Употребление орудий оперирование вещами' (Продолжение) 4 страница

5 Зак. № 175

129

сидит крепко», нотак, что шимпанзе вообще не видит доски, «как части». Мы, правда, в этом не отличаемся принципиально от шимпанзе, однако, мы разобщаем в случае нужды гораздо более прочные оптические соединения, или точнее: при одинаковых объективных условиях взрослый человек разобщает оптические соединения с большей легкостью, чем шимпанзе, в случае нужды он начинает видеть «части» значительно скорее, чем шимпанзе. С некоторой оговоркой я мог бы прибавить к этому замечание, которое идет еще дальше. После личных наблюдений кажется, как будто в основе оптической прочности вовсе не должна лежать практическая укрепленность ( в техническом смысле), и предмет вовсе не должен быть «в действительности» частью другого для того, чтобы он казался шимпанзе прочно прикрепленным к окружающему и вообще не рассматривался им как самостоятельный предмет. Если излюбленное орудие—оконную решетку, плотно сколоченный стол и т. п. — поставить так, чтобы оно в возможно большей степени сливалось с окружающим, например: стол тщательно вдвинуть одним из его углов в прямой угол комнаты, или плоскую решетку прислонить к стене так, чтобы та плотно прилегала к ней, то можно видеть иногда, как шимпанзе, выискивающий орудия, проходит мимо такого предмета, как будто его нет. При этом данный предмет вовсе не спрятан, он лишь образует оптически очень прочное целое с окружающей обстановкой. Я не мог проделать большого количества опытов подобного рода по той простой причине, что я, прежде всего, стремился не ктому, чтобы затруднить попытки решения, но к тому, чтобы при посредстве условий опыта до некоторой степени способствовать им. Наверное, каждый экспериментатор, имея в виду ту же самую цель, без долгих размышлений будет избегать оптически максимально укреплять в углу комнаты ящик, рассматриваемый как орудие. Напротив, если иметь в виду теоретическое выяснение вопроса — после того, как известно, ЧТО выполняет шимпанзе, — каждый опыт, которым удается помешать решению, прежде выполнявшемуся с успехом, имеет огромное значение. Все описываемое явно находится в связи с выводами М. Wertheimer'a¹, в которых идет речь о влиянии ярко выраженных и навязчивых структурных образов.

'Experimentelle Studien ubcrdasselien von Bewegungen. Ztschr. f. Psychologie, Bd. 61 S. 161 ff. Срав. с 254, след. В процессе моей работы даже там, где этого совсем нельзя было ожидать, я наталкивался на все новые отношения к этому труду.

130                                                              ;'•

II

По ту сторону решетки опять помещена цель, так что ее нельзя достать; в самом помещении, где производится опыт, поблизости от решетки лежит кусок той проволоки, которая, однако, свернута в виде овала и поэтому слишком коротка для того, чтобы употреблять ее наподобие палки; кроме того, от других опытов еще остался маленький ящик (16. III. 1914). Приводят Султана; он, по-видимому, не видит проволоки, в течение некоторого времени остается беспомощным, а затем отламывает доску от крышки ящика и тотчас же при ее посредстве достигает цели. Так как это решение уже хорошо известно, доску удаляют и кладут другую цель. Султан оглядывается вокруг, однако еще не обращает внимания на проволоку, но направляется к отодранному наполовину куску проволочной сетки у стены, отрывает его и тщетно старается при посредстве его достигнуть цели; он слишком короток. Теперь уже кажется достаточно ясным, что животное вообще не видело свернутой проволоки, которая плохо выделялась на фоне песчаной почвы. Султану оказывают помощь в смысле привлечения его внимания, заключающегося в том, что проволоку поднимают на одно мгновение с земли и тотчас же кладут ее обратно, не делая при этом никаких особенных указаний и, по-видимому, без того, чтобы Султан присматривался к этому. Животное немедленно берет проволоку, рвет ее нетерпеливо и беспорядочно зубами, проволока несколько разгибается; тогда животное хватает руками разогнувшийся кусок, выпрямляет его еще больше и достает цель проволокой, которая еще наполовину представляет собой моток и лишь отчасти разогнута. Походу процесса это решение, без сомнения, настоящее, однако образ действий при развертывании проволоки сильно отличается от образа действий взрослого человека: шимпанзе оперирует мотком проволоки в целом и, таким образом, наугад вытягивает его по продольной оси, не обращая внимания на взаимное расположение колец, когда же вытянутая зубами одна часть мотка (свободный конец) разгибается, шимпанзе совершенно явственно продолжает выпрямлять эту часть как таковую; однако в то время, как человек не успокоился бы без того, чтобы не развернуть—так сказать, ради порядка, — всю проволоку до конца, Султану, очевидно, чужды эти соображения,

5*

131

и он употребляет орудие как только оно пригодно к функционированию в грубом смысле.

Прежний опыт с гимнастическим канатом усложняется: хотя цель находится на том же, по отношению к гимнастическому снаряду, месте (примерно на расстоянии 2,50 м от них), однако канат не свешивается свободно, но, начиная от крюка, обмотан в виде трех тугих изгибов вокруг верхней поперечной балки, на которой укреплен крюк. Изгибы выступают ясно и в определенном порядке, не перекрещиваются и представляют для наблюдателя-человека вполне наглядную картину. Теперь свободный конец каната образует часть, наиболее удаленную от цели, и свешивается с поперечной балки лишь на 30 см—(10. IV. 1914). Как только Хика замечает цель, она карабкается на станок, схватывает средний изгиб каната под поперечной балкой и дергает его книзу, потом — во второй раз с большей силой, так что туго натянутый канат, вплоть до изгиба рядом с крюком, перебрасывается через перекладину и свешивается вниз; тогда, не заботясь об этом последнем изгибе, животное немедленно делает попытки раскачаться по направлению к цели, причем два раза подряд не достигает цели, так как канат слишком короток и недостаточно хорошо раскачивается; вместо того, чтобы исправить недостаток, Хика в третий раз еще сильнее отталкивается от гимнастического станка, при наибольшем отклонении каната прыгает с него по воздуху к цели, хватает ее и срывает, падая вниз. Если отвлечься от этого гимнастического трюка, то процесс представляет собой как бы перенесение вышеописанного поведения Султана на другой вид опыта. Решение правильно, и энергичное старание сделать так, чтобы канат свешивался, выявляется как только животное обозрело ситуацию, однако при этом животное не обращает никакого внимания на структуру изгибов, хватает канат просто посередине и дергает книзу. То, что последний изгиб, несмотря на то, что он мешает, совершенно оставляв ется без внимания, делает аналогию полной. Поведение животного вначале имеет беспорядочный и суетливый характер, хотя оно и приводит к решению.

В тот же день был подвергнут испытанию и сам Султан. Он сразу же принимает очень вялый и ленивый вид, мало беспокоится о цели, однако после попытки применения палок в качестве метательного снаряда он все же влезает на станок и ленивым движением отбрасывает канат на один изгиб: по-видимому, он не

132

заинтересован делом, тотчас же после этого он вообще убегает прочь — играть. Когда он некоторое время спустя возвращается, он снова схватывает канат, однако за свободно свешивающийся конец, так что при притягивании книзу изгибы становятся еще крепче, и тянет ужасно вяло. По истечении 20 минут опыт был прерван как неясный. Животное слишком сонливо; благодаря вялости всех движений, остается неясным, насколько они имеют отношение друг к другу, что означают отдельные фазы его поведения¹.

Судя по тому способу, которым Султан развертывал моток проволоки, можно предположить, что канат должен был быть стащен, но что во второй раз место, за которое следовало схватиться, было взято слепо и совершенно не сообразуясь со структурой, объективно на этот раз даже в противоречии со структурой.

В отношении усердной Раны подобным сомнениям нет места (23. IV). Канат четыре раза обмотан вокруг поперечной балки (при этом изгибы несколько более туги и теснее прилегают друг к другу), отдельные изгибы не перекрещиваются и не соприкасаются. Рана замечает, цель, тотчас же взбирается на гимнастический снаряд, повисает на руках на поперечной балке там, где свешивается канат и как бы делает совершенно очевидные намеки на движения раскачивания по направлению к цели. Тотчас же вслед за этим она начинает тянуть канат книзу, но хватает его совершенно вслепую, поддевает самый верхний кусок, который в виде петли закинут на крюк и, когда последний не поддается и только петля в крюке немного двигается туда и сюда, Рана явно делает попытки снять петлю. Это не удается, и Рана принимается за свободный конец, правильно перебрасывает его через балку один раз, потом, после некоторой паузы, еще раз и быстро достигает того, что канат свободно свешивается вниз; она тотчас же делает попытки раскачаться по направлению к цели, однако много раз не достигает ее, так как расстояние слишком велико, и снова берется за работу над орудием. Единственное, что еще можно изменить, это прикрепление петли, и действительно, Рана перестает работать не раньше, чем петля снята с крюка: по-видимому, несколько озадаченная, когда канат оказывается со-

'Имея в виду предыдущее изложение, можно вывести заключение, что следует экспериментировать лишь с животными, находящимися в бодром состоянии; однако, это почти само собой разумеется.

133

вершенно свободно висящим в ее руке, Рана втаскивает его наверх, на поперечную балку, и медленно обматывает его вокруг своей шеи.

Поскольку Хика и Рана в этой ситуации стараются привести канат в такое положение, чтобы он был годен к употреблению, постольку опыт окончился положительно. Однако, вместе с тем, убеждаешься на опыте, что подлинно критическая часть задачи заключается не в этом, но в овладении структурой «канат-балка». Хика могла быть слишком нетерпеливой для того, чтобы в должном порядке размотать канат; однако, если посмотреть, как Рана оперирует с канатом в начале и к концу опыта, то можно предположить другую возможность. Рана обращается с намотанным канатом не так, как если бы она воспринимала ход изгибов с наглядной ясностью, в то время как взрослый человек, несмотря на изгибы, с полной отчетливостью воспринимает канат от начала до конца. Рана ведет себя так, как мы в том случае, когда видим спутанные нитки. Как мы, когда свободные концы сразу не бросаются в глаза — а мы слишком горячимся для того, чтобы проследить в отдельности каждую нить, — наугад хватаем и дергаем иногда, чтобы распутать клубок, — точно такой же вид у Раны, когда она хватает изгибы каната; у Хики, кроме наверно имевшейся налицо суетливости, мог действовать тот же самый фактор. Таким образом, было бы возможно, что для шимпанзе эта относительно простая конфигурация уже начинает становиться «спутанной», оптически непонятной в том же смысле, как и для нас сильно неупорядоченные соединения (сбившиеся нитки или проволока, а для автора даже сложенные стулья для лежанья). Этому не противоречит то, что Рана, между тем, довольно быстро приводит канат в висячее положение, так как ее движения при этом совершенно лишены убедительной уверенности, не кажутся «планомерными» по отношению к ходу изгибов, и невольно складывается впечатление, что удача отчасти представляет собой дело счастливого случая. То, что Султан, хотя и в сонном состоянии, тянет канат как раз противоречиво структуре, усиливает подозрение, что схватывание сложных форм не удается шимпанзе в той же мере, в какой оно удается человеку.¹

Я предполагаю известным то, что дети до четвертого года

¹ Все же,конечно, остается правильным то, что животное с величайшей уверенностью различает такие грубо отличающиеся друг от друга формы, как палка, поля шляпы и сапог.

134

жизни и даже еще позже оперируют с обмотанным канатом, а может быть и видят его точно также, как здесь мы предполагаем это относительно шимпанзе; однако, индивидуальные отличия проявляются еще и у взрослых.

Это еще не все: когда Рана, не достигнув цели при помощи совершенно вытянутого каната, хлопочет наверху с петлей, эта деятельность кажется непосредственно вытекающей из тщетных усилий, и она выявляется, как попытка удлинить канат. Поэтому обнаруживается еще дальнейшая возможность: Рана не умеет отличать изгибов, идущих вокруг балки, от внешне похожей, но по своему функциональному значению совершенно отличной петли, которая удерживает канат на крюке, или же, как отсюда следует, Рана совершенно не понимает, каким образом держится канат. Ее первая попытка снять петлю с крюка может быть объяснена еще тем, что вся путаница изгибов вызывает ошибку, которую, при наличии достаточной степени спутанности, могбы сделать также и взрослый человек; когда впоследствии канат свешивается с такой ясностью, какая только возможна, а Рана пытается тянуть канат дальше вниз, весьма вероятно, что она не понимает (очевидно, никогда не обращала внимания), как укреплен канат. Я вспоминаю, что уже в наиболее простых опытах с употреблением орудий (доставание цели при помощи нитки) остается открытым вопрос, представляет л и для шимпанзе способ укрепления нечто большее, чем грубый оптический контакт какой-либо степени.

Быть может, оба момента — оптический и технический — могут быть внутренне связаны друг с другом, поскольку и простое техническое приспособление (петля на крюке) представляет собой оптическую задачу понимания структуры (М. Wertheimer), но технический момент, кроме того, имеет отношение к вопросу, как много шимпанзе известно о тяжести и падении предметов. Все это должно быть ближе рассмотрено в дальнейших опытах.

То, как Рана вначале, когда канат еще навернут на поперечную балку, повисает на нем и делает намеки на раскачивание по направлению к цели, не имеет собственно глупого вида, и, наверное, уж не похоже на то, будто животное действительно хочеттаким путем достигнуть цели. Скорее это сразу напоминает ранее описанный случай, когда Рана хочет открыть дверцу другого ящика и, пока она еще не сделала этого, проходит «как бы размышляя» через дверцу другого ящика, стоящего поблизос-

135

ти. Ведь в действии и в этом случае ее поведение вовсе не похоже на то, будто она ожидает найти цель в другом ящике или же, благодаря своему образу действий, подойти ближе к цели. Ее поведение, как оно представляется наблюдателю, можно было бы обозначить.прежде всего,как некоторый вид «выразительного движения», именно, как выражение следующего состояния: войти через дверь или отсюда подняться туда, а затем цель достигнута! (Словесная формулировка совершенно недоступна животному; подобным образом мы говорим про себя, хотя нас никто не слышит и, следовательно, речь не приносит нам никакой пользы, но мы «полны делом» и наши уста начинают говорить: у Раны говорят ее члены).

Описанный опыт все-таки был проделан, тогда как родственный ему, но несравненно более трудный, окончился с определенно отрицательным результатом (29. Ш). Железный крюк сильно разогнут, так что петля каната без всякого труда может быть сдернута и вновь одета; канат снят и сложен в несколько оборотов на земле как раз под крюком; цель висит на такой же высоте, как в первоначальном опыте с канатом. Когда Султана приводят, он пробует применит один за другим знакомые ему методы; он достает палки, ящики, тащит сторожа и наблюдателя, стараясь поставить их под цель — все это нами пресекается; по временам он схватывает канат, даже поднимает его несколько, но ни в одном из его движений нет намека на решение «путем навешивания», скорее это выглядит так, как будто он собирается ударять канатом, и только высокое расположение цели опять останавливает его.

Впускаем Хику. Она, действительно, поднимает канат, даже тащит его с собой на поперечную балку, однако, вовсе не заботится ни о крюке, ни о поперечной балке, к которой только и мог бы быть привешен канат, но делает движение как бы для того, чтобы ударить по цели. Наконец, она повисает натрапеции, которая подвешена к тому же станку далеко в стороне, делает косой размах очень большой силы по направлению к цели, опускает трапецию, пролетает далеко по воздуху и, падая вниз, срывает цель. Нормальные человеческие понятия о гимнастике совершенно недостаточны при подготовке опытов для Хики.

После полудня мы позаботились, чтобы трапецию нельзя было применять, однако, хотя и то, и другое животное много раз поднимали канатдем не менее ни Хика, ни Султан совершенно

136

не делали приготовлений, чтобы повесить его, и Хика, в конце концов, без помощи какого бы то ни было орудия прыгнула с высокой поперечной балки по размашистой кривой к цели, которую она действительно сумела сорвать во время падения.

Дополнение 1916г. Этот последний опыт и теперь дает тот же отрицательный результат (Султан, Грандэ, Хика, Рана); напротив, развертывание каната — за протекший промежуток времени опыт не повторялся — протекает у Хики совершенно иначе, а у Раны несколько отлично (8. Ш. 1916). Хика замечает цель, тотчас же взбирается на поперечную балку, развертывает в полном порядке весь канат точно такими же движениями, какие производил бы в подобном случае взрослый человек, и раскачивается затем по направлению к цели. Рана поступает не так ясно, но, во всяком случае, увереннее, чем раньше. Разница может быть обусловлена более зрелым возрастом животных, который повышает находящееся в их распоряжении внимание, но вместе с тем, возможно, приводит к дальнейшему развитию функций зрительных долей коры; тем, что животные за истекший промежуток времени часто могли иметь дело с канатом во время игры, причем, однако, следует отметить, что животные как раз за последние полгода до этого дополнительного испытания не находились на площадке, на которой висит канат. Поэтому тот уровень оптического восприятия¹, который был установлен в предыдущем изложении, по степени не обязательно является характерным для шимпанзе, и у последнего также возможно известное улучшение (как оно в гораздо большей мере происходит у человеческого ребенка). К сожалению, однако, прежние опыты, касающиеся того, как животные оперируют с совершенно подобными или даже менее сложными структурами, не позволяют мне также и теперь сколько-нибудь существенно отступить от воззрений, к которым я пришел два года тому назад; небольшая разница в степени не имеет для нас значения и поэтому я оставляю то изложение, которое соответствует первому впечатлению и которое, в принципе, остается правильным.

'Моторные факторы могут содействовать этому, однако, к ним прибегают уже слишком беспечно, когда дело идет о том, чтобы в таких случаях создать теорию; прежде всего, та трактовка, какой подвергается природа этих факторов, и их связь с оптикой, не может служить образцом эмпирического рассуждения. Тем более ошибочно было бы оперировать с теориями подобного рода так же, как с доказанными фактами.

137

Ill

Цель помещена высоко, на расстоянии нескольких метров от нее стоит ящик, который открыт с одного бока, благодаря чему можно видеть, что в нем лежат три тяжелых камня. (15. IV. 1914). Султан подходит к ящику с закрытой стороны и тотчас же принимается тащить его к цели. Когда ящик едва трогается с места, Султан перестает тащить его, заглядывает внутрь и заботливо вынимает один из камней. Затем он снова начинает с большим напряжением тащить ящик, перестает, достает из него второй камень. Не заботясь о третьем камне, Султан тащит ящик дальше и быстро подтаскивает его под цель. Опыт тотчас же повторяется: Султан начинает тащить ящик с двумя другими камнями к цели, хотя при этом ему приходится основательно напрягаться. Третий опыт кончается точно также, как и первый. На четвертый раз Султан тащит ящик немного, затем сразу вынимает все три камня один задругам и т. д. — (16. IV). Четыре _f камня положены в ящик; Султан тащит его немного, затем со значительным трудом выкатывает все четыре камня друг за другом и достигает цели при посредстве порожнего ящика.

Месяцем позднее (29. V) цель (в другой обстановке) опять высоко подвешивается, и ящик, на этот раз наполненный песком до самых краев (он открыт сверху) ставится на значительном расстоянии. Султан тотчас же подходит к ящику, залезает обеими руками внутрь и старательно выгребает песок. Некоторое время спустя, когда в ящике еще много песку, он опять начинает тащить, переворачивает при этом — вероятно, случайно — ящик на бок, так что большая часть груза высыпается, но Султан все еще не может сдвинуть ящик, как следует, с места, так как остаток представляет еще порядочную тяжесть. Поэтому он опять выгребает песок обеими руками, однако, в конце концов, подтаскивает ящик под цель, не опорожнив его вполне, и потому должен порядочно потрудиться.

Не следует думать, что шимпанзе всегда, когда видит камни в каком-нибудь ящике, начинает выгребать их: Султан вынимает камни каждый раз, когда от тщетно дергает ящик, и выявляет при этом сильную тенденцию к ограничению этого «побочного действия» необходимым минимумом. Впрочем, здесь поучителен также и опыт с менее одаренными животными.

(18. IV). Хика схватывает ящик, содержащий три камня, и

138

тащит его с огромнейшим напряжением к цели, не осматривая его, как это нужно было бы сделать, вследствие непривычно большой тяжести. При повторении опыта тяжесть увеличивают одним большим камнем, который перед началом опыта кладут в яшик на глазах у Хики: она дергает и дергает, не двигаясь с места, и, наконец, прекращает безуспешные старания, даже и не прикоснувшись к камням.¹

Вместо ящика должна быть употреблена лестница, которая лежит на земле в некотором отдалении с наложенным на нее шестью тяжелыми глыбами лавы (14. V). Грандэ пытается с величайшим напряжением подтащить лестницу под цель. Когда это не удается, она подтаскивает один, а вслед за тем и другой кусок лавы и использует их, как замену ящика. Она не достигает цели, схватывает опять лестницу, подтаскивает ее по земле вместе с лежащими на ней камнями близко к цели и поднимает ее удивительным образом, о котором речьбудет идти впоследствии; лишь при этом камни скатываются. Два первых камня, наверно, были сняты с лестницы не для того, чтобы сделать ее легче, но должны были с самого начала служить материалом для постройки под целью: снимание камней и.подтаскивание их к цели представляет один замкнутый процесс. Ни во время подтаскивания, ни при поднимании лестницы нет ни одного движения, которое было бы направлено на устранение остальных камней, так что последние, в конце концов, падают только потому, что при поднимании лестницы не может произойти ничего другого.

Подобным же образом протекал опыт с ящиком, наполненным камнями (15. VII). Грандэ сначала тщетно старается выломать палку из стены, затем подходит к ящику, но не тащит его, а вынимает камень, приносит его под цель, старательно устанавливает его там в стоячем положении, бросает взгляд вверх, не влезает на камень — он слишком низок,—возвращается к ящику и тащит его с невероятным напряжением к цели. По дороге она останавливается на мгновение, приподнимает немного один из камней, однако опять оставляет его и подтаскивает ящик окончательно под цель. В этом поведении подозрительно только то, что вначале ящик вовсе не рассматривается как орудие, что тотчас же наступает в других случаях. После предыдущих опытов было бы вполне возможно, что Грандэ видит теперь, что ящик тяжел, хотя и не делает попытки устранить затруднение. Поднимание

'Осенью 1914 г. подобная задача была разрешена до некоторой степени ясно.

139

камня, имеющее место позднее, похоже на то, как будто бы Грандэ хочет использовать его в качестве строительного материала.

Рана (15. IV) начинает дергать ящик по направлению к цели, причем ее, по-видимому, не поражает большая тяжесть; при поворачивании ящика камни стучат, и Рана сильно пугается: ничего подобного она, по-видимому, не ожидала. После этого она не подходит близко к ящику, а некоторое время спустя старается подтащить наблюдателя под цель.

Этот опыт с Раной был первым из целой группы. Я считал задачу очень легкой и хотел лишь проверить эту оценку на минимально одаренном животном. Результат достаточно примечателен и очень напоминает результат опытов с препятствиями; внутренняя родственность обеих задач—здесь, как и там, прежде совершенно индифферентное тело мешает только тем, что находится наданном месте, —должна быть признана без дальнейших разъяснений.

Если Султан в большинстве случаев вынимает не все камни в должном порядке, то, благодаря этому, решение само по себе не становится малоценным, правда, в глазах воспитанного европейца оно является эстетически недостаточным; туже погрешность по отношению к красоте Султан допускал уже при разгибании проволоки, а Хика при разматывании гимнастического каната.

IV

Когда шимпанзе не очень возбужден и суетлив, он, как уже сообщалось, вообще не пускает в ход орудий (палок и ящиков), размеры которых не подходят по величине к данной ситуации. Правда, часто шимпанзе принимается действовать орудием, но лишь только последнее приближается к критической дистанции, прежде усердные движения обычно останавливаются; при приближении произошло что-то такое, чего не было на более далеком расстоянии, и какого бы рода ни было это явление, — оно имеет силу для того, чтобы сообщить проворному движению вялый конец. Во всяком случае, шимпанзе, если дело идет о палочке, подходит вплотную и сует или выбрасывает ее по направлению к цели; однако, сколько-нибудь опытный наблюдатель мог уже раньше отметить момент, когда свежие краски решения исчезли, а дальнейшее представляет собой не практическое старание, но

140

выражение бессильного желания. Кроме этого парализующего действия расширение критической дистанции оказывает иногда также и весьма положительное воздействие, которое, правда, вначале не оказывает дальнейшей практической помощи; когда же оно означает ошибку животного, последняя должна быть, во всяком случае, названа «хорошей ошибкой».

Вначале явление выглядит, без сомнения, весьма примечательным: мы во второй раз наблюдаем Хику, когда она достает цель при помощи палки (26. I. 1914). Когда Хика не достигает цели, она схватывает вторую палку, даже гораздо более короткую, чем первая, прикладывает ее плоской стороной к плоской стороне первой, тщательно обхватывает рукой обе палки и, таким образом, продолжает старания достать цель, хотя пристраиванием другой палки вовсе не достигается удлинение первой или, иначе говоря, подлинный практический успех; когда Хика держит короткую палку прижатой кдлинной, та вообще не доходит до земли. Разумеется, здесь можно сказать, что животное слишком глупо для того, чтобы увидеть бессмысленность своего поступка. Если речь идет об уже данном действии, то говорящие правы в известном, грубом, смысле этого слова. Однако психолог с удивлением спросит, каким образом животное, которое задень до того едва могло, со всей неловкостью начинающего, оперировать палкой (с этого дня, впрочем, в течение немногих дней достигается максимум упражнения) — как оно подходит к этому, совершенно внезапно появляющемуся образу действий? Возникновение последнего загадочно особенно потому, что Хика как раз после своих тщетных стараний обращается ко второй палке и прижимает ее к первой с такой тщательностью, что все явление, без сомнения, представляет собой опыт усовершенствования орудия.

Подобное этому можно видеть часто, разумеется, лишь пока употребление палки не является еще совершенно свободным. Чего, с которой вообще мало экспериментировали, клала—после того, как ей не удалось достигнуть цели при помощи одеяла — перед короткой палкой на одеяло еще одну, схватывала последнюю так, что ее пальцы одновременно удерживали также и короткую палку, и продолжала, таким образом, свои старания, практически совершенно непригодные; но и в этом случае дело заключалось в том, чтобы усовершенствовать орудие. Рана, мозг которой, так сказать, ничего не в состоянии удержать, в прыганий

141

с палкой проходит большой этап, который у других животных, может быть, только не будет явным. Она до странности не умеет ударять по высоко подвешенным целям; по истечении нескольких лет (1916 г. ) все еще абсолютно неловкая в употреблении палки в качестве удлинения рук, Рана все еще не умеет правильно взяться за палку — она иногда уже поднимает палку кверху, однако в следующее мгновение последняя все-таки опять становится палкой для прыганья.

Таким образом, бывает, что короткие деревяшки, которые, во всяком случае, могли бы служить для сшибания цели и, наоборот, совершенно не годятся для прыганья, хотя в действительности никогда не употреблялись этими животными в последнем смысле — да это и невозможно, — но снова и снова «примерялись». Маленькие штифты, имеющие примерно 30 см в длину, Рана ставит один на другой на земле, поднимает ногу, как бы для того, чтобы залезть на них, и потом опять опускает ее. Точно также при опыте с ящиком (15. IV) Рана поставила ящик под цель, но еще не достигает ее и достает себе тонкую деревяшку, имеющую примерно 40 см в длину. Она ставит последнюю на ящик, как бы для прыжка, и производит несколько раз соответствующие телодвижения, хотя для того, чтобы поставить палочку нижним концом на ящик, Рана должна стоять совершенно согнувшись, и поэтому лишена возможности всерьез прыгать. Некоторое время спустя она достает еще деревяшек, держит их одну около другой в руке, как палку для прыганья, но, разумеется, не прыгает. Внезапно она изменяет свой образ действий, оставляет только две палки из пучка и тщательно пристраивает одну к другой так, что они вместе оптически оставляют палку, в два раза более длинную; концы обеих палок прилегают друг к другу лишь на протяжении, равном ширине двух пальцев, и, таким образом, удерживаются рукой, в то время как Рана опять ставит целое, как палку для прыгания, и поднимает ногу как бы для влезания. Так как Рана любит много раз подряд делать намеки также и на практически неосуществимые вещи, то есть время для того, чтобы подробно рассмотреть ее образ действий. Здесь мы, наверное, не имеем дело со случаем, так как, когда деревяшки сдвигаются и соскальзывают, животное каждый раз опять тщательно приводит их в положение, в котором деревяшки похожи по виду на длинную палку, по крайней мере, пока рука удерживает их. Удивляешься тому, что, по-видимому, оптика ситуации вначале