Если моим читателям угодно идти и дальше тем же путем, сделаем еще несколько шагов вперед.

1. Всякий наблюдатель, наверное, обратил уже внимание на то, что при бесчисленном разнообразии типов органического строения людей известные формы и пропорции не только повторяются, но и группируются между собой и встречаются только вместе. Для художников это — дело давно решенное; статуи древних покажут нам, что пропорцию, или симметрию, как называли они это явление, они видели не просто в размерах членов тела, но и в их гармоническом сложении, соответствующем душе це\ого. Характеры их богов, богинь, юношей, героев были совершенно определенны по своей позе и выражению, так что отчасти они известны нам уже и по отдельным частям статуи, и невозможно придать фигуре руку, грудь, плечо, принадлежащие другому типу. В каждой фигуре живет гений конкретного индивида, и он проникает все тело своим дыханием, словно тело — только оболочка для духа, дух целого выявляется в каждой даже самой незначительной детали позы и движения. Среди новых художников По-ликлет нашего отечества Альбрехт Дюрер тщательно исследовал меру, определяющую самые различные пропорции человеческого тела^30*, — каждому сразу же становится понятным, что строение всех частей целого меняется вместе с изменениями пропорций. А что было бы, если бы мы соединили дюреровскую точность с присущей древним глубиной проникновения в душу и стали бы изучать, как выражаются в согласном строении целого различные типы и характеры людей? Как мне кажется, физиогномика вступила бы тогда на свой старый, естественный, давно проторенный путь, на который указывает ее наименование, и была бы уже не этог-

29* См. Зёммеринг. О физических различиях негра и европейца. Майнц, 1784²⁸. 30* Альбрехт Дюрер. Четыре книги о пропорциях человеческого тела. Нюрнберг, 1528²⁹.

187

номикой и не техногномикой³⁰, а истолковательницей живой природы конкретного человека, как бы изъяснительницей зримо являющегося гения. В этих рамках она всегда оставалась бы верна аналогии целого, того, что наиболее красноречиво выражено в человеческом лице, а сестрой ее была бы тогда патогномика, помощницей и подругой — физиология, а также семиотика³¹; ведь вся человеческая фигура — это только оболочка, скрывающая внутренний механизм, это во всем согласованное целое, где каждая буква принадлежит слову, но где смысл только у целого слова. Вот как практикуем мы физиогномику в самой обыденной жизни: опытный глаз врача видит, каким болезням подвержен человек по своему строению, по всей своей фигуре, — и даже физиогномический взгляд детей способен во внешнем облике человека, то есть в той фигуре, в которой открывается гений его души, разглядеть породу (physis) этого человека.

Далее. Нельзя ли учесть все эти формы, все эти гармонии соответствующих частей, приведя их, как особого рода буквы, в порядок алфавита? Конечно, полноты здесь никогда не будет, потому что это и не алфавит какого-либо языка, однако тщательное изучение таких живых ордеров откроет широкий простор для характеристики человеческой природы в основных ее типах. Если при этом не ограничивать себя Европой и тем более не принимать за образец здоровья и красоты привычный нам идеал, а изучать живую природу во всех гармониях созвучных частей, какие только встречаются на поверхности Земли, во всем их многообразии, то наградой за такой труд несомненно будут многочисленные открытия гармонии и мелодии живых сил в строении человека. И, быть может, изучение естественного созвучия форм в человеческом теле поведет нас дальше, чем учение о темпераментах и комплекциях человека, над которым трудятся долго и почти без успеха. И самые внимательные наблюдатели достигали тут лишь малых результатов, потому что для обозначения всего известного многообразия черт им недоставало определенного алфавита^31*.

Живой физиологии следовало бы идти впереди и нести светоч знания, а такой наглядной истории формосложения и видоизменения человеческого рода — идти за нею; тогда шаг за шагом прояснилась бы для нас мудрость природы, которая слагает и изменяет формы, согласно единому закону блага, закону, что тысячью различных способов возмещает всякий недостаток и порок. Почему, например, мать-природа выделила различные виды живых существ? Только потому, что так лучше может сохраняться и совершенствоваться самый тип их строения. Мы не знаем, как было раньше, какие из ныне существующих видов животных совокуплялись между собой прежде, в более раннюю эпоху Земли, но теперь мы видим границы между видами, генетические границы, строго проведены. Дикий зверь не смешивается с чуждым ему видом, а если безошибочный инстинкт животного извращается насильственно, под влиянием человеческого искусства или под влиянием того роскошного безделия, к ко-

31* Очень упрощенно это учение изложено в «Собрании разных сочинений» Метцгера. Заслуги принадлежат также Платнеру³² и др.

188

Торому привыкают даже раскормленные домашние животные, то все же непреложные законы природы не превозмочь и роскошеству. Или смещение пород остается бесплодным, или же способность к деторождению сохраняется у помеси только в нескольких поколениях. Но даже если рассматривать такие помеси, то у них отклонения происходят только в самых внешних чертах строения, как наблюдали мы и при вырождении человеческого рода; а если бы изуродовался сам внутренний, существенный тип органического строения, то ни одно существо не было бы жизнеспособным. Откуда явствует, что ни кентавр, ни сатир, ни Сцилла, ни Медуза не могут быть порождены по внутренним законам творящей природы и существенного генетического типа каждого вида.

3. Наконец, самым тонким средством соединить многообразие и постоянство форм во всех разновидностях типа было для природы создание двух различных полов и их совокупление. Как удивительно тонко с каким духовным смыслом смешиваются черты родителей в лицах и телах детей! Как будто души родителей были влиты в детей в различных отношениях и пропорциях и как будто распределились между ними бесчисленные природные силы органического строения. Что по наследству переходят болезни и черты лица, даже склонности и предрасположенности разного рода, — это всем прекрасно известно,— иногда в потоке поколений вдруг чудесным образом всплывают лица давно умерших предков. Столь же очевидно, хотя и почти необъяснимо влияние душевного и физического состояния матери на плод, который вынашивает она в своем чреве,— печальные следы такого влияния сопровождают иной раз человека всю жизнь.

Итак, два жизненных потока свела воедино природа, чтобы наделить рождающееся живое существо нераздельной природной силой, чтобы эта сила пребывала теперь, соединив в себе черты обоих родителей. Не один опустившийся род поднялся благодаря здоровой и бодрой природе матери, не один лишенный сил юноша проснулся живым сыном природы в объятьях жены. И в одухотворенности человеческого строения Эрот — сильнейший из богов, Любовь облагораживает роды и павшие поднимает, светоч божества зажигает своими искрами свет человеческой жизни, и он горит повсюду — здесь слабее, там ярче. Но ничто так не противно пластическому Гению человеческих натур, как холодная ненависть и гадкая условность, которая хуже всякой ненависти. Она заставляет жить вместе людей, между которыми нет ничего общего, она увековечивает существа жалкие, несогласные с самими собою. Ни одно животное не падало так низко, как человек, способный на подобное извращение своей природы.

189