Вопрос: Вы говорите о сельском хозяйстве, сырьевых отраслях?

Ответ: Да, именно о них. Мне кажется, что когда Федоров говорит о том, что он готов на деиндустриализацию, то он недооценивает масштабов грядущего спада, так как спад пойдет в целом по всей экономике в силу взаимозависимости отраслей. Если спад в сельском хозяйстве отражается на жизненном уровне населения, то спад в металлургической, угольной, машиностроительной промышленности имеет многочисленные последствия. Я думаю, что в высказываниях Федорова есть элемент легкомыслия, авантюризма, неоправданной жесткости, так как масштабы спада в результате деиндустриализации, конечно, им не оценивались. В отличие от Гайдара, который показал, что он не готов принять возникший в результате кредитной эмиссии спад, неприемлемый для нашей экономики, Федоров заявил, что он к этому готов. Он собирается проводить свою акцию, основываясь на некой селекции предприятий, введя положение о банкротстве, давая кредиты только тем предприятиям, которые будут работать эффективно. Очевидно, он рассчитывает, что может провести этот спад каким-то управляемым способом. Но необходимо понять, что платежеспособность предприятия зависит сейчас не только от эффективности его работы, но и от ценовых изменений. Масштабы же ценовых сдвигов настолько несоразмерны возможностям увеличения эффективности производства, что их влияние будет, конечно, доминирующим. Как, допустим, определить в этих условиях, по какой причине предприятие оказалось на грани банкротства? По причине изменения цен или из-за неэффективного управления? Как в этих условиях выделить составляющую эффективности и сделать ее критерием отбора тех предприятий, которым необходимо давать кредиты и тех, которыми их не давать? На мой взгляд, это сделать практически невозможно.

В условиях ценового хаоса очень трудно проводить селективную политику. Кроме того, неплатежеспособными оказываются целые отрасли: легкой промышленности, пищевой, многие отрасли машиностроения. Поэтому, на мой взгляд, идея такой селективной политики, которую предлагает Федоров, является несостоятельной. Мне кажется, что с точки зрения народнохозяйственных оценок в этом случае многие жизненно важные предприятия окажутся финансовыми банкротами и наоборот.

Вопрос: Вы говорили, что либерализация цен была скорее политической, чем экономической мерой. Что Вы имели в виду?

Ответ: Я уже говорил, что этот вопрос ставился задолго до прихода правительства Гайдара. Существовала совокупность обстоятельств, которая подталкивала к такому решению. Наряду с названными выше следует отметить, что существенной причиной либерализации цен явились обострившиеся отношения с сопредельными республиками, прежде всего с Украиной и Прибалтикой. В этих республиках осуществлялась мощная кредитная эмиссия, быстро росли цены. Это способствовало утечке туда товаров. По этой причине летом 1991 г. правительство Силаева столкнулось с двумя тенденциями: одна из них - распадающийся Союз, для сохранения которого России приходилось идти на разного рода жертвы; другая - необходимость самостоятельной жизни для России, курс на экономическую автаркию и необходимость принятия неких жестких мер, которые отделили бы ее от остальных экономик и, таким образом, сократили бы потери. В этой ситуации либерализация цен "убивала нескольких зайцев": продолжала курс Павлова, т.к. освобождение и повышение цен обесценивает сбережения; обесценивала накопления предприятий и, тем самым, сокращала инвестиционный спрос; создавала денежный полюс притяжения товаров путем повышения цен на них. Последнее, казалось, давало возможность прекратить утечку товаров в Прибалтику и на Украину и даже повернуть эти потоки вспять (но не учли фактора внешней торговли за валюту). Наконец, и это было самое главное, предполагалось проведение денежной реформы, то есть введение российского рубля. Однако, масштабы взлета цен после их отпуска оказались такими, что конфискационный эффект оказался слишком значительным и лишил смысла проведение такой реформы.

Может быть, все могло бы пройти и мягче, если бы либерализации цен не сопутствовало одновременно пятикратное повышение цен на нефтепродукты. Другими словами, это придало ускорение повышению цен.

Вопрос: А как могло быть иначе? Ведь цены на энергоносители нельзя было оставить на прежнем уровне?

Ответ: Конечно нельзя, но все дело в масштабах этого повышения. Пятикратное повышение цен на энергоносители с самого начала задало масштаб общего скачка цен. Если бы это повышение было, скажем, двукратным, масштаб всплеска цен был бы совсем другой. При пятикратном повышении ускорение роста цен оказалось несоразмерно естественной раскрутке их структурного взаимовлияния. Лучше было бы в дальнейшем еще несколько раз повышать цены на нефтепродукты, чем сразу дать им возможность взлететь в пятикратном размере.