Факторы своеобразия российской истории

В литературе обычно выделяются четыре фактора, определивших особенности (самобытность, своеобразие, отсталость) русской истории.

Природно-климатический фактор. Как верно подметил выдающийся российский историк С.М.Соловьев, «для Европы природа была матерью, а для России – мачехой». Природно-климатические условия Руси и России были гораздо более трудными, чем в западноевропейском регионе. Сравнивая два самых северных государства в мире – Россию и Канаду, – американский историк Р.Пайпс отмечает, что подавляющее большинство канадского населения всегда жило в самых южных районах страны, в трехсоткилометровом коридоре вдоль границы США, т.е. на 45 градусах, что соответствует широте Крыма и среднеазиатских степей. К северу от 52 параллели в Канаде проживало мало населения и почти отсутствовало сельское хозяйство. А Российское государство образовалось на территории между 50 и 60 градусами северной широты. Земли, расположенные в более благоприятных условиях, были приобретены Россией лишь в конце ХVIII в. (Северное Причерноморье, Крым, часть Кавказа).

В результате завоевательных походов первых киевских князей все территории, заселенные славянскими племенами, были включены в состав Древнерусского государства. Его вертикальной осью стала линия: Ладога – Новгород – Киев, горизонтальной южной – линия: Карпаты – среднее течение Днепра – верховья Сейма и Северного Донца. Если южное приграничье Киевской Руси захва­тывало лесостепную полосу, то большая часть ее территории лежала в зоне лесов. Наиболее благоприятные условия для земле­делия и скотоводства были в полосе широколиственных лесов с бурыми или серыми лесными почвами. В Северо-Западной (Нов­городская земля) и Северо-Восточной Руси (Владимиро-Суздальская земля), начало славянской колонизации которой, согласно археологическим данным, относится к IX в. и совпадает с образованием Древнерусского государства, преобла­дали подзолистые, малоплодородные почвы, суглинки и супеси. Естественно, что здесь долго держалось подсечное земледелие, когда лес вырубался и выжигался, а после истощения почвы ее возделы­вание прекращалось, и место пашни со временем зарастало «в хворост, в жердь, в бревно».

Удобные для земледелия территории в лесной зоне располагались в поймах рек и в опольях – открытых незалесенных местностях (например, Владимиро-Суздальское ополье). Первые коло­низационные потоки всегда шли по рекам и в силу того, что в лесных краях они были естественными путями сообщения, и в силу того, что вдоль рек устраивались новые поселения, обеспечен­ные пригодной для ведения сельского хозяйства землей. И только позднее земледелец проникал в глубь лесов, расчищая их под пашню. Скудные земли быстро теряли плодородие, истощались, и нужда в новых двигала первопроходцев.

Сельскохозяйственный сезон в лесной зоне был коротким. С середины апреля по середину сентября по старому стилю – от пахоты до уборки урожая – приходилось 125-130 рабочих дней. При этом пахота, посев и уборка урожая должны были быть проведены буквально в считанные дни. Времени на тщательную обработку почвы всегда не хватало. По сведениям новгородских писцовых книг конца XV в., типичные урожаи ржи были сам-2 и сам-3. В начале XIX в. средняя урожайность зерновых культур достигала: в Северном регионе – сам-3,4; Северо-Западном – сам-2,7; Западном – сам-3,6; Цент­рально-Черноземном – сам-2,6; Средне-Волжском – сам-3; Приуральском – сам-3. Говоря об урожайности, следует отметить, что только при условии, когда одно посеянное зерно при уборке урожая приносит минимум четыре зерна (сам-4) , можно прокормить население. Несмотря на то, что лесная зона являлась благоприятной для скотоводства (со времен восточных славян преобладало разведение крупного рогатого скота), а коровы и лошади отличались неболь­шими размерами и худосочностью, длительное стойловое содер­жание требовало значительных запасов кормов, которые нужно было запасти за короткий период сенокоса. Как отмечает Л.В.Милов, к XVIII в. сверхэкономный режим кормления скота сеном имел давнюю традицию и стал характерным для сельского хозяйства. Стабильная низкая урожайность была связана и с плохим каче­ством удобрения полей. Норма вывоза навоза (на десятину 1500 пудов) практически нигде не соблюдалась. В центрально-промыш­ленных районах на монастырских землях полному удобрению земля подвергалась в XVIII в. один раз в шесть лет, в Тульской губернии один раз в 9 и даже в 12 лет. Еще хуже стало в XIX в. В Вятской губернии в отдельных уездах всю землю унавоживали раз в 36 лет. Основной причиной этого являлись условия содержания скота и его количество. В конце XVIII в. в Московской, Тверской, Ярославской, Владимирской, Костромской, Нижегородской и Калужской губерни­ях в расчете на душу мужского населения приходилось 0,4 – 0,7 де­сятин сенокоса. Это давало 100 – 150 пудов сена, а даже при голодной норме 60-70 пудов на одну голову для 4-5 голов крупного скота необходимо было 280-350 пудов сена. В результате скот кормили по нормам, которые обеспечивали лишь выживание животного, при­чем с большим риском. Острый дефицит сена в XVIII – XX вв. при­водил к тому, что основной кормовой базой скота у крестьянина была солома. Но и ее не хватало, ибо солому использовали на подстилку скоту, на крыши изб и сараев. В итоге столетиями российский крестьянин имел малорослый, слабый, малопродуктивный скот. Ве­лик был падеж скота. Многие хозяйства были вынуждены продавать скот. В 70 – 80-х годах XIX в. в центральных районах Российской империи число безлошадных хозяйств достигало четверти всех кре­стьянских дворов, а к 1912 г. в 50 губерниях таких дворов насчиты­валось уже 31%. Вместе с однолошадными хозяйствами они составляли 55 – 64% всех дворов.

В раннее средневековье незначительны были урожаи и в Западной Европе, но уже в XIII в. в Центральной Англии хорошие урожаи достигали сам-7 (рожь), сам-8 (ячмень), сам-5 (пшеница). Главную роль в этом сыграла тщательная обработка почвы, на что земледельцу лесной зоны Восточной Европы недоставало сезонного времени.

Рассредоточенность населения на огромных пространствах с неблагоприятными для сельского хозяйства природно-климатическими условиями замедляла экономический рост. Если в долине реки Мозель (приток Рейна) археологи насчитали на протяжении 500 км 590 поселений XI в., то в долине Камы на то же расстояние приходилось их в 16 раз меньше. На рубеже первого и второго тысячелетия в Англии средняя плотность населения была 9 чел. на 1 кв. милю, в Южной Руси в начале XIII в. – 6 чел. на 1 кв. км, в Северной же Руси – всего 2 чел.

С конца XI – начала XII в. в Западной Европе наблюдается подъем сельскохозяйственного производства и быстрый рост горо­дов. В ходе так называемой городской революции в Западной Европе на протяжении нескольких столетий возникло около 5 тыс. городов. Значительный рост городов (XII – первая треть XIII в.) шел и на Руси. За это время здесь появился 181 новый город. Причем в Южной Руси возникло 129 городов, а в Север­ной – только 52 (Владимиро-Суздальская земля – 19, Новго­родская – 9, Муромо-Рязанская – 8, Смоленская – 7, Полоц­кая – 6, Турово-Пинская – 3). Наряду со схожес­тью были различия между западноевропейским и русским средне­вековым городом. Для последнего не был характерен значительный уровень социальной организованности городского люда, его корпо­ративная структура, превращение в полуавтономный мир, в опре­деленной степени дистанцированный от центральной власти и сель­ской окрути. Средневековые русские города в большей мере, не­жели западноевропейские, сохраняли военно-административный и аграрный облик. В общей сложности к XIII в. на Руси насчитывалось около 1400 укрепленных поселений. В отличие от Западной Европы «городская революция» на Руси не произошла. Даже Новгород и Псков в социальной организации граждан не поднялись на уровень, скажем, ганзейских городов (Ганза – союз северогерманских го­родов, возглавляемых Любеком).

Будучи более заселенными и более развитыми, земли Южной Руси были в то же время более открытыми для разорительных набегов степняков-кочевников. В русской классической историо­графии XIX в. (С.М.Соловьев, В.О.Ключевский) противо­поставление лесной Руси и враждебной ей Степи стало одним из основополагающих объяснений причин исторического отставания первой. В русской историографии XX в. (представители «евразий­ской школы» П.Н.Савицкий, Г.В.Вернадский, а в дальнейшем Л.Н.Гумилев) предпринята попытка критического пересмотра тезиса о негативной роли Степи в развитии Руси. Но как бы ни развивалось экономическое и культурное взаимодействие Руси и Степи, на чем делается акцент представителей «евразийской школы» и что, безусловно, имело место, вряд ли оправдано «сбрасывание» со счета того материального ущерба и тех челове­ческих потерь, которые несла Русь в результате набегов кочевни­ков-степняков.

Низкая урожайность, ограниченность размеров крестьянской за­пашки, слабая база скотоводства на основной исторической терри­тории России оказали самое существенное влияние на формирование определенного типа государственности, развитие экономики, куль­туры, социальных отношений.

Крестьянское хозяйство имело крайне ограниченные возможно­сти для производства товарной земледельческой продукции, а необ­ходимость постоянного участия в земледельческом производстве, практически всех рабочих рук крестьянской семьи обусловила узость рынка рабочей силы, сезонный характер деятельности многочислен­ных промышленных заведений и даже их расположение ближе к ресурсам рабочей силы, а также и специфику производства. Большое значение имела кустарная промышленность. Часть продукции (пушнина и изделия из нее, ткани, мед и т.п.) шла на экспорт. Но ни экспорт, ни производство для местного рынка не давали возмож­ности быстрого накопления капитала. Отсюда медленное развитие промышленного капитализма и более чем полуторавековое сущест­вование крепостного труда в промышленности. Отсюда корни тради­ционного вмешательства русского государства в сферу организации экономики. Это оно создавало Пушечный двор, Оружейную палату, механическое и металлургическое производство на Урале и в Санкт-Петербурге, строило железные дороги и пароходы, ведало почтой, телеграфом и т.п. А поскольку все это требовало средств, то с по­мощью государственного механизма постоянно производилось изъятие известной доли совокупного прибавочного продукта. Осуществить это без мощного аппарата принуждения было невозможно. В этом истоки многовековой традиция деспотической власти российских самодержцев, прочности и долговременности крепостного права. В этом же истоки особой роли российского государства в историческом процессе.

Необходимость участия в земледельческом труде всех членов семьи обусловила узость рынка рабочей силы, определила сезонный характер деятельности промышленности. Этим объясняется замедленный на столетия генезис промышленного капитализма в России. Общинный характер земледелия, ее чрезвычайная устойчивость в России также шли от природно-климатических условий. Суровый климат располагал именно к коллективному ведению сельского хозяйства, община была социальным гарантом выживаемости основной массы крестьянства. В России сложились крепкие общинные традиции, которые стали препятствием для развития частной собст­венности крестьян на землю даже после отмены крепостного права. Более того, нестабильность существования индивидуального кресть­янского хозяйства хорошо понимали и помещики, оказывающие пе­риодически крестьянину помощь ссудами, всячески стимулируя уравнительно-демократические функции общины. Естественно, что в течение столетий постепенно сложились пред­ставления об общине как высшей ценности. Община конкретизировала для человека такие ценности, как общество и справедливость. Человек как личность, как социальное существо возможен только в обществе, причем в обществе определенного типа, близком к тому, в котором жили его предки. И если община формировала русских людей именно в качестве русских, то она и должна была сохраняться как фундаментальная ценность. Справедливость понималась как изначальное социальное равенство. Община формировала такие черты национального характера как героизм, бескорыстие, совестливость, почтительность. Только подчинение ин­дивида интересам общины позволяло выжить наибольшему числу людей, а русскому народу сохраниться в качестве этноса. Община нужна была и как «колонизационная хозяйственно-социальная еди­ница» для освоения диких лесных массивов или степей. Колонизация требовала постоянной взаимопомощи.

Особенности ведения крестьянского хозяйства наложили отпечаток на русский национальный характер. Русский человек был способен к крайнему напряжению сил, концентрации на сравнительно протяженный промежуток времени всей физической и духовной энергии. В то же время вечный дефицит времени, веками отсутствующая прямая связь между качеством земледельческих работ и урожайностью хлеба не выработали ярко выраженной привычки к аккуратности, тщательности в работе (надежда на «авось») Экстенсивный характер земледелия, его рискованность выработали легкость в перемене мест, тягу к «подрайской землице», «беловодью», в то же время умножили в нем тягу к традиционализму, укоренению привычек («хлебопашец есть раб навычки»).

Геополитический фактор.Судьба любой страны определяется не только состоянием ее экономики, уровнем развития технологий, количеством населения, масштабом военной мощи, но и величиной ее территории и геогра­фическим месторасположением. От ее геополитической характери­стики зависели устойчивость развития, благосостояние, процвета­ние населяющих данную страну народов. Поэтому в течение многих столетий государства стремились укрепить свое положение, обеспе­чить будущее путем оптимизации территориальной самодостаточно­сти – шла борьба за выход к торговым путям и прежде всего к морям, к удобным проливам, долинам судоходных рек, к районам с крупны­ми залежами полезных ископаемых и т.п.

Обычно отмечаются следующие геополитические условия, повлиявшие на специфику русской истории: обширная, слабо заселенная территория, незащищенная естественными преградами граница, оторванность (на протяжении почти всей истории) от морей (и соответственно от морской торговли), благоприятствующая территориальному единству исторического ядра России речная сеть, промежуточное между Европой и Азией положение русских территорий.

Важнейшая составляющая истории России – это процесс коло­низации, расширение территории российского государства, с 1462 по 1987 гг. увеличившейся более чем в 50 раз. С.М.Соловьев, В.О.Ключевский считали территориальную экспансию ключевым фактором в истории нашей страны. Сравнение с аналогичным явлением в США показывает, что там колонизация изначально имела эко­номическое измерение, в конечном итоге слившись с процессом интен­сификации хозяйства. В России же территориальное расширение исхо­дило из стратегических соображений. Освоение новых земель носило экстенсивный характер и, в свою очередь, способствовало вос­производству экстенсивной культуры. К негативным аспектам российской колонизации относятся: за­крепление экстенсивной формы развития, ведущее к отставанию; затруд­нённость формирования хорошо структурированной системы городов; истощение ресурсов Центра; замедленное развитие единой русской на­ции. Отсюда следует вывод: победа этого пути над тенден­цией к интенсификации создала серьёзные проблемы, нараставшие по мере усложнения общества. Что касается глубоко лежащих причин тако­го исторического выбора, неспособности найти ему альтернативу, то их можно усмотреть в мифологической основе культуры миллионов русских людей. Народ рассматривал экстенсивный путь «как уход от неоправданной "новизны" и перенесение на новое место справедливой "старины", как поиск рая на земле...».

Гигантские просторы, низкая плотность населения, недостаточная эффективность средств сообщения создавали повышенную опасность дезинтеграции, доходившей подчас до критической точки. Слабая заселенность земель Восточно-Европейской равнины и Сибири создавала благоприятные условия для оттока земледельческого населения из исторического центра России при увеличении нормы его эксплуатации, что вело к усилению контроля государства за личностью земледельца, вплоть до полного закрепощения крестьянства в ХVII в.

Естественную открытость русских границ использовали соседние народы и государства: Польша, Швеция, Германия, Франция, с одной стороны, и кочевники великой степи – с другой. В течение 8 веков (с XIII по XX) Россия находилась в состоянии войны свыше 500 раз, 2/3 своего существования Россия воевала. С 1400 г. из 1 тыс. войн 150 войн произошли с участием России или на ее территории. С 1368 по 1893 г., т.е. из 525 лет, Россия провела в войнах 305 лет. В ХVI в. Россия воевала 43 года, в ХVII – 48 лет, в ХVIII в. – 56 лет. В ХIХ в. она воевала с Францией, Великобританией, Ираном и Турцией. В первую половину ХХ в. на войны с участием России (СССР) пришлось 24 года.

Россия (СССР) неоднократно спасала европейскую цивилизацию от уничтожения. Это имело место в годы монгольского нашествия, в период борьбы с захватническими планами Наполеона, во время Второй мировой войны. В большинстве войн в силу объективных обстоятельств своего географического расположения Россия была вынуждена принимать на себя не только первый, самый сильный удар врага, но и нести самые тяжелые издержки военных конфлик­тов.

Величайшим бедствием для Отечества стало вторжение войск монгольских ханов в XIII в. Шло массовое истребление и порабоще­ние населения, разрушение крупных городов – центров культуры. Полностью было уничтожено население Рязани, Владимира, Торж­ка, Козельска. Сожжены Суздаль, Москва, Ярославль, Тверь, Дмит­ров, Киев и другие города.

Владимирские и суздальские земли опустошались в тот век пять раз, тверские – два, южнорусские (курские земли) – семь раз. Ордынцы четыре раза разрушали Переяславль-Залесский, по три раза Суздаль и Муром. Следует подчеркнуть, что понятие «разру­шить» город имеет разный смысл в русских летописях и в европей­ских хрониках. Например, Фридрих Барбаросса «разрушил Майнц» путем уничтожения крепостных стен. А при разрушении Милана жители были расселены в окрестных деревнях. Разрушение же рус­ских городов, по свидетельству летописца, имело иные последствия: «Множество мертвых лежаша и град разорен, земля пуста, церкви позжены», «люди избиша от старца до сущего младенца». Безжало­стному уничтожению подвергались памятники архитектуры и жи­вописи. Вывозились орудия производства и металлические изделия. Исчезли некоторые виды ремесел, приостановилось каменное стро­ительство. Экономика русских земель истощалась систематической данью, различными поборами и периодическими военными вторже­ниями.

В начале XVII в. подобное вторжение повторилось в ходе поль­ской и шведской интервенции, в начале XIX в. — французской. Нельзя не учитывать и тот факт, что противник, вступая в пределы России, уже изначально настраивался на крайне жестокое ведение войны. Сравним два высказывания. Наполеон: «Через пять лет я буду господином мира, остается одна Россия, но я раздавлю ее»; А. Гитлер – «Мы обязаны истреблять население – это входит в нашу миссию охраны германского населения... Я имею право уничтожать миллионы людей низшей расы, которые размножаются, как черви». И сколько сил каждый раз требовалось, чтобы восстать буквально из пепла, восстановить разрушенное, возродиться духом, не выпасть окончательно из колеи мирового прогресса, не стать колониальным придатком более сильных соседей как в материальном, так и в куль­турном значении этих слов!

Ни у одной европейской страны не было такой длинной и уязви­мой границы, нуждающейся для охраны в многочисленных гарнизо­нах. Россия была вынуждена всегда иметь мощную армию, а со вре­менем создать и достаточно сильный флот.

Иногда Россия вступала в войны по своей инициативе. Но агрес­сивность в отношении соседей часто диктовалась неумолимыми тен­денциями внутреннего развития, стремлением увеличить площадь земельных угодий и людские ресурсы. Заметим, что этим объясня­ется отсутствие в Российской империи тенденций геноцида в отно­шении присоединяемых народов. Старые и новые земли становились единым жизненным пространством. Новые территории образовыва­ли со старыми довольно органичное целое. Это, кстати, объясняет тот факт, что многие народы прочно ассимилировались, сложилась общая экономическая жизнь, тесно переплелись обычаи и традиции, происходили культурные взаимовлияния. В войнах с соседними государствами Россия преследовала иногда вполне психологически понятную цель – не иметь у своих рубежей потенциально сильных противников. Наибольший успех был достигнут при Петре Великом и его преемниках. Не случайно, что после Петра I в течение века на землю нашей Родины не смела ступить нога иноземного захватчика. В конце XVIII в. канцлер А.А.Безбородко говорил отправляемым за границу молодым русским диплома­там: «Не знаю, как будет при вас, а при нас ни одна пушка в Европе без позволения нашего выпалить не смела».

Воевала Россия и в силу союзнических обязательств. Такими бы­ли, например, итальянский и швейцарский поход русской армии под руководством А.В.Суворова. Россия могла вступить в войну под давлением общественного мнения, как это произошло в 1877 г. с целью защиты балканских славян и освобождения их от турецкого ига. Кстати, ничего подобного не наблюдалось в Западной Европе как в средние века, так и в новое и новейшее время.

Победы русского оружия стали яркими страницами в летописи Отечества. Русские чудо-богатыри под командованием Г.А.Потем­кина, П.А.Румянцева-Задунайского, А.В.Суворова громили врагов не числом, а уменьем, внесли огромный вклад в развитие военного искусства. Попытка французского императора Наполеона раздви­нуть свои владения за счет России закончилась парадом русских войск в Париже. Единственная в XIX в. крупная неудача – пораже­ние в Крымской войне – в конце концов закончилась восстановле­нием всех прав России на Черноморском побережье, причем без еди­ного выстрела. Славу своих предков не уронили в XX в. генералы и адмиралы двух мировых войн, в которых участвовала Россия, А.А.Брусилов и А.В.Колчак, Г.К.Жуков и Н.Г.Кузнецов, А.М.Васи­левский и К.К.Рокоссовский, И.Д.Черняхов-ский и И.С.Конев. Однако цена мощи и влияния России также хорошо известна. Дополовины бюджета почти всегда уходило на содержание единственных союзников России, коими, по словам императора Александра III, были только ее армия и флот.                           

Безопасность страны – это именно то, что беспокоило Россию с самого начала ее существования. Это сказывалось на внешней и внутренней политике, формировании военной доктрины, на планах военного строительст­ва, создания соответствующего военного аппарата и оборонного про­изводства. Постоянная военная угроза и открытость пограничных рубежей требовала огромных усилий по обеспечению своей безопасности: значительных материальных затрат, людских ресурсов (при малочисленном и редком населении), концентрации всех усилий. Следствием этого явилась возрастание роли государства. Для укрепления военной мощи государство использовало военно-поместную систему, прочно укоренившуюся в России.

Из-за оторванности от морей и морской торговли приходилось продукты своего экспорта дешево продавать посредникам и дорого покупать у них продукты импорта. Чтобы пробиться к морям, России пришлось столетиями вести кровопролитные войны. Вследствие этого роль государства и армии в обществе возрастала еще больше.

Но были и благоприятные геополитические факторы. Первый – специфика речной сети Восточно-Европейской равнины. Наличие развитой, обширной речной сети сплачивала страну и политически и экономически. Второй – через территорию России проходила значительная часть Великого шелкового пути из Китая в Европу. Данное обстоятельство создавало объективную заинтересованность многих стран и народов в поддержании политической стабильности вдоль этой великой магистрали древности, т.е. в существовании евразийской империи: вначале такой империей стало государство Чингисхана, затем – Россия.

Геополитическое положение России на протяжении более чем тысячелетней истории неоднократно изменялось. В нем можно выделить семь этапов.

1. Во времена Киевской Руси страна, несомненно, была ча­стью Европы, с государствами которой поддерживала интен­сивные торговые, культурные и династические связи (напри­мер, одна из дочерей Ярослава Мудрого стала королевой Франции). Не случайно теперь Украина стремится монопо­лизировать наследие Киевской Руси, поскольку видит в нем одно из главных доказательств своей «европейскости». Важ­нейшей экономической и политической осью восточносла­вянского государства был путь «из варяг в греки», соединяв­ший Балтику с Черным и Средиземным морями.

2. 1243 – 1480 гг. После взятия монголо-татарами Киева в 1240 г. и до формального освобождения Руси (России) от уплаты им дани в 1480 г. она была скорее азиатским, чем ев­ропейским, государством, хотя, например, торговля между северными русскими княжествами и ганзейскими городами никогда не прекращалась. В этот период русские княжества, возникшие на территории древнерусского государства, и в первую очередь Московское, ставшее ядром будущего Рос­сийского государства, были отделены от Европы Балто-Понтийским поясом недружественных государств и лише­ны выхода к Балтийскому и Черному морям – кратчайшим путям в Европу.

3. 1480—1796 гг. Третий этап, продлившийся примерно до конца царствования Екатерины II, характеризовался борь­бой за восстановление выходов страны к морям. Каждый шаг на запад давался России с огромным трудом, и завоеванные дорогой ценой морские «форточки» в Европу иногда прихо­дилось отдавать обратно. В то же время на востоке оконча­тельный распад Золотой Орды и ослабление ее наследников (особенно после покорения Москвой в середине XVI в. Казанского и Астраханского ханств – союзников Порты, постоянно беспокоивших ее набегами) открыли путь для практически беспрепятственного расширения державы на огромные, редко заселенные пространства Сибири и Дальнего Востока. Еще в начале этого этапа Московское государст­во стало многонациональным. К концу его в результате реформ и военных кампаний Петра I и Екатерины II Россия окончательно утвердилась как балтийское государство и присоединила часть украинских и белорусских земель, неко­гда входивших в Киевскую Русь.

4. 1796 г. – последняя треть XIX в. В царствование Екате­рины II Россия отвоевала доступ почти ко всему северному побережью Черного моря и стала великой европейской дер­жавой, способной наконец реализовать свою мессианскую общеправославную программу. Она была намечена еще во времена Ивана III и заключалась прежде всего в осво­бождении православных стран от османского ига и последу­ющем их объединении под эгидой России. Однако изменить сложившуюся к тому времени расстановку сил в Европе и мире было трудно: другие европейские государства вовсе не собирались освобождать России то видное место, на которое она претендовала. Это ясно обнаружилось в ходе Крымской войны (1853 – 1856), поражение в которой породило у части русской интеллектуальной элиты разочарование в европей­ских ценностях. С ростом внутреннего социального напря­жения это разочарование стало одним из важных факторов. Во внешней политике Рос­сии панправославие постепенно дополнялось панславизмом, проповедовавшим объединение славян, включая католиков, а также принципами консерватизма и легитимизма. Послед­нее означало поддержку только «легитимных», иными сло­вами — монархических и автократических европейских ре­жимов, что проявлялось в военных экспедициях и других политических акциях.

5. Последняя треть XIX в. – 1917 г. Запоздалое, но очень быстрое индустриальное развитие обозначило начало нового периода в геополитической истории России, который можно определить как империалистический. Потребность в сырье побудила русское правительство начать наконец освоение экономического потенциала Сибири и Дальнего Востока, прежде служивших лишь территориальным резервом страны, завершить колонизацию Кавказа и Центральной Азии как источника дешевого хлопка для текстильных предприятии в центре страны. Используя «железнодорожный империализм», Россия попыталась расширить насколько, возможно зону своего влияния, создать военные союзы и вела ожесточенную борьбу против своих геополитических противников. Во внутренней политике империалисти­ческий период был отмечен использованием принципа «правосла­вие, самодержавие, народность». Его реализация вылилась в попытку русификации периферии страны и трансформации России в европейское национальное государство.

6. 1917—1991 гг. В советский период страна сохраняла мессианскую, консервативную и идеалистическую сущность своей внешней политики, но на совершенно иной идеологи­ческой основе. Даже после того, как исчезли иллюзорные на­дежды на мировую революцию, Советский Союз продолжал безоговорочно поддерживать любой режим, который декла­рировал оппозицию «буржуазному» Западу, и прежде всего Соединенным Штатам Америки. СССР сохранял также са­мовосприятие как государства, окруженного врагами (своего рода осажденной крепости), восходящее еще ко временам монголо-татарского ига. Подобная позиция вызвала созда­ние вокруг него после Второй мировой войны пояса стран-союзников и способствовала превращению СССР в мировую сверхдержаву, противостоящую вместе с союзниками ос­тальным индустриально развитым государствам. Она приве­ла также к безудержной гонке вооружений и постоянному экономическому перенапряжению страны, жившей в моби­лизационном режиме, а в итоге – к драматическому ее распа­ду в 1991 г. СССР вел подлинно глобальную политику. «Нет теперь, наверное, такого уголка на Земле, положения дел в котором нам не приходилось бы учитывать в нашей полити­ке», – говорил Л.И.Брежнев на XXV съезде КПСС в 1976 г.

7. Распад СССР ознаменовал начало нового этапа геополи­тической эволюции России. На отдельных направлениях она оказалась отброшенной практически к допетровским границам, вновь потеряла значительную часть выходов к морям на своей европейской территории, лишилась значительной части ресурсной базы и военной инфраструктуры и т.п. Гео­политическое положение страны принципиально измени­лось: у нее как будто нет очевидных врагов, но вместе с тем нет и друзей, и ей вовсе не гарантировано благожелательное отношение старых и новых соседей (кроме, возможно, Бело­руссии), что показал кризис в авто­номном крае Косово (Югославия) весной 1999 г. По мнению А.Уткина, после распада СССР Россия потеряла все три благоприятных фактора, обеспечивавшие ей (единственной в мире) самостоятельность и независимость от Запада на протяжении всей истории:

¨ наличие геополитических оболочек, отделявших Россию от западных стран;

¨ связи с союзниками среди самих западных стран, состав которых менялся, игра на противоречиях между ними;

¨ стабильное и мощное государство.

Теперь вместо геополитических оболочек мы имеем НАТО у прежних границ Советского Союза, вместо «желез­ного занавеса» – шенгенский визовый барьер, вместо не­скольких противостоящих друг другу блоков – довольно прочный союз западных держав и их совместные действия в кризисных ситуациях, вместо сильного государства – много­летний кризис.

Геополитический фактор в значительной степени определил этнический уровень социокультурной организации. Несмотря на высокий уровень этнической гомогенности населения (около 83% современной России – русские) существует значительная разделенность даже на этом уровне. Территориальные и климатические факторы, различные этнические истоки (славянские, угро-финские, тюркские и др.), восточные и западные этнокультурные связи оказали заметное влияние на образ жизни, облик и самосознание русского населения, приводя к заметной локализации отношений и сознания.

Другим фактором разнообразия было взаимодействие с другими народами Евразии в тех ареалах, где обосновывалось русское население и где происходило смешение и взаимная культурная адаптация. Существенной характеристикой русской культуры на первичном уровне считается способность русской народности к этническому взаимодействию и симбиозу. Это и определило одну из важнейших характеристик этнокультурного облика России - значительный диапазон вариативности диалектов, обрядов, форм бытовой культуры и верований.

Религиозный фактор. Принятие христианства – крупнейшее событие в истории Древ­ней Руси. Утверждение новой религии было обусловлено истори­чески. Политическое и социальное развитие славянских племен, образование единого государства и рост его международного вли­яния входили в противоречие с языческими верованиями. Превращение христианст­ва в государственную религию, крещение всего населения Руси произошло при Владимире Святославовиче в 988 – 989 гг. Существует несколько преданий о крещении Руси.

1. Выбор Владимиром истинной веры. По рассказу лето­писца, он беседовал с представителями различных монотеистиче­ских религий: византийского православия, римского католичества, мусульманской и иудейской церквей. Владимир разослал послов в разные страны, чтобы удостовериться в преимуществах той или иной веры. Но пышный обряд богослужения, нравственные нормы и философская глубина религиозного учения убедили его в пре­имуществах восточного христианства. Из многих религий Влади­мир, таким образом, выбрал лучшую и истинную веру.

2. Личный интерес князя, который задумал жениться на родственнице византийских императоров Анне. Но христианка не могла выйти замуж за язычника. Вокруг этого брачного контракта переплетались и другие исторические события. Так, Владимир по­мог византийскому императору подавить опасный мятеж. Но и после этого императоры медлили с браком. Тогда Владимир при­менил силу, осадил Корсунь (Херсонес), главный византийский город в Крыму, после чего императоры доставили невесту в Кор­сунь. Совершился обряд бракосочетания и крещения Владимира.

Рассказ этот основан на достоверных исторических событиях, которые подтверждаются византийскими источниками.

3. Церковная версия рассматривает крещение Владими­ра как следствие глубокого нравственного переворота в воззрениях и жизни киевского князя, до этого погрязшего в разврате, винов­ного во многих злодеяниях. По словам летописца, у Владимира было пять жен; убив своего брата Ярополка, он захватил Киевский стол и отобрал его жену-гречанку. Полоцкую княжну Рогнеду (мать Ярослава Мудрого) он взял силой, без ее согласия, убив отца Рогволода и его сыновей. Владимиру приписывают также наличие гарема, где содержалось 800 наложниц. И вот этому великому греш­нику был глас божий, на него снизошло какое-то одухотворение, и он принял новую веру и нравственно переменился. Согласно это­му рассказу, Владимир крестился еще до похода на Корсунь, в 987 г., в Васильеве, под Киевом.

4. Легенда об апостоле Христа Андрее Первозван­ном, который во время одного из своих путешествий из Византии в Балтийское море оказался на высоком холме у Днепра, на месте, где потом возник Киев. Андрей проповедовал среди местных жите­лей новую веру и в знак памяти поставил на этом месте деревянный крест. В XVIII в. здесь была построена церковь Андрея Перво­званного по проекту архитектора Растрелли. Легенда об Андрее Первозванном получила широкое распространение в XV – XVI вв., в период упрочения московского самодержавия. В дискуссии с по­сланником папы римского А.Поссевиным Иван IV уверял, что «мы получили веру при начале христианской церкви, когда Андрей, брат апостола Петра, приходил в эти страны, чтобы пройти в Рим». Таким образом, доказывалось, что российское православие древ­нее католичества и идет оно от самого Христа. Истинность этого рассказа опровергали крупнейшие церковные историки Е.Е.Голубинский, А.В.Карташов.

Существование различных версий об истории крещения Руси свидетельствует о выдающемся значении этого переломного исто­рического события. Принятие новой веры означало крутой пово­рот в жизни и воззрениях каждого человека и всего народа. Такой поворот не мог произойти сразу. Крещение людей, которое прово­дилось не только убеждением, но и насилием, стало лишь началом утверждения новой религии. Языческие обычаи и верования со­хранялись еще длительное время и уживались с христианством.

Говоря о роли христианства в развитии древнерус­ской культуры, мы должны иметь в виду некоторые особенности. Христианство пришло на Русь из Византии. Это обусловило упро­чение культурных связей с Византией и ее влияние. Но внешнее влияние нельзя преувеличивать. Опираясь на достигнутый уровень развития культуры Византии, в Древней Руси развивались само­бытная литература, искусство, архитектура. Внедрение славянской письменности и славянского языка в церковный обиход имело двоякое значение. С одной стороны, религия и культура в целом стали доступны широким массам. Но, с другой стороны, это при­вело к отрыву от греческого языка, от созданной на этом языке древнегреческой литературы, философии, истории.

Следует, однако, учитывать, что на протяжении всей истории Россия была поликонфессиональной страной.Православие было распространено в ограниченном регионе. Западное христианство – католицизм – твердо удерживалось в западных частях империи. Ислам создавал отчетливую общность народов Центральной Азии, части Кавказа и некоторых внутренних областей России (Татария). Бухара и Самарканд были влиятельными центрами для исламских регионов империи, а также для зарубежных мусульман. В Южной Сибири был распространен буддизм, составляющий значительный религиозный регион, граничащий с Монголией и Китаем, а косвенно связанный с Тибетом как духовным центром.

Каждый религиозный регион имел специфическую структуру духовной жизни, влиявшую не только на организацию культа, но и на все сферы жизни и деятельности населения. Религии определяли пределы соответствующих цивилизаций, отнюдь не совпадающих с имперскими границами.

Основная черта католической церкви – это «власть, господство, дисциплина». Власть римского папы основана на римской традиции, развившей политическую сторону человеческой деятельности.

Православная церковь отличается большей свободой внутренней жизни. Если для католичества характерно внешнее единство, то для православия – внутреннее: соборность, понимаемая как причастность православных к общему Абсолюту. Не вмешиваясь непосредственно в дела светской власти, православие тем не менее оказало определяющее влияние на русскую политическую традицию. В православии власть «настоящего», православного царя становилась гарантом возможности будущего «спасения» после смерти. Если в европейском городе в протестантской среде верования толкали человека к активной экономической деятельности (ее успех помогал ему убедиться в своей «избранности», в грядущем индивидуальном «спасении»), то в русском городе перед человеком открывался не экономический, а политический путь «спасения», причем с сильной коллективной составляющей. Отсюда, с одной стороны, экономическая активность европейцев и создание ими гражданского общества как механизма утверждения своих интересов, а с другой – поиски «настоящего» царя в России, коллективного движения к лучшему будущему, в идеях социальной справедливости.

Важным общим механизмом устроения общества и его консолидации являются государство и религия. На Западе результатом развития цивилизации стало отделение единой церкви от множества центров государственной власти. Политический и общекультурный порядок были отделены друг от друга. Напротив, восточное христианство сложилось как система независимых друг от друга (автокефальных) церквей, которые находились между собой в отношениях соперничества за власть над умами и душами «своих» верующих. Такое рассогласование резко снижало способность церковных властей противостоять власти политической. Автокефальный статус различных церквей восточного христианства означал не только независимость друг от друга, но и их зависимость от государства, выступавшего гарантом веры. С утверждением самостоятельности московского патриаршества в ХV в. церковь на Руси становится существенным орудием централизации, утверждения государственного единства и борьбы против «неверных», т.е. государств иных конфессий.

Важным культурным следствием такого положения явилась культурная замкнутость православия и консерватизм их вероучения. Развитие культуры проходило мимо религиозной жизни и вело не к реформации, а к секуляризации, выражавшейся в форме равнодушия, прямого неверия и принципиального атеизма.

В определенной мере православие было принято в России потому, что оно больше других религий соответствовало складывавшемуся хозяйственному укладу и духовным запросам. Российская цивили­зация, насчитывающая более 1000 лет, строилась на иных основа­ниях, нежели Запад. Россия никогда не была частью европейской цивилизации, так как абсолютное большинство ее населения в по­вседневной жизни никогда не руководствовалось идейным багажом Великой французской революции и протестантской этики в качестве мотивации к труду и богатству. Например, такая ценность, как сво­бода. В европейской традиции главный акцент делается на уточне­ние того, от чего зависит свобода, например, от вмешательства госу­дарства в какие-то сферы жизни общества и человека. А в православ­ной традиции главным вопросом всегда было то, для чего нужна человеку свобода, что предполагает поиск нравственного ориентира для ее использования. Заметим, что взгляды русских философов и писателей XIX в., оказавшие такое сильное влияние на весь мир, порождены были прежде всего православным сознанием с его при­матом нравственных категорий перед беспредельным рационализ­мом европейской цивилизации.

Социокультурный фактор. Огромную роль в процессе российской модернизации играл социокультурный фактор. В нашей стране понятия «семья», или «семейство», и «двор», или «домохозяйство», прежде были тождественными, иными словами, пред­ставляли собой синкретическое, нерасчленённое целое. Требовалось вре­мя для большой работы по расщеплению первоначального синкретизма. Этот процесс открывает путь к типологии семьи, в рамках которой, в част­ности, выделяется отцовский тип, построенный на «монархической мо­дели». Данный тип семьи, точнее, ее культурная модель слу­жит социокультурной основой формирования авторитарней государст­венности в России (точно так же, как братская семья представляет собой культурную основу соборной государственности). Поэтому сложившаяся в культуре модель авторитарной семьи исключительно важна для анали­за специфики российской государственности. Составная отцовская семья – это маленькое абсолютистское государство. Большак – обычно отец или дед домочадцев, самый опытный и старший по возрасту мужчи­на – осуществлял в своей семье, до некоторой степени подобно царю в XVII в. в государстве, патриархальное управление и традиционное господ­ство, основанное на вере в законность и священность отцовской власти. Он распоряжался трудом членов семьи, распределял работу, руководил ею и наблюдал за ней, разбирал внутрисемейные споры, наказывал прови­нившихся, следил за нравственностью, делал покупки, заключал сделки, платил налоги, являлся главой семейного культа и ответственным перед деревней и помещиком... и администрацией за поведение членов семьи. Точнее было бы сказать, что не большак подражал царю, а царь осуществлял в государстве свои функции подобно большаку в семье. Это следует понимать и в историческом, и в логическом аспектах: исторически семья задавала социокультурный образец для государства, а не наоборот. Анализ форм архаичной семьи важен по той причине, что возникновение государства опиралось на реальное содержание сложив­шейся культуры как возможной основы для интеграции большого обще­ства. Образ отцовской семьи выступает в русской культуре проектом це­лостности, реализуемым в форме государства и общества.

Отсюда вопрос: как в России могли сформироваться большое обще­ство и государство, если логически и исторически исходной точкой был локальный мир с его культурой враж­дебной всему, что лежит за его границами, не знающей непременного для большого общества и государственности господства абстрактного мыш­ления? В этом – некая историческая загадка русской истории. Ее сфор­мулировал Н.А.Бердяев в форме исходного противоречия. С одной стороны, «Рос­сия – самая безгосударственная, самая анархическая страна в мире. И русский народ – самый аполитический народ, никогда не умевший ус­траивать свою землю». С другой стороны, «Россия – самая государствен­ная и самая бюрократическая страна в мире».

Сложность проблемы заключается не только в том, что российское крестьянство, прежде всего по своей культуре, было носителем ценностей догосударственных локальных миров, в которых господствовали ритмы мифологического эмоционального мышления, но и в том, что носители этой культуры составляли подавляющее большинство общества. Достаточно сказать, что на дворянство и духовенство в начале XX в. приходи­лось всего 2% населения. Читательская аудитория, т. е. люди, претендовавшие на овладение абстрактным мышлением, в конце XIX сто­летия составили всего лишь 3-4% населения.

Постепенно происходила гуманизация законода­тельства, означавшая, что общество начало считать опасным произвол патриархального главы семьи над ее членами, что ценность индивида, личности росла. По Уложению 1649 г. вводилась смертная казнь для родителей за убийство собственных детей. Под воздействием частных за­конодательных актов XVIII – первой половины XIX вв. постепенно ос­лабевала власть главы семьи над домочадцами. Например, если в XVI сто­летии отец мог продать детей в рабство, то в XVII в. – только отдавать в ка­балу до смерти господина, а в начале XVIII – лишь в услужение господи­ну или в заклад за долги не более чем на пять лет. С 1845 г. муж за нанесение побоев жене привлекался к уголовной ответственности. В 1863 г. были отменены телесные наказания для женщин. Был достигнут некоторый прогресс в гуманизации отношений между суп­ругами и между родителями и детьми. Прогресс был достигнут в городах и промышленных губерниях. Он выражался в смягчении насилия над слабыми в семье и в установлении известного контроля со стороны об­щества и закона за соблюдением интересов женщин и детей. Абсолютизм внутри семьи был в большей или меньшей степени поставлен в рамки за­кона. Этот процесс усиливался нараставшей способно­стью черпать информацию в печатном слове, что снижало общесоциаль­ную значимость для реального поведения исходных моделей семьи. Законодательное ограничение внутрисемейного авторитаризма, сдвиги в культуре не могли не влиять на авторитаризм в масштабе боль­шого общества и государства. Очевидно, что исходная архаичная модель культуры, послужившая исторической матрицей воз­никновения государства, постоянно корректировалась, подвергалась кри­тике.

Динамика урбанизации (процесс повышения роли городов в развитии общества) – одна из форм преодоления синкретизма. Отделение города от деревни в России происходило вяло и непоследовательно. До середины XVII в. город и деревня представляли собой в социальном, экономическом и культурном отношениях единое пространство. Между городом и деревней не было четкой правовой, куль­турной, социальной, административной и экономической границы, различия в экономическом, общественном и домашнем быту горожан и сель­ских жителей были несущественными, массовое сознание и менталитет всех социальных групп являлись достаточно едиными. Окон­чательное размежевание города и деревни произошло лишь в 1775 – 1785 гг. До последней трети XIX в. можно говорить скорее о влиянии города на деревню, чем деревни на город.

Русской культуре присущи внутренние глубокие противоречия.Исходная историческая и социологическая характеристика русской культуры состоит в том, что в ней отражается пограничное положение России между двумя континентами и цивилизационными типами – Европой и Азией, Западом и Востоком. Длительные споры по данной проблеме породили разные ответы. Мыслители западнической ориентации предпочитали видеть в России неуклонную тенденцию приобщения к Западу и преодоления «восточной отсталости», мыслители славянофильского типа, напротив, отстаивали самобытность России, принципиальное отличие от Запада и Востока, видя в ней общин-но-православное начало. Позднее выявилась евразийская линия в понимании русской культуры, в которой утверждалось ее пространственное, историческое и духовное слияние с азиатским ареалом.

Эти идейные споры отражали несводимость русской культуры к одному из вариантов или к сочетанию и синтезу того и другого.

Именно промежуточное положение между Западом и Востоком, взаимодействие с обоими этими началами и противодействие им привело к глубокой противоречивости русской культуры, ее раздвоенности и внутренним расколам. Неся в себе черты сходства с культурой Запада и культурами Востока, русская культура вместе с тем отличается от них. По выражению Н.А.Бердяева, Россия соединяет в себе Запад и Восток как два потока мировой истории, и это соединение превращает ее не в некий интегральный вариант, а в арену столкновения и взаимодействия «двух потоков мировой истории – Востока и Запада». Это исходное противоречие (антиномия) развертывалось в «поляризованности русской души», в культурном расколе между правящим классом и народными массами, в переменах внутренней политики от попыток реформ к консерватизму, а во внешней политике от тесного союза со странами Запада до противостояния им всем.

Конкретизируя исходное противоречие русской истории, Н.Бердяев выделяет в ней пять периодов, которые вместе с тем образуют разные сущности, «пять разных Россий»: киевская, татарского периода, московская, петровская, императорская. Особым образованием становится и советская, а затем и постсоветская Россия. Эти России, сменяя друг друга, вместе с тем накладывались друг на друга, не образуя органического единства и преемственности. Напротив, общество проходило через радикальные, во многих отношениях катастрофические, изменения социокультурного типа. Каждый переход от одного периода к другому сопровождался не только далеко идущей «перестройкой» предшествующих политических и социальных структур, но и инверсией (этот термин введен А.С.Ахиезером и означает крутой ценностно-смысловой поворот в культуре от одного полюса к другому), означающей крутую ломку и энергичные меры по отрицанию и разрушению отвергаемого прошлого.

А.С.Ахиезер оценивает русское общество как разрывающееся между двумя крайностями, двумя полюсами, между которыми наблюдается маятниковая динамика на всем протяжении российской истории. Один полюс составляет вечевой идеал, несущий в себе начала соборного согласия. Второй полюс – авторитаризм. Между полюсами соборности и авторитаризма и разыгрывается драма российской истории, проходящая циклично. Данная социокультурная динамика привела к глубокому расколу российского общества, обусловила наличие глубоких социокультурных противоречий российской модернизации.