Исламская государственность

В первую очередь, это ислам — ислам как религия, как цивилизация, как новая модель государственно-сти. Будучи наиболее поздней из великих религий Востока, ислам вобрал в себя, как только что упомина-лось, достаточно многое из религиозно-культурного наследия прошлого. Он преодолел религиозную рых-лость ближневосточной религиозно-культурной традиции древности и противопоставил ей стройность, да-же жесткость догматической доктрины с ее пятью символами веры (исповедание, молитва, пост, милостыня и хадж), полной безоговорочной покорностью воле Аллаха, а также олицетворяющего его на земле пророка либо его заместителя (халифа) и всех помощников последнего. Религиозная жесткость придала исламу не-терпимость к инакомыслящим (неверным), вплоть до религиозной войны с ними (джихад, газават), а также создала почву для укрепления невидимыми, но неразрывными узами общины своих, мусульман (умма). Эта религиозная специфика сформировала и основные параметры исламской цивилизации с ее очевидной ори-ентацией на покорность обезличенной личности высшей силе и представляющей ее земной власти. Практи-чески это нашло свое отражение в свойственной именно исламу, исламской цивилизации неразрывной слитности религии и политики, религии и власти, религии и власть имущих.

Нечто похожее было и в Китае, где конфуцианская империя оказалась сильна и нерушима именно пото-му, что фундаментом ее было почитаемое в стране и игравшее роль главной официальной религии конфу-цианство. Но в Китае конфуцианство не было никогда ни единственной, ни исключительной идеологиче-ской религиозной доктриной. Ислам же был именно исключительной религией, нетерпимой к любой дру-гой. Поэтому исламская государственность, фундаментом которой были ислам как религия и ислам как ци-вилизация, оказалась наиболее сильной и воинственной, хотя и уступала во внутренней крепости и устой-чивости той же китайской.

Именно она, исламская государственность, сыграла решающую роль в объединении всего столь разли-чавшегося в древности в этническом, культурном, историческом и цивилизационном плане между собой конгломерата стран и народов в нечто монолитное, цельное, внутренне спаянное и цивилизационно (рели-гиозно) единое. Даже несмотря на то, что халифат оказался не слишком жизнеспособным, исламская госу-дарственность устояла и восторжествовала, а на территории халифата и после его крушения, за редкими ис-ключениями вроде Испании, сохранилась именно исламская государственность, дожившая в этом своем ка-честве до наших дней и не собирающаяся сдавать позиции и сейчас. К тому же исламская государствен-ность в силу своей внутренней установки на непримиримость к инаковерию и воинственность на протяже-нии всей второй половины средневековья, т.е. после своего становления и достижения первых впечатляю-щих результатов (создание халифата), продолжала расширять сферы своего влияния. Именно воины ислама принесли в политически рыхлую и аморфную Индию все ту же исламскую государственность. Именно ис-лам, пусть на сей раз не в ходе войн, а в результате транзитных торговых контактов оказал воздействие на формирование государственности (исламской!) в Тропической Африке и Юго-Восточной Азии. Наконец, ислам в конце средневековья сумел вновь создать сильную империю (Османскую), которая вернула под свой контроль почти все земли халифата и в глазах просвещенных европейцев XVIII — XIX вв. стала своего рода эталоном классической восточной деспотии.

Исламская государственность внутренне сильна не только неразрывной слитностью религиозного и по-литического начал, но и чрезвычайной простотой ее административной организации. Это обстоятельство тоже сыграло свою роль, способствуя вовлечению в цивилизационный процесс и формированию государст-венных образований у отставших в своем развитии этнических общностей. Племенные государства, приняв форму султанатов, эмиратов или ханств, оказывались тем самым внутренне значительно более крепкими именно за счет подкрепления власти религией. Это видно на примере и Африки (с той непременной ого-воркой, что даже ислам здесь не всегда помогал сделать внутреннюю структуру молодого государственного образования достаточно прочной — впрочем, это обычно было связано и с тем, что ислам воспринимался не целиком, не всеми, к тому же достаточно поверхностно), и Юго-Восточной Азии, и Центральной Азии (особенно у кочевников). Именно за счет распространения исламской государственности были в средние века значительно расширены границы ойкумены, а в зону цивилизационного развития оказались вовлечены многие новые этнические общности, которые до того находились в своем развитии на уровне первобытно-сти. Этому способствовала упомянутая уже простота административной организации: любой, даже самой примитивной иерархической структуры было достаточно для того, чтобы в условиях политического вакуу-ма быстро создать государственное образование, как это выявилось на примере исламских братств-орденов, тех самых тарикатов, о которых уже упоминалось выше применительно к позднесредневековой Африке, но которые аналогичным образом могли функционировать — и функционировали — не только в Африке, но и в Азии (например, в Афганистане).

Наконец, сила исламской государственности была и в том, что, несмотря на огромную роль религии как таковой, на истовую религиозность мусульман, собственно религиозные обязательства подавляющего большинства населения (кроме ученых улемов) были не только до предела просты (молитва, пост, мило-стыня, хадж), доведены до элементарного обрядового автоматизма, но и всегда ориентированы на социаль-но-политический стандарт. Иными словами, правоверные прежде всего обязаны быть лояльными членами общества, послушными подданными и в качестве таковых верными воинами ислама. Воинами в прямом и переносном смысле: если ты мусульманин, ты должен быть всегда готов к битве с неверными. Религиозная идеология на службе политике — это норма для стран ислама.