СЛУЧАЙНОСТЬ» И «ПОДРАЖАНИЕ»

Опыты, о которых шла речь до сих пор, представляют совершенно простой и однородный по форме процесс. Но, принимая во внимание, что опыты, описываемые в следующей главе, носят несколько иной характер, нам кажется уместным, во избежание обычных возражений, уже заранее привести некоторые соображения, обосновывающие как смысл, так и реальную ценность излагаемого здесь материала. Такая предосторожность была бы излишней, если бы речь шла о фактах высокоразвитой опытной науки, как, например, физики; в таких науках значение отдельных наблюдений не может быть абсолютно спорным в течение длительного времени: там есть прочная и ясная система установленного знания, с которой новое должно так или иначе объединиться. Никто не станет отрицать, что в области высшей психологии мы еще весьма далеки от такого благоприятного положения вещей. Вместо обширных и до известной степени обоснованных научных положений, мы встречаем лишь общно разработанные и по своему значению, по большей части, весьма неточные теории, которые даже самим сторонникам их нелегко удается удовлетворительно применить во всех деталях к каждому данному случаю. Между тем, любая изтаких теорий непременно претендует на то, что именно она содержит объяснительный принцип для наиболее широкого круга явлений; но так как они имеют лишь непрочную связь с конкретным опытом и отличаются неопределенностью своих положений, бывает чрезвычайно трудно разрешить тот или иной спор путем установления определенных фактов, тем более, что самый спор все еще представляет собою почти что борьбу верований. При таком положении вещей часто случается, что фактические наблюдения теряют свою цен-

196

ность: Все они слишком индивидуальны, слишком единичны для того, чтобы внимание с самых общих принципов было перенесено на них на сколько-нибудь длительный срок. В то же самое время, благодаря неопределенности подобных принципов, с одной стороны, и трудности произвести действительно надежные наблюдения, с другой, создается такое положение, при котором почти каждый может объяснить все, что угодно. Если сам по себе интерес к общим положениям преобладает над интересом к фактам, то при подобных обстоятельствах факты, в конце концов, начинают казаться лишенными всякой ценности, так как они допускают всякое объяснение.

В этой книге не предполагается развивать теорию научного поведения. Но так как все же нужно решить вопрос: способны ли шимпанзе вообще к разумному поведению, то сначала следует подвергнуть разбору и обсуждению, по крайней мере, такие толкования, приняв которые, мы тем самым отняли бы у наших наблюдений всякую ценность и значение для данного вопроса. При этом, по крайней мере, предотвращается всякое произвольное толкование излагаемого здесь материала, и непосредственное значение опыта становится, так.сказать, выпуклее и прочнее; со временем уже, пожалуй, можно будет говорить о значении таких опытов, вместо того, чтобы сразу заставить их раствориться в общих и неопределенных принципиальных объяснениях.

Приведенное выше толкование гласит: Если животное разрешает задачу в общей форме «обходного пути», которую оно не унаследовало как прочную реакцию для каждого случая вместе с другими задатками своего рода, само собою разумеется, что оно приобретает этот новый образ действия. Единственная возможность возникновения такой реакции заключается в образовании ее из отдельных элементов и частей процесса, которые, взятые в отдельности, и без того свойственны животному. Такие «естественные» импульсы имеются во множестве; случай производит естественный отбор среди них и объединяет их в общую цепь, которая и представляет наблюдаемый нами в действительности процесс решения. Практический успех и соответствующее ему чувство удовольствия обладают необъяснимой пока способностью влиять в благоприятном смысле на возможность воспроизведения в дальнейших аналогичных случаях тех же самых действий. Таким образом, вместе с разгадкой того, как возникает подобный образ действия, объясняется и возможность его повторения в

197

дальнейшем. Как большинство подобных общих теорий, и это, несомненно, дает нечто для объяснения некоторых случаев в зоопсихологии. В тех случаях, когда возникают сомнения относительно какого-либо опыта, обычно прибегают к двум вспомогательным принципам: Согласно первому, следует просто из соображений научной экономии предпочесть всеобщее применение подобной теории, оправдавшей себя в других случаях, признанию противоречащих ей фактов и выработке соответствующих новых мыслей. Согласно второму, появление подобного рода действия, как целого, прямо возникающего изданной ситуации, было почти чудом; атак как все чудесное противоречит основным началам естественных наук, то его следует a limine исключить. Упомянутые подсобные принципы не подлежат здесь подробному исследованию. Второй принцип утверждает, что научная проблема, разрешить которую еще никто серьезно не пытался, вообще не разрешима: зачем такая робость? Первый является выразителем ( в настоящее время весьма распространенного) неверного толкования правильного гносеологического положения, согласно которому каждая научная система, близкая к завершению (т. е. наполовину идеальная), выкристаллизовывается в наиболее сжатые формы и отличается самым строгим единством. Ни тем, ни другим принципом нельзя пользоваться в качестве контрольного средства по отношению к опыту, и при коллизии результатов опыта и наблюдения оба подсобных принципа должны уступить месту опыту.

Легко видеть, что приведенное выше гносеологическое положение не говорит вовсе о том, что наука, существующая всего лишь несколько десятков лет, должна во что бы то ни стало обходиться тем минимумом точек зрения, который она приобрела за короткий срок; нам никоим образом не удастся быстрее приблизиться к идеалу, бросившись напролом по «кратчайшему» пути для достижения желанного единства; в таких случаях приходится выдавать жалкие начатки знаний за окончательные принципы и оставаться в долгу у фактов, достигая экономии в теории. Задача заключается в том, чтобы изложить содержание данной теории в такой форме, которая позволила бы установить с наибольшей ясностью ее отношение к описанным здесь исследованиям интеллекта. Обозначим отдельные моменты процесса «решения» той или иной задачи, которые животное, согласно теории, производит «естественным образом» и пользуясь случа-

198

_ем а, Ь, с, d, e; кроме этих и между ними (а также и без них) проявляются любые другие F, Y, К, R, D и т. д. , не имеющие никакой последовательной связи между собой.

Первый вопрос: выполняется ли а в расчете на то, что Ь, с, d ё, как и с F, Y, К и т. д. , которые могут также следовать за а в любом порядке; в данном случае последовательность является столь же случайной, как и счастливые номера при игре в рулетку.

То, что имеет силу для а, применимо и ко всем остальным элементам естественного поведения животного: если оспользо-ваться выражением, которое является более чем простой аналогией, и приводит всю связь со вторым признаком термодинамики, можно сказать, что все они совершенно независимы и носят характер «молекулярного беспорядка» в увеличенном масштабе. Если мы изменим это хоть на йоту, весь смысл этой теории будет нарушен.

Второй вопрос: втом случае, когда животное уже привыкло выполнять задачу в порядке а, Ь, с, d, e, то, начав с а, станет ли оно затем производить следующие за ним действия в силу того, что они в данной последовательности соответствуют объективной структуре ситуации? Вне всякого сомнения, нет. Животное переходит от а к b и т. д. в силу того лишь, что к таким последовательным переходам от а кЬ, отЬ к с и т. д. его тол кают условия прежней жизни.

Поэтому единственный способ, которым, согласно этой теории, реальная ситуация и ее структура влияют на возникновение новой формы поведения, есть чисто внешее совпадение объективных обстоятельств и случайных движений животного; ситуация действует, грубо говоря, как решето, которое пропускает только немногое из того, что в него бросают. Если отбросить это действие объективных моментов ситуации, не представляющих особого интереса для нас, то получится следующее: ничто в поведении животного не вытекает здесь из объективного взаимоотношения частей ситуации, структура этой ситуации сама по себе не в состоянии прямо вызывать соответствующий ей образ Действия. Согласно этой теории следует признать одно ограничение «естественных» реакций, непосредственно вызываемое ситуацией: стремление держаться приблизительно в направлении Цели.¹

'У животныхс развитым обонянием — в направлении к центру «обонятельного поля».

199

Этот основной мотив, обычно считающийся проявлением инстинкта, и предопределяет отдельные движения животного, суживая вместе с тем до известной степени их поле действия без того, чтобы в остальном что-либо изменилось в случайном характере всего процесса. Так как прямой путь к цели (в буквальном смысле) при опытах, которые здесь были поставлены, еще не сильно помогает делу, часто даже является инадекватным ситуации, я не имею надобности ближе рассматривать этот пункт, поскольку не идет речь о создании позитивной теории. Сам по себе этот факт достаточно важен уже потому, что он означает добавочный момент, совершенно чуждый принципу случайности, — момент, который скрыт за безобидным именем «инстинктивного импульса»

Я показал уже в самом начале, как в случае опытов с обходным путем процесс, который внешним образом суммируется из случайных составных частей и приводит к успеху, резко отличается для наблюдения от «настоящих решений». Для последних, как правило, в высшей степени характерен направленный, замкнутый в себе процесс, резко отделенный от всего того, что ему предшествует, благодаря внезапному возникновению. Вместе с тем этот процесс как целое соответствует структуре ситуации, объективному отношению ее частей. Например: цель находится на земле за преграждающим путь препятствием. Внезапно возникает безостановочное и плавное движение по соответствующей кривой решения. Создается навязчивое впечатление, что эта кривая возникает как целое, и притом с самого начала как продукт оптического охвата общей структуры ситуации. (Шимпанзе, поведение которых неизмеримо выразительнее, чем поведение, скажем, кур, обнаруживают уже своим взглядом, что они действительно сначала предпринимают своего рода съемку основных частей ситуации; из этого обозрения ситуации внезапно появляется затем «решение»).

Мы умеем и уже у самих себя резко различать между поведением, которое с самого начала возникает из учета свойств ситуации, и другим, лишенным этого признака. Только в первом случае мы говорим о понимании, и только такое поведение животных необходимо кажется нам разумным, которое с самого начала в замкнутом гладком течении отвечает строению ситуации и общей структуре поля. Поэтому этот признак — возникновение всего решения в целом в соответствии со структурой поля —

200

должен быть принят как критерий разумного поведения. Этот⁴
признак является абсолютно противоположным вышеприведен-?*
ной теории: Если там «естественные^части» являются несвязан-^/
ными между собой и со структурой ситуации, то здесь требуется⁵
полнейшая связь¹ «кривой решения» в себе и с оптически данной
обшей ситуацией.                                                                          :

Само собой разумеется, что мысль о том, что структура поля,И в целом, взаимоотношения частей ситуации друг к другу и т. д.' становятся определяющими для решения, вытекает из этой тео>' рии: следует совершенно исключить то, что наблюдаемое поведение животных не может быть объяснено согласно тому мнению, по которому решение должно произойти безотносительно к структуре ситуации и может возникнуть из случайных частей, т. е. неразумно. .

Из описания опытов можно было видеть с достаточной ясностью, что для такого объяснения их не достает самого необходимого, именно составления решений из составных частей. Шимпанзе вообще не имеет обыкновения при вхождении в ситуацию опыта производить любые случайные движения, из которых могло бы образоваться среди других и ненастоящее решение; можно наблюдать только в редких случаях, чтобы он предпринял в опыте что-либо, что само по себе было случайно по отношению к ситуации, в этом случае его интерес должен был быть отклонен от цели и направлен на другие вещи. До тех пор, пока усилия направлены на цель, все непосредственно отделенные друг от друга этапы поведения — как и у человека в подобном положении — скорее образуют замкнутые в себе попытки решения, каждая из которых лишена случайно объединенных друг с другом частей, и это особенно верно по отношению к самому решению, приводящему к цели. Правда, часто это последнее наступает после некоторого периода беспомощности и покоя (нередко осматривания), но в случаях, которые следует рассматривать, как истинные и показательные, оно никогда не происходит из слияния слепых импульсов, но как замкнутое, плавное Действие, части которого могут быть только мысленно изолированы наблюдателем, но в действительности, безусловно, не возникают независимо одна от другой. Однако совершенно нельзя

¹ Физики не имеют слова, которое бы вполне подошло сюда. «Koharenz» (в положительном смысле) неохотно употребляют вне учения о процессах колебания.

201

допустить при таком большом числе описанных случаев «насто_г ящих» решений, что это единое, адекватное ситуации решение может возникнуть совершенно случайно; сделав такое допущение, рассматриваемая нами теория отказывается тем самым рт того, что она сама считает своей заслугой.

Я видел на самом себе и на других, что особенно много разъясняют в поведении шимпанзе упомянутые паузы бездеятельности. Один местный психолог, убежденный, как и большинство, во всеобщей значимости рассматриваемой теории для психологии животных, пришел смотреть на антропоидов. Для демонстрации я избрал Султана в качестве подопытного животного. Он провел один опыт с решением, второй и третий; но ничто не произвело на посетителя такого большого впечатления, как последовавшая затем пауза, во время которой Султан медленно почесывал голову, бездействуя поводил глазами и медленно и тихо поворачивал голову, осматривая самым внимательным образом ситуацию вокруг себя.

На подобные вопросы лучше всего дать ответ, если то, что утверждается здесь в общем, еще сделать предметом особого изучения и таким образом обосновать при помощи фактов свое суждение. Для такого исследования годится поведение животного в рамках опыта, где дело шло о постройке ящиков. Здесь оказалось, что при ясном направлении решения, взятом в целом, — «более высокий ящик наверх», — в остальном имело место совершенно неосмысленное передвигание со случайным решением в конечном результате; это случалось так часто и так согласно у всех исследованных животных, что я могу утверждать, что здесь можно было совершенно точно признать процесс того рода, который в общих чертах установлен первой теорией. Тем настойчивее следует подчеркнуть, что между этим поведением, полностью зависящим от случая, и поведением при ясном решении существует самая резкая противоположность. К. тому же описание этих опытов показали еще, как неохотно вначале шимпанзе втягивается в опыт, настоящее решение которого ясно ему в самых общих чертах, но ближайшее выполнение которого он должен произвести исключительно путем проб, т. е. предоставленный случаю; животные вовсе и не напали бы на эти пробы, если бы в грубых чертах истинная попытка решения не привела их в такое положение, до специальных условий которого они еще недоросли. Таким образом, тот факт, что животные иногда здесь

202

производили движения вслепую, совершенно не противоречит Утверждению,^{что как} правило, такое случайное слияние импульсов не наблюдалось совершенно при доступных их пониманию условиях опыта.'

При описании таких опытов, когда решение задачи было вызвано случайностью или же когда случайность благоприятствовала решению, такая особенность отмечается. При сложных условиях опытов (например, в следующей главе) такие случаи встречаются чаше, но необходимо заранее оговариться, что даже и тогда протекание процесса не вполне соответствует указанному теоретическому толкованию. Во-первых, не всегда удается воспрепятствовать тому, что животное в данной ситуации попробовало подойти к решению задачи таким путем, который хотя бы и не приводил к успеху, но все же имел бы смысл по отношению к решению; пробы состоят из попыток решения, исходящих из понятой лишь наполовину ситуации; из таких попыток можно легко, благодаря случайности, развиться действительное решение, т. е. конечно, не из случайных импульсов, а из действий, которые, благодаря своей разумной основе, сильно помогают случаю. Во-вторых, счастливый случай может произойти и во время таких действий животного, которые к данной цели никакого отношения не имеют. Однако и в подобных случаях не приходится обыкновенно говорить о бессмысленном импульсе — как уже было указано, у шимпанзе подобные импульсы наблюдаются чаще всего в безвыходном положении, — здесь налицо скорее известный род осмысленной, хотя и не по отношению к цели, деятельности. Так было, вероятно, с Султаном, когда он открыл способ действовать двумя палками; лишь филистер способен определить его игру при этом как «бессмысленные импульсы» потому только, что животное при этом не преследовало никакой практической цели.—Самым важным в обоих случаях является не то, что случайность вообще способствовала решению, но дальнейшее течение опыта; мы знаем из наблюдений над человеком, что часто случайный успех влечет за собой уже осмысленную работу в данном направлении в известных случаях (повторение), например, при научных открытиях (сравн. Oerstedt. Strom und Magnetnadel). Таково поведение Султана: стоило ему Раз проделать с обеими трубками обычную игру — «втыкать палку

'Соответственно постановке проблемы условия должны быть, по возможное-. выбраны таким образом, чтобы случайные решения не могли легко возникнуть.

203

в отверстие», как с той минуты он уже вел себя так, как будто этот новый способ был открыт в совершенно правильном по отношению к цели решении; в дальнейшем он уже применяет технику «двойной трубки», без сомнения, осмысленно; а указанная случайность в свое время, по-видимому, оказала очень сильную помощь, которая повлекла за собой тотчас же «понимание».

Приводившиеся неоднократно примеры глупого поведения животного могли бы, в конце концов, служить поверхностному наблюдателю доказательством, что шимпанзе все-таки производит бессмысленные движения, в результате случайного сцепления целого ряда которыхдолжно иногда получиться неправильное решение.

Шимпанзе делает троякого рода ошибки: 1. Хорошие ошибки, о которых речь будет еще впереди; при этом животное производит, скорее, почти благоприятное, чем, собственно, глупое впечатление, если наблюдатель руководствуется исключительно характером наблюдаемого поведения, совершенно отказавшись от установки на сходство с человеком. 2. Ошибки, происходящие вследствие совершенного непонимания условий задачи. Нечто подобное наблюдается в тех случаях, когда животное при установке верхнего ящика перемещает его из статически выгодного в статически худшее положение; некоторая простительная ограниченность — вот впечатление, которое при этом получается. 3. Грубые ошибки, совершаемые по привычке, при обстоятельствах, которые животное, собственно говоря, могло бы учесть (напр. подтаскивание ящика к решетке — Султан). Подобное поведение производит глубоко отрицательное, можно сказать, почти досадное впечатление.

Сейчас идет речь именно об ошибках третьего рода; каждый легко поймет, что указанные ошибки ни в коей мере не пригодны для подтверждения предложенной теории. Животное никогда не ведет себя подобным образом. Если только до этого ему не доводилось часто приходить таким же путем к настоящему правильному решению задачи. Упомянутые глупости не представляют собою случайных «естественных» отдельных частей, в результате которых могли бы первоначально получиться кажущиеся решения, — мне, по крайней мере, не известно ни одного случая, когда подобный взгляд могбы оправдаться наделе, — но они являются последствием прежних настоящих решений, часто повторявшихся и в силу этого приобретших тенденцию при

позднейших опытах выступать вторично, почти вне зависимости (от специальной ситуации. Предпосылками для подобных ошибок являются, по-видимому, и такие состояния, как сонливость, утомление, насморк, а также и возбуждение. Пример: шимпанзе, подвергающемуся вообще впервые испытанию, никогда не придет в голову «случайный импульс» потащить ящик к решетке или взобраться на него для того, чтобы добраться до цели, которая помещается по ту сторону решетки и достать которую без помощи приспособлений ему никак нельзя. С другой стороны, можно доказать, что в действительности длительное повторение когда-то удачно решенного опыта и соответствующая механизация всего процесса благоприятствуют подобным глупостям. Мне часто приходилось проделывать перед заинтересованными посетителями соответствующий эксперимент: удобства ради я выбирал обыкновенно простой опыт с открыванием двери, над петлями которой снаружи подвешивалась цель. Так как (после первоначального удачного опыта) животным приходилось, быть может, раз двадцать добиваться разрешения подобной задачи втом же самом месте и тем же самым способом, то и в данном случае животное проявляло известную тенденцию достать высоко подвешенную приблизительно в том же месте цель также при помощи двери, хотя как раз в данном случае у него имелись под руками другие, более удобные способы и дверь или осложняла, или практически делала невозможным решение задачи. Если же возникали другие попытки решить задачу, то происходило это, в известной мере, под влиянием силы притяжения двери. Так, например, Хика, прекрасно умевшая пользоваться способом шест

—прыжок в его чистой форме, в данном случае прибегала к совершенно ненужной комбинации двух методов: дверь — шест

—прыжок, чем нисколько не улучшала дела. Шимпанзе вообще не обращали никакого внимания на двери, находившиеся прямо перед ними, до тех пор пока в первый раз не пришлось осмысленно использовать их. Первоначально весьма ценные процессы имеют неприятное свойство спускаться на более низкий уровень, благодаря частым повторениям. Повторная вторичная «самодрессировка» считается обычным явлением, имеющим огромное экономическое значение, и она можетбытьу человека также, как ^и У антропоида. Но никогда не следует забывать того ужасающего сходства, какое представляют собой некоторые пустые и слепые повторения моральных, политических и прочих положений с

205

только что описанными глупостями шимпанзе. Они также пред
ставляли собою некогда большее, именно «решение», найденное
в сильно прочувствованной или продуманной ситуации, впослед
ствии же они не соответствуют более ни ситуации, ни ее внутрен
нему смыслу,                                                                            i

Из вышеизложенного ясно следует, что упомянутое бессмысленное воспроизведение некогда правильных и удачных решений не имеет ровно ничего общего со случайными смутными проявлениями «естественных» импульсов, о которых говорится в данной теории.

"'Впрочем, я считаю наиболее целесообразным просто привести здесь полный список глупостей, проделанных животными.

1. Султан ставит один ящик на другом месте, где прежде находилась цель, а не там, где она находится сейчас; животное совершенно истощило свои силы (8. II. 1914).

2. Султан тащит ящик к решетке, за которой находится цель, и бессмысленно поворачивает последний то одной, то другой плоскостью по направлению к решетке (или же кверху); приносит еще ящики и как будто приступает как бы к постройке. В течение четырех недель животное постоянно проделывало опыты с ящиками; половина вины падает на руководителя опыта (19. II. 1914).

3. При подобном же опыте Султан тащит вперед наблюдателя и взбирается к нему на спину, как будто цель висит высоко; он сейчас же соскакивает снова и приступает к решению.

4. Султан ташит ящик к решетке, против которой снаружи находится цель (20. IV. 1914).

5. Грандэ проделывает ту же глупость (14. V. 1914).

6. Грандэ (цель помещена далеко, по ту сторону решетки) совершенно бессмысленно перетаскивает с места на место в своем помещении камни; последнее происходит в силу известного воздействия неоднократно повторяющихся опытов, во время которых в том же помещении камни; последнее происходит в силу известного воздействия неоднократно повторяющихся опытов, во время которых в том же помещении служили ей вместо скамейки (19. VI. 1914).

7. Коко тащит ящик по направлению к находящимся в отдалении фруктам, попутно пользуется последним не как палкой (как несколько дней тому назад), но как скамьей: животное чрезвычайно возбуждено (1. VIII. 1914).

8. Коко повторяет эту глупость в состоянии сильного гнева

206

VIII- 1914). Нечто подобное уже описывалось нами в случае с Султаном, когда цель висела высоко и он направился к ближайший, но все же находящейся вдобрых 3 м от него двери, схватился за «творку последней, но снова отпустил ее после взгляда на цель и ваялся за другие способы. Султан был близок к бессмысленной репродукции, но вглядевшись в структуру ситуации, отказался от этого (13. III. 1916).

Поведение Раны, которая постоянно для прыжков вооружалась несколькими крошечными палочками, едва ли следует относить к подобным случаям; Рана, так сказать, не дает себе труда подумать, и, конечно, было бы хорошо, если бы она могла так прыгать. Это животное делало подобные попытки даже в тех случаях, когда оно ясно видело, что последние ни к чему не приведут. Это — все; перечисленные случаи почти все уже упоминались при описании опытов. Никто не станет утверждать, что они составляют центр тяжести всех наблюдений.

Согласно вышесказанному, первичная причина этих явлений (механизация) обязательно приводит к внешне усвоенным действиям в грубых формах глупости. Всякое решение, которое часто повторялось при одинаковых обстоятельствах и, следовательно, в соответствии с последним, в конце концов несколько видоизменяется, так что даже в условиях первоначальной обстановки не производится уже так осмысленно, хотя и адекватно с объективной стороны. Я должен сказать, что в общем мне меньше нравится поведение шимпанзе при разрешении той или иной задачи в десятый или одиннадцатый раз, чем таковое же в первый или второй раз. Часто и через небольшие промежутки времени повторяющиеся опыты, особенно опыты одного и того же характера, вредно отражаются на шимпанзе. Может быть, в пылу исследовательского опыта я не всегда учитывал это обстоятельство.

Влияние, о котором идет речь, представляет своего рода обратный случай того, что обсуждаемая теория рассматривает как Успех повторения. Согласно этой теории, процесс, возникающий вследствие случайности, становится, благодаря упражнению, более гладким и более похожим на настоящие решения. Это положение применимо к тем случаям, когда эта теория оправдывается: истинные решения шимпанзе от частого повторения, во всяком случае, не становятся более ценными с внутренней ^стороны, хотя они, конечно, происходят скорее и т. п.

207

Для того, кто лично наблюдал за опытами, разъяснени?, подобные приведенными выше, имеют легкий оттенок комического. Для тех, например, кто лично наблюдал, как Чего при первом эксперименте в ее жизни часами не может дойти до то^о, чтобы убрать с дороги мешающий ей ящик и лишь тщетно тянется к цели или же спокойно усаживается, но, в конце концов, боясь упустить пищу, внезапно схватывает препятствие, отодвигает последнее в сторону и, таким образом, мгновенно решает задачу, — тому «подобная защита этого факта от ложных толкований» покажется почти педанством. Но живое впечатление не передаваемо; и после того, как передаешьэто словами, могут возникнуть вопросы, которые были бы невозможны после собственного наблюдения. Все же, несмотря на приведенные выше разъяснения, мы считаем уместным привести описание дальнейшего опыта, который весьма поучителен и отличается как своей несложностью, так и ясной связью с различными теориями. По ту сторону неоднократно упоминавшейся решетки, состоящей из 8 прутьев, устанавливается на известном расстоянии тяжелый ящик; к ящику с какой-нибудь стороны прикрепляется крепкая веревка, которая протягивается наискось к решетке таким образом, что свободный конец ее проходит через решетку. Приблизительно посередине между ящиком и решеткой к веревке привязывается узлом какой-либо плод; достать его непосредственно из-за решетки при данном положении невозможно, однако, это оказывается возможным, если веревку протянуть перпендикулярно к решетке (19. VI. 1914).

Хика сначала тянет в том направлении, в каком протянута веревка, и притом так сильно, что доска, к которой прикреплена веревка, обламывается, веревка освобождается и цель можно просто притянуть. Ящик заменяется тяжелым камнем, вокруг которого обвязывается веревка. Так как простое решение (притягивание) больше невозможно, Хика берет веревку в одну руку, прикладывает ее снаружи решетки в другую, которая протянута через следующее отверстие решетки и т. д. , и продолжает это перехватывание веревки из руки в руку до тех пор, пока веревка протягивается почти под прямым углом к решетке и цель может быть непосредственно схвачена на коротком расстоянии.

Гранде, по-видимому, сначала не замечает веревки, серой и лежащей на серой земле, начинает бессмысленно таскать камни туда и сюда, что является отзвуком прежних опытов, пытается

208

Отделить от стены железный прут, который, по-видимому, наметается употребить вместо палки, и, наконец, замечает веревку; Дтого мгновения разрешение задачи идет совершенно гладко по roViy ж^е способу, как у Хики.

Рис.14 Рана сначала тянет веревку дважды в том же направлении, как последняя протянута, затем вдруг совершенно меняет направление и пытается протянуть веревку к пункту, расположенному как раз против того места, где прикреплена веревка; при том сама она стоит против этого пункта, не спускает глаз с цели и тянет веревку за конец параллельно .плоскости решетки. Подобные бесплодные попытки решить задачутоже повторяются в два приема, отделенных друг от друга, а затем опять так же внезапно переходят в правильное решение по тому же точно пути, как у Хики и Грандэ. Из этого опыта видно, что задача состоит из двух частей: одной грубо геометрически-динамической — «Натянуть веревку перпендикулярно к решетке так, чтобы цель приблизилась»,—и второй уже более тонкой специальной проблемы, создаваемой структурой решетки. Хика и Грандэ решили обе части одновременно, Ранаже быстро подошла к решению первой части и лишь затем — ко второй.

Рис.15 209

Султан же так же, как и Рана (см. рис. 15) одно мгновение тянет веревку и вслед за этим сейчас же решает задачу совершенно также, как и остальные. Отсюда совершенно ясно, то решение 8Ьй задачи может произойти безотносительно к специальным условиям выполнения (вторая проблема), на которые животное обращает внимание, по-видимому, лишь в результате неудачи. Подобные же положения наблюдались нами и при опытах с постройками из ящиков.

Терцеру не удается заставить принять участие в опытах; поведение Чего и Консула еще раз подтверждает положение, хотя и не ясное непосредственно, что решение задачи не напрашивается само собою, ибо попытки обоих животных не идут дальше простого дерганья в направлении веревки.

(21. VI). Опыт повторяется с Хикой, причем на этот раз веревка была положена на землю, но обращена в другую сторону. Животное не стало на этот раз вовсе тянуть веревку в том же направлении, как она была протянута, а сразу приступило к решению задачи по способу перехватывания веревки через просветы вдоль решетки, причем теперь, в соответствии с обстановкой, перехватывание происходило уже в обратном направлении, до тех пор пока цель можно было схватить рукой. Поэтому я не счел необходимым повторять опыт в обратном направлении с другими животными.

После высказанных прежде соображений едва ли требуется еще доказательство того, что опыты, подобные только что описанному, гораздо лучше характеризуют шимпанзе, чем обычные испытания животных с применением сложных дверных запоров и т. п., и, равным образом, становится ясно, что такой простой, наглядный эксперимент заключает в себе всю проблему, о которой идет речь.

Тем, кто полагает, что подобные простые решения являются чем-то самим собой разумеющимся и не имеют ничего общего с проблемой разума, я могу только предложить действительно строго и точно объяснить род и способ возникновения этих процессов. Я боюсь, что ни один из психологов в данный момент не в состоянии этого сделать.

Я различаю обе части задачи, которые, как мы видели, являются самостоятельными, и рассматриваю здесь лишь грубо-динамическую задачу и ее решение, которое проще всего может быть уяснено при помощи схемы (см. рис. 16), причем я совер-

210

AieHHO не обращаю внимания на то, как животное в первый момент такого решения реализует в каждом отдельном случае движения, указанные стрелками (т. е. тотчас же обращает внимание на решетку или нет).

Рис.16

Приходят ли животные к решению так, как это описывает данная теория? Согласно теории, следовало бы ожидать проявления во всех случаях значительной массы импульсов, которая у некоторых шимпанзе содержалабы, пожалуй, случайно правильные «части» в правильной последовательности. В действительности же Грандэ — единственное животное, которое вообще совершает бессмысленные поступки, да и то в форме привычных глупостей, до тех пор пока она еще не рассмотрела хорошо возможностей, заключенных в условиях самой задачи; однако, в ее поведении обнаруживается новый этап и тотчас же наступает совершенно ясное решение, как только она замечает веревку. В общем у животных существует лишь два рода действий — «импульсы» наблюдаются у ящериц, но очен ь редко у шимпанзе, — которые действительно связаны с целью (за исключением Грандэ, к которой не относится это ограничительное добавление):¹²'

1. Попытка тянуть веревку в том направлении, в каком она протянута, представляющая собой осмысленный процесс, и Хика в одном случае наделе доказывает возможность его практического осуществления; ведь невозможно же сразу (а в особенности для шимпанзе) определить, до какой степени прочно прикреплена веревка к ящику или камню.

2. Подтягивание веревки или непрерывная, «плавная» передача веревки из руки в руку — в обоих случаях в направлении, ведущем к цели (стрелки на рисунке).

211

Ни разу ни у одного животного не приходилось наблюдать чего-либо, похожего на смену действий в одном направлении действиями в другом направлении, не говоря уже о каком-либо совершенно постороннем, третьем и т. д. направлении. В тех случаях, когда животное сначала принималось действовать в более простом направлении (в смысле длины веревки), перемена направления происходила как бы одним скачком и совершенно внезапно.

По моему мнению, каждый должен признать, что в данном случае мы имеем дело с вполне ясным, хотя и примечательным положением, не имеющим совершенно ничего общего с требованиями указанной теории. Но неужели же мы должны ради так называемого принципа экономии коверкать это положение и втискивать его в рамки этой теории?

В этих случаях у наблюдателя обязательно создается впечатлен ие, что первая и вторая попытки разрешить задачу возникают как целое (но каждая непременно сама по себе) непосредственно из оптического охвата животным структуры ситуации.

Несколько иная научная установка, которую можно было бы, пожалуй, тоже назвать принципом, именно «принципом максимальной научной плодотворности», привела бы к тому, что теоретические построения были бы обусловлены самим характером наблюдений вместо того, чтобы стараться во что бы то ни стало путем теории случайности совершенно свести на нет характерное своеобразие этих опытов. Поэтому бы не было никакой нужды в дальнейшем развитии данной теории, раз нам была бы известна во всех подробностях вся прежняя жизнь животных от рождения до момента исследования. В данном случае, к сожалению, этого нет, но если в силу сказанного мы не допускаем мысли, что животное во время опыта может случайно придти к правильному решению задачи, то все мы не решаемся отрицать и того, что, может быть, эти решения когда-то раньше образовались случайно, как это предполагает теория, что они повторялись, сглаживались и, наконец, в настоящее время они появляются перед нами в форме якобы настоящих решений.

Вообще, трудно бывает оспаривать такие доводы, которые не относятся к области, практически доступной для исследования: при таком положении вещей не удается доказать шаткость аргументов, даже если мы переступим границы опыта, ибо шимпанзе, подвергавшиеся исследованию, жили без всякого

212

контроля в течение ряда лет в лесу на западном берегу и там уже сталкивались со многими вещами, которые похожи на встречавшиеся в некоторых опытах. Поэтому, во всяком случае, следует обсудить, не влияет ли это обстоятельство на значение и фактическую ценность производимых опытов.

При этом следует твердо помнить два положения, иначе самый предмет обсуждения теряет свою ясность:

1. Если животным и до опытов приходилось иметь дело с отдельными предметами или ситуациями, то это еще не имеет никакого непосредственного отношения к нашему вопросу. Прежняя «опытность» животного в том только случае могла бы несколько умолять значение опытов, если бы в этот предшествующий период оно выработало в точном соответствии с теорией, путем случайности и отбора удачного, бессмысленные сами по себе, но практически ценные движения, которые по внешней форме походят на поведение животного, наблюдаемое во время опытов. Я весьма далек от мысли утверждать, что животным, с которым производились опыты, описанные во второй главе, никогда до опытов не попадалась в руки палка или т. п.; наоборот, я считаю само собой разумеющимся, что все это происходило с каждым шимпанзе, начиная с определенного, очень раннего возраста; ему, наверное, не раз приходилось, играя, подхватывать какой-нибудь сучок, царапать им по земле и т. д. Ведьтожесамое мы можем наблюдать и у детей в возрасте до одного года: последние тоже приобретают известную «опытность» в обращении с палкой прежде, чем начинают применять таковую в качестве подсобного инструмента, чтобы достать предметы, до которых они не могут дотянуться. Но так как из этого не следует, что они дошли до применения орудий просто благодаря чистой игре случая, путем совершенно неосмысленной самодрессировки, что два и четыре и двадцать лет продолжают также бессмысленно воспроизводить такие движения, то столь же мало оснований мы имеем для того, чтобы делать подобные выводы по отношению к шимпанзе, исходя из того лишь факта , что палка не впервые попадает ему в руки во время опыта.

2. Целью настоящего труда ни в коем случае не является стремление доказать во что бы то ни стало, что шимпанзе в отношении умственных способностей представляет собой какое-то чудо, наоборот, нами уже неоднократно отмечалась узкая ограниченность (по сравнению с человеком) его действий. (В ,

213

настоящее время приходится оговаривать в серьезных работах, что шимпанзе, например, до сего времени не проявляли ни малейшей склонности или таланта к изучению правил извлечения корня 4-й степени или эллиптических функций).

Мы хотим выяснить только, встречается ли вообще у шимпанзе разумное поведение; разрешение этого принципиального вопроса представляется нам для данного момента гораздо более важным, чем точное определение наличной степени у них интеллекта. С другой стороны, и для сторонников теории случайностей, поскольку таковая рассматривается здесь как общий объяснительный принцип, дело идет тоже не о том, чтобы только снизить количество разумных действий животных в течение опытов: для того, чтобы выиграть спор, эта теория должна истолковывать по своему способу все опыты без исключения; и если при этом оказалось бы, что часть наблюдений укладывается в рамки этой теории, а другие не допускают такого объяснения, ееделобылобы проиграно. Если бы это дело произошло насамом деле, т. е. если бы была поколеблена всеобщая значимость этого принципа, уменьшилось бы стремление рассматривать в качестве случайно образовавшихся навыков такие способы поведения животных, которые, хотя и можно было бы втиснуть в схему этой теории, но некоторые по самой природе своей ни в коем случае не допускают такого неправильного толкования.

Прошлое животных до начала опытов не вполне известно. По крайней мере, с начала 1913 года за ними было установлено точное наблюдение, и мы можем считать исключенным, что еще за полгода до этого животные могли привыкнуть к ситуациям, встречающимся в опытах, так как они содержались в течение этого срока в тесных клетках, где не было никаких «предметов» (в Камеруне, во время путешествия, и на Тенерифе).

Согласно сообщению моего предшественника, Teuber'a, обращение с орудиями в течение года, предшествовавшего описанным опытам, не выходило из рамок простого употребления палок без особых усложнений (удлинение руки и употребление палки для прыжка) у Султана и Раны, случайного перебрасывания камнями, а равно одного случая изготовления орудия в описанном выше смысле (Султан разбирает прибор для вытирания ног).

Во всяком случае, важно следующее обстоятельство: если дело идет только о принципиальном решении вопроса, о котором

214

идет речь, то объяснения, даваемые этой теорией, не должны содержать ни малейшего намека на разум — даже в самом скрытом месте или под самым безобидным покровом. Ведь все, по малейших подробностей, должно было возникнуть из действительно случайных элементов, объединиться путем возможных в каждом данном случае комбинаций и подвергнуться упражнению для того, чтобы могло возникнуть якобы замкнутое в себе и осмысленное течение опыта. Поэтому для того, чтобы иметь право серьезно утверждать, что тот или иной, или, скорее, все наблюдавшиеся здесь процессы возникли и развивались в соответствии с принципами теории,—необходимо вообще допустить, что в прошлом был не один случай подобного поведения при сходной ситуации, а целый ряд повторяющихся случаев.

Выше я указал, что общие принципы высшей психологии во многом имеют тенденцию скорее скрывать, чем разъяснять нам те вещи, о которых идет речь. Пример: если говорят, что объективно целесообразное употреблен ие палки, как орудия для доста-вания иначе недосягаемых предметов, образовалось благодаря игре случая и отбору под влиянием успеха, это звучит достаточно точно и удовлетворительно, однако, при ближайшем рассмотрении наша удовлетворенность этим общим принципом быстро исчезнет, если мы действительно серьезно будем придерживаться условия «ни малейшего следа разума». Допустим, например, что животное случайно схватило палку в то время, когда по соседству лежал плод, которого нельзя было достать иным способом. Так как для животного не существует никакой внутренней связи между целью и палкой, мы, следовательно, и дальше должны приписать исключительно случаю, что оно среди огромного множества других возможностей приближает палку к цели; ибо мы совершенно не должны непосредственно допускать, что это Движение совершается сразу как целое. Когда конец приблизился к цели, палка, которая для животного не имеет никакого отношения к цели, — ведь животное «ничего не знает» о том, что оно объективно несколько приблизилась кдостижению цели,—может быть отброшена назад или протянута по всем радиусам шара, Центром которого является животное, и случаю надо немало потрудиться над тем, чтобы из всех возможностей этого рода осуществилась одна, именно, чтобы конец палки был поставлен позади цели. Это положение палки, однако, опять-таки ничего не говорит животному, лишенного разума; теперь, как и раньше,

215

могут возникнуть различнейшие «импульсы», и случай должен исчерпать почти все свои возможности, пока животное не сделает случайно именно то движение, которое с помощью палки чуть-чуть приблизит цель. Но животное также совершенно не понимает этого как улучшение ситуации; оно ведь вообще ничего не понимает, и исчерпавший свои силы случай, который смог совершить все то, в чем отказывают самому животному, должен и дальше еще оберечь животное от того, что оно теперь бросило палку, оттащило ее назад и т. п. , должен содействовать тому, чтобы животное сохранило верное направление при движении и при дальнейших случайных импульсах. Могут сказать, что существуют весьма разнообразные серии (комбинации), импульсов которые содержат в качестве последних элементов, напр. следующие: «поставить палку позади цели» и после «объективно подходящий импульс». Это — верно, и возможности, и возможности, которые открываются перед нами случаем, когда он должен произвести свою большую работу, становятся, благодаря этому, несколько богаче. И все же мы не доставляем ему этим никакой экономии, потому что огромное число этих комбинаций естествен но должны содержать объективно совершен но бессмысленные части, которые лишь возникают в такой последовательности, что весь ряд, в конце концов, замыкается двумя упомянутыми выше элементами. Поэтому, если первые счастливые комбинации, в конце которых стоят эти элементы, то случай должен выполнить огромную работу при помощи очень большого числа дальнейших удачных опытов, пока под влиянием успеха (вначале, конечно, в высшей степени редкого) не возникнет совершенно гладкий, вполне похожий на разумный, процесс; ибо употребление палки, как оно здесь в первый раз наблюдалось, не содержит ни в одном случае совершенно ложных компонентов даже тогда, когда (как у Коко) слабость рук и неловкость являлись некоторой помехой.

Здесь может быть сделано возражение, что нами не принято во внимание стремление к цели, более общий «инстинктивный мотив», действующий в этом направлении. На это следует ответить: Во-первых, мы, конечно, допускаем, согласно этой теории, для тела животного, для иннервации его членов, носовсем недля палки, которую оно случайно берет в руки. Поэтому я спрашиваю: почему, когда животное, следуя этому импульсу, протягивает для схватывания руку в направлении к цели (объективно), оно

216

олжно тогда держать в руке чуждую его инстинкту палку, а не наоборот, раскрыть эту руку для схватывания, как оно обычно это пелает, и, следовательно, бросить палку? Ибо палка все время (для животного) не имеет ничего общего с целью. Если все же, вопреки требованиям теории, животное удержит палку в руке, то и это оно может сделать самым различным образом, так как у него отсутствует всякий след разума; оно может держать ее, взявши за середину, так что палка окажется фронтально параллельной телу или направленной в какую-нибудь сторону; оно может схватить ее за конец, так что другой конец будет обращен назад (к животному), вверх, в небо, или вниз, перпендикулярно к земле, при самых обычных способах обхвата и т. д. и т. д. Ибо, если не дано ничего кроме телесного импульса в (объективном) направлении к цели и случайных реакций — успех начинает действовать самое раннее, только после одной счастливой комбинации, —. разум же, напротив, совершенно исключен, тогда всякое положение палки равноценно со всяким другим, границы для возможных положений определены исключительно работой мускулов, и случаю, который уже вопреки теории всунул палку в руку, остается еще много сделать, пока сможет хоть несколько раз придать верное положение палке, затем постепенно в соединении со случайным успехом элиминировать непригодные элементы и создать достаточно полную имитацию разумного образа действия. Наконец, можно бы еше возразить, что нет вовсе надобности в том, чтобы успех совпал с такого рода действием, но вначале могли случайно выработаться различные составные части, а эти последние могли бы затем позже и легче объединиться в сложное действие. Это соображение в действительности, однако, не помогает делу, так как комбинации, соответствующие этим предполагаемым частичным действиям, хотя и не могут замкнуться в прочно соединенные части процесса — единственное, что могло бы помочь делу,—потому что не достает «успеха», от которого, согласно теории, зависит связь отдельных импульсов. Что в том, если животное случайно однажды доведет дело до того, что один конец палки будет помешен позади цели? Это не есть еще успех ^в смысле теории, ибо, поскольку, согласно ей, у животного нет ни малейшего следа разума, случай должен сейчас же продолжить работу и комбинировать до счастливого конца, пока цель и животное не встретятся, или же: случай сворачивает сейчас же

вслед за этим на объективно совершенно неподходящие импуль^

217

сы; тогда — согласно теории — вообще не возникает тенденции повторять возникшую комбинацию, конечным элементом которой является «конец палки позади цели».

Теория случайности, выдвинет много других попыток объяснения, потому что ее считают особенно точной и в высшей степени согласной с требованиями естественно-научной мысли; именно поэтому многие, наверное, были бы удовлетворены, если бы не только употребление палки, но и все наблюдавшиеся в опытах действия были бы объяснены подобным образом. Однако, насколько ничего нельзя возразить против этой теории там, где случай действительно легко приводит к успеху (например, когда животное, запертое в тесном ящике, слепо рвется наружу и в беспорядочных движениях этого рода между прочим задвигает задвижку, которая открывает дверь), настолько же ее возможности при объяснении таких же опытов, какие описаны здесь, несостоятельны именно с естественно-научной точки зрения.

Естественно-научные положения, с которыми мы здесь вступаем в конфликт, суть те же самые, которые привели Боль-цмана (Boltzmann) к самой широкой и до сих пор самой значительной формулировке второго принципа термодинамики. Согласно ему, в физике (и теоретической химии) считается невозможным, чтобы в области ее явлений из большого числа случайных (независимых друг от друга), упорядоченных и одинаково возможных элементов движения в процессе комбинирования случайно возникло единое, направленное общее движение. Например, при броуновских молекулярных движениях не может случиться, чтобы отдельная частичка, которая случайно и беспорядочно смещается туда и сюда, внезапно продвинулась бы на один дециметр в прямом направлении; если это произойдет, то это будет, несомненно, означать наличие «источника ошибки», т. е. вступление влияния, не вытекающего из законов случайности. Нет никакого принципиального различия в том, идет ли дело о броуновскихдвижениях или о выдвигаемых этой теорией случайных импульсов шимпанзе, ибо основные положения второго принципа (по Больцману) отличаются столь общим характером и столь необходимо распространяются за пределы термодинамики на всю область случайных явлений, что они могут быть применены и к нашему (воображаемому) материалу, к «импульсам». Поэтому тот, кто вздумал бы нас упрекать в игре аналогиями, без сомнения, неправильно понимает основные положения

218

Больпмана (и Планка). Напротив, верно то, что между нашим случаем и случаем из термодинамики существует количественное различие: в какой степени невероятно (до совершенной практической невозможности) возникновение специальной комбинации, это зависит от числа или качества независимых элементов, которые участвуют в комбинации. Легко видеть, что в этом отношении то, что «невозможно» в термодинамике, не вполне совпадает с тем, что невозможно в опытах с животными (как это описано в опыте с употреблением палки), так как мы здесь имеем дело с меньшим числом членов (возможных импульсов), которые по сравнению с цельным процессом еще относительно очень многочисленны. Входе наших рассуждений и принципиального обсуждения положений, соответствующих рассматриваемой теории, ничто, конечно, не изменится благодаря этому, если мы только будем держаться того, чтобы исключать влияние неслучайных сил, и потому продумывать каждый отдельный случай в согласии с неумолимыми требованиями теории, как мы это сделали выше по отношению к употреблению палки.

Ни общая целенаправленность «инстинктивного импульса», ни дальнейшее преобразование «при отборе путем успеха» ничего не изменяют в этом неблагоприятном положении вещей; первое—по вышеприведенным основаниям, второе — потому что оно требует сначала в течение длительного периода счастливых случайностей, которые не всегда возможны и без которых «успех» вообще не может действовать.

Так как подобные рассуждения развивались при обсуждении эволюционных проблем Бергсоном, а еще раньше Э. Гартманом и играют большую роль в виталистической литературе, я считаю уместным сделать следующее замечание: Э. Гартман считает невозможным, чтобы птица случайно находила свое гнездо, и заключает, что здесь действует «бессознательное»; Бергсон считает упорядочение элементов одного глаза слишком невероятным и поэтому заставляет «Elan vital» (жизненный прорыв) произвести чудо; неовиталисты и психовиталисты также неудовлетворены Дарвинистской случайностью и считают необходимым допустить вообще в специфически живом «целеустремительные силы», в общем, того же рода, что и человеческое мышление, которые, во всяком случае, не обнаруживают его свойства — быть переживанием. Эта книга имеет к указанным направлениям мысли только то отношение, что здесь, как и там, отвергается теория случайнос-

219

ти. Но переход от отклонения этой теории к признанию одного из вышеуказанных учений считается почти обязательным и поэтому я должен подчеркнуть, что вовсе не существует альтернативы: случайность или агенты, стоящие по ту сторону опыта. В этом противопоставлении заключается фундаментальная ошибка, полагающая, что все процессы в неживой природе должны рассматриваться, как подчиненные законам случайности, в то время как уже в физике многие процессы не имеют ничего общего со случаем. Поскольку, не вся физика заключается в учении о беспорядочных тепловыхдвижениях, поскольку нет совершенно никакой необходимости переходить от соображений, выдвинутых выше против теории случайности, к допущению сверхопытных агентов. С точки зрения физики, как раз и кажется поразительным то, что обычно говорят «или-или» там, где еще существуют совершенно другие возможности.

Мне кажется, я показал, что теория случайности может считаться точной и пригодной далеко не для всех случаев и что при объяснении таких действий, которые здесь описаны, к случайности предъявляются совершенно произвольные требования, в то время как естествознание не допускает подобного доверия за известными пределами. Поэтому следует еще раз бросить взгляд на самые опыты.

Согласно теории мы ни в коем образе не должны видеть в них впервые возникающий процесс, но, —должны рассматривать их как продукт частого повторения. Например, объективно правильное употребление ящика или т. п. в качестве скамьи едвали могло образоваться раньше, чем, скажем, после пятидесяти повторений. По крайней мере, столь же часто, и как раз в то же самое время, что и ящик и т. п., должнабыла встречаться высоко подвешенная цель, которую животное не могло достать более простым способом. Подумайте только, как невероятно уже одно то, что животное в этой ситуации вообще возьмется за орудие и станет им двигать, поскольку у него отсутствует даже всякий след разума. Чем больше мы углубляемся в обдумывание опыта — а это следует сделать—тем больше мы склоняемся к тому, чтобы считать необходимым в поведении гораздо большее число повторений.

Это же более близкое рассмотрение отдельных опытов показывает, однако, что большей частью нет налицо самопростейших предпосылок для такого распространенного толкования случайности. Как часто вообще шимпанзе мог в естественных

220

условиях своей жизни попадать в положение, когда, например, он нуждался бы в скамейке для высоко подвешенной цели, т. е. висящего на дереве плода? Обходный путь в буквальном смысле слова, как способ решения задачи, появляется у шимпанзе легче и раньше всякого употребления орудий; всегда, когда подобный обходный путь кажется нам только отдаленно возможным (и даже за этими человеческими границами), для этих животных не существует вообще никакого замешательства и уже, конечно, никаких особых «импульсов», они сейчас же устанавливают обходный путь. В начале опытов моей главной задачей и было как раз сделать для них невозможным этот легкий образ действия. Если дело идет о деревьях — а где иначе может в камерунском лесу что-либо высоко висеть — я утверждаю, что едва ли существует для шимпанзе нечто такое, чего они не могли бы достичь каким-нибудь обходным путем. Надо хоть раз посмотреть, как даже плохой гимнаст из шимпанзе (например, Султан, которого я иногда свободно выпускал наружу) перепрыгивает с дерева на дерево, как будто падает, спускается и т. д.; как он удерживается на тонком стволе дерева, не имеющем ни одного настоящего сука, а только листву и тончайшие ветки; как сразу падает и все же, примирившись в одну ничтожную долю секунды, ловко задерживается, чтобы опять благополучно качаться, прыгать и падать, пока он не останавливается на прочном месте там, где он хочет. Я должен совершенно отвергнуть предположение (для случая с употреблением ящика), что животным достаточно часто встреча-лисьслучаи, когда они, вследствие исключения естественных для них гимнастических обходных путей, оказывалисьбы вынужденными комбинировать другие «группы импульсов». Они, разумеется, всегда обходятся без скамьи, и только экспериментирующий человек ставит их впервые в такие положения, где подобные обходные пути или объективно невозможны или исключены (благодаря запрету человека). То же самое надо сказать и относительно употребления палки для доставания иначе недосягаемых предметов (на Тенерифе у Чего мы не наблюдаем ничего похожего до опытов, Нуэваи Коко подвергались испытанию, кактолько °ни прибыли), относительно отодвигания ящика, который стоит на пути к решетке (на свободе шимпанзе, конечно, изобретает тотчас же обходные пути вокруг каменных глыб или толстых Древесных стволов), а так как известное число дальнейших °пытов предполагает соответствующее употребление палки и

221

ящика,той им недбстаёт по тем же основаниям той йредыстор&Ш,
которая необходима для выработки удовлетворительной комби
нации импульсов.                                                                  *

Еще раз: различного рода предметы были уже до опытов так или иначе знакомы шимпанзе, но между простым схватыванием палки и ее «как бы осмысленным» применением лежит огромное расстояние. Если же в дальнейшем оставить эту теорию и спросить, не случалось ли, например, Нуэве уже когда-нибудь прежде в осмысленной игре передвигать палкой камень, то, конечно, при измененной таким образом постановке вопроса нельзя дать точного ответа. Потому что, уже при самом малом разуме становится вполне возможным многое такое, что никогда не может произойти по чистой случайности. Я был бы склонен даже ответить на этот вопрос положительно, так как мне приходится ежедневно наблюдать, что подобные вещи нередко происходят в игре животных, в которой они очень хорошо понимают, что делают.

Но если в этом можно сомневаться, то, мне кажется, не может быть никаких сомнений втом положении, что в отдельных случаях животное или вообще в первый раз встречается с данной ситуацией, или же, самое большее, могло пережить лишь единичные случаи подобного рода. Примером может служить опыт, описанный выше в виде образца. Кто решится серьезно утверждать, что хоть одно из животных находилось в сходном положении еще до нашего испытания? Находилось ли животное в помещении, отграниченном от остального пространства плоскостью (решеткой), имело ли оно дело с укрепленной снаружи веревкой, протянутой наискось сквозь решетку, в середине которой был завязан плод, так что только определенный поворот веревки мог привести к достижению цели? Если даже опыт и является очень простым, это не значит еще, что он встречался животному до этого, и все же четверо из них, независимо один от другого, внезапно находят принципиально правильное решение. Никогда до опыта животное не имело дела с целью, подвешенной против дверных петель, и все же дверь тонко и сразу замечается и сейчас же вслед за этим открывается в процессе ясного решениям. Если отвлечься оттого, как Султан вообще доходит до употребления ящиков, то остается все же следующий вопрос: что побуждает его вынимать камни, положенные в виде груза, когда однажды был произведен соответствующий опыт? Где он мог

222

иметь случай для слепого комбинирования в этой ситуации? Далее, несомненно, что только в единичных случаях и далеко не столь часто, как полагалось бы по теории, могло случиться, что Нуэва не могла достать до цели слишком короткой палкой и что совершенно случайно более длинная палка лежалатак близко, что животное могло достать ее с помощью короткой и т. д. — конечно, все это при помощи случайных импульсов.

Только с чрезвычайным усилием можно такдолго аргументировать против объяснения, для которого наблюдения не дают ни малейшего повода. Я еще раз в заключении обращаю внимание на характер этих наблюдений, который говорит больше, чем все подобные аргументы, и на его противоречия с требованиями этой теории.

1. Животные должны были прежде случайно выработать путем дрессировки такое решение; мы наблюдаем, говорят нам, в высшей степени легко протекающий процесс — продукт упражнения, — который имеет, благодаря этой величайшей легкости протекания, совершенно такой же вид, как и осмысленное решение. Но самые лучшие, самые ясные решения, которые я наблюдал, наступали часто совершенно внезапно после того, как животное в начале опыта, а в отдельных случаях часами, пребывало в полной беспомощности. Кто склонен рассматривать первый опыт Чего (ящик на пути к решетке) или первый опыт с ящиком Коко (употребление его в качестве скамейки), как воспроизведение бессмысленного продукта длительной дрессировки, тот вступает в противоречие с непосредственным впечат-г лением, которое производит это поведение на наблюдателя.

2. Животные должны образовать путем отбора удачных «импульсов» известный процесс, укрепить и сгладить его настолько, чтобы быть в состоянии производить его теперь в этой форме совершенно гладко. Этому требованию не соответствует ни один из всех наблюдавшихся опытов, так как почти ни один не протекал два раза одинаковым образом, напротив, отдельные Движения обычно сильно менялись от опыта к опыту: дверь повертывается одинаковым образом, как тогда, когда животное стоит на полу, так и тогда, когда оно сидит на ней сверху; ящик, преграждающий дорогу, отодвигается от решетки под углом или опрокидывается через заднее нижнее ребро. Когда нужно принести ящик под цель, можно видеть, как то же самое животное тянет ^его, поворачивает через ребро, носит, как ему заблагорассудится

223

и т. д. Единственное имеющееся здесь ограничение заключается всмысле этого действия. Поэтому-то наблюдатель при всем своем желании не можетсказать: животное сокращает такой-то итакой-то мускул, производиттот и тот импульс. Это было бы подчеркиванием несущественного, произвольно меняющегося от случая к случаю побочного обстоятельства. Если хотят быть верным фактам, следует, скорее, просто употреблять для описания такие выражения, которые уже включают осмысленную связь действий: например, «животное устранило с дороги стоящий у решетки ящик», совершенно все равно, какие мускулы, какие движения выполнили это.