Отзывы критиков о Сумарокове

Н.М. Карамзин: «Имя Сумарокова было в свое время так же ве­лико, как имя Ломоносова. Один славил Елизавету на лире и на ка­федре академической; другой пленял ее чувствительность драматиче­скими картинами на сцене. Оба талантами своими украсили и просла­вили время ее царствования. Имя того и другого напоминает счастли­вое рождение нашего нового стихотворства.

Сумароков еще сильнее Ломоносова действовал на публику, из­брав для себя сферу обширнейшую. Подобно Вольтеру, он хотел бли­стать во многих родах — и современники называли его нашим Раси­ном, Мольером, Лафонтеном, Буало. Потомство не так думает; но, зная трудность первых опытов и невозможность достигнуть вдруг со­вершенства, оно с удовольствием находит многие красоты в творениях Сумарокова и не хочет быть строгим критиком его недостатков.

Уже фимиам не дымится перед кумиром; но не тронем мраморного подножия; оставим в целости и надпись: Великий Сумароков! Соору­дим новые статуи, если надобно, не будем разрушать тех, которые воз­двигнуты благородною ревностью отцов наших!..

В трагедиях своих он старался более описывать чувства, нежели представлять характеры в их эстетической и нравственной истине; не искал чрезвычайных положений и великих предметов для трагиче­ской живописи, но, в надежде на приятную кисть свою, основывал драму всегда на самом обыкновенном и простом действии; любил так называемые прощальные сцены, для того что они извлекали слезы из глаз чувствительной Елизаветы; и, называя героев своих именами древних князей русских, не думал соображать свойства, дела и язык их с характером времени. Но многие стихи в его трагедиях нежны и милы; многие сильны. Довольно для вечной славы поэта, открывше­го в России сцену Мельпомены!» (Карамзин Н.М. Пантеон россий­ских авторов // Карамзин Н.М. Избранные статьи и письма. М., 1982. С. 72—73).

А.И. Тургенев: «Театральные наши писатели, вместо того, чтобы вникать в характер российского народа, в дух российской древности и потом в частные характеры наших древних героев, вместо того, чтобы показывать нам по крайней мере на театре что-нибудь великое, важное и притом истинно русское, нашли, что гораздо легче, изобразив на декорациях вид Москвы и Кремля, заставить действовать каких-то нежных красноречивых французов, назвав их Труворами и даже Ми­ниными и Пожарскими и пр. Если бы во время представления «Ди­митрия Самозванца» восстал бы из гроба сам Димитрий, думаю, он долго бы забавлялся сим зрелищем, не отгадывая, что оно значит, если бы не услышал наконец своего имени и набатного колокола...» (Тургенев А.И. [Речь о русской литературе] // Литературная критика 1800—1820-х годов. М., 1980. С. 44—45).

В.А. Жуковский: «Сумароков. Автор плодовитый сверх всяких пределов и в свое время очень знаменитый: ода, трагедия, комедия, сатира, послание, элегия, эклога, басня, эпиграмма, песня — он ис­пробовал все, но не оставил ни в чем образца. Его плодовитость созда­ла ему славу» (Жуковский В.А. Конспект по истории русской литературы //Жуковский В.А. Эстетика и критика. М., 1985. С. 319).

А.Ф. Мерзляков: «Пусть говорят, что Сумароков подражал: это не унизительно. Гений-подражатель от простого подражателя отличает­ся тем, что он умеет выбрать изящнейшее для подражания и дает под­ражанию живой вид подлинника. Сумароков не переводил, как Княжнин, но он, почувствовав в иностранных писателях изящность расположения, завязок и развязок, характеров, старался сие искусст­во перенесть на свой театр и сохранял правила, которые священны для народа образованного, тогда как мы, целым полувеком от него удаленные, с дикостию выслушиваем ученое слово: действие и, не думая об нем, пишем драмы. В «Семире» и «Хореве» легкость и крат­кость изложения, быстрота действия, интерес, завязка, характе­ры — все истинно трагическое. Странно покажется, что «Димитрий Самозванец», слабейшее между другими творение, удержалось на те­атре долее, нежели «Семира», «Синав и Трувор». Может быть, этому причиною — приближенность происшествия и хорошие актеры, лю­бившие сию пиесу...» (Мерзляков А.Ф. Рассуждение о российской словесности в нынешнем ее состоянии // Литературная критика 1800—1820-х годов. М., 1980. С. 128).

А.С. Пушкин: «Явился Сумароков, несчастнейший из подражате­лей. Трагедии его, исполненные противумыслия, писанные варвар­ским, изнеженным языком, нравились двору Елисаветы как новость, как подражание парижским увеселениям. Сии вялые, холодные про­изведения не могли иметь никакого влияния на народные пристра­стия». (Пушкин А.С. О народной драме и драме «Марфа Посадница» // Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10т. М., 1964. Т. 7. С. 215).

В.Г. Белинский: «Сумароков был не в меру превознесен своими современниками и не в меру унижаем нашим временем. Мы находим, что как ни сильно ошибались современники Сумарокова в его гени­альности и несомненности его прав на бессмертие, но они были к нему справедливее, нежели потомки. Сумароков имел у своих современни­ков огромный успех, а без дарования, воля ваша, нельзя иметь ника­кого успеха ни в какое время... Сумароков больше других был любим­цем публики своего времени; поэтические произведения Ломоносова больше уважали, а Сумарокова — больше любили. Это понятно, он больше Ломоносова был беллетрист, его сочинения были легче, дос­тупнее для понятия большинства, больше имели отношения кжизни... Трагедии его решительно предпочитались трагедиям Ломоносова и Хераскова. Он дал пишу рождавшемуся русскому театру и средство Волкову, а потом Дмитревскому, показать в полном блеске их талан­ты. Его "Димитрий Самозванец" давался на наших губернских театрах и привлекал в них многочисленную публику еще в двадцатых годах на­стоящего столетия... Сумароков имел огромное влияние на распро­странение на Руси любви к чтению, к театру, следовательно, образо­ванности. Как поэт, художник, он не имел довольно таланта. Восторг его современников для нас, конечно, не закон, но факт, живое свиде­тельство того, что он был им много полезен. Когда наступила в рус­ской литературе эпоха критики и поверки старых авторитетов, Сума­рокова втоптали в грязь, но несправедливо, потому что руководство­вались одною эстетическою точкою зрения и вовсе упустили из виду историческую. Мы уверены, что не далеко то время, когда презрение с имени Сумарокова будет снято. Сумароков уронил себя в потомстве больше всего своим характером, раздражительным, мелочно самолю­бивым, нагло хвастливым. Но зачем смешивать лицо с литератором?» (Белинский В.Г. Два Ивана, два Степаныча, два Костылькова: Роман. Сочинение Н.Кукольника. СПб., 1846 // Белинский В.Г. Собр. соч.: В 9 т. М., 1982. Т.8. С. 532—533).

П.А. Вяземский: «Если Сумароков не был гениален, то в свое время он был, без сомнения, оченьумный и талантливый писатель и в этом от­ношении, вероятно, выше всех своих современников и совместников. Этим объясняются и оправдываются успехи его и уважение, коим он пользовался в современном ему обществе. Он первый внес себя и окру­жающую жизнь в литературу свою. Это уже есть признак чуткой и сметливой натуры; оно и величайшая, и незабвенная его заслуга. Ломоно­сов со своими одами царствовал на Олимпе, многим недоступном; в ка­бинете учеными трудами своими был он равно вдалеке от текущей жиз­ни и почти вне ее. Сумароков был всегда и везде налицо, действующим лицом на театре в трагедиях и комедиях, действующим и запальчивым лицом в явлениях общественной жизни: памфлетами, эпиграммами, изустными колкостями. Он у всех был на виду, все встречались с ним, все его слышали и слушали, все знали его, многие любили, многие его боялись. Он не только первый в свое время, но и позднее едва ли не единственный у нас писатель-боец, входивший в борьбу с жизнью на площади, на открытом поле. Он также с некоторою справедливостью мог сказать: "Ma vie est un combat" ("Моя жизнь — битва", франц., Вольтер). (Вяземский П.А. О Сумарокове // Вяземский П.А. Эстетика и литературная критика. М., 1984. С. 117—118).