хотел было опустить руки и разныться как последнее чмо, но вовремя вспомнил себя, — «Ведь я сам просил Гуру Рулона просветлевать меня, а как дело до практик дошло, так сразу нюни распустил. Нет, так я никогда не просветлею. Хватит уже быть маменькиным сынком», — и сделав глубокий вдох и выдох, Нарада вошел в жесткое, собранное состояние и старательно продолжил выполнение практики.

Но вот на всю катушку загремела активная разбитная музыка, и в зал, кривляясь и скоморошничая, зашел Великий из Великих Гуру Рулон в дурдомовской пижаме, изображая разные синдромы. Увидев Рулона в таком прикиде, ученики взорвались радостными криками и визгами. Подойдя к шикарному креслу, покрытому шкурой снежного барса, Гуру Рулон, искривив лицо и тряся головой, споткнулся и как будто начал падать вперед лицом на кресло, но жрицы вовремя подхватили Мудреца с двух сторон и помогли сесть. Ученики еще больше развеселились от такого прикола, и с обожанием смотря на своего Мастера, приготовились воспринимать истину:

— Сегодня меня выпустили на побывку из дурдома, — начал Гуру Рулон, корча гримасы — потому что мне в школе сказали, что я дурак и не лечусь, а я решил немного полечиться и лег в дурдом. Там спокойно, лечат хорошо.

— А где Синильга? Приехала? — спросил Рулон, и стал крутить головой в разные стороны, как будто кого-то ища. Нет? А! У нее сегодня субботник, ее братва вызвала на субботник. Может быть, 33-го числа она все-таки доедет сюда. Будем проверять, что выйдет, вот это у нас будет основная проверка. У человека нет денег доехать сюда. И этот человек хотел стать Мадонной. Но у Мадонны в ее годы уже все было. А Синильгу бесплатно развозят на запорожце по деревням — это большое, я вам скажу, достижение, это не каждый может так делать, — сказал Рулон, утрируя серьезность своих слов. Нахмурив брови и вытянув губы, Рулон стал покачивать головой так, как будто это действительно было очень и очень важно, чем вызвал бурное веселье учеников. Когда гогот слегка утих, Мастер продолжил:

— И этот человек хотел стать Мадонной, — эмоционально выкрикивал Рулон, размахивая руками.

«И действительно, абсурд, — смеясь, подумала про себя Вонь подретузная, — когда я узнала, что Синильга работает в стриптиз баре, я даже ей позавидовала, она еще так все это разукрасила. Какая же я дура, постоянно ведусь на образы. А Гуру Рулон только одним предложением и утрированием показал всю глупость этой дуры. Да, Просветленного не проведешь, он знает все наперед, что представляет из себя машина, и может предсказать каждый следующий ее шаг, а мы все живем в каких-то своих иллюзиях».

— Но дело в том, что, чтобы кем-то стать, мы должны пожертвовать очень многим, — продолжал Мудрец, внимательно наблюдая из под своих темных очков за реакцией каждого ученика, — каждый человек должен пожертвовать куском своей памяти, где, например, записано, что он должен быть уборщицей. Потому что, если он не пожертвовал куском памяти, где записано, что он должен быть уборщицей со всеми вытекающими отсюда последствиями, то он не сможет стать Мадонной. Как может Мадонна быть одновременно уборщицей? Это невозможно! — бесновался Рулон, стукнув кулаком по креслу, чем заставил проснуться всех присутствующих и задуматься над сказанным.

Все свои лекции Гуру Рулон читал всегда очень эмоционально, с яркими образами, бурно жестикулируя, контрастно переходя то на крики, то на глумливый смех, то на более спокойную рассудительную речь. Причем, Мудрец говорил очень доступным и понятным даже дураку языком, никогда не используя каких-то заумных фраз, и поэтому всем всегда было весело воспринимать истину из уст Гуру Рулона.

Но у человека много таких представлений в голове, и одно его представление не совмещается с другим, например, быть уборщицей и быть Мадонной. Ну, как это может согласоваться? Синильга говорит: «Я хочу быть самостоятельной для осуществления мамкиной программы, а здесь, говорит, мне не дают самостоятельности». А тогда как ты станешь Мадонной, понимаете ли? Никак ты не станешь никем, потому что, что такое — самостоятельность человека? Это самостоятельность для осуществления программы, заданной матерью, на другое его самостоятельности просто не хватит, он не может другого ничего сделать. И человек думает: «Ну, как я буду Мадонной? Это значит — отказаться от куска памяти, куда мать свое говно закачала, сюрприз устроила».

«А, так вот почему я не смогла стать Великой танцовщицей, — пригрузилась Толстожопая, лопая вкусное мороженое, — потому что я никогда этого целостно не хотела, а больше думала, как найти своего единственного и неповторимого принца, и вот когда он приплыл в резиновой калоше с бутылкой водки под мышкой, на этом и закончилась вся моя карьера танцовщицы. И потом вместо сцены, вместо красивых костюмов, я каждый день вытирала блевотину и замазывала синяки на своем фэйсе после очередных ласк бомжа. И надо же, я все надеялась, что он исправится и поможет мне стать танцовщицей, а это оказывается, две несовместимые вещи. Но без Гуру Рулона я никогда бы этого не поняла, а так бы и сидела с этим ублюдком, мечтая о карьере танцовщицы. Но теперь-то я знаю, в чем дело, главное — вытрясти всю хуйню из своей тыквы. Не буду больше половой тряпкой для этих уродов, буду становиться Марианной», — почувствовав, как волна радости наполнила ее от правильных мыслей, Толстожопая вновь устремила свой взгляд на Рулона и стала дальше внимательно слушать истину, успевая при этом двумя лапами загребать огромные куски торта, пирожных и фруктов.

— И вот я прихожу в класс, а мне кричат: «Рулон, у нас к тебе сюрприз, тебе в портфель насрали». И Синильге мать так же насрала, устроила сюрприз. И куда человек с этим прошлым денется? Потому что он все время вспоминает, а что ему сказали, кем он должен быть, а он должен быть самостоятельным, у него должно быть все свое. У Ихласа — отара овец, у Синильги — должность уборщицы и персональный домашний боксер, пьяница-урод должен быть, обязательно. А как это все может совмещаться с тем, чтобы стать Мадонной? Ведь Мадонне приходилось лесбиянством заниматься. Продюсер оказалась женщина, ну, что делать? А мы же знаем, что этим миром правит секс и деньги. Денег нет, зато секс есть. А раз продюсер женщина, тогда можно лесбиянством с ней заняться, а что делать несчастной девушке Мадонне? Как в люди пробиться? — комично сказал Рулон, как бы спрашивая учеников, на что в ответ послышался радостный смех.

— Вот так, миром правят секс и деньги! И Марианна говорила, что счастье женщины в том, чтобы знать, с кем и как переспать, но Синильга этого не знает. У нее даже нет денег доехать досюда, когда можно было добраться даже на электричках, но ей мама привила другие представления, — стал Гуру Рулон очень эмоционально и быстро перечислять все гнилые нравоучения погани, утрируя жуткую отождествленность, — что просить — некрасиво, то нельзя, это нельзя, — здесь Мудрец сделал паузу, раскрыв рот и задрав голову, а затем с новой эмоциональной волной закричал, — дурой быть нужно обязательно! — стукнул он со всей силы по подлокотникам кресла, выпучил глаза и, сжав плотно губы, стал изображать нервный припадок дуры матери, старательно завнушивающей дочь.

— Ой, не могу, ха-ха-ха, — обоссывался от такого шоу Мудя, быстро заковыряв в носу. А Гну в это время непредусмотрительно стал пить молочный коктейль, и в тот момент, когда Рулон стал скоморошничать, не смог удержаться от распирающего смеха и оплевал рядом сидящих этим коктейлем. Веселье стояло неописуемое. Мастер тем временем продолжал:

— И поэтому она уже не может стать Мадонной, никем. Потому что, чтобы кем-то стать, человек должен всей мамкиной хуйней пожертвовать. А говно, которое мне насрали в портфель — вот это все человек называет своей самостоятельностью, своим выбором, который ему навязали. И поэтому, чтобы нам в жизни кем-то стать, мы должны выбросить портфель, куда нам насрали, потому что это все нам навязала мать, вот эту самостоятельность. Мать сказала: «Вот ты уже взрослый мальчик, а взрослые мальчики должны хорошо учиться, и вот в этом ты проявишь свою самостоятельность». Сначала мне все обозначили, потом я стал полностью самостоятельным, пока не выкинул к чертям весь этот портфель. Потому что по-настоящему быть самостоятельным — это быть самостоятельным от нашей программы зомби. А Синильга не может быть самостоятельной, потому что держится за материно говно, а значит, становится несостоятельной. У нас один такой самостоятельный на лестнице ночует. Он академик, он очень умный, он хорошо разбирается в математике, понимаете, только это ему не может помочь в жизни, — глумился Рулон над мышиной глупостью, потягивая апельсиновый сок из трубочки, опущенной в красивый фужер из богемного стекла.

— Но человек должен разбираться в самом себе, а не в математике. А я люблю про себя что-нибудь такое гадкое почитать, это мне помогает работать над собой. И вы читали уже в новом «Дураке», как мне плюнули в лицо, а я говорю: «спасибо!». Потому что мне напомнили, чтоб я боролся с негативными эмоциями, я как раз давеча хотел начать это делать, и я бы мог забыть, ну, раз уж вы мне напомнили, то я буду стоять обтекать этим всем, и благодать такая идет, хорошо, харчок течет, прекрасно, прекрасно, я вам скажу, потому что я избавлялся от себя, — радостно рассказывал Гуру Рулон, и всем было весело.

«Вот Гуру Рулон сейчас рассказывает про себя и всем смешно, — на некоторое время погрузился в свои размышления Нандзя, посмотрев на все происходящее веселье со стороны, — а мог бы я так же легко рассказать про себя какую-нибудь хуйню? Да, мне это было бы не очень легко, как же все-таки я еще отождествлен со своей ложной личностью. Но, главное, не забыть, что сейчас сказал Рулон, и сразу же начинать так делать, иначе опять вся истина уйдет коту под хвост».

— Что такое обида? Это же я, это говно во мне. И я избавлялся от себя, я должен был от себя избавиться, потому что я страшно сам себе надоел. Я со стороны за собой наблюдаю и думаю, ну, что это за человек, то он обижается, то он чего-то боится, то он чем-то недоволен, мне тошно от самого себя. Я говорю: «Ну, спасибо, что вы мне напомнили, что я должен от негативных эмоций избавиться, я должен освободиться от себя». Понимаете, в чем должна проявиться самостоятельность человека, в том, что он освободится от себя. Человек, чтобы что-то делать, должен с самим собой расстаться, себя должен принести в жертву Бохам, — сказал Гуру Рулон, сделав ударение на последнем слове, произнеся его с древнеславянским акцентом, выделяя букву «о» и коверкая букву «г», чем вызвал бурное веселье.

— Человек сам себя тормозит. Как-то Гурджиев дал задание рассказать историю из своей жизни. Ну, вроде бери, да рассказывай. Но я уточнил — расскажите самую гнусную про себя историю, чтобы долго не трепаться, просто коротенько расскажите как раз то, что вы не хотите никому рассказывать. Почему вы не можете это сделать? — сделав паузу, Мудрец окинул всех учеников вопросительным взглядом. От мысли, что нужно что-то отвечать на поставленный вопрос, у некоторых глаза сразу опустились вниз, кто-то резко перестал смеяться, судорожно начав думать, чтобы такое ответить, да поумнее, а Нарада с глупой улыбкой водил по сторонам ебальником и невпопад кивал головой. Поняв, что никакого толкового ответа не дождешься от балбесов, Гуру Рулон продолжал дальше выкрикивать истину, видя, что ученики радостно слушают только, когда про кого-то говорят, над кем-то смеются, не желая увидеть говно в себе.

— И Успенский понял, что, оказывается, есть такие вещи, которые он не собирается никому рассказывать. Почему? Потому что он боится осуждения людей. А я не боюсь. Видите, что я про себя сейчас вам нарассказал, вон сколько разных историй веселых. Ну, и пусть плохо подумают, зато я расстанусь с собой. То, что я боюсь, что обо мне плохо подумают, — это как раз то, что мне мешает, вот это-то и есть мое дерьмо, которое душит меня, и я должен от себя избавиться. И меня в школе жестко освобождали от самого себя, когда позорили перед всей школой, поэтому после этого мне ничего уже не было страшно, потому что меня день позорят, два позорят, три позорят, а потом я уже стал освобождаться от самого себя. А некоторые еще боятся спросить время, потому что их не освободили в школе от самих себя, — покосился Гуру Рулон в сторону Нарады, который поняв, что имеют в виду его, чуть не подавился засунутым в рот персиком.