Модель Пьера Бурдье (социологическая)

Пьер Бурдье более других отдален от собственно вербальной коммуникации. Он скорее описывает контекст, который в результате предопределяет те или иные виды символических действий. Этот контекст получает у него имя габитус. Сам П. Бурдье говорит, что доминирующий язык разрушает политический дискурс подчиненных, оставляя им только молчание или заимствованный язык.

П. Бурдье изучает, как мнение социальных классов распределяется по разным политически отмеченным газетам и журналам. При этом он отвергает жесткую привязку “читатель — газета. Газета предстает как многоцелевой продукт, предоставляющий местные и международные новости, рассказывающий о спорте и т.п., что может быть независимым от конкретных политических интересов. При этом доминирующий класс обладает частным интересом к общим проблемам, поскольку обладает личностным знанием персоналий этого процесса (министров и т. п.).

Он также связывает напрямую власть и слово:

“Символическая власть есть власть, которая предполагает признание, т.е. незнание о факте творимого ею насилия”.

“То, что позволяет уполномоченному представителю, опираясь на авторитет уполномочившей его группы, применить по отношению к каждому отдельному члену группы признанную форму принуждения, символическое насилие”.

“У людей, участвующих в религиозных, интеллектуальных и политических играх, есть свои специфические интересы, которые являются жизненно важными для общества ...Все эти интересы символического характера — не потерять лица, не лишиться избирательного округа, заставить замолчать соперника.

В целом Пьер Бурдье подчеркивает: “Политика является исключительно благодатным местом для эффективной символической деятельности, понимаемой как действия, осуществляемые с помощью знаков, способных производить социальное, и, в частности, группы”. Таким образом перед нами проходит вариант политической коммуникации, осуществляемой в символической плоскости. При этом коммуникация становится “действующей силой”, позволяющей реализоваться власти и политикам.

Модель Мишеля Фуко (философская)

М. Фуко предложил разграничивать три периода истории человечества — Ренессанс — XVI век, классический период, когда на арену выходит рационализм — XVII-XVIII вв., современность — Х1Х-ХХ вв. — по соотношению “слов” и “вещей” в рамках каждого из них.

М. Фуко видит для любой культуры центральность тех или иных ее кодов в качестве схем, задающих все процессы восприятия.

Знание XVI века ищет подобие. Именно в этот период возникают проекты энциклопедий, которые с помощью слов должны воссоздать порядок всего мира. Что касается понятия знака, то поскольку он сам по себе выражает иерархию мира, он не нуждается в “читателе”. Становится неоднозначной и роль языка, поскольку он должен повествовать сам о себе.

Знание XVII века отказывается от идеи подобия. В результате язык уже больше не несет в самом себе законы природы, он может выражать правду, а может и не делать этого. Если для характеризации предыдущего периода М. Фуко пользуется словом комментарий, то здесь язык функционирует как критика.

XIX век привел к новому пониманию: “слова перестали пересекаться с представлениями и непосредственно распределять по клеткам таблицы познание вещей”.

М. Фуко также занят поиском связи между механизмами власти и символическими механизмами, начиная с идеологии. Отсюда внимание к понятию правды.

Особое место в творчестве М. Фуко заняла история сексуальности в обществе. При этом даже роль 3. Фрейда он видит несколько иначе. ” Сексуальности мы дали не свободу; мы подвели ее к пределу: к пределу нашего сознания, поскольку это она в конце концов диктует нашему сознанию единственно возможное прочтение нашего бессознательного...” Сам же дискурс М. Фуко определяет следующим образом: “Будем называть дискурсом совокупность высказываний постольку, поскольку они принадлежат к одной и той же дискурсивной формации”. Новым элементом становится определение архива: “Архив — это прежде всего закон того, что может быть сказано, система, обусловливающая появление высказываний как единичных событий”.

Отдельная серия работ Мишеля Фуко посвящена становлению систем наказания в человеческой цивилизации. При этом проступает ряд чисто коммуникативных моментов. Так, в средневековом судопроизводстве присутствует поединок между обвиняемым и судьей. Преступник должен был добровольно подтвердить свою вину. Пытка одновременно выступает и как кара за преступление.

Модель Йохана Хейзинги (игровая)

Йохан Хейзинга подверг рассмотрению феномен игры как обязательный и одновременно непонятый феномен человеческого существования.

Для игры характерен особый модус существования. Вспомним, как ребенок одновременно верит и не верит, например, в палку-коня.

И. Хейзинга увидел и проследил игровой элемент в любом институте человечества. В правосудии, войне, философии, поэзии, везде существует элемент игровой состязательности. Хейзинга рассматривает игровой элемент в Древнем Риме, в Средние века, в период Ренессанса (Парики).

Для игры характерно ее отграничение от “обыденной жизни”. Соответственно, значимы время, напряжение, непредсказуемость, выигрыш. Необходимо деление на две соперничающие группировки. Интересно, что такое деление соответствует модели, которую исследователи вычленили в примитивных обществах: подобная неоднородность была исходно заложена в систему того общества.

“Хлеба и зрелищ” требовали римляне, бой быков продолжает оставаться составной частью испанской культуры. Й. Хейзинга видит игровой характер в американских политических нравах.

Игровой элемент коммуникации, как видим, связан, с одной стороны, с вниманием к аудитории, с другой — значимым становится не только и не столько содержание передаваемого, как сам процесс передачи. Процесс становится коммуникативным. При этом резко возрастает значимость любых иных элементов, к примеру, даже нулевых — молчания, пропуска, ожидания и т.п. Индивидуальное восприятие некоторых сообщений (в отрыве от их контекста) требует определенных усилий со стороны адресата.

Этот зрелищный момент в ряде случаев становится определяющим и в некоторых моментах политической коммуникации.