Базовые концепции экзистенциальной терапии: концепция интенциональности, концепция присутствия и др.

Понятие интенции

Концепция интенциональности

Концепция присутствия

Понятие интенции (происходит от лат. intentio - стремление) означает намерение, цель, направленность сознания, воли, чувств на какой-либо предмет. В арабском аристотелизме, у Фомы Аквинского, в поздней схоластике понятие интенции использовалось для характеристики умственного образа, идеи. Фома Аквинский рассматривал интенцию как понятие, проистекающее из деятельности интеллекта. Учение об интенции сыграло значительную роль в логических и гносеологических дискуссиях номиналистов и реалистов. Представитель номинализма XIV века Уильям Оккам полагал, что «интенция души» является универсалией (т.е. всеобщим, как результатом акта постижения предмета).

Концепция интенциональности

Интенция интеллекта сопоставляется с «умопостигаемой формой» (идеей), поскольку отображает в разуме постигнутый объект.

Вместе с тем схоластическая философия развивала представление об интенциональной чувственно-воспринимаемой форме, т. е. чувственном образе идеи какой-либо объекта. Схоласты различали «первую» и «вторую» интенции: «первая интенция» (intentio prima) выступала как установка, на единичное, первоначально сформированное умом, интеллектуальный акт, направленный на внешний предмет, поэтому объект первой интенции - это реальность, данная человеческому разуму. «Вторая интенция» (intentio secunda) базируется на установке на всеобщее, это интеллектуальная рефлексия, предметом которой выступают содержания самого мышления. Вторая интенция формируется через обращение к первым интенциям, изучая и сравнивая их. Она коренится в самом разуме и представляет собой логический закон, мысль вообще или ее форму.

В XIX веке понятие интенции было вновь введено в философию немецким философом Францом Брентано. В его концепции «интенциональность» означала предметность всякого акта сознания, т. е. непременную отнесённость его к какому-то вполне определённому - реальному или воображаемому - предмету. Понятия интенции и интенциональности являются центральными в концепции Эдмунда Гуссерля. - в качестве всеобщих характеристик сознания. Эти понятия стали основополагающими для формирования представлений о характере и направленности психической деятельности, а также для формирования понятия установки.

Нередко соотносят интенцию (intentum) как мыслимое, содержащееся в мысли с обозначаемым (designatum), противопоставляя ее, таким образом, обозначающему. Интенция при этом понимается как потенциальное или виртуальное содержание высказывания, и может противопоставляться актуальному или высказанному содержанию. В психологии речи интенция понимается как первый этап порождения высказывания (А.А.Леонтьев, А.М.Шахнарович), за которой следуют мотив, внутреннее проговаривание и реализация. Коммуникативная интенция соотносится с выражением различных интенциональных состояний сознания, в которые входит и психологическое измерение интенции. Дж.Серль, вслед за философами, включает в интенциональные состояния широкий спектр ментальных состояний, связанных с обращенностью сознания вовне, а не на самого себя. Дж.Серль разграничивает интенцию и Интенциональность (именно так, с прописной буквы), поскольку намерение сделать что-то является лишь одной из форм Интенциональности наряду с верой, надеждой, страхом, желанием и др.

Проблема границ, пределов феноменологической топики связана с процессом поиска идентичности Я, процессом идентификации. Феноменологическая топика является способом самопостижения - через очерчивание самостного «круга», проведение демаркационной линии «здесь-Я а «тут-не-Я», и последующее наложение рефлексивных «лекал» на объекты (так и Я выступает как «объект»). Изначальная маргинальность (социальная, психологическая, экзистенциальная) - есть исходная точка философствования, поскольку его условием является особый взгляд со стороны, извне. Но феноменологическая топика, экзистенциальное пространство всегда шире, горизонтнее этих топик, всегда сопротивляется теоретическим, мировоззренческим, идеологическим лекалам, не укладывается в прокрустово ложе. Философ (как всеобщий человек) про-мысливает, осмысляет собственное экзистенциальное пространство и за границами общепринятого теоретико-мировоззренческого набора, и на обочине социального бытия, и в «чулане вселенной» (Б. Паскаль), и, находясь в центре социальной иерархии (как император-философ Марк Аврелий), при этом, одновременно, экзистирует в маргинальные пространства (Я находится в центре и на обочине; одиночество в толпе, одиночестве на вершине пирамиды). Феноменологическая топика может сгущаться, конденсироваться в маргинальных топиках (мировоззренческих, философских, теоретико-личностных) - плавающих центрах смысла, содержательных узлах экзистенциально-мировоззренческих интенций.

Концепция присутствия

Гештальт терапия полагает, что невротические личности вкладывают большое количество энергии в избегание завершения и в контроль незавершенных переживаний, а также в избегание контакта с собой и с другими ( Korb, et al.,1989). Тенденция к избеганию ограничивает личность от полного присутствия в настоящем, создает избыток незавершенных ситуаций и приводит к развитию невротических состояний.

Понятие вины и тревоги в экзистенциально-гуманистической психотерапии.

Понятие вины

Понятие тревоги

Характеристика вины и тревоги в экзистенциально-гуманистической психотерапии

Тревога как ключевое понятие для понимания человеческого мира Ролло Мэя. Вина - важная часть человеческого существования Ролло Мэй.

Характеристика вины и тревоги в экзистенциально-гуманистической психотерапии

Одна из тем, над которой размышляет в Колоне старый Эдип, - вина, сложнейшая проблема отношений этической ответственности и самосознания. Виновен ли человек, если содеянное им - неумышленно, совершено по неведению? После долгих сомнений и терзаний старик Эдип приходит к самооправданию.

Если обратиться к истории, можно обнаружить, что терапия (или нечто ей подобное) возникала на определенной стадии развития любого общества. Обычно это происходит во времена распада и радикальных перемен. Например, в классической Греции, когда Сократ и Платон искали добро, красоту и истину, когда Эсхил и Софокл писали свои великие драмы, когда строился Парфенон, практически невозможно встретить даже слова «тревога» у греческих авторов, исключая разве что драматургов этого классического периода, чье творчество по определению было обращено к мифам.

Терапия была, таким образом, частью типовых, синтетических функций драмы, религии, философии, танца и других форм общения. В этот классический период общество располагало мифами и символами, которые ослабляли выходящую за пределы нормы тревогу и чувство вины. Проблемы людей решались скорее в процессе учения, а не переобучения. Мы чаще видим здесь нормальное развитие индивида в направлении интеграции, а не движимые отчаянием порывы к реинтеграции.

Но по мере того, как Греция приходила в упадок (период, названный эллинизмом), можно наблюдать радикальное изменение. А если проследить его дальше, вплоть до упадка греческой культуры во втором и в первом веках до н.э., то мы обнаружим, что тревога и чувство вины распространились почти повсеместно. Символы и мифы, которые когда-то успешно снимали напряжение, умерли. Тревога и чувство вины достигают невротических форм. Cтоики, эпикурейцы, циники, гедонисты вместе с традиционными платониками и аристотелианцами - все философы - обратились к методам, весьма напоминающим современную психотерапию. Вместо проповеди идеалов истины, красоты и добра они стали говорить о том, как справиться с ночными кошмарами, или о том, как преодолеть нервозность, играя на лире перед большой аудиторией. Эпикурейская доктрина атараксии - поиска душевного покоя путем разумного сочетания удовольствий - была одним из путей достижения этой цели. Другим средством была доктрина стоиков, обратившихся к апатии - бесстрастному спокойствию, достичь которого можно, поднявшись над конфликтами и эмоциями.

Терапия в этот эллинистический период проявлялась в форме психологических и этических систем, предназначенных для того, чтобы помочь индивиду найти источник силы и цельности, обрести способность выстоять и даже стать счастливым в этом радикально меняющемся обществе, в котором не осталось места для чувства защищенности. Гильберт Мюррей сказал, что во втором и в первом веках до н.э. просто «сдали нервы». Этот термин пригоден для любого общества, нуждающегося в терапии.