Алкогольная и наркотическая зависимость

7.1. Алкоголизм

Определение

В этой главе я ставлю тему алкоголизма на первое место , посколь­ку на сегодняшний момент очень многие люди страдают именно от алко­гольной зависимости. Подсчитано, что 4% населения ФРГ являются алкоголиками. Это приблизительно 2,5 миллиона человек (Feurlein, 1979). Часто складывается впечатление, что проблема злоупотребле­ния алкоголем не столь опасна для общества и менее интересна, нежели проблема злоупотребления наркотиками. Конечно, она возможно и не настолько экзотична, как проблема тех. кто нюхает кокаин, не столь драматична, как героиновая зависимость, но в общественно-политичес­ком смысле имеет, отнюдь, не меньшее значение.

В психоанализе само собой на первый план выдвигаются проблемы влечений людей с алкогольной зависимостью. Орально-сосущее поведе­ние (oral-saugendes Verhalten) людей с алкогольной зависимостью столь очевидно, что позволяет углядеть в этом продолжение поведения мла­денца по отношению к материнской груди. Бутылка или стакан могут иметь даже преимущество по сравнению с материнской грудью, по­скольку они всегда есть в распоряжении.

Акт выпивания подразумевает действие алкоголя, заключенного в пиве, вине или водке; это легкое возбуждающее и в то же время успокаивающее действие. После такого благоприятного опыта чело­век, в особенности, внутренне опустошенный или испытывающий силь­ное беспокойство, будет снова искать алкогольное наслаждение. Все возрастающие у алкоголиков толерантность (привыкание) к действию алкоголя, требующая повышения доз, и похмельный синдром создают дополнительные условия, способствующие повышению алкогольной зависимости.

Психодинамика

Как непосредственное поглощение, так и действие алкогольных напитков, выступают в качестве защитных механизмов, которые за­щищают алкоголика от невыносимых внутренних душевных состояний.

Это могут быть чувства страха, вины, стыда, не отражающиеся, как и при неврозах или психозах, или психосоматических расстройствах, с помощью специфических защитных механизмов, а просто-напросто «заливаемые» алкоголем. Тем самым строгие запреты и предписания 4 отключаются», а «Сверх-Я». образно выражаясь, «растворяется» в алкоголе. Человек в алкогольном опьянении побеждает свои депрес­сивные чувства, буквально, маниакальным образом, и в иллюзии опья­нения забывает свои мучительные заботы.

В последнее время (Рост, 1987) все больше внимания обращают на саморазрушительный аспект алкоголизма, ведь злоупотребление алко­голем ведет к замедленному самоуничтожению. В этой связи я, не затра­гивая социальных последствий алкоголизма и связанных с этим индиви­дуальных бед и личностных катастроф, особенно обращаю внимание на токсическое действие алкоголя на печень, желудочно-кишечный тракт и нервную систему.

Если алкоголики подвергаются психоанализу, что случается не так уж часто, то они демонстрируют разрушительные процессы (действо­вавшие до этого лишь в психике алкоголика) непосредственно в отно­шениях между анализандом и аналитиком. Здесь точно так же, как и у пациентов с психосоматическими расстройствами или делинквентным поведением, действуют принципы « повторного насилия» (Wiederhol-ungszwang — Фрейд, 1920). Либо пациент чувствует себя страдающим по вине психоаналитика, который им злоупотребляет, который эксплу­атирует его или обращается с ним жестоко, либо он переворачивает кар­тину (тогда пациент ведет себя в отношении психоаналитика так, чтобы тот чувствовал, что им злоупотребляют, заставляют страдать, считают никому не нужным).

Это образец интеракции, в которой одна власть мстит другой. При этом не следует упускать из виду известное удовольствие от того, что му­чаешь или подвергаешься мучению, удовольствие, которое встречается при садистических и мазохистских перверсиях (ср. гл. VI. 8.). Частота проявлений садистических и мазохистских стереотипов поведения при лечении алкоголиков говорит о том, что отношение между алкоголиком и алкогольным напитком по сути своей отношение садо-мазохистское. Алкоголь действует не только возбуждающе и успокоительно. На стра­дающих алкоголизмом он производит злое, вредное, разрушительное дей­ствие и в психологическом плане, воздействуя в основном на их вообра­жение, не говоря уже о вреде алкоголя в фармакологическом смысле.

Фантазии в отношении реальности играют у алкоголиков весьма большую роль. Фантазии делают возможным попеременную смену бес­сознательного значения алкогольного напитка: то предпочитаемый алко­голь превозносится до небес, то его не признают, ненавидят, проклина­ют. Случается также, что обе крайности преодолеваются поиском абсо­лютного забвения, поскольку в фантазии пьяного в отношении идеализации и обесценивания существует полная сумятица, переносить которую тяжело.

Не удивительно и то, что в случаях алкоголизма психоанализ уста­навливает наличие серьезной детской травматизации. Подобные травматизации обнаруживаются в раннем детстве и у тех людей, которые уже будучи взрослыми, заболевают психозами, психосоматическими рас­стройствами или оказываются делинквентными в своем поведении. Это серьезные нарушения в области удовлетворения элементарных нарцистических и оральных желаний в смысле описанного Балинтом « фунда­ментального расстройства» или в смысле «базисного конфликта» — фундаментального, угрожающего личному существованию столкнове­ния с реальностью Человек стремится избежать воздействия внешней силы, которая ощущается им как инстанция преследующая, давящая, наказующая.

Поэтому алкоголиков относят к категории больных «пост-класси­ческими» неврозами, наряду с описанными в этой связи в главе VI. 3. нарцистическими нарушениями личности, пограничными состояниями и случаями пациентов с неврозами недостачи.

Казуистика

Существует, однако, невротический тип лиц, злоупотребляющих алкоголем, который можно продемонстрировать на следующем примере:

На начало лечения пациенту было 27 лет (аптекарь по профессии). Он страдал от страха, угнетавшего его в опасных ситуациях, и чувствовал себя легко поддающимся влиянию своей жены и служащих. С помощью алкого­ля он довольно эффективно заглушал этот страх. До восьми лет он рос без отца, а после возвращения того с войны болезненно переживал, что обе его сестры — восьми и десяти лет — являются любимицами отца. И отношения с матерью оставляли желать лучшего. Мальчик чувствовал себя брошенным на произвол судьбы обоими родителями, при чем ощущал это прежде всего тогда, когда он хотел чего-то и нуждался в том, в чем непременно требова­лась поддержка родителей.

Попытки психотических вспышек вели к мучительному чувству вины, которое наряду со страхом было столь невыносимо, что выпитый в такой си­туации алкоголь действовал очень освобождающе. Бегство в алкоголизацию должно было сигнализировать родителям, что он беззащитен, находится в отчаянии и не знает, как и что может ему теперь помочь. Результатом как раз оказалось обратное: его стали ценить еще меньше, чем раньше, наказы­вали большим неуважением и компрометировали.

Психоанализ остался для него единственной возможностью получить доверительного участника отношений, который несмотря на его рецидивы неизменно был на его стороне. При таких благоприятных обстоятельствах удалось объяснить страхи в ситуации неизвестности, например, страх перед наказанием от отца. которого пациент боялся. В то же время удалось прояс­нить, что злоупотребление алкоголем представляло своего рода сигнал, при­званный привлечь внимание к собственным бедствиям и нужде, проверить, тем самым, важнейших участников отношений на предмет неизменности их чувств к нему, несмотря на обременительность его поведения. При этом бы­ло — с известным драматизмом — установлено, что важнейшие участники отношений пребывают в плену общественных предрассудков, не позволяю­щих им разглядеть скрытые за пьянством невротические конфликты, с от­носящимися к ним страхами и чувствами вины и стыда. Поэтому выравни­вать дисбаланс в отношениях с ближайшими родственниками должны были другие люди — аналитик и подруга, которая воспринимала пациента без предубеждений и стремилась помочь ему добраться до своих невротических проблем и решить их.

7.2. Наркотическая зависимость

Наркотики и общество

Проблема, которую испытывает общество с лицами, страдающими наркотической зависимостью, в последние годы значительно услож­нилась. В отличие от алкоголизма, более или менее терпимо восприни­маемого обществом, злоупотребление героином, кокаином или гаши­шем и марихуаной в значительной степени не приветствуется боль­шинством граждан.

Здесь, как и при делинквентном поведении, большую роль играют бессознательные процессы между обществом, с одной стороны, и отдельным наркоманом или группой наркоманов, с другой. В первую очередь стоит назвать проективные процессы, в которых большинство граждан проецируют свои личные отрицательные качества на наркома­нов. Лица с наркотической зависимостью отражают наше собственное потребительское поведение, а именно: желать и иметь желаемое любой ценой, чувство собственника и владельца, равно как и общественные холодность и безразличие. Один из примеров — пьющий отец, который защищается от своей слабости к алкоголю тем, что клеймит наркотичес­кую зависимость сына. Такое отношение облегчается еще и тем, что тор­говля героином, кокаином и т. п., в отличие от торговли алкогольными напитками, запрещена. Поэтому те. кто употребляют сильные наркоти­ки волей-неволей вынуждены делать это нелегально.

Мы говорим о наркотической зависимости, когда кто-либо периоди­чески прибегает к употреблению того или иного наркотического средст­ва, несмотря на его вредное последствие. При этом психическая зависи­мость (Psychische Abhaengigkeit) означает неконтролируемое стремле­ние. манию, непреодолимое желание, ненасытность, жадность, вожде­ление. Физическая зависимость (Koerperliche Abhaengigkeit) встреча­ется тогда, когда нарушение равновесия обмена веществ в организме под влиянием наркотиков достигает такой степени, что введение этого веще­ства становится жизненно необходимым.

Наряду с бессознательными психическими процессами, которые, разумеется, особенно интересуют нас в предлагаемом введении в психо­анализ, не следует упускать из виду и токсическое воздействие наркоти­ков на организм, особенно на центральную нервную систему. Разуме­ется. учитывается возбуждающее действие некоторых наркотиков, несу­щее чувство большой бодрости, повышенной самоуверенности и типичное «high — чувство», которое бывает после приема кокаина, бензедрина, риталина или прелудина.

Героин, морфин, валиум, барбиту ратные препараты и другие седативные препараты успокаивают в случаях беспокойства, глушат чувст­во страха и вообще способны подавлять всякие чувства. Марихуана и гашиш повышают настроение и дают возможность преодолеть застен­чивость, заторможенностъ, в то время как ЛСД и другие галлюциногены возбуждают фантазии тем, что полностью отстраняют реальность внешнего мира, заменяя ее идущими из подсознания представлениями и чувствами. Гашиш и марихуана — это т. н. «мягкие» наркотики — «наркотики протеста». Героин, кокоин, ЛСД — «жесткие» или «силь­ные» наркотики, сильные оттого, что их воздействие — это глобальное изменение мышления, чувств и действий человека, их употребляющего.

Психика и наркотики

Прежде всего действие наркотиков влияет на аффекты — страхи, чувства вины и стыда. Тем самым действие наркотиков подобно за­щитному механизму. То, что при неврозе делает защитный механизм вытеснения, при наркотической зависимости берет на себя наркотик:

неприятные представления и чувства более не воспринимаются.

В отличие от людей с «обыденным» неврозом, у людей с наркоти­ческой зависимостью наличествует дополнительный фармакологи­ческий (производимый наркотиком) эффект: либо возбуждение, либо успокоение.

Если нас в какой-то момент охватывает страсть к приключениям, мы можем последовать за своими желаниями, поискать соответствующее общество и найти его. Если есть потребность в тишине и покое, можно поискать соответствующее окружение, заботливого друга или подругу, рано или поздно обрести все это и успокоиться. Лица с наркотической зависимостью ничего такого делать не могут. Они лишены способности искать в реальности то, что им требуется. У них отсутствует терпе­ние, навык, для осуществления того, что человек не употребляющий наркотики, получает в контактах с людьми.

Тем самым становится ясно, что у людей, склонных к наркотической зависимости, отсутствуют определенные качества, и прежде всего, спо­собность сближаться с другими людьми, склонять их на свою сторону, строить откровенные, надежные, полные чувств отношения и поддержи­вать их. Более или менее выраженный дефицит переживаний невыно­сим для сознательного восприятия, и именно поэтому таким людям сго­дится любое, пусть и вредное, средство, лишь бы сделать невыносимое положение терпимым.

Наркотики становятся драгоценностью, благотворным объектом, желанным именно из-за его благоприятною действия.

В то же время вредное действие наркотиков (из-за их фармаколо­гической природы) либо вообще не берется в расчет, либо вытесняется посредством психологических защитных механизмов. Однако может случаться и такое, что наркотики необходимы как раз по причине их вредоносных свойств. Подобное вредящее себе поведение прояснить не так-то легко. Тут мы снова сталкиваемся с очевидностью человеческой агрессивности: люди могут сознательно вредить другим людям, уби­вать их (как виновники, исполнители), но и сами они могут быть уби­ты, пострадать (как жертвы).

Проблема наркотиков

Анализ лиц с наркотической зависимостью показывает, что в прин­ципе, как и вслучае пограничной личности, наряду с благоприятными, хорошими отношениями подспудно действуют и не добрые отношения, причиняющие вред. Вред. причиняемый самому себе, как и крайние формы суицидных побуждений, несет в себе функцию обвинения окру­жающих: « Вы так со мной обходитесь, что мне не остается ничего дру­гого, как только принимать наркотики, хоть это меня и губите. Эти апелляции не вызывают, однако, никакого резонанса в авторитетных кругах в сфере здравоохранения, даже учитывая и то, что все большее количество людей либо умирает раньше времени по состоянию здоровья из-за употребления наркотиков, либо погибает от передозировки. Нар­команы чувствуют себя брошенными обществом на произвол судьбы, аутсайдерами, которые все более оттесняются на самый край обществен­ной жизни.

В этом повинен тот самый негативный опыт, приобретенный лица­ми с наркотической зависимостью в раннем детстве. Вполне законные потребности ребенка в уважении, в полном любви участии и нежности отношений с родителями по тем или иным причинам не удовлетворя­лись. В этом многообразная полная душевных травм предыстория людей с наркотической зависимостью удивительно похожа на предыс­торию делинквентных личностей и психосоматических больных. Это все те же драматические причины: нехватка добра и/или чрезмерность зла, вреда, оскорблений.

Терапия

Какие же терапевтические выводы следует сделать, исходя из выше­сказанного? Общий вывод таков: масштаб и форма психического нару­шения требует соответствующих трудоемких и длительных психотера­певтических мероприятий. Сложности начинаются с общей проблемы создания основы для терапевтического союза. Это требует максималь­но демократической, полной взаимного признания, манеры поведения, на базе которой могут установиться прочные и абсолютно искренние отношения. Разумеется, сам союз дефицита детства устранить не может. Но негативный детский опыт может быть лучше понят. И уже одно это способно помочь.

При этом строгие рамки медицинского стационарного учреждения много предпочтительнее, чем амбулаторная врачебная или психоте­рапевтическая практика. Атмосфера дружелюбного понимания дает большие шансы для выздоровления, чем даже лекарственная терапия. Пациенты относятся к врачам и психоаналитикам, как и ко всяким лю­дям «с авторитетом» с недоверием, поскольку последние очень далеки от реальности больных наркоманией. Альтернативные и нетрадици­онные методы лечения скорее достигнут своей цели, чем ортодоксаль­ный нозологический подход. Симптоматические методы такие пациенты отвергают, поскольку относятся к ним как к своего рода «дрессировке». очень напоминающей им, идущее из детства приучение к покорности и казарменной дисциплине. В соответствии с обстоятельствами необхо­димо вскрывать внутренние и внешние составляющие наркоманической проблемы. Сюда относятся и жестокие реалии ориентированного на успех и потребление общества, и слабости и страхи самого пациента, идущее из детства стремление быть воспринятым, наряду со склон­ностью причинять вред самому себе и другим.

В отношениях с лицом страдающим наркотической зависимостью рано или поздно начинает сказываться тот разрушительный потенци­ал, который ранее был связан с отношениями употребляющегд н»ужо?. тики и самим наркотиком? Если оба участника будут избегать этого ас­пекта в своих взаимоотношениях, то дело закончится ничем, т.е. каждый останется «при своих интересах» и никакого лечения не будет. Если же терапевт учитывает подобный ход событий и вполне допус­кает появление и проявление разрушительной агрессии, даже если она направлена против него, и поддерживает пациента, то деструктив­ные силы шаг за шагом могут быть взяты под контроль и интегриро­ваны. Терапевт при этом должен вовремя отслеживать свои чувства по отношению к пациенту (досада, гнев. страх, стыд и т. д.), сигнализи­ровать о них или находить уместный для конкретной ситуации ответ. Это возможно лишь в том случае. если терапевт понимает своего паци­ента и разделяет с ним его переживания (Joining от «to join» — связы­ваться, объединяться).

Однако, терапевт не должен удивляться возможным рецидивам, когда пациент опять предпочитает ему наркотик. Следует перетерпеть содержащееся здесь обесценивание и интерпретировать это как расще­пление на хорошие наркотики и плохого аналитика. Упреки только утвердят больного наркоманией в изначально усвоенном предположении, которого он только и привык ждать, а именно, непонимания и безразличия со стороны окружающих.

Иногда наркоманы, не найдя ни в ком нежности и заботы к себе, обретают свою отраду в музыке. Либо они сами играют на музыкальных инструментах, либо буквально сходят с ума от рока. поп-музыки или других музыкальных жанров. Поэтому, при лечении наркотической зависимости следует учитывать и возможности танцевальной терапии (Tanztherapie) (ср.: Хануш, 1988). В данном случае, музыка служит заменителем наркотика. Это является дополнительным способом в про­цессе лечения.

Так называемые перверсии

8.1. Очевидное поведение

Переходя к теме перверсий, мы снова касаемся базового влечения, а именно, сексуальности (ср. V. 3.1.). Речь о сексуальности вполне кон­кретно заходит в случаях таких общественных явлений, как прости­туция. порнография, садомазохистские перверсии, транссексуализм, эксгибиционизм, фетишизм.

Здоровая «зрелая» сексуальность исключает перверсии. Однако для этого требуется соответствующее воспитание и ряд способностей: умение контактировать с другими людьми, уверенность в себе. юмор и веселость, бесстрашие во взаимоотношениях с другими и с самим собой, дифферен­цированная чувственность и определенное знание людей. Тогда сексу­альность может быть чем-то большим, чем просто « инстинктивный порыв». может служить оживлению и обогащению межчеловеческих свя­зей и отношений. И с этим трудно не согласиться. Правда, многих может испугать то. что вместе с определением тех или иных сексуальных дейст­вий как перверсий, возникнет некий ценз, который не все разделяют.

Следует также учитывать, что на т. н. «перверсивные личности» до­статочно легко — как и на больных наркоманией или на делинквентных личностей — проецируются собственные перверсивные составляющие.

Уже в 1905 году в известном сочинении «Три очерка по теории сек­суальности» Фрейд показал, что все мы изначально « полиморфно пер­версивных, т. е. имеем потребности:

— наблюдать сексуальные действия (инстинкт созерцания; вуайеризм),

— выставлять напоказ собственную наготу (наслаждение от показа;

эксгибиционизм),

— пользоваться интимными предметами в качестве заменителя же­лаемого лица (фетишизм),

— входить в состояние лица противоположного пола, одеваясь в его одежду ( трансвестизм),

— осознавать свою принадлежность к противоположному полу ( транссексуализм),

— мучить других, унижать физически или душевно (садизм).

— быть терзаемым, мучимым (мазохизм).

К «перверсиями относится все, что характеризуется в качестве «отклонения от нормы» в определенном обществе. По отношению к норме перверсивное поведение является аналогом делинвенктного поведения. При этом речь всегда идет и о поведении, не соответствую­щем социальным нормам, а именно об асоциальном или — если оно прямо противоречит социальным нормам — об анти-социальном пове­дении. В этом и заключается общественный знаменатель делинквентного поведения, наркотической зависимости и перверсивных действий.

8.2. Объяснение возникновения перверсий

Перверсии выстроены по типу невроза

Фрейд и ранние психоаналитики видели в перверсивных действиях непосредственное продолжение детской сексуальности, например, ког­да мужчина как ребенок демонстрирует окружающим людям свой поло­вой орган, чтобы шокировать их; женщина, облачаясь в определенную одежду, скорее преследует цель обнажить себя, нежели одеть; поклон­ник рок-звезды использует детали ее одежды в качестве фетиша.

Встречаются случаи, понять которые можно с относительной лег­костью, поскольку подобные устремления весьма близки каждому. С трудом воспринимается эксгибиционист, поступки которого постоян­но сопряжены с опасностью; холостяк, полностью удовлетворяющийся фетишем; учитель-гомосексуалист, или незаметный обыватель, относя­щийся пренебрежительно, компрометирующий и пытающийся любым способом причинить боль человеку, по отношению к которому он совсем недавно выказывал дружелюбие и приязнь.

Ранние психоаналитики, ориентированные на психологию влечений. могли объяснить подобное поведение лишь симптоматическим обра­зом — тем, что в данном случае мы имеем дело с невротическими симпто­мами. За ними скрываются типичные эдиповы влечения ребенка в отно­шении матери и отца, а именно инцестуозные и сопернические желания. Согласно моему опыту подобная одипова теория» перверсий и сейчас во многих случаях соответствует действительности. Доэдиповые конфлик­ты. происходящие из более раннего детского возраста, играют, однако. не менее важную роль в возникновении перверсивного поведения.

Перверсия — это невроз недостачи

Вспомним прочитанное о нарцистических нарушениях личности. о пограничных случаях, о «постклассических«  неврозах недостачи и связи, и нам станут понятными необъяснимые прежде перверсивные действия. Невыносимые чувства слабости, зависимости и ничтож­ности отражаются в этих действиях таким образом, что чувствуешь себя сильным, независимым и великолепным. Примером могут послу­жить случаи, когда учитель мучает ученика, муж бьет жену, или когда приспособившийся обыватель за деньги удовлетворяет все свои жела­ния у проституток, те желания, которые он к себе обыкновенно не допускает.

В каждом из этих случаев, хотя и мимолетно, но оживляется идея собственного величия, которая, в согласии с психоаналитическим уче­нием о защите, помогает утратившему психическое равновесие чело­веку с помощью перверсивных действий легче переживать плохо выно­симые чувства слабости, ничтожности и зависимости. Особенно отчет­ливо проявляется это в садо-мазохистских отношениях: перверсивная личность, как и в пограничном случае, расщеплена на две части, одна из которых до предела хороша, мощна и идеализирована, а другая — предельно плоха, беспомощна, проклинаема. Если в данный момент на другое лицо проецируется последняя, то тогда «проектант» ощущает себя великолепным, мощным, идеализированным и садистически му­чает другого, который одновременно воспринимается как плохой и беспомощный и тем самым автоматически ставится в мазохистское положение.

Если вспомнить о психодинамике неврозов недостачи и связи, то перверсивные действия станут еще понятнее: перверсивный акт должен облегчить переживание невыносимого дефицита, отсутствия чего-либо, внутренней пустоты и ощущения бессмысленности и отчаяния. Тем самым перверсивные отношения используются для защиты от невыно­симых переживаний в духе обсуждавшихся выше (см. гл. VI. 2.1.) меж­личностных защитных механизмов. Разумеется, сам процесс действует лишь тогда, когда другое лицо подыгрывает. В соответствующей «сцене» противоположные полюса легко приходят к обоюдным действиям прежде всего тогда, когда, например, садистические устремления одно­го идеально соответствуют мазохистским потребностям другого.

Перверсия как агрессивная форма любви

Как продемонстрировал Роберт Дж. Столлер (Stoller, 1975), в пер­версивных действиях — особенно при садизме — находит свое выраже­ние «эротическая форма ненависти «. Подобная ненависть достаточно велика по своей силе и неуправляема, поскольку в большинстве случа­ев возникает реактивно, как реакция на травму, которую перверсивная личность пережила в детстве. Во взрослом возрасте пострадавший переходит от обороны к наступлению и достигает триумфа в процессе перверсивного акта над другими. Когда-то подобный триумф был пере­жит кем-то над ним самим.

Компоненты ненависти или неуважения обнаруживаются во многих перверсивных отношениях, пусть они и выражены не столь явно, как в отношениях между садистом и мазохистом. Фетишист предпочитает фетиш другому человеку. Эксгибиционист не пытается обладать жен­щиной. он лишь демонстрирует ей свой эрегированный половой орган и под угрозой изобличения достигает удовлетворения от самой возмож­ности ее испугать. Трансвестит, не удовлетворенный биологически заданным полом, довольствуется, во многих случаях тем, что обманы­вает себя и других, переодеваясь в платье другого пола и показываясь в нем перед публикой (трансвестизм). Если же речь идет о большем, а именно, о физических изменениях собственной сексуальной принад­лежности, то мы имеем дело с транссексуализмом.

Иногда по ряду показаний врачи проводят транссексуалу соответст­вующую операцию, давая ему возможность стать тем, кем он желает стать. В оперативном вмешательстве еще ярче проявляется явное наси­лие перверсивных личностей: ведь пенис или грудь в этом случае удаля­ются. Одержимость собственной потребностью, болезненные действия, компромиссный поиск желанной цели по своему характеру близки к мании, наркотической зависимости и к психозам. Собственно, люди, не воспринимающие реальность своего пола — мужского или жен­ского — как нечто существующее де факте, являются сумасшедшими. Находясь в чудовищном заблуждении, ценой разрыва с реальностью они с большим упорством желают измениться и добиться в этом деле успехов с помощью не менее сумасшедших хирургов.

Из-за скрытого или открытого по своему проявлению насилия, перверсивные действия характеризуются негуманностью, бесчеловеч­ностью. Наиболее зримое воплощение это находит в сексуальном обла­дании животными (содомия) или трупами (некрофилия). Люди, совер­шающие подобные действия, достойны сожаления, но своим поведением они, хотя и косвенно, в «вырожденной» форме, демонстри­руют нам и нашу собственную манеру обращения друг с другом и со своими детьми. Неуважительное, бездушное отношение к ним. как к предметам, а не как к живым людям или к дорогим гостям, которым чаще всего оказывается должное уважение. Поэтому не стоит пропу­скать мимо ушей общее послание перверсивных личностей всем нам, которое гласит следующее: «Подобное происходит тогда, когда нас в детском возрасте преследуют, мучают, злоупотребляют нами и не любят нас!»

Подобное послание, хотя и воспринимаемое с известным трудом, следует рассматривать как своего рода апелляцию к обществу, к каждо­му из нас. Примеры многочисленных перверсий как бы иллюстрируют то, что родители и общество причинили таким людям в их детстве.

8.3. Проституция

Во многом сходные отношения — как и у многих перверсивных личностей — обнаруживаются в среде проституток, сутенеров и их клиентов. Здесь особенно бросается в глаза выраженное отграни­чение от остального общества, представленное в двух характерных типах:

1. Социологическое отграничение гражданского большинства от живущего в этой среде меньшинства.

2. Психоаналитическое отграничение больше похожее на специ­фику влечения, инстинктивного побуждения. Это и импульсы, нацеленные на сексуальное удовлетворение, и ищущие унижения другого по­ры вы ненависти.

Сутенер обходится с публичной женщиной точно так же, как и ее клиент. Если же взглянуть на ситуацию в другом ракурсе, клиент спо­собен в одном и том же действии, с одной стороны, позволять себе мазохистские мучения (уже хотя бы тем. что его бьют), а, с другой стороны. одновременно унижать и женщину, оплачивая ее услуги и заставляя выполнять свою работу, что, в частности, наглядно продемонстрировано в фильме «Die flambierte Frau» ⁶.

В среде проституток особенно очевиден торговый аспект человечес­кой сексуальности, когда персональные отношения определяются не коммуникацией, а рыночными понятиями (Pep. 1972). Данный аспект прослеживается и в «нормальной» сексуальности большинства людей, однако, последним по тем или иным причинам не воспринимается.

Резюме

Рассмотрением безотрадного феномена перверсий мы завершили знакомство со своеобразным «бестиарием» человеческого поведения с различными отклонениями и нарушениями. К сожалению, неприятная правда о человеческих возможностях имеет место быть. И здесь важно проникнуться чувствами людей, которые оказываются в кругу нашего рассмотрения.

Я надеюсь, что с помощью психоанализа эта цель в той или иной степени достигнута. Существуют теории, которые могли бы иначе (луч­ше или хуже вопрос отдельный) объяснить некоторые аспекты много­образных психических нарушений. Преимущество психоанализа перед когнитивной или поведенческой терапией состоит, однако, в том, что он (психоанализ) решительным образом увязан с бессознатель­ными процессами. Это позволяет ему достигать и широкого по охвату, и одновременно глубокого понимания человеческих переживаний и действий.

В заключение хочу выразить надежду, что мне удалось показать следующее: даже в самом безумном на первый взгляд поведении шизоф­ренического больного есть определенный смысл. « Общество. маргинализировавшее «жуликов», преступников или перверсивные личности, находится в весьма « деликатном» положении. Люди с невротическими нарушениями, пациенты, страдающие от психосоматических наруше­ний, заслуживают нашего самого пристального внимания

«Человеческое, слишком человеческое» призывает нас, по возмож­ности, отыскать, наконец, в их чуждом доселе переживании, нечто такое, что в основе своей составляет общечеловеческое начало, «conditio humana». Прежде всего это упомянутые Карлом Ясперсом «пограни­чные ситуации» (Grenzsituationen) борьбы, страдания, вины и смерти. От пограничных ситуаций не гарантирован никто. Казалось бы. они разрывают зарубцованные раны детства и заставляют человека пережи­вать сложные ситуации так, словно он вновь ребенок.

Порой, невроз — наименьшее из возможных зол. И хотя радовать­ся и здесь особенно не приходится, остается уповать на подоплеку защи­щенного детства и не слишком травмирующую внешнюю реальность.

Различия между отдельными расстройствами

Эдиповы причины классических неврозов поддаются лечению клас­сическим психоаналитическим лечением относительно легко . С психо­соматическими больными дело обстоит сложнее, ибо последние стре­мятся избежать угрозы заполучить ярлык органического заболевания. В случае делинквентного поведения угроза становится социальным зна­ком — общественным приговором. Проблема наркоманов заключается прежде всего в том, что в социальном плане они оказываются аутсайде­рами в обществе: из-за нелегального распространения наркотиков его потребитель вынужден стать делинквентной личностью и рано или позд­но заслужить общественный приговор и его исполнение. Больные пси­хозом платят за сомнительный выигрыш бегства в фантазии полным разрушением связей с реальностью, на что общественные учреждения реагируют тем, что в случае необходимости в принудительном порядке помещают таких людей в психиатрические клиники.

Таким образом, всякий личностный «грех» обретает свое место в общественном сознании:

-неврозы — психоаналитическую клинику, или клинику неврозов

-психозы — психиатрическую клинику,

-делинквентность — тюремное заключение, а

-злоупотребление наркотиками или

- перверсивное поведение, если и не тюремное заключение, или психиатрию, то соответствующую маргинальную среду (см. табл. 13).

Таблица 13. Схема психических нарушений, схематизированная по лечебной теории, типу защиты, типу конфликта, типу страха, как и типу терапии и месту лечения.

Таким образом, я продемонстрировал читателю как выглядит безра­достный мир психических расстройств. Общественность должна быть информирована об этом, поскольку правдивая информация — это необ­ходимая предпосылка для безотлагательных перемен.

Ясно, что отношения, сложившиеся в традиционных обществах, вряд ли изменятся по мановению волшебной палочки, но важно стрем­ление постоянно поддерживать осознание происходящего в обществе. При этом вовсе не стоит предаваться иллюзиям и подобно тому, как это происходило во времена студенческого движения, строить утопии, не имеющие шанса быть реализованными, сколь тяжело ни было бы в этом сознаться (ср. гл. IX. 5.1.). Но из-за этого нам не стоит и впадать в пес­симизм Фрейда, нашедший себе выражение в работе « Недовольство культурой» (1930 — Unbehagen in der Kultur). Мы вполне можем тер­пеливо и целеустремленно анализировать как предопределенные биоло­гически, так и санкционированные обществом фактические отношения, т. е. в первую очередь вскрывать, сознательно понимать и обозначать, не боясь правды. Вторым шагом может стать перепроверка того. что может быть изменено, а что — нет. Третьим шагом мы изменим то. что поддается изменению, например, сложные неврозы отдельного паци­ента посредством терпеливой «тяжелой работы» психоанализа, безот­радные семейные отношения лиц с наркотической зависимостью по­средством последовательной семейной терапии, а причиняющую вред изоляцию лиц страдающих психозами, делинквентных личностей, нар­команов, алкоголиков и извращеннее посредством открытой общест­венной работы.

VII. ДИАГНОСТИЧЕСКИЕ МЕТОДЫ В ПСИХОАНАЛИЗЕ

1. Предварительные замечания

Важнейшим диагностическим методом в психоанализе является разговор, диалог. Аналитик начинает говорить с пациентом, зада­ет ему те или иные вопросы, не упуская при этом ни одной затро­нутой пациентом темы. Таким образом между пациентом и аналитиком возникает вербальная коммуникация. В силу же того, что целью такого разговора, как правило, является постановка диагноза, он оказывается разговором диагностическим.

Диагноз это прежде всего исследование и, учитывая, что разговор в психоанализе может также выполнять терапевтические задачи, диаг­ностирование всегда следует начинать с определения конкретной цели беседы. Существуют значительные различия между личным разговором и диалогом аналитика и его пациента, поэтому оба собеседника должны ясно отдавать себе отчет, какого рода беседу они ведут, поскольку от это­го зависят не только внешние рамки, но и внутреннее содержание их диалога. Для диагностирования могут быть использованы формы стан­дартизированного интервью, в течение которого пациенту задают вопро­сы, подразумевающие один категоричный ответ,— «нет» или «да»,— или интервью полустандартизированного, допускающего возможность не ограниченного такими рамками разговора. Кроме того в психоана­лизе используют нестандартизированные или свободные интервью, ни в чем не ограничивающие естественное течение беседы. Однако приве­денные ниже примеры конкретных интервью все же свидетельствуют, что, как правило, инициатива принадлежит аналитику.

В течение разговора пациент сообщает объективные сведения — год и место своего рождения, род своих занятий, живы или нет те или иные члены его семьи — и сведения субъективные. К последним отно­сятся личные переживания пациента, чувства, которые он испыты­вает по отношению к отцу. матери, жене и другим родственникам. Не менее важной представляется в этой связи и та информация, кото­рую аналитик получает, наблюдая во время разговора за поведением пациента.