Почему проиграли мусульмане

Исламская цивилизация, столь блистательно проявившая себя в VIII-XV веках, в буквальном смысле сама покончила с собой и добровольно отказалась от конкуренции. Трагически неотвратимо и бесповоротно.

Как это случилось?

Диалектика единства и борьбы противоположностей беспощадна. Китай и исламский Восток – каждый в свою очередь – пали жертвой собственного совершенства. Сила обернулась слабостью, абсолютная сила ослабила их абсолютно.

Арабский считается одним из наиболее богатых языков мира. Точное количество слов определить трудно, так как он содержит 21 диалект и свыше 40000 одних только корней слов (самый полный толковый словарь занимает восемь томов).

При всем богатстве лексики, арабы пользуются алфавитом из 28 знаков-фонем, легко передающих звучание слова и не требующих транскрибций, в отличие, скажем, от английского, французского и т.д., что само по себе уже является преимуществом (как и в русском языке). Казалось бы, ничто не препятствовало изданию книг подвижным шрифтом в любом количестве, поскольку бумаги собственного производства было хоть отбавляй, а европейцы, как мы сейчас увидим, были готовы поделиться опытом книгопечатания. Но…

Многие ученые мусульманского мира настаивают на божественном происхождении арабского языка, утверждая, что именно на нем говорил сам первый человек Адам. Правда, другие полагают, что во всем великолепии этот язык был открыт Аллахом лишь пророку Мухаммеду. Ну, а третьи считают арабский – семитскую ветвь афразийской семьи языков – плодом творчества великих мудрецов, благодетелей человечества.

Теория божественного происхождения языка отразилась и во взгляде на каллиграфию – искусство почерка – как на божественный дар, упражняться в котором были обязаны даже халифы и султаны.

Особое место каллиграфии в системе искусств мусульманского Востока обсуловлено еще и тем, что изображение людей и животных было под строгим запретом как проявление идолопоклонства, несовместимого с исламом. (Перешагнуть через этот запрет удалось только шиитам, персам в первую очередь, у которых традиции изобразительного искуства были слишком развиты, чтобы их оборвать без особо веских оснований.) В результате весь цвет эстетических помыслов исламских художников сосредотачивался либо на орнаментике, преимущественно растительного или геометрического характера, – либо на каллиграфии. Тот, кто хоть однажды держал в руках средневековые рукописные книги, изготовленные в Сирии, Египте, Ираке, Персии и т.д., никогда не забудет их ослепительного, сверкающего великолепия, сравнимого только с самым изощренным и фантазийным ювелирным творчеством. В любом мусульманском центре, будь то Каир, Багдад, Тегеран, Стамбул и т.д. лучшие музейные площади по заслугам отведены сегодня под демонстрацию невероятно красивых рукописей, а стамбульский Музей каллиграфии целиком посвящен этому бесподобному искусству.

Будучи центром бумагоделания всего западного полушария, исламский мир мог себе позволить не экономить бумагу, оставляя роскошные большие поля, богато расписанные орнаментами или даже просто чистые, но создающие особое художественное пространство в комбинации с красиво и строго по формату выписанным текстом (иногда в два цвета) и скупо разбросанными розетками или пальметками сусального золота. Разлетистый, манерный почерк «мухаккак», сочетающий протяженности с крутыми вертикалями-акцентами, особенно любимый в XIII-XV веках, или древнее куфическое письмо, завораживающее многозначительностью своих форм, уводили воображение в иные миры. Более поздние, но не менее совершенные почерки «насх» или «насталик» своим изяществом заставляли замирать сердце. Виньетки, заставки, концовки, колофоны, бордюры – каждое из этих украшений своей роскошью могло напоминать и о звездном небе, и о райских садах Аллаха. Тисненые кожаные папки-переплеты, порой украшенные золотом и драгоценными камнями, дополняли это великолепие.

Поистине, есть рукописные книги в мире ислама, которые не назовешь иначе как божественно прекрасными!

Однако вот ведь какой парадокс. Если внешнему виду книги, рукописи придавалось столь выдающееся значение, а творящие его художники превозносились как герои, то к содержанию книг предъявлялись порой требования иного сорта. Божественность каллиграфии была вне сомнений, но правоверность самих текстов подвергалась сомнениям постоянно.

Характерна легенда (если угодно, исторический анекдот) о горестной судьбе, постигшей знаменитую Александрийскую библиотеку по повелению создателя мусульманской империи халифа Омара ибн Хаттаба (581-644). Он рассудил так при взятии города: «Если в этих книгах говорится то, что есть в Коране, то они бесполезны. Если же в них говорится что-нибудь другое, то они вредны. Поэтому и в том, и в другом случае их надо сжечь». И дал своему победоносному полководцу Амру соответствующее распоряжение.

Скорее всего, на самом деле этого не было, поскольку ни один средневековый христианский историк о таком эпизоде не упоминает, рассказывая о погромах, грабежах и насилиях арабских завоевателей. Но эта поздняя мусульманская легенда интересна для нас в первую очередь тем, что создана вовсе не в осуждение или осмеяние халифа, тупого и невежественного варвара, а напротив, прославляет сей подвиг благочестия!

Столь радикальная цензура в той или иной мере была характерна для всего мусульманского мира; любой письменный источник подвергался проверке на строгое соответствие духу и букве Корана.

Казалось бы, что стремление все и вся подвести под светоч Корана должно было бы привести к скорейшему его изданию максимальными тиражами для всего мира.

Ан, нет!

Обратим внимание: вКитае самый первый печатный текст – это буддийская сутра, в Европе – Библия, у евреев – комментарий к Торе, в России – Евангелие, Апостол… Естественно было бы ожидать, что многочисленные духовные центры исламского мира станут соперничать за скорейшее, полнейшее и тиражнейшее издание Корана. Однако вышло совсем не так.

Первый печатный Коран был отпечатан наборным шрифтом в христианской Венеции по инициативе местных издателей в 1537 или 1538 году. Это было трудно, ведь итальянцам нужно было впервые изготовить арабский шрифт и соблюсти каноны исламской книги. Несмотря на все их старания, мусульманский мир не взял во внимание трудности неверных гяуров, не принял изданную ими книгу и не пропустил ее в публику (мне довелось видеть сохранившийся экземпляр в Париже на выставке «Венеция и Ближний Восток» в Институте Арабского мира).

Впервые печатный Коран преодолел этноконфессиональный барьер после 1803 года. И этот прорыв, как ни странно, выпал на долю России. По указу Екатерины II в 1787 г. в типографии Академии наук в Петербурге впервые в России был напечатан полный арабский текст Корана для бесплатной раздачи недавно присоединенным «киргизцам» (так называли тогда современных казахов; Державин недаром именовал государыню «богоподобная царевна киргиз-кайсацкия орды»), а также в уважение татарских жалоб на трудности отправления культа.

Для этой цели специально отлили шрифт, воспроизводивший почерк лучшего из каллиграфов и превосходивший тогда по красоте все иные арабские шрифты. Текст к печати был подготовлен муллой Усманом Ибрахимом. В Петербурге с 1789 по 1798 г. вышло 5 изданий этого Корана. В 1801-1802 гг. арабский шрифт был передан из Академии наук в Казань, где открылась первая мусульманская типография. Там с 1803 по 1859 г. этот же текст был неоднократно опубликован общим тиражом до 150 тыс. экземпляров. Он вытеснил в Европе все предшествовавшие издания Корана, широко распространился на Востоке и принес большую прибыль казне.

Почему же так странно получилось? Почему мусульмане выбились из общего для других цивилизаций алгоритма развития книжного дела?

Здесь волей-неволей приходится подчеркнуть роль личности в истории.

Среди могущественных государей Османской империи, владевшей практически всем Востоком, кроме Дальнего, а также значительной частью Европы, включая все Причерноморье и Балканы, был один по прозвищу Грозный. Но не Иван, конечно, а Селим Первый (1465-1520). Этот султан, которого собственный отец в 1512 году посадил на трон в обход других царевичей, ибо боялся гражданской войны, в которой победа могла достаться сыну, начал правление с того, что перебил всю родню мужского пола, могущую претендовать на престол. И в дальнейшем завоевал Восточную Анатолию, Армению, Курдистан, Северный Ирак, Сирию, Палестину, Египет, Хиджаз (в Саудовской Аравии).

Воинственный Селим был притом без ума от искусства каллиграфов и сам постоянно в оном упражнялся. Он полностью разделял мнение улемов (богословов) о богоданности каллиграфии и тоже полагал, что священный Коран можно переписывать только от руки. Неимоверная красота каллиграфических текстов вызывала такое восхищение, что ничего более прекрасного в книжном деле представить себе было уже невозможно, и это мгновение хотелось остановить навсегда.

Султан Селим Грозный именно так и поступил.

В 1517 году он объявил исламское книгопечатание богохульством и под страхом смерти запретил печатные станки на территории всей империи, включая арабский Восток, Среднюю Азию, Причерноморье и Закавказье. Грозный государь одним росчерком пера на века определил всю дальнейшую судьбу подвластных ему народов-единоверцев. Возразить ему или ослушаться – таких безумцев не нашлось.

И до запрета Селима книгопечатание у Османов не поощрялось. Хотя кое-какие издания, все же, выходили еще в 1490-е годы, их подпольно и кустарно печатали евреи. Так, к примеру, в 1490 г. вышла «История народа Божьего» Иосифа бен Гориона. А вскоре, изгнанные в 1492 году из Испании, а затем из Португалии, евреи образовали в Османской империи свою довольно многочисленную общину. Ими были созданы первые настоящие типографии: в 1494 (или 1504 г.) в Стамбуле, в 1510 г. в Салониках, в 1554 г. в Эдирне, в 1646 г. в Измире. Кроме того, в 1567 г. Абгар Токатеци в столице империи открыл армянскую типографию. Развивалось также греческое книгопечатание; уничтожение янычарами первой греческой типографии в 1628 г. не смогло его остановить.

Таким образом, несмотря на запрет Селима, книги в империи печатались, но… не мусульманские, не на арабском или турецком языке и вообще не для мусульман. К цивилизации ислама они не имели никакого отношения.

Зато Стамбул стал настоящей столицей каллиграфии. Почтенное ремесло переписчиков породило целое сословие катибов (просто писцов) и хаттатов (каллиграфов). К XVIII веку их насчитывалось очень много: по всей стране до 90 тыс., а в самом Стамбуле 15 тыс. Их основной работой было переписывание священных текстов и стихов.Неудивительно, что в народе говорили: «Коран ниспослан в Мекке, декламируется в Каире, а переписывается в Стамбуле». Всем им нужно было пропитание, и развитие книгопечатания представляло для них такую же опасность, как первые ткацкие машины – для ткачей-луддитов в Англии. Сословие хаттатов было тесно связано с влиятельнейшим духовенством (улемами), чьи потребности обслуживало столетиями. Совместными усилиями они тормозили развитие типографского дела, как только могли.

В итоге первая турецкая книга была издана только через двести с лишним лет после запрета, в 1729 году, когда правил просвещенный султан АхметТретий (1673-1736). Ее история по-своему драматична и трогательна.

Первая турецкая типография основана Ибрагимом Мютеферрикой, венгром по национальности, которого именуют турецким первопечатником. Ему повезло с властями. В начале XVIII в. султан назначает великим везирем Ибрагима-пашуНевшехирли, сторонника прогресса, создавшего в Стамбуле несколько библиотек, организовавшего комиссию для перевода на турецкий и арабский языки выдающихся трудов деятелей науки Запада и Востока и т.д.В 1719 году Мютеферрика преподнес ему карту Мраморного моря, которую отпечатал с вырезанного собственноручно клише из твердейшего дерева самшита. В 1724 г. Мютеферрика напечатал еще одну ксилографию – карту Черного моря. Тогда же к нему проникся симпатией просвещенный и богатый дипломат Сайд-эфенди и помог составить в 1726 г. для Ибрагима-паши записку «Способ книгопечатания». В ней Мютеферрика просил разрешения открыть в столице турецкую типографию, где печатались бы «копии рукописных книг».

При поддержке Ибрагим-паши Мютеферрике и Сайд-эфенди удалось, несмотря на сопротивление улемов и хаттатов, добиться в 1727 г. фетвы шейх-уль-ислама, разрешившей открытие типографии. Это было непросто: хаттаты вышли на демонстрацию протеста, пронеся в траурном шествии по улицам Стамбула большой гроб, набитый письменными принадлежностями. Но Ибрагим-паша пригрозил упрямившемуся шейх-уль-исламу отставкой. В июле того же года, в соответствии с фетвой, был обнародован султанский фирман, повелевающий «ввести книгопечатание, печатать и продавать книги по философии, медицине, астрономии, географии и истории, кроме книг, касающихся религии, книг, содержащих в себе божье слово». Мютеферрика разместил типографию в своем собственном доме в Стамбуле. Казна выделила деньги на закупку оборудования (во Франции, Австрии и у стамбульских армянских типографов было приобретено четыре станка для печатания книг и два – для изготовления карт) и даже на оплату рабочим.

Таким образом, с самого начала типографское дело в Турции (в отличие от всего прочего мира) было отделено от церкви, что бы ни понимать под этим словом, и служило исключительно светским целям: науке, культуре, просвещению.

Это было поистине соломоново решение, при котором, во-первых, никто не пострадал (запрет на печатание религиозных книг вполне обеспечивал работой хаттатов-каллиграфов), а во-вторых, исламское книгопечатание – единственное в мире! – не тратило свой драгоценный ресурс на богослужебные нужды. В Европе, как мы помним, на них уходило 30% всего репертуара, а в России – все 99%, даже в Китае значительная часть книг толковала философско-богословские проблемы и рассказывала о ритуалах; а тут… Поистине, Богу – богово!

Вот так, кстати, и получилось, что первый печатный текст самой священной из исламских книг был отпечатан в Европе, а первый признанный Востоком – и вовсе в России.

Однако продолжим сравнивать судьбы цивилизаций. Что же успел напечатать Мютеферрика? Он работал с помощью небольшой комиссии из высокочтимых улемов (бывший кадий Стамбула Исхак-эфенди, бывший кадий Салоник Мехмед-эфенди, поэт и переводчик Эсад-эфенди и шейх дервишеского ордена Мустафа-эфенди), созданной для подготовки рукописей к печатанию. Они и определяли репертуар.

Первая турецкая (вообще, мусульманская) печатная книга вышла в свет 31 января 1729 года. Это был двухтомный арабско-турецкий толковый словарь Джевхери, написанный еще в X в. и переведенный на турецкий язык в XVI в. Мехмедом Ванкулу бин Мустафой. Для каждого образованного мусульманина такой словарь был остро необходим, чтобы читать священные тексты и другие источники с Ближнего Востока. Словарь был издан тиражом 1000 экземпляров и стоил (без переплета) в десять раз дешевле рукописного экземпляра: 35 курушей вместо 350. Книга быстро и успешно разошлась.

В мае 1729 г. вышла вторая книга – сочинение турецкого ученого XVII в. хаджи Халифы-Кятиба Челеби «Подарок великим о походах на море» – о морских походах и победах турок до 1653 года. В августе того же года – книга об афганском нашествии на Иран и о причинах крушения Сефевидского государства. В следующем, 1730 году из типографии Мютеферрики было выпущено уже пять книг, четыре из них – исторические сочинения, пятой была «Турецкая грамматика» католического миссионера Иоганна Холдермана, изданная на французском языке для иностранцев, приезжавших в Турцию.

В конце 1730 года типография Мютеферрики приостановила свою работу в связи с народным восстанием, сбросившим с трона Ахмета Третьего. Ибрагим-паша погиб. Но в 1732 году новый султан, Махмуд I, вновь разрешил издавать книги печатным способом. Мютеферрика тут же издал собственную книгу «Основы мудрости в устройстве народов», а затем популярную брошюру «Действия магнетизма» с элементарными сведениями о компасе, географии и др. Следом вышло «Зерцало мира» – объемное (730 страниц) географическое произведение Кятиба Челеби, которое Мютеферрика дополнил новыми сведениями о системах мироздания, о Тихо Браге, Копернике (впервые в исламской традиции), дал описание глобуса, компаса, рассказал о движении светил, о причинах солнечных и лунных затмений и т.д. С 1733 г. Мютеферрика издавал серию османских хроник – небольших книжек о завоеваниях тюрков. В 1742 г. из типографии Мютеферрики вышла последняя книга – турецко-персидский словарь Шуури Хасан-эфенди.

В 1745 году первопечатник умер. Новая мусульманская типография открылась в Стамбуле только в 1784 г.

Как оценить опыт турецкого первопечатника?

Всего Мютеферрика издал 17 наименований в 23 томах общим тиражом 12700 экземпляров. Отстав, скажем, от России на двести лет. В то же время хаттатами ежегодно изготовлялись многие тысячи рукописных книг. Ласточка Мютеферрики не сделала весны. До решающего перелома, цивилизационного рывка было еще очень и очень далеко.

Обратим внимание на репертуар первопечатных книг мусульманского мира: все они знакомили читателя с историей и географией Турции, великими географическими и научно-техническими открытиями, политическим строем европейских стран… Читатели исламских стран мало-помалу возвращались в большой мир, далеко ушагавший вперед за годы османского почивания на лаврах. Можно констатировать, что турки в XVIII веке лишь робко и, если можно так сказать, минимально (!) встали на путь книжного просвещения, смело и широко пройденный европейцами еще во второй половине XV века.

В свете всего сказанного надо ли удивляться отсталостиОсманской империи, ее экономической и военной слабости?

Нет. Роковой запрет на типографии, изданный Селимом Грозным в 1517 году, надолго отбросил ее, а с нею весь подвластный султанам исламский мир, от столбовой дороги прогресса, на века затормозил развитие исламской цивилизации. Она, как выражаются спортсмены, добровольно «сошла с дистанции».