ПОВЕСТЬ О ТОМ, КАК ПОССОРИЛСЯ ИВАН ИВАНОВИЧ С ИВАНОМ НИКИФОРОВИЧЕМ 3 страница

7. М. Храпченко. Н. В. Гоголь. ГИХЛ, М., 1936; о повестях "Миргорода" — глава IV.

СТАРОСВЕТСКИЕ ПОМЕЩИКИ

I

Повесть "Старосветские помещики" появилась впервые в "Миргороде", 1835 г., часть первая, стр. 1—55. Вторично повесть была напечатана при жизни Гоголя в издании: "Сочинения", 1842 г., том второй. В 1855 г., уже после смерти Гоголя, вышли первые четыре тома нового издания его сочинений под редакцией Н. П. Трушковского. Издание это было задумано Гоголем еще в 1850 г., но тогда не осуществилось, хотя некоторые листы первых четырех томов, по свидетельству Трушковского, прошли через авторскую корректуру. Из второго тома, содержащего "Миргород", при жизни Гоголя было отпечатано девять листов — в том числе, значит, и весь текст "Старосветских помещиков". Повесть эта не подвергалась значительным переделкам, но некоторые стилистические и грамматические изменения есть и в издании 1842 г. и в издании 1855 г.

Рукописный текст повести (автограф) находится в тетради, хранящейся в рукописном отделении Ленинградской гос. публичной библиотеки. Текст повести (не совсем полный) занимает здесь листы 12—15а от начала, кончая словами "слезы лились как река", и от слов "Это блюдо", кончая словами "в самое сердце". Текст этого автографа очень близок к печатному, отличаясь от него только мелкими вариантами. По всем признакам, с этого автографа была сделана копия, которая и была сдана, в набор после сделанных на ней автором исправлений. При сличении рукописного текста повести с текстом "Миргорода" обнаруживаются, кроме авторских исправления, некоторые произвольные изменения языка и явные ошибки переписчика или наборщика, не замеченные автором. Что касается текста повести в издании 1842 г., тo известно, что его редактор, Н. Я. Пpoкопович, пользуясь разрешением Гоголя, "исправлял" некоторые выражения, автора, следуя грамматическим и стилистическим правилам.

Итак, мы имеем четыре текста "Старосветских помещиков". Они отличаются друг от друга исключительно стилистическими и грамматическими, вариантами. В издании 1842 г. эти варианты принадлежат не Гоголю, а Н. Я. Прокоповичу, и потому не принимаются во внимание при установке основного текста в настоящем издании; но тем самым должны остаться, в стороне и варианты издания 1855 г., представляющие сoбой дополнение к тексту 1842 г. Остаются, таким образом, автограф и текст "Миргорода". Печатая повесть по "Миргороду" 1835 г., мы исправляем несомненные погрешности переписки и набора по автографу.

Приводим главные случаи, в которых мы следуем автографу:

…хороши своею пестротою…

Берем "пестротою", считая "простотою" ошибкой переписчика. Тихонравов оставил "простотою", но в комментарии написал: "В печатных текстах вместо слова "пестротою" поставлено "простотою"; в этой замене мы подозреваем ошибку писца: из контекста места видно, что автор противополагает новому гладенькому строению — "пестроту" обветшавшего домика, стены которого промыты дождем, крыша местами покрыта зеленою плесенью, крыльцо, лишенное штукатурки, выказывает красные кирпичи"". (Сочинения Н. В. Гоголя, 10 изд., т. I, стр. 565.)

Стены комнат убраны были несколькими картинами и картинками в старинных узеньких рамах.

Берем "комнат", считая "комнаты" ошибкой переписчика.

За час до обеда Афанасий Иванович закушивал снова, выпивал старинную серебряную чарку водки, заедал грибками, разными сушеными рыбками и прочим.

Берем "закушивал", считая "закусывал" чужой поправкой; ниже во всех изданиях сохранилось "закушивал".

Остальные случаи см. в вариантах.

II

Повесть "Старосветские помещики" была задумана и начата Гоголем не раньше конца 1832 г. — после того, как он провел лето (с 20 июля до октября) на родине, в Васильевке. Н. С. Тихонравов поддерживает эту датировку указанием на то, что история исчезновения кошечки и последовавшей затем смерти Пульхерии Ивановны является отражением рассказа, слышанного Гоголем от М. С. Щепкина, с которым он познакомился в Москве у С. Т. Аксакова проездом в Васильевку или на обратном пути. Об этом сообщает А. Н. Афанасьев в статье "М. С. Щепкин и его записки": "Случай, рассказанный в "Старосветских помещиках" о том, как Пульхерия Ивановна появление одичалой кошки поняла за предвестие своей близкой кончины, взят из действительности. Подобное происшествие было с бабкою М. С—ча. Щепкин как-то рассказал о нем Гоголю, и тот мастерски воспользовался им в своей повести. М. С—ч прочитал повесть и при встрече с автором сказал ему шутя: "а кошка-то моя!"— "Зато коты мои!" — отвечал Гоголь, и в самом деле, коты принадлежали его вымыслу" ("Библиотека для чтения", 1864, 2, стр. 8). Работа над повестью шла, по-видимому, в конце 1833 г. или в начале 1834 г. Посылая матери вышедший из печати сборник "Миргород", Гоголь писал ей (12 апреля 1835 г.): "Посылаю вам, в завершение, мои повести, довольно давние, которые, впрочем, недавно вышли из печати".

Прототипами Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны одни считают деда и бабушку Гоголя (Афанасия Демьяновича и Татьяну Семеновну), другие — знакомых старичков Зарудных (см. Шенрок, "Материалы", т. II, стр. 141 и В. Чаговец, "Семейная хроника Гоголей"). ["Памяти Гоголя", Сб. Об-ва Нестора-летописца, Киев, 1902. Отд. III, стр. 5–6.] Несомненно, что, рисуя своих героев, Гоголь пользовался разнообразными фактами и наблюдениями, соединяя их вместе. С. В. Капнист-Скалон (близкая знакомая Гоголя) рассказывает в своих воспоминаниях о старичках Бровковых, у которых они останавливались в Миргороде по дороге в имение дяди, П. В. Капниста: "Старик и старушка встречали нас всегда с большим радушием и не знали, чем и как нас угощать. Чуть ли не их описал Н. В. Гоголь в своей повести "Старосветские помещики". Подъезжая к маленькому домику их, мы видели всегда старика с трубочкой в руках, высокого роста, с правильными чертами лица, выражавшими и ум и доброту, сидевшего на простом деревянном крылечке с небольшими столбиками; он приветливо встречал нас, вводил в маленькую, низенькую и мрачную гостиную с каким-то постоянным особенным запахом и с широкой деревянной дверью, издававшей при всяком входе и выходе ужасный скрип. Тут нас радостно встречала, переваливаясь с ноги на ногу, добрая старушка, его жена… При наших посещениях она больше всего хлопотала о том, чтобы изготовить нам чудный малороссийский стол и накормить людей и лошадей наших… Старушка… делала <много> добра в жизни своей, и неудивительно, что когда она скончалась, то никто в городке том не запомнит таких трогательных похорон. Дом и двор их до того были наполнены плачущими и облагодетельствованными ею людьми, что стороннему человеку трудно было добраться до ее гро6a. О сю пору память о ней сохраняется в Миргороде". ["Воспоминания и рассказы деятелей тайных обществ 1820-х годов" т. I, Изд-во политкаторжан, М., 1931, стр. 318–319.]

Повесть "Старосветские помещики" написана в тонах идиллии, но трогательное чередуется в ней с комическим, а комическое переходит в грустное. Пушкин дал очень точную характеристику этой повести: "шутливая трогательная идиллия, которая заставляет вас смеяться сквозь слезы грусти и умиления" ("Современник", 1836, 1). В гоголевской литературе уже указывалось на то, что Гоголь в этой повести зависит от карамзинской традиции. В 1832 г. Гоголь писал из деревни престарелому другу Карамзина, И. И. Дмитриеву: "Теперь я живу в деревне, совершенно такой, какая описана незабвенным Карамзиным. Мне кажется, что он копировал малороссийскую деревню, так краски его ярки и сходны с здешней природой".

Эта цитата, взятая сама по себе, может навести на мысль, что в "Старосветских помещиках" Гоголь не только связан с традицией карамзинского стиля, но и проникнут тем же патриархально-идиллическим духом. Между тем, вслед за приведенными словами (адресованными, чего не нужно забывать, другу Карамзина) идут размышления и соображения совсем иного, не карамзинского характера: "Чего бы, казалось, недоставало этому краю! Полное, роскошное лето! Хлеба, фруктов, всего растительного гибель! А народ беден, имения разорены и недоимки неоплатные. Всему виною недостаток сообщения: он усыпил и обленивел жителей. Помещики видят теперь, что с одним хлебом и винокурением нельзя значительно возвысить свои доходы. Начинают понимать, что пора приниматься за мануфактуры и фабрики; но капиталов нет, счастливая мысль дремлет, наконец умирает, а они рыскают с горя за зайцами". Эти темы и соображения не высказаны в повести прямо, но составляют ее несомненную основу. Начальные слова ("Я очень люблю"), как и всю повесть, нельзя понимать прямо, вне юмора и даже иронии, окрашивающих повествовательный тон Гоголя. Рассказ о том, как войт и приказчик обкрадывают "старосветских помещиков", не имеет ничего общего с идиллией и вполне соответствует тому, о чем говорится в письме ("Хлеба, фруктов, всего растительного гибель!" и т. д.). Наконец, финал повести переводит ее уже прямо из жанра будто бы идиллии в жанр реалистического очерка, рисующего судьбу разоряющихся помещиков этого "необыкновенно уединенного" края. Итак, видеть в "Старосветских помещиках" прямую идиллию было бы неверно, как неверно было бы и умозаключать от такого понимания повести к преобладанию элементов патриархального мышления у Гоголя этой поры.

"Старосветских помещиков" можно назвать идиллией только с оговорками, как это и сделал Пушкин. Гоголь и в самом деле строит всю повесть на своеобразном, противоречивом сочетании идиллического стиля с комическими сюжетными положениями и деталями и с реалистическими подробностями быта и обстановки в "фламандском" вкусе. На фоне такого рода подробностей "идиллические" элементы "Старосветских помещиков" звучат скорее как преодоление сентиментально-идиллического стиля, чем как действительное следование ему. Интересно, что традиционный "буколический" тезис идиллии использован Гоголем для истории кошечки, соблазненной дикими котами: "набралась романических правил, что бедность при любви лучше палат". Ироническое отношение к сентиментально-идиллическим традициям здесь очевидно.

В эволюции Гоголя от идиллических "Вечеров" к критическому реализму комедий и петербургских повестей "Старосветские помещики" имеют огромное значение как преодоление реакционных традиций сентиментальной идеализации действительности, господствовавших в русской прозе 20-x годов.

ТАРАС БУЛЬБА

I

В основном тексте публикуется вторая редакция "Тараса Бульбы" по автографу КАБ2 с дополнениями и исправлениями по авторизованной копии ЛБ4 и в отдельных случаях — по другим рукописным и печатным источникам (подробности см. ниже).

Первая редакция повести печатается (в разделе "других редакций") по "Миргороду" изд. 1835 г. с дополнениями и исправлениями по автографу ПБЛ6.

II

Повесть Гоголя "Тарас Бульба" при жизни Гоголя была напечатана дважды: сначала в отдельном издании "Миргорода" 1835 г., затем в т. II "Сочинений Николая Гоголя", где повесть была значительно переделана и расширена более чем вдвое. Кроме того, для задуманного второго издания своих "Сочинений" Гоголь в 1851 г. просматривал корректуры первых листов "Тараса Бульбы" (главы I–IX) и внес в текст повести ряд поправок. Вторая редакция повести, печатаемая в основном тексте, сохранилась в ряде рукописей: 1) первоначальные черновые наброски перерабатываемых глав (ЛБ3); 2) ряд рукописей (КАБ2), содержащих в некоторых частях по два последовательных слоя работы над второй редакцией повести; рукописи эти, однако, не дают полного текста повести, так как отдельные места, вероятно, правились Гоголем непосредственно по экземпляру "Миргорода"; 3) авторизованная писарская копия повести (ЛБ3), переписанная писцом (не вполне исправно) с автографа КАБ2 и в нескольких случаях еще раз исправленная Гоголем.

В соответствии с общими принципами издания, текст второй редакции мы публикуем по киевской рукописи КАБ2 с дополнением по московской копии (ЛБ4) отрывков, отсутствующих в ней, и с учетом гоголевской правки в этой копии. Отдельные случаи, в которых мы дополняем текст киевской рукописи, либо отходим от него, перечисляются ниже. В отделе "других редакций" публикуется редакция 1835 г., а также текст промежуточной редакции глав V, VIII и IX (из КАБ2 с вариантами по ЛБ3); текст главы VI дан, кроме того, в первоначальном наброске (ЛБ3), существенно отличающемся от окончательной редакции КАБ2 промежуточная редакция этой главы неизвестна.

Попытку реализации замысла "Тараса Бульбы" следует относить, по-видимому, к концу 1833 г., когда Гоголь усиленно стремился "туда, туда! в Киев, в древний, в прекрасный Киев" (письмо к М. А. Максимовичу от декабря 1833_г.), мечтая о кафедре истории в открываемом тогда Киевском университете и замышляя широкие планы исторических трудов, в частности трудов по истории Украины.

"Истории Малороссии", всей "от начала до конца", "или в шести малых, иль в четырех больших томах" (письмо к М. А. Максимовичу от 12 февраля 1834 г.) Гоголь так и не написал. Осколками грандиозного замысла истории Украины явились две статьи: "Взгляд на составление Малороссии" и "О малороссийских песнях" ("Журнал Министерства народного просвещения", 1834, № 4, апрель, отд. II, стр. 1—15, 16–26) и повесть "Тарас Бульба", отдельные страницы которой, как и самый замысел, близко связаны с обеими статьями. Гоголь датировал первую статью 1832 годом и упоминал об этих статьях, как о написанных давно; см. письма к М. П. Погодину от 19 марта 1834 г. и к М. А. Максимовичу от 28 мая 1834 г. Несмотря на это, исследователи, начиная с Н. С. Тихонравова, совершенно справедливо относят обе статьи к концу 1833 г., связывая их с отмеченным уже увлечением Гоголя; историею Украины.

Хронологическая связь первой из отмеченных статей с повестью Гоголя подчеркивается также местом первой редакции "Тараса Бульбы" в записной тетради Гоголя (ПБЛ6): ей предшествуют отрывки "Взгляда на составление Малороссии", отрывок исторической повести "Мне нужно видеть полковника…" и "Старосветские помещики", а следом за нею идет "Вий". Этим определяется приблизительная дата первой редакции "Тараса Бульбы"; более точно начало работы над ней можно датировать мартом—апрелем 1834 г., если учесть, что среди источников "Тараса Бульбы" несомненно была "Запорожская Старина" И. И. Срезневского и что первые два выпуска "Запорожской Старины" Гоголь получил лишь в конце февраля—начале марта 1834 г. (12 февраля 1834 г. он жалуется М. А. Максимовичу: "Запорожской Старины я до сих пор нигде не могу достать"; а 6 марта уже благодарит самого И. И. Срезневского: "Вы уже сделали мне важную услугу изданием ЗапорожскойСтарины").

Черновая рукопись повести, сохранившаяся в тетради ПБЛ6, была во второй половине того же 1834 г. переписана для издания в "Миргороде", причем подверглась систематической правке. Сохранив в неприкосновенности всё развитие сюжета, отдельные характеристики, описания и мотивировки, Гоголь разделил текст на главы (в черновой рукописи это разделение лишь кое-где намечено), пытался преодолеть некоторый схематизм черновой рукописи, дополнить и расцветить сюжетную ткань повести новым материалом, в отдельных случаях даже новыми эпизодами.

Особо следует отметить три отрывка, переработка которых вызвана, вероятно, цензурными условиями. Так, в чернозем рукописи после слов Бульбы о науке и просвещении следует фраза: "Бульба присовокупил еще одно слово, которого однако же цензора не пропускают в печать и хорошо делают". В "Миргороде" последняя фраза была изменена следующим образом: "Бульба присовокупил еще одно слово, которое в печати несколько выразительно и потому его можно пропустить". По цензурным, очевидно, соображениям была изменена в "Миргороде" и речь кошевого. В черновой рукописи кошевой, жалуясь на то, что не только наружность церкви в Сечи, но даже внутренние образа "вот сколько лет уже" стоят "без всякого убранства", прибавляет: "Николай-угодник божий, сердега, в таком платье, в каком нарисовал его маляр и до сих пор даже и серебряной рясы нет на нем. Варвара великомученица только то и получила, что уже в духовной отказали иные козаки". В "Миргороде" имена святых были исключены, и речь оказалась таким образом обезличенною: "Хотя бы серебряную рясу кто догадался им выковать. Они только то и получали, что отказали в духовной иные козаки". Очевидно, по цензурным соображениям исключен в "Миргороде" и лирический отрывок о запорожском танце, "который по своим могучим изобретателям носит название козачка". В черновой рукописи после этого следует: "Только в одной музыке есть воля человеку. Он в оковах везде. Он сам себе кует еще тягостнейшие оковы, нежели налагает на него общество и власть, везде, где только коснулся жизни. Он раб, но он волен, только потерявшись в бешеном танце, где душа его не боится тела и возносится вольными прыжками, готовая завеселиться на вечность". Освобождая текст Гоголя от цензурных искажений, мы указанные три варианта черновой рукописи вводим в текст первой редакции "Тараса Бульбы."

При подготовке черновой рукописи к печати Гоголем были внесены и некоторые хронологические исправления: в рукописи действие повести отнесено к XV веку ("время это касалось XV века", "грубый XV век") В "Миргороде", в части случаев, XV было исправлено на XVI; в некоторых же местах, — вероятно, по рассеянности Гоголя, — по-прежнему остался XV в. Отсюда тот хронологический разнобой, который приводил в смущение исследователей-историков, писавших о "Тарасе Бульбе".

Большая небрежность черновой рукописи "Тараса Бульбы", крайне неразборчивый в отдельных местах почерк, пропуски отдельных слов (напр., "Они скоро пришли к строению, имевшему <вид> сидевшей цапли"), частое смазыванье окончаний слов в конце строк и слитное написание, от рассеянности, нескольких слов (типа "потукул" = "потонул частокол", "околе и" = "около телеги") наконец, совершенно необработанный и даже незаконченный вид отдельных фраз и сцен (так, не окончена и обрывается на полуслове сцена свидания Андрия с полячкою в осажденном городе), — всё это привело к тому, что и в текст "Миргорода" вкралось несколько погрешностей. В настоящем издании они исправлены. Наиболее существенна поправка в сцене посещения Бульбой и Янкелем пленного Остапа. В "Миргороде" читаем: "…Тарас увидел, порядочное количество в полном вооружении". В ПБЛ6, вместо "порядочное количество" было написано слово "воинов", зачеркнутое и замененное сверху неразборчивым словом (не прочтенным ни переписчиком, ни последующими редакторами): "гайдуков". Это слово и введено нами в текст. На основании черновой рукописи мы исправляем в тексте первой редакции "Тараса Бульбы": "красные платки летели по темному небу" (вместо "летали"), "славных защитников" (вместо "главных"); затем систематически восстанавливаем (в первой редакции) по ПБЛ6 написание "Сеча" (в "Миргороде" то "Сеча", то "Сечь").

Переработкой текста черновой рукописи для "Миргорода" не закончилась творческая работа Гоголя над "Тарасом Бульбою". В собрании сочинений Гоголя 1842 г. появилась новая переработка "Тараса Бульбы" (т. II, стр. 55—304), при которой объем повести увеличился вдвое, появились совершенно новые эпизоды, положения, существенно изменился наконец общий ее идейный замысел. Перерабатывал повесть Гоголь не единовременно и не подряд; отдельные главы подвергались лишь незначительным редакционным изменениям, другие были написаны совершенно заново. Так, в главу I Гоголь вставил обширную историческую характеристику возникновения казачества и запорожского войска; в общем же эта глава сохранила свой первоначальный вид, как и глава II. Зато глава III дала материал для двух новых глав — III и IV; распространение пошло за счет обширных вставок о составе Сечи, о ссорах куреней, о законах и обычаях Сечи. Совершенно по-новому рассказывается о развенчании старого кошевого и о выборах нового, о подготовке к морскому походу. Глава IV первой редакции послужила основою также для двух новых глав (V и VI), написанных почти совершенно заново. Мало изменив рассказ о казацком нашествии на Польшу, Гоголь зато детально остановился на психологической стороне измены Андрия, тщательно характеризовал его душевные переживания и впечатления (новыми являются здесь описания католического монастыря и дома воеводы, для которых материалом послужили, очевидно, итальянские впечатления Гоголя) и особенно подробно разработал сцену встречи Андрия с полячкою. Главе V редакции "Миргорода" соответствует новая глава VII, которая также написана заново: вместо сжатого рассказа о битве под Дубной Гоголь развертывает эпическое повествование, эмоционально насыщенное, с апофеозом казачества, его мощи и удальства. В новых главах VIII и IX, переработанных из материала глав V и VI редакции "Миргорода", Гоголь меняет характеристику Андрия в бою с запорожцами: вместо подчеркнутой трусости даны черты любовного самозабвения в самой битве. Наново написана сцена последнего боя запорожцев с поляками под Дубном с эпическими характеристиками отдельных героев-казаков (особенно обширна характеристика Мосия Шила) и с речами Тараса Бульбы. Последние три главы (VII–IX) редакции "Миргорода" подверглись лишь незначительным изменениям и составили главы Х—XII переработанной редакции.

Таким образом, наибольшее внимание Гоголя привлекли главы о походе запорожцев на Польшу, об осаде Дубна и об измене Андрия. К переработке этих глав он возвращался неоднократно. Среди бумаг Гоголя сохранилось, по крайней мере, три промежуточных (между "Миргородом" и изданием 1842 года) рукописных редакции этих глав (V–IX). Так, в Публичной библиотеке СССР им. В. И. Ленина в Москве среди гоголевских бумаг, поступивших от А. А. Иванова, сохранилось четыре больших рукописных отрывка с рядом позднейших приписок, представляющих первую попытку новой переработки "Тараса Бульбы" (шифр библиотеки № 2205, шифр нашего издания — ЛБ3). Отрывок первый дает первоначальный текст глав V и VI новой редакции (кончая словами "Как же вы", сказал <Андрий> "претерпевая такую лютую смерть, всё еще думаете защищаться?"; отрывок второй, не являясь непосредственным продолжением первого, приблизительно соответствует (от слов "Он услышал шопот"), приближаясь более к тексту первой редакции и не содержа еще лирического диалога Андрия с полячкою, который Гоголь начал набрасывать на этом же листе, очевидно, тотчас же по окончании первоначального наброска. Третий отрывок содержит весь текст новой главы VII, уже довольно близкий к окончательному и отличающийся от него лишь стилистическими деталями. Наконец, четвертый отрывок содержит почти всю главу VIII; в основном тексте отрывка отсутствует только лирическая концовка главы ("Не о корысти и военном прибытке теперь думали они…"), однако концовка эта появляется в одной из приписок, сделанных, судя по почерку, тотчас же вслед за основным текстом; пять других обширных вставок также приближают окончательный текст четвертого отрывка к тексту главы VIII в редакции 1842 г. Кроме указанных четырех значительных отрывков, ЛБ3 содержит также шесть отдельных листков, написанных в разное время и являющихся начальной стадией переработки повести, в частности — отрывками глав V, VI и VIII. Текст отрывков и приписок опубликован (весьма, впрочем, неточно) Н. С. Тихонравовым (Соч., 10 изд., т. I, стр. 577–624; описание ЛБ3 см. в т. VII).

Некоторое время спустя текст всех этих набросков был перебелен самим Гоголем в пяти тетрадях голубой бумаги. В процессе переписки текст получил новые изменения; в частности, Гоголем было написано (уже по окончании переписки) новое окончание главы VI, причем листок с первоначальным текстом переписанного окончания был из тетради вырезан и впоследствии занял место среди указанных выше листков (в ЛБ3). Впоследствии же Гоголь занялся новой переработкой текста перебеленных глав, делая обширные вставки, изменения и исключения, подчас перерабатывая текст до полной неузнаваемости. В отдельных местах рукописи этой коренной переработке предшествовала еще предварительная правка карандашом, в большинстве случаев совпадающая с позднейшей переработкой, но иногда дающая промежуточные варианты. Таким образом, одна рукопись дает одновременно два, а подчас и три разновременных текстовых слоя, определяющих различные этапы авторской работы.

На существенное значение этих переработок и, в частности, первоначального белового текста, указывал еще Н. С. Тихонравов, сделавший попытку вскрыть этот текстовой слой, освободив его от последующих исправлений (см. "Тарас Бульба" Н. В. Гоголя. Главы неизданной редакции — "Русская Старина" 1887, № 3, стр. 711–731; № 4, стр. 95—128; также Соч., 10 изд., т. I, стр. 454–498). Исследователю однако не удалось совершенно разделить два последовательных текстовых слоя рукописи (отличающихся цветом чернил и характером почерка). Кроме того, Тихонранов не отметил непосредственной генетической связи первого белового текста с первоначальными набросками из ЛБ3.

Одновременно с окончательной отделкой указанных глав Гоголь переписал начисто (на белой бумаге) те места из глав I, III и IV, которые подверглись наибольшей переработке: глава I до слов "…и пришел усталый от своих забот", глава III от слов "Сечь состояла из шестидесяти слишком куреней" до конца, и глава IV с начала до слов: "Позвольте, Панове запорожцы, речь держать!" — "Держи!", и затем от слов "…все с совета всех старшин" до конца. Тогда же, по-видимому, была начисто переписана глава IX. Вся переработка велась Гоголем с учетом текста "Миргорода", т. е. в рукопись не вносились те части текста, напечатанного в "Миргороде", которые в процессе работы не были сколько-нибудь существенно изменены. Такое положение мы имеем с текстом глав I–IV. То же мы видим, например, в тексте главы X, где после слов "и тихо понурив голову, говорил он: "Сын мой! Остап мой!" в рукописи сделан небольшое пропуск, после чего текст начинается словами "Он уходил в луга и степи"; промежуточный текст перешел в издание 1842 г. из "Миргорода" без всяких изменений. Эта же глава X обрывается в рукописи словами "Тарас вошел в светлицу. Жид", приписанными позднее и предназначавшимися, очевидно, для сведения переписчика.

Переработанная рукопись была передана автором Н. Я. Прокоповичу для подготовки издания 1842 г.; после смерти Прокоповича она была приобретена, в числе других рукописей Гоголя, графом Г. А. Кушелевым-Безбородко и пожертвована им Нежинскому лицею князя Безбородко (см. Н. Гербель, "О рукописях Гоголя, принадлежащих Лицею князя Безбородко", "Время", 1868, № 4, стр. 606–614; ср. "Русская Старина" 1887, № 3, стр. 711–712); в 1934 г. рукопись была передана из библиотеки Нежинского пединститута в рукописное отделение Библиотеки Украинской Академии Наук в Киеве (в нашем издании она обозначена шифром КАБ2). Рукопись, переплетенная уже по смерти автора, имеет в настоящее время следующий вид: листы 1–8 заняты совершенно перебеленным текстом главы I с весьма незначительными поправками; листы 8 об. — 12 об. чистые; листы 13–19 об. заняты главами III–IV, листы 2—20 об. чистые; листы 21–22 об. — концом главы IV; листы 23–24 об. — чистые; листы 25–37 — главою V (носящей нумерацию IV); лист 37 об. чистый; листы 38–50—главою VI (V); листы 51–65 об. — главою VII (VIII); листы 66–75 об. — главою VIII (IX); листы 75–90 — главою IX (X), листы 91–94 — главою X; листы 94 об. — 96 об. — чистые; листы 97—110 заняты перебеленным начисто текстом главы IX; листы 110 об. — 112 — чистые; листы 112 об. — 113 содержат черновой набросок отрывка из главы IX. При этом, как сказано, главы V–IX содержат в себе по два последовательных слоя работы, весьма различных (кроме главы VI, в которой разница эта не велика и поддается редакционной сводке); эти два текстовых слоя обозначаются нами в своде вариантов КАБ(а) (ранний текст) — КАБ(б) (позднейший текст).

Ни в переписке Гоголя, ни в мемуарной литературе о нем мы не найдем никаких указаний на хронологию работы Гоголя над этой переработкой повести. Н. С. Тихонравов, изучив бумагу и водяные знаки отдельных набросков и целых отрывков, сравнив их с другими произведениями Гоголя, датировка которых не представляет тех затруднений, какие встают перед исследователем "Тараса Бульбы", пришел к выводу, что работа Гоголя шла "в продолжение почти трех лет (август 1839 г. — май 1842 г.)". Этот вывод Тихонравова (см. Соч., 10 изд., т. I, стр. 659) действительно подтверждается рядом данных творческой биографии Гоголя. В августе 1839 г. за границей Гоголь снова испытывает период увлечения украинской историей и фольклором. 15 августа из Мариенбада он пишет М. П. Погодину: "Малороссийские песни со мною. Занимаюсь и тщусь, сколько возможно, надышаться стариною". Это беглое и неясное упоминание получает дальнейшее раскрытие в письме к С. П. Шевыреву из Вены (25 августа 1839 г.). Тихонравов склонен относить эти туманные намеки именно к началу переработки "Тараса Бульбы". Это "новое" изучение украинской истории, — которое Тихонравов относит к "венскому уединению" 1839 г. и связывает с началом переработки "Тараса Бульбы", — запечатлено, по его словам, рядом исторических выписок и заметок, между прочим, из рассказа Стрыйковского о литовских князьях, из книги Шерера "Annales de la Pet te Russie" и в особенности — из "Описания Украины" Боплана (см. Соч., 10 изд. т. I, стр. 627–628,629—630, 630–633); последние выписки, по словам Тихонравова, представляют "особенный интерес для истории "Тараса Бульбы"". При этом, однако, Тихонравов не обратил внимания на то, что выписки из Стрыйковского и Шерера по содержанию своему слишком далеки от сюжета "Тараса Бульбы" и вряд ли могли быть сделаны Гоголем только в расчете на предстоящую переработку повести; что же касается выписок из Боплана, то одни из них были использованы еще в первой редакции повести (например: "Нужно, чтобы козак был и мастеровой. У запорожцев много было мастеров: кузнецы, оружейники, тележники, плотники для постройки домов и лодок, кожевники, сапожники, бочары, портные и пр." — ср. у Гоголя; или "Огородка телегами табора" — или "Большой остров и около него десятки тысяч островов, которые служили скарбницею для козаков. В войсковой скарбнице делили они свою добычу"), другие вовсе не были использованы в повести и даже как будто мало подходили к ее сюжету. Лишь одна выписка из Боплана была действительно использована Гоголем в новой редакции "Тараса Бульбы": "У козаков есть обычай принимать в свои ряды того, кто проплывет все пороги против течения". Кроме того, на том же листке набросано Гоголем (на основании сведений Боплана) начало речи кошевого: "Распоряжение полковника: "Смотрите же, не так одевайтесь, как ляхи, которые как навешает около себя [и баклагу] и веревок, и точил, и ложек, и платков, еще и сумку с гребенками и с бельем и чаро<к>, да еще к седлу и баклагу привяжет, в ведро величиною. Ничего не рубите <берите? Ред.>, кроме пи<щали?>; веревок не нужно; нечего вязать пленного, только времени трата"".