Часть первая. Психоисторики

Айзек Азимов

Основание

Роман

От издателей

Предлагаемая читателям трилогия А. Азимова «Основание, Основание и Империя, Второе Основание» впервые увидела свет в Америке в 1961–1967 гг. К настоящему времени в США и Англии вышли уже продолжения азимовской саги — романы «Край Основания» (1982) и «Основание и земля» (1984).

В СССР сага ни разу не издавалась. Лишь с начала 1993 года ее частично планирует печатать журнал «Аврора» (Санкт-Петербург).

Издатели намерены также в текущем году опубликовать отдельными книжками роман А. Азимова «Камешек в небе», 5 малоизвестных повестей и сборник из 20 рассказов, только однажды промелькнувших на страницах советских газет и журналов.

Часть первая. Психоисторики

1

Хари Сэлдон… родился в 11968 г. Галактической Эры, скончался в 12069 г. Обычно эти даты даются в текущем исчислении Эры Основания: 79-1 год будущей эры/б.э.

Родился на Геликоне, зона Арктура. Его отец, если верить сомнительной легенде, занимался выращиванием табака на гидропонных плантациях планеты. С малых лет Сэлдон обнаружил незаурядные способности к математике. Многочисленные рассказы о том, как проявились эти способности, анекдотичны и часто противоречат друг другу. Говорят, что в возрасте двух лет…

… Несомненно, что самый большой вклад был сделан Сэлдоном в области науки, называемой психоисторией. Он представил ее как стройную статистическую дисциплину, замешанную на сложных математических уравнениях.

…Лучшей и наиболее полной биографией ученого является труд Гаала Дорника, который, будучи еще совсем молодым человеком, встретил Сэлдона за два года до его смерти. Рассказ об их встрече…

Галактическая Энциклопедия [1]

Его звали Гаал Дорник, и был он всего-навсего обычным юношей, который до сих пор никогда не посещал Трантор, но, конечно, много раз видел эту планету по гипервидению и изредка в гигантских трехмерных газетных репортажах о коронации императора или открытии Галактического Совета. И хотя всю свою жизнь Дорник провел на планете Синнакс, расположенной в созвездии Голубой Туманности, он вовсе не был оторван от цивилизации.

В то время Галактика насчитывала около 25 миллионов населенных планет, и все они составляли одну Империю с центром на Транторе. За последние полвека мощь Империи значительно возросла.

Для Гаала предстоящее путешествие вне всякого сомнения сулило блестящий поворот в его научной карьере. В космосе он бывал уже не раз, и полет сам по себе мало что для него значил. Правда, раньше путешествия Гаала не шли дальше спутника Синнакса, где он добывал необходимые данные по механике метеоритного скольжения, и по продолжительности были невелики — полмиллиона миль или полмиллиона световых лет.

Дорник лишь немного волновался перед прыжком через гиперкосмос — здесь совсем иные ощущения, чем при межпланетных путешествиях. Гиперскачок был и, по всей видимости, надолго останется единственным практическим способом полетов к звездам. В обычном пространстве скорость звездолетов не превышает скорости света (только эта часть давно уже забытых данных сохранилась со времен ушедшей зари человеческой истории), — а это значит, что даже от одной населенной звездной системы, до ее ближайшей соседки когда-то приходилось путешествовать долгие годы. Зато через гиперпространство — это недоступное человеческому пониманию явление, которое не является ни пространством, ни временем, ни энергией, — можно пролететь всю Галактику из конца в конец за считанные часы.

В ожидании первого прыжка Дорник почувствовал, как подкатывает к горлу тошнота. Но ничего не произошло, разве что появилось смутное ощущение внутреннего толчка, который кончился прежде, чем Гаал успел его зафиксировать. И это было все.

А затем остались лишь звездолет, большой и сверкающий, совершеннейшая продукция двенадцатитысячелетнего развития Империи, и он сам, Гаал Дорник, новоиспеченный доктор наук, получивший приглашение на Трантор от самого Хари Сэлдона. Молодому ученому предстояло принять участие в каком-то загадочном сэлдоновском проекте.

После разочарования, испытанного при гиперпрыжке, Гаал с нетерпением ждал, когда же наконец появится Трантор. Он ни на минуту не покидал комнаты общего обзора. В заданное время стальные покрышки иллюминаторов откатывались назад, и Гаал всматривался в звезды, наслаждаясь их россыпями, похожими на рой застывших на месте светлячков. Когда заслонки откатились в очередной раз, Дорник увидел примерно в пяти световых годах от звездолета газовое скопление, которое проскользнуло мимо иллюминатора, как выплеснутое молоко. На какой-то миг оно наполнило комнату обзора леденящим светом, исчезнув из вида после нового прыжка.

Сначала солнце Трантора показалось маленькой точкой, затерянной среди миллиардов других, — здесь, в центре Галактики, скопления звезд были густы. С каждым прыжком эта звездочка сияла все ярче и ярче, заслоняя собой остальные.

В комнате обзора появился один из офицеров корабля и объявил:

— Обсерватория будет закрыта все оставшееся время полета. Приготовьтесь к посадке.

— Может быть, вы все-таки позволите мне остаться? — просил Гаал. — Я бы очень хотел увидеть Трантор отсюда.

Улыбаясь, офицер посмотрел на него, и Гаал покраснел. Ему пришло в голову, что он говорит с провинциальным акцентом.

— Мы приземлимся на Транторе только утром, — сказал офицер.

— Но мне бы хотелось понаблюдать за планетой из космоса.

— К сожалению, это невозможно, молодой человек. Мы не на космической яхте и заходим на посадку с солнечной стороны. Ведь не захотите же вы ослепнуть, сгореть и получить смертельную дозу радиации одновременно, а?

Гаал повернулся и, не говоря ни слова, пошел прочь. Офицер окликнул его.

— Трантор из космоса похож на грязно-голубое пятно. Так что нечего жалеть. А когда вы будете на планете, купите себе билет на космическое турне. Это недорого стоит.

— Спасибо вам большое, — ответил Гаал, поворачиваясь к офицеру.

Получив отказ, Гаал почувствовал себя совсем маленьким — к его горлу внезапно подкатил ком. Он никогда не видел Трантора, но много знал о его необъятной мощи, поэтому не хотел оттягивать встречу с этим долгожданным зрелищем ни на минуту.

Звездолет приземлился в страшной сумятице: шумели кондиционеры, гудели тормозные двигатели, резали ухо мужские и женские голоса. Обслуживающий персонал готовил трапы, по которым пассажиры перебирались на особые разгрузочные платформы.

Гаал почувствовал легкий толчок и понял, что звездолет отключил двигатели. Теперь в течение нескольких минут гравитационное поле корабля будет уравновешиваться с гравитационным полем планеты. Тысячи пассажиров терпеливо ждали в дебаркационных помещениях. Наконец началась высадка.

У Гаала почти не было багажа. Он стоял на палубе, пока содержимое его чемодана быстро и со знанием дела разобрали и сложили вновь. Визу его тщательно обследовали и поставили штамп в паспорт. Сам Гаал не обратил на эти процедуры никакого внимания.

Это был Трантор! Воздух здесь казался чуть менее разреженным, гравитация чуть большей, чем на его родной планете Синнакс, но к этому легко будет привыкнуть. А вот привыкнет ли Дорник когда-нибудь к такой необъятности?!!

Огромное здание космопорта. Свод потолка почти неразличим. Противоположную стену тоже не просто было заметить — насколько хватало глаз, виднелись одни столы да люди за ними.

— Идите же, Дорник, — прогремел раздраженный голос одного из таможенников. Прежде чем назвать Гаала по фамилии, он открыл паспорт с визой.

— Но куда? — нерешительно спросил Гаал.

Таможенник ткнул пальцем в воздух.

— Стоянка такси направо и третий поворот налево.

Гаал отошел от стола и увидел, как прямо в воздухе из ничего формируется надпись: «Такси по всем направлениям».

Человек, возникший неизвестно откуда, подошел к столу, у которого только что находился Гаал Таможенник кивнул неизвестному, слегка наклонив голову. Человек ответил тем же и проследовал за Гаалом. Он приблизился как раз в тот момент, когда Гаал собирался назвать пункт своего следования. Гаал тяжело оперся о барьер. Небольшая вывеска гласила: «Супервизор». Человек, сидевший за этой вывеской, спросил, не поднимая головы:

— Куда?

Дорник не понимал, что даже секундная задержка была недопустима: сзади немедленно начала собираться очередь. Супервизор оторвался от своих бумаг и поднял голову.

— Так куда?

Денег у Гаала было немного, но оставалось перебиться только одну ночь, потом он уже устроится на работу. Дорник старался, чтобы голос его звучал бесстрастно:

— В хороший отель.

— На супервизора это не произвело никакого впечатления.

— Они все хорошие, в какой именно?

— В ближайший, — с отчаянием в голосе ответил Гаал.

Супервизор дотронулся до кнопки. Тонкая световая линия легла на пол, рассыпавшись разнообразными цветами и оттенками. В руке у Гаала оказалась слабо светящаяся карточка.

— С вас один-двенадцать, — сказал супервизор.

Гаал сунул руку в карман за мелочью. '

— Куда мне идти?

— За световой линией. Вот карточка. Она будет светиться, пока вы идете правильно.

Гаал расплатился и двинулся вперед. Сотни людей так же, как и он, шли по своим маршрутам, следя за светом карточек. Его собственная карточка внезапно погасла. Человек в сверкающей желто-голубой форме из сверхпрочного пластитек-столита поднял багаж Дорника.

— Прямая линия до Люксора, — сказал он.

Неизвестный, следовавший за Гаалом, все слышал, даже как тот, садясь в машину, ответил: «Хорошо».

Такси вертикально поднялось в воздух. Гаал смотрел в изогнутое прозрачное окно, наслаждаясь ощущением полета в машине и инстинктивно уцепившись за сидение водителя. Люди внизу стали походить на муравьев в растревоженном муравейнике. Затем они сделались невидимыми.

Впереди показалась стена. Она начиналась высоко в воздухе, а конца ее не было видно. В стене зияли широкие дыры туннелей. Такси подлетело к одной из этих дыр и нырнуло внутрь. На секунду Гаал удивился, как это водитель узнал, что нужно именно сюда. Темноту вокруг рассекали лишь одинокие сигнальные огни.

Таксист резко снизил скорость, и Гаал подался вперед, стараясь восстановить равновесие. Затем машина вынырнула из туннеля и затормозила на одном из уровней.

— Отель «Люксор», — сказал водитель.

Он помог Гаалу выгрузить багаж, с деловым видом получил десять кредиток на чай, взял очередного пассажира и тут же поднялся в воздух.

2

Трантор… в начале 13-го тысячелетия его возможности достигли больших высот. Являясь центром имперского правления в течение тысяч столетий, будучи расположенным в центральных районах Галактики среди наиболее плотно населенных и индустриально развитых миров системы, он не мог не стать самым значительным и богатым государством, которое когда-либо видела человеческая раса.

Урбанизация этой планеты достигла своего максимума. Вся поверхность Трантора протяженностью 75 ООО ООО кв. миль представляла собой один громадный город. Население превышало 40 миллиардов человек. Это огромное количество людей занималось исключительно административными нуждами планеты и Империи. Тем не менее их было недостаточно для решения многих насущных проблем. Каждый день целые флотилии, состоящие из десятков тысяч кораблей, привозили продукты с сельскохозяйственных планет на обеденные столы Трантора…

Зависимость планеты от внешних миров не только в сельскохозяйственной, но и в других областях, связанных с жизненной необходимостью, сделало Трантор исключительно уязвимым в случае нападения и долгой осады. За последнее десятилетия императоры хорошо поняли это, подавляя восстание за восстанием, и вся политика императорского двора свелась к тому, чтобы как-то защитить слабое место Империи…

Галактическая Энциклопедия

Гаал не понимал, светило ли на небе солнце, не мог даже определить, день сейчас или ночь, спросить же просто стеснялся. Казалось, вся планета была закована в металл. Правда, недавно Дорнику принесли консервы с этикеткой «Завтрак», но он по опыту знал, что существует множество планет, живущих по своему, особенному распорядку и не обращающих внимания на чередование дня и ночи. А с какой скоростью Трантор вращается вокруг солнца, Гаал не представлял.

В поисках билетной кассы Дорник наткнулся на дверь с короткой надписью «Солярий». В этой комнате, оказавшейся обычным помещением с искусственным солнечным светом, он задержался лишь на несколько минут, затем вернулся в главный холл «Люксора».

— Скажите, где я могу купить билет на космическое турне? — спросил Гаал у администратора.

— Здесь.

— А когда оно начинается?

— Оно уже началось, вы опоздали на несколько минут, но следующее турне завтра. Вы можете купить билет прямо сейчас, и мы зарегистрируем для вас место.

— Понятно.

Завтра будет поздно. С самого утра ему надо идти в Университет.

— Скажите, а у вас нет здесь чего-нибудь вроде наблюдательной вышки? — спросил Гаал. — На открытом воздухе?..

— Ну, конечно, есть! Если хотите, можете приобрести билет туда. Только сначала лучше проверить, не идет ли дождь.

Администратор двинул какой-то рычажок рядом со своим локтем и посмотрел на матовый экран, по которому заскользили цифры. Гаал с интересом наблюдал за его действиями.

— Хорошая погода, — сказал администратор. — Сам-то я не очень люблю выходить наружу, — добавил он доверительно. — Последний раз выходил года три назад. Один раз посмотришь, и сразу же все становится ясно… Вот ваш билет. Специальный лифт рядом с «черным ходом» отеля. На нем написано: «Башня». Садитесь в лифт, и всего вам доброго.

Лифт оказался новинкой: он поднимался, используя отрицательные и положительные гравитационные поля. Гаал вошел первым, остальные экскурсанты последовали за ним. Лифтер нажал на кнопку. На секунду, когда наступила невесомость, Гаалу показалось, что он опять в космосе. Но постепенно лифт набрал скорость, и все стало на свои места. Однако ненадолго. После резкого, правда, не очень чувствительного торможения ноги Гаала оторвались от пола, и он невольно вскрикнул.

— Засуньте ноги под скобы на полу, — проворчал лифтер. — Вы что, читать не умеете?

Все остальные поступили так с самого начала и сейчас, улыбаясь, смотрели на тщетные попытки Дорника спуститься на пол. Ботинки торчали из-под сверкающих хромом скоб, которые располагались на полу двумя параллельными рядами. Гаал увидел эти скобы, как только вошел в лифт, но не подумал об их назначении. Затем чья-то вытянутая рука потянула его вниз. Слегка задыхаясь, Дорник пробормотал слова благодарности. Тем временем лифт остановился.

Гаал вышел на открытый балкон, и слепящий свет больно ударил его по глазам. Человек, уверенная рука которого только что помогла ему, вышел следом.

— Здесь сколько угодно свободных мест, — сказал он покровительственно.

Гаал, все еще не отдышавшись, ответил:

— Да, мест более чем достаточно.

Он сделал несколько шагов в направлении кресел, затем остановился:

— Если вы не возражаете, я постою у перил. Хочется немного посмотреть.

Человек помахал рукой — он был явно благодушно настроен, — и Гаал оперся о перила. Земля терялась где-то внизу. Горизонта Гаал тоже не увидел, один лишь металл на фоне неба, серый металл. Дорник понял, что такое зрелище можно встретить в любом уголке планеты. Все как бы застыло, лишь несколько прогулочных машин лениво плыли по небу, но Гаал знал, что миллионы людей сновали и куда-то торопились там, под металлической оболочкой этого мира. «Где-то здесь, — думал он, — дворец императора, который стоит на живой земле, окруженный высокими зелеными деревьями и разноцветными цветочными клумбами. Это маленький островок среди океана стали». С балкона, на котором находился Дорник, дворец, конечно, не был заметен. Может, он располагался за десятки тысяч миль отсюда, Гаал не знал но молодого человека переполнял восторг, оттого что он наконец-то на Транторе — планете, которая является центром всей галактики и концентрированным воплощением человеческой расы. Дорник не видел ее слабостей, не видел, как приземляются на планету бесчисленные корабли с продуктами питания. Он видел только самое могущественное творение человека — планету, созданную его руками.

Гаал отошел от перил. Знакомый по лифту помахал рукой, указывая на свободное кресло, и Гаал занял его.

Человек улыбнулся.

— Меня зовут Джерилл. Вы впервые на Транторе?

— Да, мистер Джерилл.

— Я так и подумал. Кстати, Джерилл — мое имя, а не фамилия. Трантор вообще впечатляет, особенно людей с поэтическим воображением. Сами транториане, однако, сюда не ходят. Им здесь не нравится. Они, видите ли, нервничают здесь.

— Нервничают… а меня зовут Гаал… из-за чего же здесь нервничать? Ведь тут великолепно!

— Субъективное восприятие, Гаал. Если вы родились в инкубаторе, стали взрослым в коридоре, работали в подвале, а отпуск проводили в переполненном солярии, то, выйдя наружу и не увидев над своей головой ничего, кроме солнца и неба, вы можете серьезно заболеть. Транториане разрешают своим детям выходить сюда раз в год, после того как им исполнится пять лет. Не знаю, право, дает ли им это что-нибудь. Во-первых, этого явно мало, а во-вторых, когда детей приводят сюда первые несколько раз, они закатывают жуткие истерики. Следовало бы их приносить сюда сразу же после рождения и, по крайней мере, раз в неделю. В общем, это не имеет такого уж большого значения, — продолжал Джерилл — Что из того, что эти люди никогда не видели неба? Они счастливы там, внизу: они управляют Империей. По-вашему, на какой высоте мы находимся?

— Полмили, — неуверенно ответил Гаал, подумав, что со стороны он выглядит неопытным и наивным.

Джерилл улыбнулся.

— Вовсе нет, всего лишь в пятистах футах над землей.

— Что?.. Но ведь мы ехали на лифте больше чем…

— Все правильно. Но большую часть пути лифт прошел под землей. Сооружения Трантора расположены на глубине в милю. Он как айсберг — большую часть его, девять десятых, мы не видим. Более того, используя лишь температурную разницу между глубинами земли, где мы живем, и поверхностью, можно получить энергию для обслуживания всего комплекса. Вы этого не знали?

— Нет. Я думал, что вы используете атомные генераторы.

— Когда-то использовали, но так дешевле.

— Я думаю!

— И как вам все это нравится?

— Великолепно! — ответил Гаал.

— Вы здесь в отпуске? Путешествуете?

— Не совсем так… Хотя… всегда мечтал посетить Трантор. Я прибыл на работу.

— О!

Гаал поспешил объясниться.

— Я приглашен доктором Сэлдоном из Транторианского Университета.

— Вороном-Сэлдоном?

— Что вы, нет. Я имею в виду Хари Сэлдона… психоисторика Сэлдона. О Вороне-Сэлдоне я никогда и не слышал.

— Я и говорю о Хари. Его прозвали Вороном. Просто образное выражение. Он предсказывает, что впереди нас ждет великая разруха.

— Вот как? — Гаал очень удивился.

— Неужели вы не знаете этого? — Джерилл даже не улыбнулся. — Ведь вы собираетесь с ним работать.

— Да, конечно, но я математик. Однако почему он предсказывает эту… катастрофу? И что именно за катастрофу?

— А как вы думаете?

— Боюсь, что не имею об этом ни малейшего представления. Я читал все статьи, опубликованные доктором Сэлдоном и его группой, но они касаются только теории математики.

— Да, те, которые публикуются.

Гаал почувствовал легкое раздражение.

— Пожалуй, мне пора, — сказал он, — очень приятно было познакомиться с вами.

Джерилл безразлично помахал ему вслед.

Спустившись к себе в номер, Гаал наткнулся на незнакомца. На секунду он так удивился, что даже не догадался спросить: «А что вы тут, собственно, делаете?».

Незнакомец поднялся. Он был стар и почти лыс, при ходьбе хромал, но лицо его поражало ярко сверкающими синими глазами.

— Я — Хари Сэлдон, — сказал незнакомец за секунду до того, как фотографии этого человека, много раз виденные в различных газетах и журналах, вспыхнули в памяти Гаала Дорника.

3

Психоистория… Гаал Дорник, используя математические концепции, доказал, что психоистория является тем ответвлением математики, которое касается реакции человеческих обществ на стабильные социальные и экономические стимулы…

…Из всех этих выводов следовало, что, используя точные математические данные, можно определенным образом воздействовать на человеческие общества. Необходимые сведения о степени такого влияния могут быть определены Первой Теоремой Сэлдона, которая… Кроме того, человеческое общество не должно знать что-либо о психоисторическом анализе, чтобы реакция данного общества не направлялась этим знанием и не отражалась на его эволюции…

В основе всей психоистории лежит разработка функций Сэлдона, которые выражают отношения и определяют зависимость между личностями и социальными экономическими силами, такими, как…

Галактическая Энциклопедия

— Доброе утро, сэр, — сказал Гаал. — Я…

— Вы думали, что мы увидимся только завтра? В обычных условиях так бы все и получилось. Но наше дело не терпит отлагательства, и если вы нам подойдете, то мы немедленно включим вас в работу. Сейчас все труднее и труднее находить новые кадры, находить добровольцев…

— Простите, но я не понимаю, сэр.

— Вы с кем-нибудь разговаривали на обзорной башне?

— Да. С человеком по имени Джерилл. Больше мне о нем ничего не известно.

— Его имя не имеет никакого значения. Это агент Комитета общественной безопасности. Он следит за вами еще с космодрома.

— Но с какой целью? Боюсь, что я просто ничего не понимаю.

— Этот человек обо мне ничего не говорил?

Гаал заколебался.

— Он называл вас Вороном.

— Не объяснил почему?

— Он сказал, будто вы предсказываете катастрофу.

— Это правда… Скажите, много ли для вас значит Трантор?

Кажется, все, с кем бы Гаал ни встречался, интересовались его мнением о Транторе. Гаалу же пока ничего не пришло в голову, кроме одного: он великолепен!

— Вы ответили не подумав. А с психоисторической точки зрения?

— Я не применял ее к этой проблеме.

— Прежде чем мы с вами познакомимся поближе, молодой человек, вы научитесь применять психоисторию к любой проблеме и делать это будете автоматически… Посмотрите.

Из кармана пояса Сэлдон достал небольшой калькулятор. Ходили слухи, что он не расставался с ним даже в постели и доставал его из-под подушки в часы бессонницы. Серая матовая поверхность калькулятора была потертой от долгого пользования. Ловкие пальцы Сэлдона, узловатые от старости, забегали по клавишам. На сером экране засветились красные символы.

— Вот вам положение Империи на сегодняшний день. — Сэлдон вопросительно посмотрел на Гаала. Пауза затянулась.

— Но ведь это, безусловно, неполная картина, — сказал наконец Гаал.

— Да, неполная, — согласился Сэлдон. — Я рад, что вы не принимаете моих слов просто на веру. Однако это приближение, на основе которого можно сделать общие выводы. Так ведь?

— Согласно определению производной функции — да.

Гаал произносил каждое слово с большой осторожностью, стараясь избежать возможной ловушки.

— Замечательно, прибавьте к этому реальную вероятность преступлений в Империи, антиправительственный заговор, временные периоды экономического спада, понижающуюся кривую исследования новых планет…

Сэлдон продолжил перечисление. С каждым новым пунктом на экране увеличивалось количество символов, и основное уравнение росло.

Гаал прервал его только один раз.

— Я не понимаю значения этого трансформационного ряда.

Сэлдон повторил еще раз, медленнее.

— Но этот вывод сделан на основе запрещенной социальной операции, — возразил Гаал.

— Прекрасно. Вы действительно соображаете, но все же недостаточно быстро. В такой связке она не запрещена. Давайте, я раскрою этот ряд.

Операция заняла довольно продолжительное время, но в конце концов Гаал покорно произнес:

— Да, теперь я понял.

Наконец Сэлдон замолчал.

— Вот вам картина Трантора через пять столетий. Что вы на это скажете?

Гаал, не веря своим глазам, механически ответил:

— Полное разрушение! Но… но это невозможно! Трантор никогда не будет таким.

Сэлдон возбужденно крутился на месте, как мальчишка, несмотря на свой старческий вид.

— Перестаньте! Вы сами видели, как мы пришли к такому результату. Теперь переложите его на слова. Забудьте на минуту о символах.

— В то время как Трантор становится все более специализированной планетой, — смущенно начал Гаал, — он делается все более уязвимым и все менее защищенным. Далее, из-за того, что административное значение Трантора растет из года в год, планета представляет все больший интерес для захватчиков. Так как наследование императорского трона вызывает все более ожесточенные споры, а привилегии знатных фамилий неуклонно расширяются, социальная ответственность постепенно исчезает.

— Достаточно. А что вы скажете о численной вероятности полного разрушения на протяжении пяти веков?

— Я не могу этого сказать.

— Да? Вы не можете выполнить дифференциальное исчисление поля?

Под таким давлением Гаал чувствовал себя не совсем уютно. Калькулятор ему не предложили. Сэлдон держал его примерно в футе от глаз Дорника, который судорожно начал производить вычисления в уме и почувствовал, как лоб его покрывается испариной.

— Около 85 процентов? — спросил Дорник.

— Не плохо, — ответил Сэлдон, вытягивая нижнюю губу, — но и не хорошо. Точная цифра: 92,5 процента.

— И поэтому вас называют Вороном-Сэлдоном? — поинтересовался Гаал. — Я не видел в журналах всех этих вычислений.

— Ну, конечно! Это не для печати. Ведь не предполагаете же вы, что Империя когда-либо обнародует свое бедственное и шаткое положение? Для психоистории такие расчеты несложны. Но кое-какие результаты просочились и стали известны нашей аристократии.

— Это плохо?

— Не обязательно. Все было предусмотрено.

— Но неужели именно поэтому за мной следили?

— Да, все, что касается моего проекта, тщательно проверяется.

— Значит, вы в опасности?

— О, несомненно. Существует вероятность в 1,7 процента, что меня приговорят к смертной казни, хотя, естественно, она не помешает проекту. Все учтено. Да и не в этом дело. Насколько я понимаю, мы встречаемся завтра утром в Университете?

— Да, — подтвердил Гаал.

4

Комитет общественной безопасности… Аристократическая коалиция пришла к власти после удачного покушения на Клеона II, последнего из дома Энтуизов. В основном эта коалиция внесла элемент порядка в период нестабильности и беспокойств в Империи. В конечном итоге под предводительством великих князей Ченов и Дивартов она превратилась в слепой инструмент для поддержания существующего порядка…

Комитет не отошел полностью от государственной власти до отречения последнего из сильных императоров, Клеона II.

Первый начальник Комитета…

Крушение власти Комитета началось после процесса над Хари Сэлдоном, который состоялся за два года до начала Эры Основания. Этот процесс был описан в биографии Хари Сэлдона Гаалом Дорником…

Галактическая Энциклопедия

Гаал не выполнил своего обещания. На следующее утро его разбудил приглушенный звонок. Гаал снял трубку, и служащий гостиницы очень вежливо и внятным голосом сообщил, что по приказу Комитета общественной безопасности Дорник взят под домашний арест.

Гаал тут же подошел к двери, но та решительно не хотела открываться. Ему оставалось только одеться и ждать.

За Гаалом пришли. Это был самый настоящий арест. Вопросы задавали чрезвычайно вежливо. Все выглядело очень пристойно. Гаал объяснил, что он всего-навсего провинциал из Синнакса, учился в таких-то и таких-то школах и институтах, тогда-то и тогда-то получил степень доктора математики, его пригласили работать в группу Хари Сэлдона, и он согласился. Вновь и вновь Гаал повторял все сначала, но допрашивающие неустанно возвращались к вопросу о его присоединении к группе Сэлдона: как он узнал об этой группе, каковы его обязанности, какие тайные инструкции он получил, в чем заключается сэлдоновский проект?

Гаал ответил, что ничего не знает, что не получал никаких тайных инструкций. Он ученый, математик, и совершенно не интересуется политикой.

В конце концов Гаала спросили:

— Так когда же будет разрушен Трантор?

Дорник запнулся.

— Моих знаний недостаточно, чтобы ответить на этот вопрос.

— А кто может на него ответить?

— Как я могу говорить за других?

Гаалу стало жарко, он даже вспотел.

— Скажите, вам говорил кто-нибудь о возможности такого разрушения и о том, когда это должно произойти? — спросил следователь. И, когда молодой человек заколебался, добавил: — Учтите, доктор, за вами следили. Мы были на космодроме, когда вы прибыли, на обзорной башне, когда вы ждали свидания, и, конечно, нам ничего не стоило подслушать вашу беседу с доктором Сэлдоном.

— В таком случае вы знаете его взгляды на существующую проблему.

— Возможно. Но нам бы хотелось услышать это от вас.

— Сэлдон придерживается мнения, что Трантор будет разрушен на протяжении пяти веков.

— Он доказал это… гм… математически?

— Да.

— И вы подтверждаете, что его математические концепции верны?

— Если доктор Сэлдон так считает, то они верны.

— Ну что ж, у меня больше нет к вам вопросов. Но я вас пока задержу. Это все.

— Подождите. Я имею право на защитника. Я настаиваю на своих правах как имперский гражданин.

— Вам никто в них не отказывает.

Защитник не заставил себя долго ждать.

В камеру вошел высокий человек. Лицо его выглядело таким узким, что казалось, будто оно состоит из одних вертикальных линий и на нем нет места для улыбки.

Гаал поднял глаза. Он чувствовал себя разбитым и усталым. Произошло столько событий, а он не провел на Транторе еще и 30 часов.

— Меня зовут Лоре Аваким, — сообщил человек. — Доктор Сэлдон направил меня защищать вас.

— Вот как! Тогда послушайте. Я требую немедленной апелляции к императору. Меня задержали безо всякой на то причины. Я не виновен ни в чем. Ни в чем! — Гаал взмахнул руками. — Вы немедленно должны сделать так, чтобы о моем деле стало известно императору.

Пока Дорник говорил, Аваким медленно и тщательно выгружал на стол какие-то предметы. Если бы Гаал не был во власти своего негодования, то узнал бы в этих предметах металлические листы протоколов и карманный магнитофон. Не обращая никакого внимания на негодующего узника, Аваким сказал:

— Комитет, вне всякого сомнения, попытается подслушать нашу беседу. Это незаконно, но тем не менее они постараются это сделать.

Гаал скрипнул зубами.

— Однако, — тут Аваким медленно уселся в кресло, — прибор, который вы видите перед собой и который на первый взгляд кажется обычным магнитофоном, имеет еще одно свойство — он создает мертвую зону для любого подслушивающего устройства. Думаю, такой орешек они не сразу раскусят, пока это — техническая новинка.

— Значит, я могу говорить свободно?

— Вне всякого сомнения.

— Тогда я требую, чтобы о моем деле немедленно доложили императору.

Оказалось, что для ледяной улыбки все же есть место на лице Авакима,

— Вы из провинции, — утвердительно заметил он.

— Это не мешает мне быть гражданином Империи, таким же, как вы или любой другой.

— Несомненно, несомненно. Я просто хочу сказать, что, будучи провинциалом, вы не совсем понимаете, что такое жизнь на Транторе. Император не занимается слушанием дел.

— К кому же тогда апеллировать после Комитета? Или существует другая процедура?

— Ни о какой апелляции и речи быть не может. Официально вы имеете полное право апеллировать к императору. Но дело никогда до него не дойдет. Император в наше время — совсем не то, что император из династии Энтуизов. Боюсь, Трантор сейчас находится в руках аристократических семейств, члены которых и составляют Комитет общественной безопасности. В свое время такое положение вещей было четко предсказано психоисторией.

— В самом деле? — удивился Гаал. — В таком случае, если доктор Сэлдон может предсказать события на пятьсот лет вперед, то…

— Он может предсказать их и на 15 тысяч лет вперед.

— Пусть на 15, не буду спорить. Что же он тогда не предсказал моего ареста и не предупредил меня о нем? Хотя нет, простите… — Гаал сел и подпер голову руками. — Я вполне понимаю, что психоистория — статистическая наука и не может точно предсказать будущее для отдельного индивидуума. Надеюсь, вы понимаете, что я сейчас не в своей тарелке.

— Но вы ошибаетесь, доктор Сэлдон предвидел, что вы будете арестованы сегодня утром.

— Что?!!

— Очень жаль, но это так. Комитет стал проявлять все большую враждебность к его действиям. На новых членов группы оказывают все большее давление. Графики показывают, что для наших целей выгодно разрешить возникшую проблему именно сейчас. Сам по себе Комитет действовал еще не совсем уверенно, поэтому доктору Сэлдону пришлось посетить вас вчера, чтобы заставить их действовать решительнее. Другой возможности не было.

У Гаала перехватило дыхание.

— Так значит…

— Прошу вас. Это было необходимо. Доктор Сэлдон подтолкнул Комитет на ваш арест вовсе не из-за какой-то неприязни к вам. Вы должны понять, что все планы доктора Сэлдона, обоснованные математическим аппаратом, над которым он работал более 18 лет, включают всевозможные факторы с огромной долей вероятности. Ваш арест — один из них. Меня послали сюда только с одной целью: сказать, что вам нечего бояться. Почти наверняка все кончится хорошо для нашего проекта и для вас.

— Как велика вероятность? — требовательно спросил Гаал.

— Для проекта более 99,9 процента.

— А для меня?

— Мне сказали, что вероятность равна 77,2 процента.

— Значит, есть один шанс из пяти, что меня посадят в тюрьму или приговорят к смертной казни?

— Вероятность последнего составляет менее одного процента.

— В самом деле? Расчеты одного человека абсолютно ничего не стоят. Попросите доктора прийти ко мне.

— К сожалению, я не могу этого сказать, так как он тоже арестован.

Дверь распахнулась настежь, прежде чем Гаал успел что-либо сказать. Небрежно вошел охранник, подошел к столу, взял в руки магнитофон и положил его себе в карман.

— Я не могу обойтись без магнитофона, — спокойно сказал Аваким.

— Вне всякого сомнения, вы получите магнитофон, господин защитник, только не тот, который излучает статическое поле.

— В таком случае, наш разговор закончен.

Судебный процесс (вообще-то, он мало походил на сложные и запутанные процессы, о которых читал Гаал) продолжался недолго. Сейчас шел третий день. Тем не менее Дорник уже не мог вспомнить, как и с чего все началось.

Его почти ни о чем не спрашивали. Всю тяжелую артиллерию направили на самого доктора Сэлдона. Хари Сэлдон был невозмутим. Гаалу он представлялся единственным невозмутимым человеком во всем мире.

Слушателей оказалось немного. Все они происходили из знатных семей Империи. На процесс не допустили даже представителей прессы, и было сомнительно, знают ли о процессе во внешнем мире. Ярко выраженная враждебность к подсудимым пропитывала всю атмосферу заседания.

Пятеро членов Комитета общественной безопасности сидели за высоким столом. Они были одеты в алые с золотом мундиры и блестящие пластиковые шапочки, демонстрирующие принадлежность к юриспруденции. В центре стола сидел начальник Комитета Линг Чен. Гаал никогда еще не видел так близко никого из великих князей. В течение всего процесса Чен едва сказал несколько слов. Он ясно дал понять, что все эти пустые разговоры ниже его достоинства.

Прокурор Комитета продолжал допрос Сэлдона.

— Итак, доктор Сэлдон, сколько людей вовлечено сейчас в проект, главой которого вы являетесь?

— Пятьдесят математиков.

— Включая доктора Гаала Дорника?

— Доктор Дорник — пятьдесят первый.

— О, значит их все же 51? Подумайте хорошенько, доктор Сэлдон. А может их 52 или 53? Или еще больше?

— Доктор Дорник формально еще не зачислен в нашу группу. Когда это произойдет, он будет 51-м. Пока же нас 50, как я уже говорил.

— А вас, случайно, не сто тысяч?

— Математиков? Нет.

— Я не о математиках. Насчитывает ли ваш проект сто тысяч членов самых разных профессий?

— Если говорить о членах самых разных профессий, то цифра может быть верна.

— Может быть? Я бы сказал, что она просто верна. Я бы сказал, что количество людей, которые вовлечены в ваш проект, равняется 98 572.

— Если только с женщинами и детьми.

Прокурор повысил голос:

— Я утверждаю, что в проекте участвует 98 572 человека. Не выкручивайтесь.

— Я согласен с приведенными цифрами.

Прокурор сверился со своими заметками.

— Давайте сейчас отложим этот вопрос и вернемся к тому, который мы уже обсуждали. Не повторите ли вы, Сэлдон, ваши соображения относительно будущего Трантора?

— Я уже говорил и вновь повторяю, что от Трантора в течение 500 лет останутся одни руины.

— Вы не находите, что ваше утверждение просто нелояльно?

— Нет, сэр. Научная правда выше любой лояльности и нелояльности.

— И вы утверждаете, что все это представляет научную истину?

— Уверен.

— На каком основании?

— На основании математической психоистории.

— Вы можете доказать, что ваши математические построения верны?

— Только другому математику.

Прокурор ехидно улыбнулся.

— Значит, вы утверждаете, будто эта ваша истина настолько сложна, что находится вне понимания простого человека. Мне кажется, любая истина должна быть менее загадочна и понятна всем.

— Она ясна очень многим. Физика энергетического перехода, известная нам под названием «термодинамика», была ясна и достаточно правдива на протяжении всей истории человечества, начиная чуть ли не с мифических веков. И наверняка в этом зале присутствуют люди, которые не могут сконструировать даже парового двигателя, причем люди высокообразованные. Сомневаюсь, что даже наши заслуженные члены Комитета…

Тут один из судей наклонился к прокурору и прошипел ему на ухо несколько слов, которых никто не расслышал. Прокурор покраснел и перебил Сэлдона.

— Мы собрались здесь не для того, чтобы выслушивать такие речи, доктор Сэлдон. Мы вас поняли. Но разрешите заметить, что ваши действия направлены на подрыв доверия народа к императорскому правительству и что вы добиваетесь каких-то своих целей.

— Это не так.

— Вы не станете отрицать, что предсказание катастрофы через пятьсот лет вызовет смуту, беспокойство среди людей.

— Это верно.

— И что своим предсказанием вы просто надеялись спровоцировать народное восстание, чтобы затем возглавить его со своей стотысячной армией.

— А вот это неправда. И если будет проведено расследование, то оно покажет, что не более десяти тысяч человек из всей группы находятся в призывном возрасте, да и те никогда не проходили никакой военной подготовки.

— Скажите, вы действуете как доверенное лицо?

— Я сам являюсь главой нашей организации, мистер прокурор.

— Вы абсолютно не заинтересованное лицо? Действуете только в интересах истины?

— Да.

— Что же, посмотрим. Скажите, доктор Сэлдон, а можно изменить будущее?

— Несомненно. Если, например, этот судебный зал взорвать через несколько часов, то будущее изменится, хотя и совсем не намного.

— Вы опять выкручиваетесь, доктор Сэлдон. Может ли быть изменено будущее всей человеческой расы?

— Да.

— Легко?

— Нет, с большим трудом.

— Почему?

— Общее направление психоистории для Галактики с таким количеством густонаселенных планет содержит в себе огромную энергию. Для каких-то изменений ей необходимо встретиться с чем-то, обладающим не меньшей энергией. То есть в процессе должно участвовать либо не меньшее количество людей, либо, если их число невелико, для данного изменения требуется колоссальное количество времени. Вы меня понимаете?

— Думаю, что да. Трантор не будет разрушен, если очень большое количество людей решит, что этого не должно произойти.

— Все верно.

— И каким же должно быть количество? Сто тысяч?

— Нет, сэр. Это ничтожно мало.

— Вы уверены?

— Примите во внимание, что на Транторе проживает сорок миллиардов человек. Далее, учтите, что тенденция к разрушению охватывает не один Трантор, а всю Империю в целом, в которой находится около квинтильона человеческих существ.

— Понятно. Тогда, возможно, сто тысяч человек смогут изменить эту тенденцию, если они и их потомки будут трудиться на протяжении пятисот лет?

— Боюсь, что нет. Пятьсот лет — это очень короткий период времени.

— А! В таком случае, доктор Сэлдон, нам остается сделать только один вывод из ваших утверждений. Ведь в разработанном вами проекте занято сто тысяч человек, и тем не менее их недостаточно, чтобы изменить историю Трантора за пятьсот лет. Другими словами, они не смогут остановить разрушение, что бы ни предпринимали.

— К великому сожалению, вы правы.

Очень медленно и торжественно прокурор произнес:

— В таком случае, доктор Сэлдон, слушайте внимательно мой вопрос: для какой же цели вы собрали эти сто тысяч человек?

Голос прокурора стал резким. Победитель захлопнул ловушку, загнал Сэлдона в угол так, что ему, казалось, нечего ответить.

По рядам зрителей пробежал шум, докатившийся волной даже до членов суда. Последние тоже завертелись на своих креслах, сверкая красным золотом одежд, все, кроме главного судьи.

Хари Сэлдон остался невозмутимым. Он ждал, когда наступит тишина.

— Я собрал этих людей с целью снизить до минимума эффект будущей катастрофы.

— Я не совсем понимаю, что вы хотите сказать?

— Но ведь это так просто. Грядущее разрушение Трантора не является событием самим по себе изолированным в схеме человеческого развития. Оно будет апогеем очень сложной драмы, которая началась много веков назад и которая приближается с ускорением. Я говорю, джентльмены, о неминуемом падении Галактической Империи.

Шум среди публики нарастал. Возбужденный, красный прокурор пытался перекричать Сэлдона.

— Вы открыто заявляете, что… — и умолк, потому что возгласы из зала — «Предательство» — достаточно ясно выразили его точку зрения. Главный судья медленно поднял свой молоточек и столь же медленно опустил его. Звук гонга пронесся по залу. Когда он умолк, затихла и публика.

Прокурор перевел дыхание.

— Понимаете ли вы, доктор Сэлдон, что говорите об Империи, которая существовала на протяжении 12 тысяч лет, несмотря ни на что, и которая всегда опиралась на любовь и преданность народа.

— Я осведомлен и о настоящем, и о прошлом Империи. Не желая выказывать неуважение к суду, обязан заявить, что знаю немного больше, чем любой из присутствующих в этом зале.

— И вы предсказываете полную катастрофу?

— Ее предсказывает математика. Лично я очень сожалею, что это должно произойти. Даже если допустить, что Империя — дурной метод правления, — я, кстати, так не считаю, — то анархия, которая последует за ее падением, будет намного хуже. Мой проект и заключается в том, чтобы бороться с этой стадией анархии.

Падение Империи будет сокрушающим и чрезвычайно болезненным. Оно предопределено развитием бюрократии, падением инициативы масс, уменьшением любознательности, сотнями других факторов. Этот процесс будет прогрессировать на протяжении веков, как я уже говорил, и он слишком грандиозен, чтобы его можно было остановить.

— Но разве не очевидно для каждого, что Империя так же сильна, как и всегда?

— Сила эта только кажущаяся, так как ничего вечного нет. Даже подгнивший ствол, господин прокурор, до того самого момента, когда буря сломает его пополам, кажется нам могучим. Посвисты этой бури уже слышны в нашей Империи. Следуя психоистории, вы их уловите.

— Мы здесь, доктор Сэлдон, не для того, чтобы… — возмутился прокурор, — выслушивать ваши…

— Империя, — твердо перебил его Сэлдон, — исчезнет, и все лучшее исчезнет вместе с ней. Исчезнут накопленные ею знания, исчезнет порядок. Начнутся бесконечные межзвездные войны, зачахнет галактическая торговля, население уменьшится, планеты потеряют связь с центром Галактики. Так будет.

Из зала раздался неуверенный тонкий голос:

— Навсегда?

— Психоистория, которая может предсказать упадок, может также сделать выводы и о последующих этапах развития. Империя, джентльмены, как здесь уже говорилось, просуществовала двенадцать тысяч лет. Грядущий упадок продлится не двенадцать, а тринадцать тысяч лет! Вторая Империя возникнет, но между ней и нашей цивилизацией родятся и умрут тысячи поколений страдающего человечества. Мы должны бороться с этим.

Прокурор, оправившись от шока, произнес:

— Вы противоречите самому себе. Только что вы заявили, что не можете предотвратить разрушение Трантора, а следовательно, и упадок — так называемый упадок — Империи.

— Я и не говорю сейчас, что мы сможем предотвратить этот упадок. Но, пока еще не поздно, уменьшить период, который за этим последует, представляется возможным, джентльмены. Уменьшить период анархии до одной тысячи лет, если, конечно, моей группе позволено будет действовать прямо сейчас. Мы находимся на очень тонком отрезке исторического пути. Вся огромная нахлынувшая на нас масса событий может быть чуть-чуть отклонена от этого пути… но только чуть-чуть… Несмотря на всю мизерность такого отклонения, его может быть вполне достаточно, чтобы избавить человечество от 29 тысяч лет нищеты и страданий.

— И как вы предполагаете это сделать?

— В первую очередь нужно сохранить человеческие знания. Сумму этих знаний не в состоянии охватить ни один, ни тысяча человек. С нарушением наших социальных связей научные знания дробятся. Отдельным личностям будет кое-что известно о малых фактах, не имеющих особенного значения, но большинство знаний растеряется среди поколений. Однако, если сейчас мы соберем материалы обо всем жизненно важном, они не будут потеряны. Грядущие поколения станут опираться на них, и отпадет необходимость открывать давно открытые истины. За одно тысячелетие вместо тридцати можно проделать колоссальную работу по восстановлению цивилизации.

— Но все это пустая… — перебил его прокурор.

— Мой проект таков: сто тысяч человек со своими женами и детьми посвящают себя подготовке к изданию «Галактической Энциклопедии», Вряд ли я доживу до тех дней, когда работа по-настоящему начнется. Но к моменту падения Трантора этот труд будет завершен, и копии Энциклопедии появятся в каждой крупной библиотеке Галактики.

И вновь главный судья поднял и уронил свой молоток. Хари Сэлдон сошел с помоста и сел на скамью рядом с Гаалом. Улыбнувшись, он поинтересовался у молодого человека:

— Ну, как вам понравилось это представление?

— Отлично! — ответил Гаал. — Но что произойдет сейчас?

— Они отложат процесс и попытаются прийти к частному соглашению со мной.

— Откуда вы знаете?

— Будем откровенны, — сказал Сэлдон, — я этого не знаю. Все зависит от главного судьи. Я изучал его много лет. Я пытался анализировать его действия, но вы сами понимаете, как рискованно подставлять причуды отдельной личности в психоисторические уравнения. Тем не менее, я надеюсь…

Аваким приблизился, кивнул Гаалу и наклонился к уху доктора Сэлдона. Потом секретарь сообщил, что судебное заседание откладывается, и стража разделила обвиняемых. Гаала увели.

На следующий день процесс проходил по-другому. Хари Сэлдон и Гаал Дорник оказались наедине с судьями Комитета. Все сидели за одним столом, и подсудимым даже предложили закурить, подав сигары в коробке из полупрозрачного пластика. Сэлдон взял сигару.

— Здесь нет моего защитника, — заметил он.

— Здесь больше не судебное разбирательство, доктор Сэлдон, — ответил судья. — Мы собрались для обсуждения вопроса безопасности государства.

Неожиданно в их разговор вмещался Линг Чен:

— Говорить буду я, — и остальные судьи откинулись на спинки кресел, приготовившись слушать.

Гаал затаил дыхание. Чен, стройный и крепко сложенный, выглядевший старше своего возраста, был настоящим императором Галактики.

— Доктор Сэлдон, вы нарушаете спокойствие во владениях императора. Ни один из квадрильона человек, населяющих сейчас Империю, не будет жить уже через сто лет. Зачем же тогда нам затруднять себя мыслями о том, что произойдет еще через пять столетий?

— Лично я не проживу и пяти лет, — сказал Сэлдон, — и тем не менее для меня нет ничего важнее… Называйте это, как хотите.

— Я не собираюсь ничем засорять свой мозг. Можете ли вы объяснить, почему бы мне не освободиться от вас и вашего пятисотлетнего будущего, которого я никогда не увижу? Что, если во имя всего этого вас казнят?

— Всего лишь неделю назад, — спокойно ответил Сэлдон, — вы могли бы казнить меня, и вероятность того, что вы остались бы в живых до конца этого года, равнялась бы одной к десяти. Но на сегодняшний день эта вероятность едва ли больше, чем одна к десяти тысячам.

Судьи все как один выдохнули и заскрипели креслами.

— Почему? — удивился Чен.

— Падение Трантора, — ответил Сэлдон, — не может быть остановлено никакими насильственными методами, однако его можно легко приблизить. Легенды о прерванном судебном заседании в связи с моим делом распространяются по всей Галактике. Гибель моих планов ускорит катастрофу, так как убедит людей в том, что будущее не сулит им никаких перспектив. Уже теперь они завидуют тому, как жили их деды. Начнутся политические революции, разрушение торговых связей. Каждый житель Галактики придет к единственному выводу: надо хватать все, что плохо лежит, пока есть время. Властолюбцы не станут ждать, а негодяев некому будет сдерживать. Своими действиями они только приблизят планету к неизбежной катастрофе. Убейте меня — и Трантор падет не через 500 лет, а в ближайшие 50 лет, вы же погибнете в течение одного года.

— Все это слова, — сказал Чен, — и тем не менее ваша смерть не единственный выход, который может удовлетворить нас.

Он чуть приподнял свою красивую руку так, что его пальцы едва касались лежащих на столе бумаг.

— Скажите, ваша единственная цель — это создание Энциклопедии, о которой вы говорили?

— Да.

— И этим надо заниматься на Транторе?

— Дело в том, что на Транторе находятся Имперская Библиотека и крупнейшая Библиотека Университета.

— А если бы вы работали на какой-нибудь другой планете, удаленной от суеты и шума мегаполиса, где бы ваши люди могли полностью посвятить себя научным изысканиям, разве это не имело бы преимуществ?

— Возможно.

— В таком случае подходящая планета есть. Вы можете работать на ней, доктор, сколько вам заблагорассудится, вместе с сотней тысяч человек. Галактика будет знать, что вы активно работаете, чтобы предотвратить великое крушение.

Чен улыбнулся.

— Так что, доктор, вы не станете больше волновать Трантор и возмущать спокойствие людей. Вы, конечно, можете предпочесть смертную казнь как себе, так и вашим сторонникам, скольким мы сочтем необходимым. На ваши прежние угрозы я не обращаю никакого внимания. Вам предоставляется возможность сделать свой выбор между жизнью и смертью.

— Какая планета выбрана для нас, милорд? — спросил Сэлдон.

— Насколько я помню, ее название — Терминус, — ответил Чен.

Небрежным движением руки он пододвинул лежащие перед ним бумаги к Сэлдону.

— Планета необитаема, но вполне пригодна для заселения. Ее можно приспособить для всех нужд ученых. Она, правда, несколько отдалена…

— Она находится на краю Галактики, — перебил его Сэлдон.

— Как я уже сказал, несколько отдалена. Зато ваши люди смогут полностью сосредоточиться на научной работе. Решайте — в вашем распоряжении всего две минуты.

— Нам понадобится время, чтобы подготовиться к Такому трудному путешествию. Все-таки переселяться будут более 100 тысяч семей.

— Вам будет дано время.

Сэлдон задумался, но вскоре ответил:

— Я принимаю ссылку.

Сердце Гаала екнуло при этих словах. Больше всего на свете он радовался тому, что избежал смерти, да и кто бы не радовался? Но все же, несмотря на огромное облегчение, Дорник испытал легкое раздражение — Сэлдон побежден.

Долгое время они молча сидели в такси, которое мчалось сквозь многомильные просторные туннели Трантора, направляясь к Университету. Потом Гаал, поерзав на сидении, спросил:

— Это правда, что ваша казнь ускорила бы падение Трантора?

— Я никогда не лгу, если речь идет о психоистории. И потом, в данном случае мне бы это не помогло. Чен знал, что я говорю правду. Он очень умный политик, а политики умеют чувствовать правду.

— Тогда почему же вы согласились на ссылку? — удивился Гаал, но Сэлдон не ответил.

Когда они подъехали к Университету, нервная реакция дала о себе знать — у Гаала отказали ноги. Его чуть ли не на руках вынесли из такси.

Весь Университет был залит светом. Гаал почти забыл, что где-то еще существует солнце. Но Университет не находился под открытым небом — его здания покрывал огромный стеклянный купол. Стекло было поляризованным, так что Гаал мог, почти не щурясь, смотреть на сверкающую звезду, занимавшую собой чуть ли не все небо.

Университетские здания отличались от обычных серо-стальных сооружений Трантора. Они скорее были серебристыми. Металлические панели отливали цветом слоновой кости.

— Кажется, это солдаты, — произнес Сэлдон.

— Что? — Гаал перенесся на землю и увидел перед собой часового.

Солдаты подошли ближе, а из находящейся рядом двери внезапно появился их капитан. Мягким голосом он спросил:

— Доктор Сэлдон?

— Да.

— Мы вас ждали. С этого момента вы и ваши люди находитесь под нашей охраной. Мне также велено передать вам, что на все сборы до того, как вы отправитесь на Терминус, вам дается шесть месяцев.

— Шесть месяцев! — вскричал было Гаал, но пальцы Сэлдона мягко сжали его локоть.

— Таковы инструкции, — повторил капитан. Он ушел, и Гаал повернулся к Сэлдону.

— Что это такое? Что можно сделать за шесть месяцев. Это же просто нереально!

— Тихо, тихо, поймете потом, а пока идемте в мой кабинет.

Кабинет оказался небольшим, но надежно защищенным от любого подслушивания.

— А теперь, — сказал Сэлдон совершенно спокойно, — я могу сообщить вам, что шести месяцев будет совершенно достаточно.

— Я вас не понимаю.

— Дело в том, мой мальчик, что в таком плане, как наш, действия каждого подчинены общим целям. Разве я не говорил вам уже, что личность Чена была подвергнута более тщательному изучению, чем любая другая личность на протяжении всей истории.

— Но как вы могли устроить, чтобы…

— …нас сослали на Терминус? Почему же нет?

Сэлдон нажал пальцем на определенное место в крышке стола, и целая часть стены за его спиной отъехала в сторону. Лишь пальцы Сэлдона могли сделать это, потому что сканер, расположенный внизу, реагировал только на них.

— Внутри вы найдете несколько микрофильмов, — сказал Сэлдон. — Возьмите тот, на котором стоит буква «Т».

Гаал принес микрофильм, а Сэлдон, вставив его в проектор, протянул молодому человеку глазные линзы. Гаал приспособил их и молча начал изучать фильм.

— Но тогда… — изумленный Дорник остановился на полуслове.

— Что вас удивляет? — спросил Сэлдон.

— Значит, вы готовитесь к отлету уже два года?

— Два с половиной. Конечно, мы не могли с полной уверенностью считать, что будет выбран именно Терминус, но мы надеялись на это и действовали, исходя из этого…

— Но почему, доктор Сэлдон? Зачем вы сами подготовили себе ссылку? Разве не лучше контролировать события, находясь на Транторе?

— Тому есть несколько причин. Работая на Терминусе, мы получим поддержку императора, не вызывая опасений в том, что мы угрожаем безопасности Империи.

— Так вы пугали всех только для того, чтобы нас сослали на Терминус, — сказал Гаал. — Я все-таки не понимаю.

— Двадцать тысяч семей никогда бы не отправились на край света по своей воле.

— Но зачем вообще заставлять их?.. — На секунду Гаал задумался. — Или об этом нельзя говорить?

— Пока еще нет. Пока вам вполне достаточно знать, что научным убежищем станет Терминус. И другое, такое же убежище будет основано на противоположном конце Галактики, скажем….- тут он улыбнулся, — там, где кончаются звезды. Что касается всего остального, то я скоро умру, а вы увидите все сами. Нет, нет, не надо уверять меня в обратном. Доктора говорят, что я не проживу больше года-двух. Ну и пусть, я завершил труд жизни и готов умереть.

— А после вашей смерти, сэр?

— Что ж, у меня будут наследники, вероятно, даже вы сами. И эти наследники смогут довести мою схему до совершенства и подстегнуть восстание на Анакреоне в нужное время, после чего события станут развиваться и сами по себе.

— Я не понимаю.

— Вы поймете позже.

Худое лицо Сэлдона выражало умиротворение и усталость одновременно.

— Большинство отправятся на Терминус, но некоторые останутся здесь. Это будет легко устроить. Что же касается меня, — тут голос Сэлдона перешел на шепот, и Гаал едва-едва различил его последнюю фразу, — то со мной покончено.