В УСТАНОВЛЕНИИ УГОЛОВНО-РЕЛЕВАНТНЫХ ПРИЗНАКОВ ЛИЧНОСТИ

Любое преступление, как и всякий человеческий поступок, вызываются соответствующими объективно существующими обстоятельствами. Вместе с тем любое поведение, в том числе и преступление, осуществляется при активном содействии всей психики человека, ибо «всё, что побуждает человека к деятельности, должно проходить через его голову…» [1, с. 290]. Это значит, что любое преступление есть не просто внешнее, объективное поведение, а сложный психический акт, связанный с интеллектуальной, эмоциональной и волевой сферой личности. Этот акт включает в себя не только указанные элементы психического процесса, но и ряд психических операций, таких, как выбор цели, действия, способа совершения преступления и т.д.

Анализ психологического механизма деятельности лица позволяет установить смысловую направленность его действий и сделать правильный вывод о содержании субъективной стороны деяния. Поэтому при расследовании и разрешении уголовных дел большое внимание следует обращать на психическую сторону преступного акта. Последняя, однако, не всегда видна сразу без применения специальных психологических методов исследования, необходимость использования которых в правовой науке вытекает из марксистско-ленинского учения о единстве сознания и деятельности, о том. что поведение человека есть внешний акт целенаправленной активности сознания.

Психологический аспект исследования актуален для следственной и судебной практики также потому, что любое преступление есть деяние конкретного лица, обладающего не только определёнными физическими данными, но и психическими и социальными качествами, специфика которых в значительной мере обусловливает характер преступления. Не изучив тщательным образом психофизических и социально-психологических особенностей действовавшего или бездействовавшего субъекта, его отношения к совершенному деянию, невозможно не только определить истинную общественную опасность лица, характер и степень общественной опасности деяния, но и правильно разрешить вопрос об ответственности субъекта за содеянное.

Поэтому при рассмотрении уголовного дела важнейшей задачей является исследование обстоятельств, характеризующих не только событие преступления, но и лицо, его совершившее.

Поскольку личность субъекта всегда индивидуальна и выступает в виде комплекса индивидуальных свойств в различном из соотношении, глубокое исследование этой совокупности индивидуальных особенностей требует, как правило, раскрытия психологической структуры личности, в связи с чем возникает необходимость проведения специальных психологических исследований. Эти исследования необходимы потому, что ведущим элементом в каждой психологической структуре личности, в связи с чем возникает необходимость проведения специальных психологических исследований. Эти исследования необходимы потому, что ведущим элементом в каждой психологической структуре является её социальная направленность, определяемая свойствами (мировоззрение, убеждение, моральный облик, социальная установка, мотивы деятельности, склонности, интересы и т.д.), которые не всегда могут быть правильно раскрыты без специального исследования индивидуально-психологических особенностей субъекта.

Поскольку в любом случае, выясняя обстоятельства по делу, в том числе и относящиеся к личности обвиняемого или потерпевшего, следователь (суд) интересуется в первую очередь, теми, которые являются признаками состава преступления, экспертные психологические исследования имеют важное значение для уголовно-правовой сферы.

В этой связи следует остановиться на возможности использования экспертных психологических исследований для установления данных, определяющих личность преступника в качестве элемента состава преступления, т.е. как субъекта преступления. Необходимость этого определяется тем, что, выступая в составе преступления в качестве одного из его элементов, субъект характеризуется, прежде всего, именно теми данными (вменяемость, возраст), установление которых в ряде случаев невозможно без специальных экспертных исследований.

Необходимость изменения методов психологического исследования вытекает и из уголовного закона. Так, ст. II УК РСФСР (Здесь и далее указаны статьи УК и УПК РСФСР), раскрывая понятие невменяемости, предусматривает в качестве критериев её не только медицинские признаки (хроническое психическое заболевание, временное расстройство психической деятельности и др.), но и психологические (неспособность отдавать отчёт в своих действиях или руководить ими). Поэтому во всех случаях, когда возникают сомнения, решение вопроса о вменяемости лица предполагает специальное исследование не только с целью установления наличия или отсутствия у обвиняемого каких-либо психических нарушений, но и выявления степени выраженности этих нарушений, позволяющей определить, могло или не могло лицо отдавать отчёт в своих действиях или руководить ими. Однако продолжает существовать мнение, что роль эксперта должна заключаться лишь в предоставлении следователю необходимого материала для решения вопроса о вменяемости или невменяемости, а сам этот вопрос как юридический вправе решать только следователь.

Такое утверждение было бы правильным, если бы существовала непосредственная связь между выявленными экспертами болезненным состоянием психики и признаками, исключающими вменяемость. Дело в том, что наличие психического заболевания само по себе ещё не даёт основания сделать вывод о невменяемости, ибо многие лица, страдающие психическим заболеванием, всё же отдают отчёт в своих действиях и могут руководить ими. И в силу того, что невменяемость обусловливается не любым болезненным состоянием психики, а лишь тем, которое достигло степени, лишающей лицо возможности отдавать отчёт в своих действиях или руководить ими, то правильно решить вопрос о вменяемости лица позволяет не диагноз болезни, не заключение о психическом заболевании, а тщательный научный анализ интенсивности симптомов болезни, её стадии, этапа, темпа развития других показателей, выявление и оценка которых доступна лишь на основе специальных знаний [5, с. 25]. И это важно подчеркнуть, ибо судить о наличии той степени выраженности психических нарушений, при которой лицо не может отдавать отчёт в своих действиях и руководить ими, никогда нельзя по внешнему поведению человека. Действия психически больных не во всех случаях явно неадекватны ситуации, а алогичность или нелепость поступков может наблюдаться и у здоровых лиц, особенно у субъектов с незначительными аномалиями психической деятельности. В связи с этим формально мотивированное, «понятное» и логически объяснимое поведение ещё не свидетельствует о вменяемости лица, как не говорит о наличии невменяемости необычность, нелогичность поступков в смысле их мотивации.

Иначе говоря, связь между болезненным состоянием психики и способностью лица отдавать отчёт в своих действиях и руководить ими не является настолько очевидной, чтобы её мог устанавливать следователь (суд), не обладающий необходимым для этого специальными познаниями.

Поскольку в основе обоснования выраженных в уголовном законе условий невменяемости лежит трактовка болезненных расстройств как нарушений отражательной деятельности мозга и именно эти болезненные расстройства лишают человека возможности сознательно относиться к своим действиям и регулировать своё поведение, то в силу этого неразрывного единства естественнонаучного обоснования условий невменяемости и содержания указанных в уголовном законе критериев её, полностью отражающих эти невменяемости (вменяемости) лица вполне правомерно.

Не следует забывать и того, что невменяемость – это не только юридическое понятие, указывающее на условия, исключающие вину и ответственность, а понятие, имеющее в реальной действительности определенное фактическое содержание. Невменяемость как объективный факт, как действительное наличие у конкретного лица психического расстройства, проявляющегося в том, что субъект не понимает значения своих действий или не отдаёт себе в них отчёта, выявляется экспертами. Приобретает ли этот выявленный экспертами факт юридическое значение обстоятельства, исключающего возможность вменения лицу содеянного, зависит от следователя, который должен оценить достоверность и объективность заключения экспертов исходя не только из самого этого заключения, но и из всех имеющихся по делу доказательств.

Следует отметить, что понятие вменяемости в отличие от понятия «вменение», существующего с поры появления в обществе уголовной ответственности, возникло лишь после того, как изучение патологических явлений психики человека привело к рождению новой отрасли знания – психиатрии. При этом учение о вменяемости – невменяемости исторически сформировалось так, что сначала единственным критерием невменяемости был медицинский. Для того, чтобы признать обвиняемого невменяемым и освободить от наказания, достаточно было установить, что совершивший общественно опасное деяние был психически больным. В дальнейшем, с уточнением понятия о психической болезни, стало очевидным, что не всякий психически больной может считаться невменяемым, так как у некоторых больных психическое заболевание носит неглубокий характер, они могут понимать характер совершаемых ими действий и руководить своими поступками и при наличии психической болезни.

Для отграничения невменяемых психически больных от вменяемых в качестве дополнения к медицинскому критерию был введён психологический критерий, представляющий собой, выраженное в психологических понятиях, общее определение того, как психическое заболевание повлияло на душевную деятельность человека.

По сложившейся традиции и медицинский (что вполне естественно и правомерно), и психологический критерии составляют прерогативу медиков (экспертов-психиатров). Однако анализ проблемы позволяет усмотреть здесь некоторый выход за пределы компетенции, но уже не в область права, а в область науки психологии, так как по логике вещей психологический критерий является компетенцией психолога, медицинского психолога, владеющего специальными психологическими методами исследования. Феноменологический или только клинический анализ состояния подэкспертного не всегда позволяет осветить все моменты, характеризующие психологический критерий вменяемости. И поскольку для определения невменяемости необходимо совпадение двух критериев (медицинского и психологического), поскольку в составе экспертных комиссий требуется наличие двух специалистов – психиатра и патопсихолога.

Нам представляется слишком категоричной позиция, в соответствии с которой утверждается, что вопрос о вменяемости относится к компетенции только судебного психиатра, и для его разрешения не требуются психологические исследования.

Конечно, вопрос о вменяемости психических больных не может быть предметом психологической экспертизы, так как для его решения требуется применение и медицинского, и психологического критериев. Но это отнюдь не значит, что указанный вопрос психиатры должны решать без участия экспертов-психологов, а наоборот, свидетельствует о необходимости применения психологических (патопсихологических) знаний для его решения.

Необходимость применения психологических методов исследования определяется как клиническими, так и юридическими требованиями, в соответствии с которыми эксперты должны исследовать и диагностические вопросы, и степень снижения, т.е. определить форму заболевания и то, в какой мере заболевание нарушило способность лица руководить своими действиями. Форма заболевания ещё не говорит о выраженности психических расстройств, поэтому определить истинную степень снижения нельзя без тщательного изучения психического состояния субъекта, а это требует проведения широкого экспериментально-психологического исследования. Только в результате этого удаётся выделить преимущественное поражение одних сторон психическое деятельности относительную сохранность других, определить структуру дефекта, его качественную квалификацию, а также изучить личность в целом, как в её интеллектуальных проявлениях, так и с учётом эмоциональных, волевых особенностей, общих тенденций и установок [4].

Конечно, не исключаются случаи, когда вывод о невменяемости лица можно сделать исходя уже из диагноза болезни. Например, диагностика таких степеней олигофрении , как идиотия и имбецильность, предопределяет и невменяемость лица, поскольку утверждать об этом можно исходя из данных клиники таких болезней. Однако в практике судебно-психиатрической экспертизы больные в степени идиотии и имбецильности встречаются весьма редко. Практически судебно-психиатрическое исследование осуществляется лишь в отношении группы дебильности, когда вопрос о невменяемости не может решаться без учёта степени психической недостаточности, выявление которой требует применения также психологических (патопсихологических) знаний.

Значение патологических методов исследования особенно велико в трудных для судебно-психиатрической оценки случаях, например при экспертизе лиц, страдающих органическими поражениями головного мозга, эпилепсии и даже некоторых случаев шизофрении (при длительной и стойкой ремиссии) не позволяет сделать вывод о глубине психических расстройств. В ряде случаев лица, страдающие указанными болезнями, не лишены способности понимать смысл и опасность своих поступков и руководить ими. Поэтому вывод о вменяемости или невменяемости в этих случаях зависит также от результатов клинико-психологического исследования, в основе которого лежит принцип динамического анализа мыслительных процессов, позволяющий изучить особенности психической деятельности, нарушения тех или иных её сторон. Однако этим значение психологического исследования не исчерпывается, ибо в ряде случаев оно оказывается необходимым не только для судебно-психиатрической оценки выявленного заболевания с точки зрения его глубины (тяжести), но и для правильного определения характера психического нарушения, т.е. для правильного вывода о наличии или отсутствии болезни.

В процессе психологического исследования могут выявляться такие своеобразия мыслительных процессов, которые позволяют уточнить форму и стадию заболевания. Так, у больных шизофренией определённое своеобразие мыслительного процесса отмечается уже при психологическом анализе первого (ориентировочного) этапа мыслительной деятельности. Оно заключается в том, что такие больные застревают на данном этапе, не будучи в состоянии выбрать единственно возможный, соответствующий заданным условиям принцип действий, предлагают различные пути решения задачи, уравнивая их в значимости, т.е. обнаруживают многоплановость ориентировок.

При психологическом анализе собственно мыслительного (активного речевого) этапа мыслительной деятельности у больных шизофренией наблюдается не распад автоматизированных навыков, как это имеет место при органическом снижении, а искажение процесса ориентировки, актуализация несущественных, неадекватной данной ситуации связей.

Выявление таких особенностей мыслительного цикла, безусловно, облегчает эксперту-психиатру решение вопроса о принадлежности психического нарушения к той или иной нозологической группе. Это облегчает также определение стадии болезни. Например, при той же шизофрении нарушение мышления в начале болезни качественно отличается от нарушения мышления в период развития заболевания. Так, при шизофрении в выраженной стадии заболевания оказывается нарушенным и самоконтроль, и контроль с дополнительной помощью, что легко выявляется при психологическом анализе особенностей четвёртого (контрольно-сличительного) этапа мыслительного процесса.

Важное значение психологическое исследование имеет и для распознавания симуляции.

При проведении лабораторного психологического эксперимента, создавая непривычные и меняющиеся условия, эксперт-психолог может по темпу ориентировки лица, скорости и характеру выбора им формы ответа, наличию нарочитых ошибок, грубости их, реализации занятой лицом позиции и т.д. судить об истинном снижении личности или симуляции и характере её (симулирует дефектная личность или полноценный человек).

Использование экспериментально-психологических (патопсихологических) исследований не означает, что именно место неправомерный психологический анализ непосредственно болезненных (психопатологических) явлений. Задачи, стоящие перед экспериментатором-патопсихологом, заключаются в том, чтобы дать необходимую для экспертов-психиатров качественную характеристику нарушений познавательной деятельности лица. Изучив динамику нарушений познавательной деятельности лица, изучив динамику нарушений памяти, мышления, восприятия применительно к конкретным, интересующим психиатров вопросам.

При решении вопроса о вменяемости лица следствие (суд) интересует не только проблема распознавания болезни, но и то, в какой мере психическое заболевание нарушило способность лица отдавать отчёт в своих действиях и руководить ими. Констатация патопсихологом степени выраженности психических нарушений, при которой лицо не может отдавать себе отчёта в своих действиях или руководить ими, является значимой для окончательного суждения о наличии невменяемости.

Здесь не следует усматривать тенденцию назвать все судебно-психиатрические экспертизы комплексными психолого-психиатрическими. Вопрос о комплексной психолого-психиатрической экспертизе – проблема, требующая самостоятельного освещения. В данном случае речь идёт лишь о роли психолога (патопсихолога) в решении задач судебно-психиатрической экспертизы, о том, что нельзя воздвигать непроходимую грань между психологическим (патопсихологическим) и психиатрическим исследованиями, возложив решение вопроса о вменяемости на психиатров и отстранив от участия в нём патопсихологов.

Не следует также усматривать в такого рода постановке вопроса тенденцию к излишнему психологизированию психопатологических явлений.

Заключение о невменяемости (вменяемости) лица может считаться объективным и подлинно научным лишь тогда, когда в основе его лежит анализ клинической картины психического состояния лица. Иное означало бы психологизирование возможности (невозможности) лица сознательно вести себя и совершать преступные действия. Но в силу неразрывной связи обоих критериев невменяемости (медицинского и психологического) единственно правильным является такой подход, при котором неспособность отдавать отчёт в своих действиях или руководить или обосновывается как клиническими данными, так и результатами психологического лабораторного исследования.

Современный уровень развития материалистической психологии даёт возможность, отойдя от умозрительных психологических концепций, с новых позиций проанализировать роль психолога (патопсихолога) в судебно-психиатрическом исследовании. Этому способствуют новые научные данные психологии, касающиеся внутренней структуры познавательных процессов, психологии возрастного развития, аффективных состояний, стресса, фрустрации, структуры личности, мотивов и потребностей, побудительной и смыслообразующей функции мотивов и т.д.

В настоящее время участие психолога в экспертных исследованиях осуществляется в трёх формах:

1) психологической экспертизы;

2) психолого-психиатрической экспертизы;

3) психологического (патопсихологического) исследования в пределах судебно-психиатрической экспертизы.

Каждая из этих форм имеет специфические особенности, изучение которых требует специального анализа. Здесь мы остановились только на одной из них – последней, попытавшись проанализировать её применительно к проблеме вменяемости-невменяемости. По всей вероятности, новый подход к этой проблеме вызовет острую дискуссию, но именно такой свободный обмен мнениями различных специалистов – юристов, психологов и психиатров – необходим для правильного решения данной проблемы.

Психологическое исследование в настоящее время в числе других параклинических методов исследования (биохимических, электроэнцефалографических и т.д.) успешно используется для дифференциальной диагностики, анализа внутренней структуры личности и интеллектуальных расстройств в судебно-психиатрической практике. Однако в отличие от других лабораторных исследований психологическое исследование прямо и непосредственно связано со вторым (психологическим) критерием вменяемости – способностью лица осознавать значение своих действий или руководить ими, включающим в себя интеллектуальные и волевые, т.е. психологические, компоненты. Глубокий анализ их внутренней структуры может быть произведён только на основе современных психологических знаний с применением психологических методов исследования, использование которых значительно повышает достоверность результатов судебно-психиатрической экспертизы.

Однако при существующем положении, когда психологическим исследованиям, проводимым в целях судебно-психиатрической экспертизы, не придаётся самостоятельного значения, сильно снижается информативная ценность выводов эксперта-психолога, поскольку они оцениваются не непосредственно следователем (судом), а экспертами-психиатрами, которые могут принять или не принять эти выводы во внимание, включить или не включить их в своё заключение. При этом нарушаются требования уголовно-процессуального закона о порядке назначения экспертизы. И дело не только в том, что в своих заключениях эксперты-психиатры ссылаются на результаты, неизвестно на каком основании проведённого экспериментально-психологического исследования, что в этих заключениях не указываются сведения о специальности и компетенции лица, проводившего психологическое исследование, не сообщается, предупреждался ли он об ответственности по ст. 181 и 182 УК, какие вопросы им решались, какие материалы использовались, как проводилось исследование и т.д. положение усугубляется ещё тем, что следователи (судьи) принимают не отвечающие требованиям закона заключения в качестве доказательств, нарушая свою обязанность оценивать каждое заключение не только с точки зрения полноты, научной обоснованности и достоверности, но и с учётом соблюдения процессуальных норм о назначении и производстве экспертизы.

К тому же при производстве таких психологических исследований игнорируются права обвиняемого (ст. 185 УПК), который лишается возможности заявить отвод психологу, просить о назначении эксперта из числа указанных им лиц и т.д.

Встаёт вопрос также о качестве психологических исследований, которые при таких условиях проводятся вслепую, без необходимого анализа материалов дела и ситуации в целом, так как по закону знакомиться с материалами уголовного дела имеет право эксперт, а психолог, проводящий исследование для судебно-психиатрической экспертизы, таковым не является.

В результате возникает своеобразный порочный круг: во многих случаях, требующих установления степени снижения, симуляции, дифференциальной диагностики, эксперты-психиатры не могут обойтись без данных психологического (патопсихологического) исследования, но использование этих данных носит полулегальный характер, так как эксперты не имеет права привлекать к участию в производстве экспертиз специалистов иной области знаний.

Очевидно, необходимо твёрдо придерживаться правила: в любом случае, когда при производстве экспертизы возникает необходимость проведения исследований, требующих знаний из иной области, эксперты обязаны сообщить об этом следователю, чтобы он мог вынести соответствующее постановление. В зависимости от конкретного случая это может быть постановление о назначении самостоятельной судебно-психологической экспертизы, результаты которой будут использованы при производстве основной (психиатрической) экспертизы, либо постановление о назначении комплексной психолого-психиатрической экспертизы, когда для решения вопроса требуется использование знаний эксперта-психиатра и патопсихолога.

Заслуживает внимания вопрос об использовании судебно-психо-логических исследований при определении возрастного критерия уголовной ответственности, ибо «возраст и возрастные особенности для права имеют значение не только и не столько как природные биологические свойства человека, а как определённая социально-психологическая категория» [3, с. 44].

Известно, что по советскому уголовному праву уголовной ответственности и наказанию за совершенное общественно опасное деяние могут подлежать только лица, достигшие определённого возраста. Если факт достижения (недостижения) обвиняемым возраста уголовной ответственности не может презюмироваться как очевидный, а соответствующие документы отсутствуют, становится обязательной экспертиза возраста.

Согласно п. 4 ст. 79 УПК определение возраста субъекта входит в компетенцию судебно-медицинской экспертизы, если следствие не располагает необходимыми документами и получение их от органов ЗАГСа невозможно, а также, если возникают сомнения в достоверности этих документов. Однако полезным в этих случаях может оказаться и судебно-психологическое экспертное исследование.

В отличие от судебно-медицинской экспертизы, которая назначается при отсутствии данных о возрасте лица, судебно-психологическая и комплексная психолого-психиатрическая экспертизы проводятся в тех случаях, когда возраст известен, но возникают сомнения в том, что субъект по своему психическому развитию соответствует данным о возрасте.

Очевидно, во всех этих случаях экспертные исследования становятся необходимыми потому, что требуется установить наличие возрастного критерия уголовной ответственности. Поэтому, в конечном счёте, роль судебно-психологической и психолого-психиатрической экспертиз заключается в определении (как и при судебно-медицинской экспертизе) фактического возраста лица, но не по медицинским, а по психологическим признакам. Это значит, что психологические знания можно использовать в двух направлениях: 1) когда требуется установить соответствие психического развития субъекта его возрасту, т.е. в случаях, когда по имеющимся данным подросток достиг возраста уголовной ответственности, но нет уверенности, что степень его развития соответствует этому возрасту; 2) когда требуется установить, достиг ли субъект определённого возраста, т.е. в случаях, когда возраст лица неизвестен, а данные судебно-медицинского исследования не позволяют вынести об этом категорического суждения и нуждаются в обосновании другими доказательствами.

Предусмотренный законом возрастной критерий уголовной ответственности (14-16 лет) установлен с учётом того возраста, когда, по данным психологии, у детей уже возникает способность к осознанию социальной значимости своего поведения, однако этот возраст не всегда является показателем той степени физиологического и психологического развития, при которой подросток может полностью сознавать значение своих действий. Иногда в силу определённых обстоятельств несовершеннолетний, достигший 14-16 лет, находится на значительно более низкой ступени психического развития. Выявить наличие умственной незрелости и определить, мог ли подросток, совершая определённые действия, сознавать социальное значение их, позволяет судебно-психологическая либо комплексная психолого-психиатри-ческая экспертиза, получающая в последнее время всё большее развитие. Роль этих экспертиз трудно переоценить, учитывая, что интеллектуальное развитие подростка, не страдающего психическим заболеванием, нередко находится на таком низком уровне, что фактически нельзя говорить о достижении им возрастного порога уголовной ответственности.

Экспертные психологические исследования в этих случаях необходимы потому, что задержка психического развития, не связанная с психическим заболеванием, как показывают данные современной психологии. А также практика проведения комплексных экспертиз, представляет собой сложную многогранную структуру, для выявления которой необходимы специальные психологические методы исследования.

Психическое развитие умственно отсталого несовершеннолетнего, страдающего психическими аномалиями развития (олигофрения и др.), бесспорно, принципиально отличается от психического развития нормального развития нормального подростка. Задержка психического развития, не связанная с психическим заболеванием или аномалией развития, а вызванная внешними обстоятельствами (неблагоприятным влиянием микросреды, педагогической запущенностью), ослабленным здоровьем (соматические заболевания) или психогенными факторами (конфликтная ситуация в семье и др.), также не представляет некоторого равномерного снижения до какого-то уровня другого возраста – с 16-летнего до 12-летнего и т.д.                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                        

Развитие познавательных процессов и личности подростка в норме не может совпадать со структурой и динамикой познавательных процессов и личности подростка 16 лет с задержкой психического развития, даже если эта задержка не связана с психическим заболеванием. Как показывают данные современной психологии, а также опыт проведения экспертиз несовершеннолетних, развитие таких подростков, как правило, дисгармонично и имеет сложную структуру.

Задержка психического развития, вызванная неблагоприятным влиянием среды, характеризуется, в первую очередь, недоразвитием «актуального» интеллекта (по Л.С.Выготскому) – недоразвитием высших познавательных процессов, понятийного мышления, способности к абстрагированию, связанных с обучением, познавательными интересами, потребностями. В то же время потенциальные интеллектуальные возможности (способность к обучению, принятию помощи, переносу) остаются относительно неизменными.

При задержке психического развития, вызванной соматогенными факторами, в структуре его отчётливо прослеживаются истощаемость, повышенная утомляемость, замедленность психических процессов и уже на этом фоне общее интеллектуальное недоразвитие.

Особые случаи задержки психического развития, с которыми психологу приходится встречаться при проведении экспертизы несовершеннолетних, наблюдаются при так называемой диссоциированной акселерации, которую называют проблемой XX века в связи с тем, что акселерации (преждевременное физическое созревание) большое развитие получила в послевоенные годы.

В случаях диссоциированной акселерации подросток может быть вполне развит физически благодаря преждевременному опережающему созреванию, а интеллектуальное развитие такого подростка может быть низким, не соответствующим возрасту и тем более физическому созреванию.

Могут встречаться и более сложные случаи диссоциированной акселерации, когда физическое и интеллектуальное развитие подростка высокие, но имеет место личностная незрелость, незрелость волевой и эмоциональной сфер, несоответствие их фактическому возрасту. Этот момент, по нашему мнению, является очень важным, так как в основе возрастного критерия уголовной ответственности лежит именно способность подростка понимать социальное значение своих действий. В указанных случаях уровень личностной зрелости может быть настолько низким, что подросток, несмотря на физическое развитие и интеллектуальную зрелость, не всегда способен полностью сознавать социальную значимость своих противоправных действий. Поэтому понятно, какую значительную роль играют в таких случаях судебно-психологические исследования.

Эти исследования необходимы и потому, что именно в указанный период (14-16 лет) у человека наблюдается самый важный возрастной криз-пубертат, который характеризуется бурным биологическим и психическим созреванием, дисгармоничностью, неравномерностью развития: половой метаморфоз с формированием генеративных функций иногда опережает психическое созревание.

Этот период иногда характеризуется выраженной психической неустойчивостью, в связи с чем возрастает опасность подверженности подростка различным неблагоприятным воздействиям. В некоторых случаях дисгармоничность настолько выражена, что приходится диагностировать патологию пубертатного криза. Комплексная психолого-психиатрическая экспертиза приобретает в таких случаях исключительно важное значение в силу того, что она не только может ответить на вопрос о соответствии психического развития подростка его возрасту, но и отграничить в стёртых и неясных случаях нормально протекающий пубертат от патологии, что имеет значение для решения вопроса о вменяемости лица.

Следовательно, такого рода исследования могут быть значимыми не только для определения возрастного критерия уголовной ответственности. С их помощью можно получить данные, важные для индивидуализации ответственности и наказания, выбора мер воздействия в целях перевоспитания лица. Поэтому нельзя согласиться с авторами, считающими, что предметом судебно-психологической и комплексной психолого-психиатрической экспертиз должен быть только вопрос: «Нормальному уровню какого возраста соответствует интеллектуальное развитие обследуемого?». Такое узкое понимание предмета судебно-психологической и психолого-психиатрической экспертиз не способствует использованию последних в уголовном процессе в соответствии с их возможностями.

При назначении экспертизы несовершеннолетних экспертам могут ставиться следующие вопросы:

1. Соответствует ли уровень интеллектуального развития обследуемого его возрасту?

2. Соответствует ли уровень личностной зрелости обследуемого его возрасту?

3. Какому возрастному периоду соответствует интеллектуальное и личностное развитие лица (когда известен возраст субъекта)?

4. Мог ли несовершеннолетний, исходя из особенностей его интеллектуального и личностного развития, эмоционально-волевой зрелости (незрелости), сознавать общественную опасность совершаемых им действий?

5. Мог ли несовершеннолетний по уровню своего интеллектуального и личностного развития, эмоционально-волевых особенностей в конкретной ситуации руководить своими действиями?

Такие исследования могут проводиться в пределах судебно-психологической экспертизы, если уже известно и не вызывает сомнения факт, что обследуемый не страдает психическим заболеванием. Эти вопросы могут адресоваться комплексной психолого-психиатрической экспертизе в случаях, когда остаётся неясным психическое состояние субъекта. Поскольку недоразвитие психической деятельности может быть болезненного и неболезненного характера, то всегда, когда есть основания сомневаться в психической полноценности лица (учится во вспомогательной школе, состоит на учёте в психоневрологическом диспансере, стационировался в психиатрическую больницу и т.д.), психологическое исследование не должно проводиться без судебно-психиатрического исследования. Если психиатры установят у совершеннолетнего наличие умственной отсталости, связанной с психическим заболеванием, то возникает необходимость определить уже не фактический возраст лица, а его вменяемость.

В этой связи представляется желательным уточнение соответствующих положений постановления Пленума Верховного Суда СССР от 21 марта 1968 г. «О внесении дополнений в постановление Пленума Верховного Суда СССР от 1963 г. «О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних», так как они в настоящей редакции могут привести к неправильному толкованию предмета судебно-психиатрической и психиатрической экспертиз.

Во-первых, в постановлении утверждается. Что для определения уровня умственной отсталости подростка и выяснения вопроса, мог ли он полностью сознавать значение своих действий и руководить ими, «по делу должна быть произведена экспертиза специалистами в области детской и юношеской психологии (психолог, педагог) или указанные вопросы могут быть поставлены на разрешение эксперта-психиатра». Создаётся впечатление, что указанные вопросы могут решаться либо судебно-психологической либо судебно-психиатрической экспертизой. Между тем совершенно очевидно, что установление интеллектуального развития не относится к вопросам, которые изучает психиатрия, в силу чего вывод эксперта-психиатра об этом в любом случае будет строиться не на данных, а только на субъективном впечатлении несведущего в указанном вопросе лица.

Поэтому сомнительно, чтобы, говоря о психиатрической экспертизе, Пленум имел в виду поручение психиатрам наряду с психологами проведение психологических исследований. Но тогда в постановлении следовало бы чётко указать, в каких случаях и для решения каких вопросов должна назначаться судебно-психологическая, а когда – психиатрическая экспертиза.

Во-вторых, указание о том, что экспертиза должна проводиться «для определения умственной отсталости», можно понять так, что речь идёт об определении уровня интеллектуального развития здорового, и психически больного лица, ибо умственная отсталость может быть вызвана и психическим заболеванием, и аномалией развития, глубокая степень которой приравнивается к хроническому психическому заболеванию. Но ведь при наличии психической болезни экспертиза назначается не для установления умственной отсталости, а для определения вменяемости (невменяемости) лица. В иных же случаях экспертное исследование осуществляется для установления психической незрелости (зрелости) подростка. Поэтому целесообразнее было бы в постановлении указать, что судебная экспертиза может быть назначена для установления соответствия интеллектуального развития несовершеннолетнего определённому возрасту. Такая формулировка подчёркивала бы, что речь идёт только о психически здоровых лицах, чётко отграничивая тем самым компетенцию эксперта-психолога.

Вместе с тем нам представляется, что при наличии данных свидетельствующих об умственной ограниченности несовершеннолетнего, целесообразнее назначать комплексную психолого-психиатрическую экспертизу, позволяющую проводить всестороннее исследование психики подростка. Это тем более необходимо, что каждый раз не исключается сочетание таких свойств психики, которые могут быть установлены только совместным психиатрическим и психологическим исследованием (например, при состояниях, пограничных между лёгкой дебильностью и нормой, при отграничении умственной отсталости, возникшей на органической основе, при резидуальных явлениях травмы головного мозга и других психопатиях, от задержки психического развития, не связанной с аномалией развития или психическим заболеванием).

Такие совместные усилия вполне правомерны, потому что вопросы психического развития относятся к компетенции психологов и педагогов, изучающих особенности психического развития в норме, а в компетенцию психиатров входит изучение патологии развития. Психиатр констатирует в указанных случаях только наличие или отсутствие аномалий развития, психического заболевания. Кроме того, олигофрения, диагностика которой входит в компетенцию врачей-психиатров, в то же время является предметом психологии и других научных дисциплин, например, олигофренопедагогики, дефектологии и т.д.

Особенность таких комплексных экспертиз состоит в том, что одни вопросы решаются в ней только психиатром или только психологом, а другие – совместно психиатром и психологом (патопсихологом).

Современное развитие общей, судебной и медицинской психологии и психиатрии позволяет с новых позиций подойти к анализу экспертных возможностей и при исследовании личности потерпевших. Своеобразие такого рода экспертиз проявляется во взаимозависимости психологических и психиатрических исследований, благодаря которой обеспечивается возможность обоснованного решения вопросов, непосредственно влияющих на исход дела и правильную уголовно-правовую квалификацию содеянного.

Большая юридическая значимость заключений такого рода экспертиз (психологических и психолого-психиатрических) объясняется тем, что уголовно-правовая квалификация деяния зависит в ряде случаев от качеств потерпевшего, наличие которых определяется в результате именно психолого-психиатрических исследований.

Так, в прямой зависимости от результатов экспертного исследования индивидуально-психологических особенностей личности потерпевшей находится квалификация содеянного как изнасилования в случаях, когда экспертизой устанавливается, что потерпевшая в силу своего малолетнего возраста, умственной отсталости, психического заболевания не могла понимать характер и значение совершаемых с нею действий, поскольку при наличии такого факта встаёт вопрос об уголовной ответственности за изнасилование и при добровольном половом сношении.

Однако такое уголовно-правовое значение заключения эксперта не всегда учитывается судебными и следственными работниками, которые нередко основное назначение экспертизы потерпевшей видят в том, чтобы установить наличие или отсутствие психического заболевания или определить вменяемость (невменяемость) потерпевшей, забывая, что заключение эксперта, устанавливающее такие факты в отношении потерпевшей, не может выполнять роль доказательства по делу, так как не приобретает в таких случаях той доказательной силы, которую оно имеет тогда, когда указанные вопросы решаются в отношении обвиняемого.

Нам представляется, что основное назначение экспертизы потерпевшей заключается не в том, чтобы определить вменяемость или невменяемость, наличие или отсутствие психического заболевания, а в том, чтобы ответить на этот вопрос, способна ли потерпевшая правильно воспринимать интересующие следствие обстоятельства.

Ставить вопрос о вменяемости лица имеет смысл лишь в отношении субъекта преступления, но не потерпевших, ибо только субъекту преступления (обвиняемому, подсудимому) можно вменять, т.е. ставить в вину, содеянное. Необходимость установления вменяемости лица и основана на том, что без этого не может быть решён вопрос о привлечении его к уголовной ответственности. Поэтому определение вменяемости потерпевших и других лиц, не совершивших какого-либо преступления, лишено всякого основания и не требует использования специальных познаний.

Поэтому нельзя согласиться с авторами, которые утверждают, что основная задача судебно-психиатрической экспертизы – «определение психического состояния и заключение о вменяемости обвиняемого, потерпевшего, свидетеля и т.д.» [2]. Такое утверждение в отношении потерпевших и свидетелей противоречит и закону (ст. 11 УК и ст. 79 УПК).

Поскольку ст. 117 УК и соответствующие статьи УК союзных республик одним из признаков состава изнасилования предусматривают половое сношение с использованием беспомощного состояния потерпевшей, к которому в соответствии с указанием Пленума Верховного Суда СССР (постановление от 25 марта 1964 г. «О судебной практике по делам об изнасиловании») относится и тот случай, когда потерпевшая в силу своего психического состояния не могла понимать характера и значения совершаемых с нею действий или не могла оказывать сопротивления виновному, отмеченное выше уголовно-правовое значение по делу способно приобретать только то заключение, которое свидетельствует о наличии именно указанных фактов, а не о том или ином психическом состоянии потерпевшей как таковом.

Определение неспособности потерпевшей сознавать значение совершаемых с ней действий должно осуществляться путём комплексного психолого-психиатрического исследования, поскольку такая неспособность может обусловливаться не только наличием психического заболевания, но и задержкой психического развития, связанной с аномалией развития, органическим поражением головного мозга, когда, допустим, при совершении преступления несовершеннолетняя и могла бы быть признана вменяемой, но в силу особенностей незрелой личности, да ещё с аномалией развития не может считаться способной понимать (сознавать) значение совершаемых с ней действий. Полноценное экспертное исследование в таких случаях не может быть проведено без применения специальных психологических (патопсихологических) знаний, методов исследования, анализа проведения потерпевшей в данной конкретной ситуации, анализа её личности, характерологических особенностей, системы отношений т потребностей, её жизненного опыта, устойчивости к стрессу и возможных путей реагирования в неожиданных ситуациях.

Кроме того, нельзя не учитывать, что в условиях внезапности нападения, экстремальной ситуации у несовершеннолетней, особенно с задержкой психического развития, независимо от генеза, вместо максимально активного и нужного реагирования в целях защиты себя может возникнуть состояние острой растерянности, стресса или фрустрации с последующей психологической демобилизацией, общей заторможенностью, замедленностью психической деятельности. Определение таких психических состояний, не являющихся психическим заболеванием, требует специальных знаний, экспертного исследования в пределах комплексной психолого-психиатрической экспертизе. Такие состояния мало исследуются в экспертном плане. А между тем их констатация могла бы иметь важное значение для следствия и суда при определении беспомощного состояния при изнасиловании, особенно в тех случаях, когда у потерпевших нет умственной отсталости и резко выраженной задержки психического развития, а имеет место необъяснимая с точки зрения здравого смысла пассивность, инертность поведения, которую они и сами не могут объяснить, так как налицо были все условия для активной защиты (близость к дому, окружающие люди и т.д.).

В ряде случаев игнорирование психологической или комплексной психолого-психиатрической экспертизы ведёт к тому, что следствие оказывается не в состоянии правильно оценить имеющиеся доказательства по делу и при наличии заключения судебно-психиатрической экспертизы о том, что степень умственной отсталости потерпевшей не столь велика, чтобы её можно было приравнять к психическому заболеванию, выносит постановление о прекращении уголовного дела (ибо презюмируется, что при отсутствии психического заболевания потерпевшая способна понимать характер и значение совершаемых с ней действий), в то время как имелись все основания признать наличие изнасилования с использованием беспомощного состояния потерпевшей.

Одним из обстоятельств, определяющих квалификацию действий обвиняемого по ст. 119 УК, является устанавливаемый экспертизой факт недостижения потерпевшей половой зрелости. Вопрос о том, достигла или не достигла потерпевшая половой зрелости, решается в настоящее время судебно-медицинской экспертизой, которая в соответствии с правилами судебно-медицинской акушерско-гинекологической экспертизы, утверждёнными Министром здравоохранения СССР 7 января 1966 г., принимает во внимание лишь биологические признаки: общее развитие организма; развитие половых органов и способность к совокуплению; способность к родоразрешению; способность к вскармливанию и т.д. Однако нам представляется, что важное значение при этом имеют и психологические признаки. Не случайно ранее действовавшие «Правила амбулаторного судебно-медицинского акушерско-гинекологического исследования», утверждённые Народным Комиссариатом здравоохранения РСФСР 31 декабря 1934 г., помимо вышеперечисленных биологических признаков предусматривали и психологические признаки: наличие в должной степени умственного развития и подготовленность к самостоятельного существованию.

Исключение из новых Правил судебно-медицинской акушерско-гинекологической экспертизы психологических признаков, связанное, очевидно, с имевшим место продолжительное время негативным отношением к психологической экспертизе, не способствует установлению истины по делу и поэтому не может быть признано удачным.

Необходимость оценки половой зрелости потерпевшей не только по биологическим, но и по психологическим признакам, требующая производства не только судебно-медицинской, но и психологической или комплексной психолого-психиатрической экспертизы, особенно остро проявляется в последние годы в связи с акселерацией, а тем более диссоциированной акселерацией, когда наблюдается бурное половое созревание и незрелость личности и интеллекта.

Заслуживает внимания также вопрос об использовании психологических познаний для определения способности потерпевшей правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела. Такое исследование особенно актуально по делам о половых преступлениях, ибо многие эпизоды, связанные с половым общением. Часто преломляются в сознании несовершеннолетних, особенно умственно отсталых и психически больных, иначе, чем у взрослых, и, следовательно, в показаниях таких потерпевших возможны искажения действительности. Произвольное толкование следователем этих показаний, особенно когда несовершеннолетние употребляют выражения, несвойственные их возрасту, иногда приводит к неправильной оценке действий виновного, что влечёт за собой ошибочную квалификацию содеянного (например, совершение развратных действий – ст. 120 УК – расценивается как покушение на изнасилование, а действия, образующие состав преступления, предусмотренного ст. 119 УК, квалифицируются по ч. 3 ст. 117 УК. С другой стороны, обвинение по ч. 3 ст. 117 УК часто целиком базируется на показаниях несовершеннолетних, которые в силу возрастной незрелости могут не понимать значения слова «изнасилование», подразумевать под ним обычное половое общение, без какого-либо физического или психического насилия).

Избежать подобных ошибок можно, применяя психологические или психолого-психиатрические исследования, и проведение их должно быть обязательным в силу требований ч. 3 ст. 79 УПК, если возникают сомнения в способности потерпевшей правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела. Нельзя признать обоснованной существующую практику назначения в таких случаях судебно-психиатрической экспертизы потерпевшей. Оценка способности несовершеннолетней к восприятию не входит в компетенцию врача-психиатра. Проведение психиатрических исследований необходимо, когда сомнения в такой способности возникают в связи с тем, что потерпевшая страдает психическим расстройством.

Целесообразнее шире назначать комплексную экспертизу, которая в отличие от психологической экспертизы, решающей вопросы в отношении психически здоровых лиц, и судебно-психиатрической экспертизы, исследующей болезненные расстройства психики, способна решать также вопросы, пограничные между психологией и психиатрией. Сюда относятся случаи, пограничные между нормой и патологией, органические поражения центральной нервной системы с нерезко выраженными изменениями интеллектуальной деятельности, а также случаи, требующие отграничения истинной умственной отсталости от «псевдоотсталости», вызванной социальными факторами, педагогической запущенностью и др.

Соединяя в себе основные принципы клинической психиатрии (принцип синдромально-нозологической диагностики) и материалистической психологии (принцип детерминизма, единства сознания и деятельности), комплексная психолого-психиатрическая экспертиза может ответить на ряд вопросов, имеющих большое социальное, правовое значение.

ЛИТЕРАТУРА

1. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21.

2. Виноградов И.В., Кочаров Г.И., Селиванов Н.А. Экспертизы на предварительном следствии. Изд. 2., М., 1967.

3. Лейкина Н.С. Личность преступника и уголовная ответственность. Л., ЛГУ, 1968.

4. Судебная психиатрия. Под ред. Г.В.Морозова. М., «Медицина», 1965.

5. Фрейеров О. Задачи судебно-психиатрической экспертизы. – «Социалистическая законность», 1968, № 1.