VI. Общее рассуждение об укладе немецких государств в Европе

Если устройство общества — это величайшее творение человеческого духа, человеческого трудолюбия, если устройство общества, основанного на всей совокупности условий, времени, места, конкретных обстоятельств, может быть лишь результатом длительного и многообразного жизненного опыта, постоянной бдительности, можно предполагать, что всякое жизненное устроение, какое сложилось у немцев на Черном море или в северных лесах, имело совершенно иные последствия, когда переходило к народам с уже установившимся укладом или с извращенной роскошеством и суеверием культурой. Одержать верх над этими народами было проще, чем управлять ими — или же самими собою в их окружении. Вот почему немецкие государства, которые основывались в разных местах, вскоре или погибали, или же внутренне распадались настолько, что вся позднейшая их история только накладывала заплаты на ложное с самого начала устройство целого.

1. Все завоевания немецких народов составляли общинную собственность. Вся нация была как один человек; все захваченное, согласно варварскому праву войны, принадлежало народу и должно было быть распределено так, чтобы все равно оставаться общей собственностью. Как

540

Достичь этого? Кочевые народы в степях, охотники в лесах, войско во время набега могут делить добытое между собою и притом оставаться единым целым; но если народ захватывает чужие земли и расселяется на широких пространствах, то этого добиться бывает уже труднее. Каждый воин становился ведь владельцем завоеванной земли, своего удела; за ним оставались обязанность ходить на войну и прочие обязанности по отношению к государству; но проходит немного времени, и дух общности слабеет в нем; он уже не является на собрания народа и даже пытается избежать призыва на войну» теперь обременительного для него, и вместо этого принимает на себя иные обязательства. Так было, например, у франков; свободная община не прибывала уже на мартовские поля, и получалось так, что все решения были предоставлены на усмотрение короля и его слуг, и даже созывать войско стало теперь делом мучительно трудным. Итак, свободные со временем глубоко пали, потому что служить в армии они поручали, за доброе вознаграждение, всегда готовым идти на войну рыцарям, тогда как самая основа, самый ствол нации терялся, предаваясь бессильной лени, как река, которая разливается и делится на множество протоков. Если теперь, в эпоху всеобщего расслабления, государству, построенному на таком фундаменте, нанести мощный удар,— удивительно ли, что оно рухнет? Удивительно ли, что, если следовать по такому пути, не потребуется и внешний враг, чтобы лучшие права и владения свободных оказались в чужих руках — в руках людей, которые их представляют и замещают? Все в целом было устроено для ведения войн, для такой жизни, когда все должно было оставаться в движении,— но не для жизни рассеянной и не для трудолюбивого покоя.

2. Когда король завоевывал страну, то вместе с ним сюда приходила знать, и этим его сподвижникам и вассалам, его слугам и подданным раздавались земельные наделы из числа причитающихся королю. Сначала они раздавались пожизненно, а со временем такие имения, розданные для того, чтобы кормиться на них, стали передаваться по наследству; государь раздавал земли, пока у самого него не оставалось ничего и пока сам он не впадал в бедность. Если государство было устроено так, то обычно вассалы высасывали все соки из своего сюзерена, рабы — из своего господина, так что, коль скоро государство не переставало существовать вообще, то у самого короля не оставалось никаких привилегий и доходов и в конце концов он оказывался самым худым и бедным человеком во всем королевстве. Но если следовать обычному ходу вещей, то, как мы видели, знать в периоды длительных войн не могла не подрывать самую основу нации, свободную общину, если только сами свободные не становились знатью; отсюда видно, насколько могло возвыситься в такие времена достославное ремесло рыцаря, в ту пору совершенно необходимое. Воинственные орды завоевывали целые царства; кто дольше других упражнялся в военном искусстве, тот получал, получал и получал, пока совершенно ничего уже нельзя было получить с помощью меча. Наконец, и у сюзерена не оставалось ничего, потому что он уже все роздал, а у свободной общины не было ничего, потому что свободные или совершенно

541