Стихия времени в гексаграммах 1 страница

Нет точных сведений, на какой конкретно период времени должно простираться действие гексаграмм. Существуют различные и противоречивые традиционные указания о связи гексаграмм с календарем и с временем суток. В гадательной практике им чаще приписывалось время, наступающее сразу после акта гадания. Возможно, срок действия гексаграммы оговаривался перед гаданием или должен был определяться на основе сопоставления образов полученной гексаграммы с приметами действительности. В любом случае время событий, соотносимых с гексаграммой, структурируется на ее основе. По шести позициям это время разделяется на шесть фаз. Череда янских и иньских черт в каждой гексаграмме образует определенную конфигурацию, которой вторит время, синхронно меняя свои характеристики.

Время, фиксируемое в гексаграммах, является многоплановым. Помимо периода времени, задаваемого разверткой черт самой гексаграммы, в ней имеются отсылки к событиям глубокой древности, как бы актуализирующимся в настоящем моменте, а также прогнозы на близкое и далекое будущее. Само настоящее дробится на разномасштабные временные отрезки, напластования которых друг на друга делает структуру потока времени достаточно сложной. Время в гексаграммах пульсирует, расширяется и сжимается, артикулируется очертаниями конкретных событий и делается невнятным, расплывчатым. Оно выстраивается между “сначала” (сянь) и “потом” (хоу) — 2, 13/5, 38/6, “уходом-прошлым” (ван) и “приходом-будущим” (лай) — 11, 12, 31/4, 39/1, 39/3, 39/4, 39/6, 48, требует что-то делать “загодя” (су) — 40, избегая “поспешности” (пинь) — 24/3, “скорее” (чуань) — 41/1, постепенно (сюй) — 47/5 и т.д. и т.п.

Самый большой временной период, которым оперируют гексаграммы, — 10 лет (нянь) — 3/2, 24/6, 27/3. Правда, часто (5/2, 5/6, 6/1, 6/3, 8/1,10/4, 22/5, 24/6, 29/4, 37/3, 37/6, 43/6, 50/3, 53/5, 56/5, 63) используется иероглиф чжун, одно из значений которого — период в 12 лет. Но из контекста видно, что здесь он имеет смысл “в конце концов”, “в конечном итоге” и пр.

Срок в три года-нянь связывается с историческим или мифическим событием (63/3) и с возможностью повторить что-то подобное (64/4). Для обозначения годов употребляется также иероглиф суй — в контексте описания трехгодичных неблагоприятных событий (13/3, 29/6, 47/1, 53/5, 55/6).

Из сроков, выраженных в месяцах (юе), упоминается только восьмимесячный (19). Три раза временной меткой выступает время, когда Луна “почти в полнолунии” (9/6, 54/5, 61/4).

Дважды предлагается ориентироваться во времени по знаку из календарного набора десяти “небесных стволов”, отсчитывая от соответствующего ему дня по три дня до и после. Это первый знак цзя (18) и седьмой — гэн (57/5).

Наибольшим периодом времени, выраженным в днях, в основной части “Книги перемен” является декада, десятидневка (сюнь). Три раза говорится о периоде в 7 дней (жи) — 24, 51/2, 63/2 — и всего один раз — в 3 дня (36/1).

В двух связанных местах (49, 49/2) с иероглифом день-жи в различных изданиях “Книги перемен” употребляются три различных по смыслу, но внешне схожих иероглифа. В издании, которое используется в настоящем исследовании (Чжоу и 1966: 30), на указанных местах стоит иероглиф сы, обозначающий шестой знак цикла “земных ветвей”. Другие варианты — цзи (“сам”, “собственный”, шестой знак цикла “небесных стволов”) или и (“остановить”, “прекратить”, “закончить”). Таким образом, фраза в целом может переводиться как “на шестой день”, “в свой день”, “в конце дня”.

Из суточного времени в каноне упоминаются: день (жи) — 35; полдень (жи чжун) — 55, 55/2, 55/3, 55/4; время после полудня (жи цзэ) — 30/3; конец утра или аудиенции (чжун чжао) — 6/6; конец дня (чжун жи) — 1/3, 16/2, 63/4; вечер (си) — 1/3; ночь (е) — 43/2.

К сожалению, современное состояние изучения “Книги перемен” не позволяет определить принцип связи между структурой гексаграмм и отмеченными в них временными периодами, но совершенно очевидно, что ее создатели довольно-таки изощренно подходили к проблеме времени, разработав, по сути, практическое руководство жить в согласии с ним. Последнее считалось необходимым условием успешности всякой деятельности, о чем говорится в комментарии “Вэнь янь чжуань”, наставляющем “благородного мужа” (цзюнь-цзы) действовать только “в должное время” (инь ци ши), “своевременно” (цзи ши), “в соответствии со временем” (юй ши).

Случайность во времени

Древнекитайская календарно-хронологическая система может до некоторой степени напоминать гигантский часовой механизм со сцепленными между собой шестеренками-циклами, из которых самый большой приводит в движение меньшие, а те — еще меньшие. Но это ошибочное впечатление.

Во-первых, китайцы не мыслили создателя мира, а значит, время также не является созданным и представляет собой результат самоорганизации движений мира.

Во-вторых, система времени, описываемая в арифмосемиотическом учении, складывается из ритмов жизни. Поэтому ее следует связывать не с механизмом, а с организмом.

В-третьих, арифмосемиотическое время не подразумевает совершенной точности, которая требуется от механических часов. Как указывалось ранее (гл. 1.5), самой мелкой единицей времени в эпоху Чуньцю была “минута” (хуби), измеряемая достаточно приблизительно с помощью клепсидры. Китайские медицинские схемы базируются на периоде ши, представляющем собой одну двенадцатую суток, т.е. наших 2 часа (см. табл. 1.6.3). Два таких периода объединяются под одной стихией или триграммой и могут дробиться по шестеричному принципу, образуя набор единиц арифмосемиотического времени. Эти единицы можно рассматривать как кванты, некие целостности, длительность которых определяется не строго математически (типа: 4 часа ® 40 мин ® @ 6,66 мин ® @ 1,11 мин и т.д.), а временем завершения связанных с ними событий, принадлежащих соответствующему масштабному уровню бытия. На этом уровне внутренние для данных квантов изменения не учитываются, а значит, последние обладают определенной степенью свободы. Также и детерминация всего живого календарно-хронологическими ритмами действует до определенных пределов. По причине своей нераздельности с организмом космоса, живые существа должны синхронизировать свои внутренние циклы с внешними, но в зоне “люфта” им предоставляется свобода, которая может быть творчески использована для выработки индивидуального пути во времени.

В-четвертых, возникновение тех или иных временных циклов в китайской картине мира не всегда обусловлено течением времени всего универсума. Из триграммной модели времени видно, что время развертывается из триграммы Цянь (см., например, рис. 2.4.12). В ней как бы заложен темпоральный “заряд”, который может быть создан некими силами достаточно автономно от всего и приведен ими в действие в любой подходящий момент. При этом триграммы будут выступать в качестве “конструктора” времени, инструмента для объединения трех его компонентов — постоянного, изменчивого и сменяемого.

Наконец, в-пятых, поскольку в арифмосемиотике сама категория времени является производной от категорий всего ряда трансформаций (и, бянь, хуа и пр.), то тем самым присущий им элемент случайности привносится во время, что обусловливает его нелинейный характер в синергетическом смысле этого слова.

Все формы трансформаций, о которых говорится в “Книге перемен”, могут выстраиваться в циклы, зная начальные условия возникновения которых, в принципе, можно рассчитать все этапы их развития, но только до определенной степени точности. Ведь, с одной стороны, изменчивое должно нести в себе постоянство, т.е. то, что является закономерным, а с другой — в нем есть и аспекты, для которых не существует никаких причинно-следственных законов.

По мнению авторов “Си цы чжуани”, создателями изменчивого являются некие существа, пребывающие вне феноменального мира:

Странствующие души-хунь создают изменения (бянь) (Си цы, I, 4);

Тот, кто знает путь-дао изменений (бянь) и превращений (хуа), может знать, что сделано духами шэнь (Си цы, I, 9).

Сферой обитания этих существ — душ-хунь и духов-шэнь — является та часть космоса древних китайцев, которая выше (см. рис. 2.4.1) была обозначена как “предшествующая Небу” (сянь тянь). Она непосредственно возникает из первозданного хаоса, и поэтому указанных существ можно рассматривать в качестве проводников импульсов, поступающих из этого хаотического начала в феноменальный мир. Души-хунь и духи-шэнь являются нарушителями причинностных законов последнего, внося в его монотонные ритмы элемент новизны и непредсказуемости. Тем самым осуществляется развитие многообразных нелинейных форм времени, в которых каждое явление становится уникальным событием, а их череда образует необратимый эволюционный процесс.

Души-хунь и духи-шэнь — это то, с чем определенным образом связаны собственные душевно-духовные потенции человека, относящиеся к сфере сверхсознательного (об этом будет сказано подробно в гл. 2.10) и определенным образом также участвующие в производстве изменчивости. Поэтому человек в китайской картине мира способен к творчеству как созданию чего-то по-настоящему нового, т.е. того, что не обусловлено предшествующим моментом.

Мантическая техника, применяемая в “Книге перемен”, связана с регистрацией внедрения случайности в поток времени. Как указывалось выше (гл. 1.2), вся процедура раскладывания стеблей тысячелистника разделяется на 18 этапов, которые называются изменениями-бянь. Каждый этап начинается с произвольного рассекания рукой кучки стеблей. По мнению древнекитайских гадателей, за этой произвольностью стоят духи-шэнь, от которых, собственно, и добиваются получения мантического ответа (см.: Си цы, I, 8). Зная все о “сокровенном (мяо) тьмы вещей (у)” (Шо гуа, 5), они, как бы “водя рукой” предсказателя, “вырисовывают” знаки грядущего в комбинациях стеблей. Но сами духи-шэнь не детерминированы ничем, им свойственна “безмерность инь и ян” (Си цы, I, 5), сродни первозданному хаосу. Поэтому мантическая процедура призвана репрезентировать то, что отчасти предустановленно человеку в сфере “сокровенного” и отчасти созидается там в процессе самой процедуры на основе флуктуаций хаоса. Видимо, по причине наличия в мантике этого феномена “перемены” (и) определяются как “порождение порождений” (Си цы, I, 5).

Статика и динамика

Современные исследователи классифицируют представления о времени как принадлежащие не только к субстанциальной или реляционной, но и к статической или динамической концепциям времени. Как указывает Ю.Б. Молчанов, в статической концепции прошлые, настоящие и будущие события мыслятся одинаково реальными. Различие между ними не объективно, а обусловлено “свойствами нашего сознания, которое, двигаясь вдоль своей “мировой линии” или жизненного пути, сталкивается с теми или иными событиями, переживает эти встречи как возникновение, исчезновение предметов и явлений”. В динамической концепции считается, что реально существуют только события настоящего времени. Что касается прошлых и будущих событий, то первые “уже реально не существуют, в настоящем остались лишь следы их существования, свидетельствующие об их прошлом бытии, а также воспоминания в человеческой памяти”, а вторые “не существуют вообще, есть только их предпосылки, зафиксированные в материальных связях и взаимодействиях настоящего и выражающие лишь возможность бытия будущих событий” (Молчанов 1980: 7).

Некоторые философы полают, что развитие статической и динамической концепций может привести к их синтезу (см., например: Подольный 1989: 21). Для этого в них должны быть урегулированы или сняты антагонистические черты. Эта проблема определенным образом решается в арифмосемиотике посредством подразделения потока времени на несколько слоев. В такой модели слои, выражающие постоянство, можно связать со статическим аспектом времени, а проявляющие соответственно изменчивость и сменяемость — с динамическим.

Сразу следует уточнить, что, поскольку арифмосемиотическая модель времени является реляционной, о статичности можно говорить только применительно к диапазону дления-цзю того или иного события, масштабы которого, правда, в силу регулятивности арифмосемиотических символов, могут варьироваться в широких пределах, вплоть до масштаба вселенной. Кроме того, время в арифмосемиотике, как указывалось выше, определяется только в совокупности всех своих слоев, но для упрощения рассуждений придется рассматривать их по отдельности.

Как известно, время связывается с изменениями. Нет изменений — нет и течения времени. Но событие как некая определенная единичность за весь период своего существования не изменяется. Изменяются только его отдельные черты. Не нарушают единства события и проходящие внутри него смены. Значит, оно в целом пребывает только в настоящем для себя времени. Этот аспект слоистого времени можно обозначить как “статическое настоящее”. В триграммной модели с порядком “взаимопорождения” ему будет соответствовать позиция Великого предела. Изменения и смены в событии можно рассматривать в качестве череды квантов, внутри которых наблюдается относительное постоянство. При этом, например, квант смены также существует только в своем настоящем времени. Однако это время имеет подвижное положение по отношению ко всей системе времени длящегося события. Поэтому его можно определить как “динамическое настоящее” (рис. 2.4.13, ср. рис. 2.4.12).

Рис. 2.4.13

Дление-цзю не может само по себе рассматриваться в качестве внутренней шкалы времени события по причине того, что оно постоянно и в нем нет собственных временных градаций. Можно говорить только об условных градациях, которые образуются при изменениях отношения верхней позиции к нижней, где находится квант смены. В построенной на условных градациях шкале времени конкретное положение кванта смены будет фиксировать момент настоящего, разграничивающий прошлое и будущее.

Во все эти времена постоянное в событии реально существует. По отношению к кванту смены оно как бы “выдвинуто” в прошлое и в будущее и зафиксировано в них, в чем и проявляется статический аспект модели слоистого времени. В отсутствии шкалы времени на основе дления-цзю для кванта смены нет ни прошлого, ни будущего, а есть только одно настоящее, что отражает динамический аспект данной модели.

Кванту смены присуще такое настоящее, которое имплицитно содержит в себе формы особого бытия прошлого и будущего — оттиски ушедшего состояния и ростки приходящего. Вместе они образуют механизм, благодаря которому настоящее постоянно возобновляется, меняя при этом свои конкретные черты.

В “Си цы чжуани” движение во времени объясняется с помощью образа “гусеницы-землемера” (чихо), свертывающейся и выпрямляющейся:

Уход-прошлое (ван) — это свертывание (цюй). Приход-будущее (лай) — это выпрямление (шэнь). Свертывание и выпрямление взаимовозбуждаются, и полезность образуется. Гусеница-землемер свертывается, чтобы после выпрямиться (Си цы, II, 3).

Приведенная в данном пассаже модель времени может относиться к динамическим. В ней объект не входит в уже существующее будущее, а “выкладывает” перед собой новое настоящее. То же самое можно воспроизвести в модели гусеничного привода, которая содержит в себе циклическую составляющую и тем самым сближается с моделью слоистого времени, построенной на цикле триграмм. В такой модели квант динамического настоящего можно рассмотреть в виде цикла, одна часть которого репрезентируется в настоящем, а другая — нет, но зато она собирает в себе прошлое и является источником будущего, которое “выкатывается” дискретными порциями на мнимую ось времени, делая ее реальной в пределах возобновленного кванта настоящего. Для полноты картины следует учесть, что цикличность в арифмосемиотике не является жесткой по причине подверженности влияниям разных внешних случайных изменений (рис. 2.4.14).

Рис. 2.4.14

В целом статико-динамическая модель времени демонстрирует возможность познать прошлое и будущее из настоящего. В первом приближении для этого всего лишь необходимо определить постоянную составляющую в событии. Правда, подобное познание прошлого и будущего — без знания конкретных сменяющихся аспектов события — будет представлять собой лишь его голый слепок. Но и такое проникновение за пределы настоящего кое-что значит. Для примера можно познакомиться с рассуждениями на тему познания будущего весьма далекого от арифмосемиотики, но наделенного житейской мудростью древнекитайского философа Мо-цзы (479—400):

Ученик Пэн Цин сказал: “Прошлое можно познать, но будущее нельзя узнать”. Учитель Мо-цзы ответил: “Предположим, что твои близкие живут за сто ли отсюда и сейчас испытывают большую беду. Исход дела решает один день. Если ты прибудешь в тот день, то они будут жить, нет — они погибнут. Перед нами находится крепкая повозка с хорошими лошадьми и другая, четырехколесная арба с разбитыми колесами, запряженная клячей. Тебе предоставляется сделать выбор, на чем ехать. На чем же ты поедешь?” Ответил: “Поеду на крепкой коляске с хорошей лошадью, так смогу быстрей доехать”. Учитель Мо-цзы тогда сказал: “Как же можно говорить, что нельзя узнать будущее?” (Мо-цзы 1994: 200).

Увы, и крепкая коляска может сломаться, и хорошая лошадь — подвести. По сути дела, такое познание будущего является лишь предположительным, основанным на знании общих свойств вещей. Более содержательный прогноз можно сделать в отношении событий, развивающихся по принципам порядков триграмм. Определив конкретный порядок и триграмму, соответствующую настоящему состоянию исследуемого события, можно без труда рассчитать, в какую фазу оно войдет через тот или иной промежуток времени. Этот расчет, разумеется, будет также приблизительным, поскольку не учитывает действие случайных изменений. Для последнего в арифмосемиотике предназначаются мантические методы “Книги перемен”.

2.5. “Магический квадрат” Ло шу

Ло шу и Хэ ту

Согласно древнекитайской легенде, Фуси увидел Ло шу (“Писание [из реки] Ло”) на панцире огромной черепахи, появившейся из реки Ло, а Хэ ту (“Чертеж [из Желтой] реки”) — на боку “дракона-лошади” (лун ма), появившегося из реки Хуанхэ. Первые литературные упоминания о Ло шу и Хэ ту относятся к эпохе “Борющихся царств”. Изображения этих схем, относящиеся к данному времени, до нас не дошли. Конкретных описаний также не имеется. Например, в “Лунь юе” (IX, 8) Конфуций только сетует, что в его время уже и “Феникс не прилетает, и чертеж (ту) не выходит из реки (хэ)”. В “Си цы чжуани” (I, 11) данным схемам посвящены следующие слова: “Из Хэ вышел чертеж, из Ло вышли письмена. Совершенномудрые берут их за образец (цзэ)”. В “Чжуан-цзы” (IV—III вв. до н.э.) Ло шу рассматривается как некая девятеричная схема, благодаря которой “осуществляются жизненные свойства вещи” (Чжуан-цзы 2002: 155). Во времена “Пять династий” (Удай) и в эпоху Сун в Китае появилось несколько схем, которые отождествлялись с древними Ло шу и Хэ ту. Этими схемами занимались Чэнь Туань, Шао Юн, Лю Му, Чжу Чжэнь и другие. Ло шу и Хэ ту в том виде, как они известны в настоящее время, были опубликованы в трактате сунского ученого Чжу Си (1130—1200) “Чжоу и бэнь и” (“Основной смысл “Чжоу и””). Их можно интерпретировать соответственно как “магический крест” и “магический квадрат” (подробнее см.: Henderson 1984: 82—87; КФЭС 1994: 399—401).

“Магический крест” Хэ ту не представляет собой ничего интересного с точки зрения рассматриваемых в настоящей книге идей, и поэтому здесь можно ограничиться только его описанием. Это схема, в которую входят десять чисел, обозначаемых светлыми (нечетные) и темными (четные) кружками (рис. 2.5.1). Располагаются они таким образом, что в центре и по четырем направлениям пространства разность двух чисел равна пяти.

Рис. 2.5.1

Ло шу — это более содержательная схема числового баланса. Она связывает числа 1—9 по принципу “магического квадрата”, представляющего собой матрицу с тремя столбцами и тремя строками (рис. 2.5.2). Сумма чисел в каждом столбце, каждой строке и по диагоналям такой матрицы равна 15-ти.

Рис. 2.5.2

К этому можно добавить, что результат деления числа 15 на количество строк или столбцов (3) равен 5-ти. Число 5 стоит в центре схемы, являя собой принцип равновесной середины. Остальные числа организуются вокруг него. Через центральную клетку проходят столбец, строка и две диагонали, в которых крайние числа больше или меньше центрального числа 5 на одинаковые значения. Большие числа можно рассматривать как янские, меньшие — как иньские, а число 5 — как нейтральное.

9 - 5 = 5 - 1 = 4;

8 - 5 = 5 - 2 = 3;

7 - 5 = 5 - 3 = 2;

6 - 5 = 5 - 4 = 1.

Преобразования Ло шу

Данная закономерность примет достаточно изящную форму, если воспользоваться методом Д.Р. Ионеску. Этот исследователь нашел, что между диаграммами Ло шу и Тай цзи существует некоторое специфическое отношение. Если из каждого числа Ло шу вычесть число 5, то получившиеся отрицательные и положительные числа образуют зоны, которые можно сравнить с графикой Тай цзи (рис. 2.5.3; см.: Ionescu 1972: 174—175).

Рис. 2.5.3

Надо отметить, что отрицательные числа впервые упоминаются в книге “Искусство счета в девяти разделах” (“Цзю чжан суань шу”), написанной в эпоху Западной Хань. О более раннем их использовании в Китае ничего не известно. К тому же диаграмма Тай цзи оказывается в ходу у китайцев достаточно поздно, а именно в сунское время. Поэтому говорить о подобной структуре схемы Ло шу можно пока только в плане выявления ее чисто математических закономерностей.

С другой стороны, можно с полной определенностью утверждать, что, по крайней мере, с сунского периода китайцы производили различные преобразования Ло шу, причем некоторые из них можно интерпретировать на основе операций не вычитания, а прибавления чисел.

Так, в 1986 г. А.И. Кобзев обнаружил во входящем в “Дао цзан” (№ 1166 по К.М. Шипперу) сочинении “Фа хай и чжу” (“Жемчуг, оставленный морем законов-дхарм”) преобразованный “полумагический квадрат” 3´ 3 (рис. 2.5.4), не описанный ранее в западной синологии (Кобзев 1986: 33, 43, сх. 6; 1993: 113, 374, сх. 6а) и представляющий собой числовую матрицу, в которой суммы чисел в правом столбце и нижней строке равны 9-ти, а по всем остальным направлениям — 18-ти (“полумагический квадрат” отличается от “магического” тем, что правило константной суммы действует не по всем направлениям).

Рис. 2.5.4

Примечательно, что несколько ранее этот квадрат был реконструирован С.В. Зининым в рукописи “Человек и мир в китайской медицине” на основе анализа медицинских трактатов врачей Ван Вэйи и Ляо Шэнкуна, живших соответственно в сунскую и цинскую эпохи. Как отметил А.И. Кобзев, вычисление данного квадрата прежде его реального обнаружения является еще одним подтверждением того, что “в китайской традиции философские и научные тексты часто отличаются невыявленностью и даже намеренной зашифрованностью общетеоретических и общеметодологических оснований, выявление которых требует проведения специальных реконструктивных процедур” (Кобзев 1993: 113).

По А.И. Кобзеву, данный квадрат образуется из Ло шу посредством перемещения чисел по отмеченной на рис. 2.5.4 траектории. К этому можно добавить, что имеется иной способ преобразования, принципы которого можно использовать для получения подобных числовых квадратов, определенным образом связанных с некоторыми другими схемами китайской арифмосемиотики. Этот способ заключается, во-первых, в прибавлении ко всем числам Ло шу числа, равного 1 + 3n, где n = 0; 1; 2..., а во-вторых, в суммировании разрядов в получившихся числах. Для иллюстрации сказанного достаточно рассмотреть три первые числовые матрицы, полученные при прибавлении к Ло шу чисел 1, 4 и 7, поскольку они задают ритм повторения схожих числовых комбинаций (рис. 2.5.5).

Рис. 2.5.5

Само собой разумеется, что в случае прибавления одного и того же числа к числам “магического квадрата” его свойства давать одинаковые суммы по всем направлениям будут сохранены, только эти суммы будут иными. Причем для прибавления можно использовать любое число. В ходе построения данных числовых матриц было использовано такое ограничение, согласно которому по одной из их диагоналей в конечном преобразовании размещаются в разном порядке числа, кратные 3-м — 3, 6 и 9. Таким образом, вместо числа 15 в первом случае получится 15 + 3 ´ 1 = 18, во втором — 15 + 3 ´ 4 = 27, в третьем — 15 + 3 ´ 7 = 36. При сложении разрядов во всех трех случаях суммы будут сокращены до 18-ти и до 9-ти. Причем последняя сумма получается каждый раз в одном столбце и в одной строке, на пересечении которых находится число 1, которое было образовано при сложении разрядов в числе 10. Если это сложение не делать, то в окончательно преобразованных квадратах суммы в соответствующих столбцах и строках также будут равны 18-ти.

Квадрат, представленный А.И. Кобзевым, будет соответствовать второму случаю — к Ло шу прибавляется число 4. Третий случай, возможно, еще ждет своего обнаружения в “Дао цзане” или каком-либо другом китайском тексте. Что касается первого случая, то выведение подобного квадрата совершенно иным способом, а именно за счет преобразования Хэ ту, было произведено М. Гранэ (Granet 1934: 198—200). В своей реконструкции последний опирался на оппозицию “земное-небесное”, которая воплощается в китайской традиции в числах 5 и 6, являющихся центральными для Хэ ту и Ло шу и получившейся числовой матрицы. При таком преобразовании расположенные в верхней и боковых частях Хэ ту числа 7 и 2, 3 и 8, 9 и 4 следует развернуть по схеме свастики, затем, поместив в центр число 6, а в нижнюю часть — числа 5 и 10, развернуть также последние (рис. 2.5.6). Образовавшийся квадрат будет отличаться по пространственной ориентации от того, который был получен выше за счет прибавления к Ло шу числа 1.

Рис. 2.5.6

Можно указать на еще один способ преобразования Хэ ту в Ло шу. В первой схеме надо поменять местами пары 2—7 и 4—9 и при этом переставить входящие в них числа. Затем также произвести разворот схемы по типу свастики. При этом получится обычный квадрат Ло шу, находящийся в традиционной пространственной ориентации (рис. 2.5.7).

Рис. 2.5.7

Что касается пространственной ориентации Ло шу, то следует усомниться в том, что она была неизменной в китайской традиции. Вполне возможно, эта схема по своему расположению была вариативной, что требовалось для описаний тех или иных арифмосемиотических закономерностей. Кроме того, хотя и не известно, каким образом был составлен исходный Ло шу, но один из способов образования “магического квадрата” 3´ 3 предполагает операцию его разворота на один шаг.

Этот способ заключается в преобразовании простой числовой матрицы, в которой числа с 1 по 9 расположены по порядку слева направо и сверху вниз. Для начала следует поменять местами числа, находящиеся в противоположных углах. Если после этого развернуть матрицу на один шаг по часовой стрелке, то получится Ло шу в традиционном китайском ракурсе (рис. 2.5.8).

Рис. 2.5.8

Если же не разворачивать данную схему, то для того, чтобы в ней выполнялись “магические” правила, необходимо преобразовать ее в квадрат, вершинами которого окажутся числа, находившиеся ранее посередине сторон (рис. 2.5.9).

Рис. 2.5.9

Такую же ориентацию можно придать и тем трем “полумагическим квадратам”, которые были получены за счет сложения с числами Ло шу чисел 1, 4 и 7 (рис. 2.5.10). На это подталкивают хотя бы законы симметрии. Как уже говорилось, во всех этих матрицах по одной из диагоналей располагаются в разном порядке числа 3, 6 и 9. При развороте матриц на один шаг против часовой стрелки эти числа выстроятся по вертикали, выполняя функцию как бы некоей внутренне подвижной организационной оси, относительно которой происходят преобразования остальных чисел по треугольным траекториям.