Употребление орудий оперирование вещами' (Продолжение) 2 страница

Ту быстроту, с которой шимпанзе берутся за палку в тех случаях, когда предмет, с которым надо иметь дело, неудобен для схватывания, мы могли отлично наблюдать, когда шимпанзе в

'Вообще, в самых разнообразных случаях при обращении с наружной поверхностью тела применяется орудие. Если лить воду на животное или намаслить его кожу, оно либо стирает жидкость о стену, о ствол дерева, либо — и это случается очень часто яя схватывает солому, тряпку, бумагу и обтирается ею. Кровь удаляется иногда таким же образом; частенько можно видеть дотрагивание до маленьких ран мякиной (также листьями), рана при этом обычно смачивается слюной, а также имеет место исследование ран при помощи соломинок. После того, как у Чего наступила половая зрелость можно было почти при каждой менструации наблюдать, как она употребляла бумагу, тряпки ит. п.,чтобы вытереть струящуюся кровь. Когда чешется кожа на плече, которое трудно достать, обезьяны берут черепок, камень и ^т- п. и царапают место, которое чешется. Если в этнологии имеют место подобные непонятные факты, то без сомнения было бы хорошо с большей осторожностью применять всякие интеллекту ал истические тол кования обычаев и других явлений, имеющих эмоциональный фон; приведенный выше отвратительный пример из психологии антропоидов лишь особенно ярко показывает, как противоречивое (для мысли) поведение оказывается возможным и может держаться.

103

первый раз в их жизни — по крайней мере, для наблюдающих их людей — пришлось иметь дело с электричеством высокого напряжения.

Один полюс слабо индукционного аппарата был соединен с проволочной корзинкой, полной фруктов, которая свешивалась с крыши, другой — с проволочной сеткой на земле под корзиной. Никогда я не видел у шимпанзе в течение самого короткого промежутка времени такого большого количества совершенно человеческих реакций и выразительных движений, как в этом случае: отскакивание при первом ударе, крик изумления, осторожное протягивание руки во второй раз, причем последняя постоянно опять отдергивается, как будто в нее попал ток, прежде чем возможен разряд через тело, сильное потряхивание рукой в воздухе, особенно после действительного удара, которое имеет такой же вид, как потряхивание рукой у человека, по оплошности прикоснувшегося к горячей печке, — все по своей форме происходит точно также, как у нас; крайне изумляешься, когда видишь, сколько наших реакций, весьма далеких от того, чтобы быть человеческими привычками, должны иметь свои корни в темном прошлом приматов. Уже много тысяч лет назад шимпанзе, вероятно, отскакивали назад при неожиданном соприкосновении с иглокожим животным, от жалящего насекомого и т. п., с теми же телодвижениями (ср. также поведение Чего с ящерицей), с которыми мы отскакиваем от проводника, по которому проходит ток большой силы; возможно, что более близкое исследование маленьких пород обезьян обнаружит уже и у них подобные формы реакций.

Однако, чего нельзя было бы, пожалуй, встретить у последних, это применения палки в тех случаях, когда приходится иметь дело с чем-либо неприятным, как это делают один за другим шимпанзе в описанном выше случае, чтобы по возможности достать фрукты при менее прямом соприкосновении с опасным предметом. С деревянными палками вначале все шло хорошо, только корзина постоянно отклонялась вместе с кабелем, на котором она была подвешена, и в усердии животные брали также крепкие проволоки и железные шесты; когда корзина опять наносила им удар за ударом, они постепенно приходили в состояние гнева; однако, лишь Чего, которая в течение продолжительного времени действовала деревянной дубиной, приняла борьбу всерьез и, стоя во весь рост, изо всех сил колотила

104

корзинку так, что та делала круги в воздухе и, в конце концов, оторвалась. Впрочем, еще спустя час можно было наблюдать как животные осторожно протягивают руку за фруктами к проволочной сетке, теперь совсем безопасной, и все еще отскакивают при соприкосновении, даже после того, как они уже много раз безнаказанно доставали оттуда фрукты.

Наконец, здесь с большой отчетливостью палка выступает в роли оружия; ведь Чего стоит в сильном гневе в то время, как впустую рубит, и она делает это совершенно слепо, в противоположность первым усилиям достать фрукты из проволочной сетки. Между тем, здесь серьезное применение палки в качестве оружия обусловлено исключительными обстоятельствами; в других случаях палка употребляется как оружие лишь в игре, которая, впрочем, повторяется очень часто, если входит в моду. В первые дни послетого, какя принял станцию, нападения животных вовсе не были редкостью; впоследствии я научился понимать, что ни одно из них не следует принимать всерьез. Грандэ, странную психику которой всегда сильно возбуждало всякое новое существо, появлявшееся около нее, не раз медленно наступала на меня, вытянувшись во весь рост, с волосами, вставшими дыбом, со сверкающими глазами, размахивая руками, вооруженными палкой, которая делала ее еще страшнее, — как забияка, размахивающий саблей; но лишь, благодаря незнанию животных, я мог думать, что Грандэ с палкой в руках действительно намерена напасть на меня. Правда, она ведет себя подобным образом всегда, когда вид незнакомца возбуждает ее, однако это возбуждение, по-видимому, приводит лишь к чему-то вроде игры в устрашение; абсолютно никогда ей не приходит на ум перейти от внушающих ужас приготовлений к серьезным действиям. Если дать ей волю спокойно продолжать это, Грандэ еще некоторое время скачет и размахивает своим оружием, но под конец она лишь слегка ударяет пальцами свободной руки, — притом совсем не так, как она это делает, будучи сильно озлобленной на кого-нибудь, — а затем вскачь убегает; военная игра окончилась. Точно также дело происходит между двумя животными: Если одно из них беретпалкуи,угрожая, наступает на другое или насамомделе колет и задевает его, то это, наверное, представляет собой игру; если тот, на кого производится нападение, тоже берет палку, — что иногда случается, хотя и не часто, — и со своей стороны также Угрожает или задевает и колет, то уже нет никакого сомнения в

105

том, что это игра; если при этом животные превратно поняли друг друга и дело принимает серьезный оборот, они сейчас же кладут оружие на землю и один нападает на другого, пуская вход руки, ноги и зубы. Имеем л и мы при этом дело с игрой или же борьбой всерьез, можно тотчас узнать уже по темпу: животные размахивают палками с некоторой неловкостью и сравнительно медленно; если же игра переходит в серьезную борьбу, шимпанзе всегда налетает на противника с молниеносной быстротой и, конечно, не имеет времени для того, чтобы возиться с палками.

Если нужно вывести из себя кого-нибудь, кто находится по ту сторону проволочной сетки, — а рассердить друг друга или кого-нибудь другого представляет, действительно, одно из величайших удовольствий для шимпанзе — это может быть достигнуто уже тем, что шимпанзе осторожно подкрадывается, а затем внезапно и неожиданно подскакивает к решетке; однако, по-видимому, гораздо больше радости доставляет захватить с собой при подкрадывании острую палку, внезапно ударить ею ничего не подозревающую жертву по ногам, по телу или где попало. В этом отвратительном искусстве мастерицей является опять-таки Гран-дэ; лишь только представляется удобный случай она колет зрителей, собак и кур. Зачем? На этот вопрос могли бы ответить, пожалуй, только уличные мальчишки, которые звонят у чужих домов и затем убегают или проделывают другие вещи подобного рода.³⁾

Колоть кур сделалось господствующей модой в течение тех недель, когда заканчивалась эта книга. Это действие так хорошо характеризует животных, что я не мог пройти мимо него; я нарочно отмечаю, что каждое из сообщенных здесь наблюдений беспрестанно проверялось. Когда шимпанзе едят хлеб, с соседнего участка к решетке регулярно собираются куры, вероятно, потому, что иногда сквозь петли решетки падают крошки, которые они склевывают. Так как шимпанзе со своей стороны интересуются курами, они обычно едят хлеб у самой решетки и при этом рассматривают птиц или же, сделав шаг к решетке, разгоняют их. Из этого развились три игры, которые я считал бы невозможными, если бы они не повторялись изо дня в день на моих глазах: 1. шимпанзе в промежутке между двумя глотками просовывает свой кусок хлеба в широкую петлю сетки, курица приближается, чтобы склевать его, и, когда она вот-вот уже

106

должна подойти, обезьяна опять быстро отдергивает хлеб. Эта шутка за одним только обедом повторяется около 50 раз: в этом нет решительно ничего сомнительного; если ни одна курица не подходитдостаточно близко, обезьяна, наклоняясь, протягивает руку с хлебом вперед и ждет, притиснув приманку к решетке. Однако возможно, что даже куры сделались бы после нескольких раз умнее, если бы хоть один из шимпанзе не пошел в игре дальше этого. 2. Рана, самая глупая, кормит кур, вне всякого сомнения, по-настоящему, причем делает это вполне намеренно. Среди только что описанной игры, в которой Рана также принимает участие, она в течение некоторого времени держит свой хлеб притиснутым к решетке и позволяет курице много раз клюнуть его; при этом она смотрит с выражением вялого добродушия на клюющую курицу. Так как Рана должна чувствовать рукой сотрясение от каждого удара клюва, а кроме того, непосредственно наблюдает за происходящим и при этом продолжает держать хлеб у решетки до тех пор, пока не начинает есть его сама, то можно говорить только о кормлении курицы. Тот, кто рассматривает высших животных, в особенности антропоидов, с некоторым неудовольствием, — как это ни странно,это все-таки бывает, — может, впрочем, найти утешение в том, что здесь мы имеем дело с игрой, а не с результатом альтруистических настроений, а также в том, что это явление редкое и даже у Раны грозит отклониться от последней модификации¹.

3. Курицу при помощи хлеба подманивают близко к решетке, и в тот момент, когда та, ничего не подозревая, хочет клюнуть, ее с размаху ударяет шестом или, что хуже, — толстой проволокой по незащищенному телу свободная рука этого же шимпанзе или другого, сидящего поблизости. Когда эту игру проводят два

'Послеокончания этой книги упомянутоеявлениенаблюдалосьопять.⁴⁾ Все происходило так, как было описано выше, прибавился лишь один новый штрих: сначала Султан, а затем и Терцера брали куски хлеба, бросали их курам и затем с большим интересом наблюдали, какте клевали их. При этом способ бросания был совершенно отличен оттого, который применялся при нападении ибудетописан в Дальнейшем; вместо сильного швырянья сдвижениями нападения яя спокойное бросание при напряженном рассматривании поспешно сбегающихся кур. Повторяю еще раз: я сам не ожидал бы ничего подобного, но ни в факте, ни в смысле игры не остается ни малейшего сомнения. Разумеется, обезьяны не играли так с другой пищей — к хлебу они относились до некоторой степени безразлично. То, как шимпанзе иногда отдают свой корм друг другу, описано в другом месте (Psycliolo-gische Foreshung. I 1921).

107

шимпанзе, распределяя между собою роли, они, конечно, предварительно не сговариваются между собой; обстоятельства требуют того, чтобы деятельность одного была приспособлена к действиям другого; они понимают это и этим ограничиваются. Битье и уколы палкой часто переходят в бросанье. От большой радости, например, когда приносят особенно вкусный корм, животное, обыкновенно, в возбуждении волочит другую обезьяну (или присутствующего при этом человека), играя, кусает его и т. п. Хика в таких случаях охотно берет палку и со всего размаха кидает ее в широкую спину Чего. То же самое довольно часто имеет место в игре. В течение некоторого времени та же Хика имела привычку подходить сзади с палкой в руке ко спокойно сидящим животным, бросать ее, как стрелу, на самом близком расстоянии и затем быстро убегать. Кроме палок, применялись валявшиеся мотки свернутой проволоки, жестянки, пригоршни песку и — с особенным удовольствием — камни самых разнообразных размеров. Через несколько дней послетого, как мы приняли станцию, Терцера с камнем в руке вскарабкалась на край крыши и бросила его в одного из новичков, с которым она еще не вполне свыклась, с таким правильным расчетом, что камень пролетел около самой головы животного. Между тем, тогда обезьяны еще не очень хорошо бросали, и как раз Терцера во время игры, по большей части, метя в цель, попадала лишь приблизительно в ее направлении, а иногда камень преждевременно вылетал из размахивающей руки; как и ребенку, обезьяне нужно было некоторое время для того, чтобы достигнуть необходимой ловкости рук и кисти. Летом 1915 года метанье камней сделалось настолько укоренившейся модой, что я иногда в течение четверти часа мог насчитать более десяти метаний, впрочем, в большинстве случаев у одного и того же животного-гимнаста Хики, которая понемногу научилась очень хорошо попадать в цель и упражнялась в этом искусстве с одинаковым удовольствием как на себе подобных, так и на людях. Некоторые животные, напротив, не бросают никогда или почти никогда; так, мне ни разу не удалось наблюдать Чего за этим занятием, хотя как раз именно ее, как очень опасное животное, мы наказывали, бросая в нее камнями, когда она кусалась или провинилась в чем-нибудь другом; но вместо того, чтобы, со своей стороны, бросать в нас, она брала попавший в нее камень и яростно кусала его; ожидая, что в нее бросят, обезьяна вытягивала руки перед

108

головой, а также поворачивалась спиной к врагу; вытягивание рук следует также за устрашающим треском ракет или выстрелов.

Маленьких животных мы также должны были прогонять, бросая в них камнями, если их никак нельзя было достать иначе (например, когда они забирались высоко на крышу); однако, мы бросаем осторожно, а Хика привыкла схватывать камни на лету и тотчас же, с гораздо меньшей осторожностью, швырять их обратно. В противоположность употреблению палки в качестве бьющего и колющего оружия, швыряние камней и т. п. проявляет сильную тенденцию обнаруживаться в моменты сильного гнева в форме серьезного употребления оружия. Впрочем, шимпанзе также, как и мы, бросает чем-либо не только в те предметы, в которые он может попасть, но также охотно, например, и в решетку, если по ту сторону ее стоит бранящийся человек или ворчащая собака. Ведь, таким образом, достигается то, что в данный момент, прежде всего, необходимо, а именно, энергичная разрядка в направлении возбудителя гнева.

Так как мы порой видим себя вынужденными бросать камнями в животных, то вполне возможно, что животные, действуя подобным образом, не были совершенно независимы от влияния нашего примера. Между тем, было бы заблуждением допускать, что просто одно это влияние привело к тому, что животные стали бросать камни. Для того, чтобы как здесь, так и в других случаях, правильно понять употребление орудий у шимпанзе, необходимо обратить внимание наследующие наблюдения:

Чего не бросала камней, но когда ее бранили, можно было иногда наблюдать, как она в ярости, топая ногами, опуская голову и опять поднимая ее вверх, не только производила своими длинными руками ударные хватательные движения, направленные на того, кто ее бранил, но при этом также вцеплялась в растения, с силой рвала ихтуда и сюда, вверх и вниз так, что куски летели во все стороны. Когда Чего бранили, она, если под руками было ее покрывало, с бешенством била им по земле, однако всегда — это относится также к вырыванию и швырянию зелени — эти Действия во время вспышки, если воспользоваться физическим и физиологическим выражением, явно содержали компонент направленности на врага; нельзя еще говорить о том, что шимпанзе бросает в него или ударяет по нему, но животное, очевидно, было на самом верном пути к употреблению оружия. Возбуждение,

109

сказывающееся в том, что животные рвут и наносят удары движущимся объектам, имеет вместе с тем естественную и сильную тенденцию вызывать иннервации в направлении, явно выраженном, а именно к врагу. Однако, я считаю совершенно невероятным, чтобы эти формы проявления ярости имели что-нибудь общее с примером, который подает человек; в таких состояниях, наверное, все то, что не свойственно природе шимпанзе, а было им когда-либо позаимствовано, совершенно отпадает. Также и примитивное швыряние у маленьких обезьян в том виде, как оно иногда происходило в первое время, выглядело чуть ли не более похожим на бурное проявление чувства, чем на употребление оружия в нашем смысле; этому совершенно не противоречит то, что они уже бросали приблизительно в направлении объекта нападения: последний является не чем иным, как «объектом чувства».¹

Однако, гневное возбуждение вовсе не представляет наиболее благоприятного случая для наблюдения весьма общего явления, о котором здесь идет речь; аффекты, которые сами по себе, может быть, более слабы, однако и более длительны, чем быс-тропроходящий гнев, имеют больше времени для того, чтобы развернуть все таящиеся в нем возможности.

Один шимпанзе был заперт в одиночку; товарищи не подходят тотчас же к его окну, чтобы обнять его, несмотря на то, что он вопит и ревет; тогда он высовывает руки, проделывая просительные движения по направлению к ним и, когда обезьяны опять не подходят, он просовывает между прутьями свое покрывало, солому или что-нибудь другое, находящееся в его клетке, и машет им в воздухе, при этом всегда по направлению к другим обезьянам; наконец, в величайшем горе он выбрасывает окружающие его предметы один за другим в направлении к тем, по ком он тоскует.

Султан изолирован и должен в целях опыта немного поголодать. Он сидит, жалуясь, за своей решеткой в то время, как другие едят: при этом он вскоре сосредоточивает свои жалобы и просьбы на Чего, которая сидит поблизости с большой кучей бананов и уже встала было и подошла, чтобы уделить ему некоторую часть от своего изобилия. Сначала он ревет, протяги-

'Между тем, (1916 г. ) у одной маленькой, очень шустрой, молодой самки оранга наблюдались все оттенки от гневного размахивания, содержащего компонент направленности на врага, до настоящего употребления оружия.

ПО

вает к ней руки, хотя она и поворачивается к нему спиной. Постепенно он начинает возбужденно прыгать и торопливо почесывать голову; так как она все еще не подходит, он бьет по стене, примыкающей снаружи к его решетке, или по земле, насколько он только может дотянуться до Чего; наконец, он схватывает соломинки и палочки и закидывает их, как удочку, в пустоту втом же направлении, берет камешки и бросает их — не в Чего и не для того, чтобы попасть в нее, но на не большое расстояние по направлению к ней.

Фрукты лежат, как и во многих других опытах, по ту сторону решетки; у животного нет достаточно длинной палки. Сначала оно тщетно старается схватить фрукты, высовывая руки за решетку, и лишь через некоторый промежуток времени прекращает бесполезные усилия.

Но голод увеличивается, и животное опять просовывает руку через решетку, хватает палочки и пододвигает их к цели кончиками пальцев. Наконец, оно с жалобами выбрасывает палочки, камешки, соломки, короче—все, что может быть выброшено, по направлению к фруктам.

Во всех трех случаях отнюдь не необходимо, и вовсе не является правилом, чтобы состояние животного переходило в бессильную ярость; они при этом не гневаются, но стремятся и тоскуют.

Поэтому желание, которое имеет пространственную направленность и не может быть исполнено в течение продолжительного времени, вызывает, наконец, действия в этом направлении, причем их практическая ценность не очень-то принимается во внимание. Правда, поведение Султана может привлечь внимание Чего, однако, так как животное обращается с недосягаемым плодом таким же образом, как с Чего, то одно только чисто практическое объяснение в указанном смысле недостаточно, и мы должны будем сказать: в состоянии сильного неразрешенного аффекта животное должно производить какие-либо действия в том направлении, в котором находится объект его желаний; оно Должно, наконец, каким-либо способом войти в соприкосновение с ним, хотя бы и практически безуспешное, должно произвести какие-либо операции между собой и им, хотя бы это и не имело никакого значения, как швыряние предметов, непосредственно окружающих животное.

Все чувства, имеющие пространственную направленность,

ш

обладают подобным свойством (срав. выше гнев).¹               t

Здесь не место показывать, что в подобных ситуациях такое»; же поведение можно наблюдать и у детей (человеческих), а у взрослых этому препятствует только приобретенная сдержанность, — пока аффект не вырастает до самых крайних пределов. Начиная с ранней молодости, шимпанзе делают гнезда. ,-Взрослая самка Чего применяла при этом самый обыкновенный и самый лучший способ: если она вечером находила солому,-сложенную на столе для спанья, она садилась на нее, отгибала; горсть соломы от края, наклонялась внутрь и садилась сама или, по крайней мере, клала свою ногу на загнутый край; она продол-, жала это делать по кругу, пока не получалось нечто, похожее на гнездо аиста; покрывало часто грубо вплеталось в гнездо, а когда было холодно, употреблялось для укутывания. Гнезда молодых животных бывают еще значительно более беспорядочны и рыхлы, старательное обкладывание края, по большей части, совершенно отсутствует. Если они когда-нибудь начинают при этом трудиться с большим рвением, движения, производимые ими при приготовлении гнезда, вплоть до малейших подробностей походят на движения Чего и совершенно не зависят от материала.²

Шимпанзе ч асто строят гнезда днем, играя, или, по крайней мере, делают намеки на это; они собирают в охапку и пускают в дело массу различных предметов — солому, траву, ветки, лоскутки материи, бечевки и даже проволоку, — по-видимому, нетогда, когда есть потребность в гнезде, но, скорее, удовлетворяя таким образом потребность в придании формы (Formgebungen), когда эти предметы имеются налицо. Так, например, можно наблюдать, как плети зеленого корма — видят ли их животные растущими или же сорванными и принесенными им для еды, — по пути ко рту как бы сбиваются с пути и укладываются, образуя начало гнезда. Нельзя утверждать, чтобы это имело привлекательный вид; при этом даже вспоминаются глупые привычки шимпанзе,

'При страхе направление действия поворачивается как раз на 180 градусов, но, как известно, оно опять-таки выражено очень сильно. Некоторые животные —как будто они должны следовать силовым линиям, — бегут прочь как раз перед самым автомобилем и в направлении его движения, хотя уже маленькое уклонение в сторону спасло бы их гораздо скорее.

²Маленькие обезьяны, самое большее в отдельных случаях, видели, как строит гнездо Чего, но в те моменты не имели возможности подражать последней. Я полагаю, что они вовсе не нуждаются в образце для этого.

112

которые иногда имеют место и будут описаны ниже, или же «навязчивые идеи» у людей. Во всяком случае, поведение тех же животных при четком разрешении задачи имеет совершенно другой вид. Если материал имеет вьющуюся форму плетей и его немного, можно наблюдать замечательное явление, а именно: обезьяна не устраивает вначале даже скудной подстилки для тела при сидении; главное, это — кольцо, окружающее животное: оно, во всяком случае, должно быть сделано в самом начале, причем если материала не хватает, обезьяна делает только кольцо; тогда шимпанзе сидит довольный в изготовленном, таким образом, тонком кольце, вообще не касаясь его, и, если бы не знать, что это рудимент гнезда, можно было бы думать, что животное, играя, изготовляет геометрическую форму ради нее самой. Если установить на площадке, где играют животные, дерево с листвой, то приготовление гнезда посредством загибания ветвей и укрепления их тяжестью собственного тела (ср. выше) начинается через несколько мгновений, как химическая реакция. Крошка Коко, который уже в течение нескольких месяцев жил вне Африки и вне общества других шимпанзе, еще плохо умел взбираться на дерево, но, когда ему удавалось влезть хотя бы на 3 мм, он загибал ветви и тотчас же строил гнездо. Поэтому здесь может идти речь о проявлении «инстинкта», в то время, как у шимпанзе в остальном можно наблюдать немногое из того, что имеет право на это имя, которым обозначается совершенно не выясненное загадочное явление'.

Во всяком случае, шимпанзе не представляют животного вида, с которого надо начинать исследование этого вопроса.

Множество различных предметов обезьяны охотно пристраивают каким-либо образом к собственному телу. Почти ежедневно можно видеть, как животное шествует с веревкой, лоскутком материи, стеблем растения на плечах. Если дать Чего металлическую цепь, последняя тотчас же оказывается на шее животного, а растения Чего носит раскиданными по всей спине. Веревки и лоскутки материи при этом обычно свешиваются по обе стороны шеи через плечи к земле; Терцера присваивает бечевки также вокруг затылка и под ушами, так что они свешиваются по обе стороны лица. Если надетые вещи все время падают, обезьяны

'Рождение и уходзадетенышами у шимпанзе наблюдались и были описаны лишь недавно (von Allesch, Berichte der Prcuss. Akad. d. Wiss, 1921).

113

придерживают их зубами или зажимают под подбородком, —во всяком случае, они обязательно должны свешиваться. — Султан одно время усвоил привычку носить с собой пустые коробки из-под консервов, зажимая между зубами стенку коробки с открытой стороны; молодцеватой Хике временами доставляло удовол&ст-вие таскать на спине тяжелые камни; она начала с 4 немецких фунтов и вскоре дошла до порядочного куска лавы весом в 9 фунтов.

Значение этихдействий недвусмысленно явствует из обстоятельств и поведения животных: они играют, и не только с тем предметом, который они навешивают на себя, но, как правило, также с другими животными; но при этом удовольствие явно увеличивается благодаря драпировке. Правда, нередко можно видеть, как обезьяна, увешанная, важно выступает одна, но и тогда поведение животного, по большей части, имеет значение игры или является злонамеренным, как это имеет место, когда увешанный различными предметами шимпанзе со всеми признаками самого лучшего настроения выступает павой среди других или, как бы угрожая, наступает на них. Взрослую самку Чего можно было часто наблюдать увешанной в то время, когда она с огромным удовольствием бегала рысью по кругу с большинством маленькихживотных, вскидывая и опуская вниз голову с широко открытым ртом, все мускулы которого, однако, в противоположность нападению, были ослаблены. Не узнать того, что компания тогда действительно играла, не мог бы никто из видевших, как обезьяны маршируют в кругу друг за другом, причем большое животное сильно топает при каждом шаге или только через шаг,¹ а другие животные преувеличенно акцентируют движение ходьбы. Точно также Султан в период соответствующей моды носил свой жестяной горшок предпочтительно во рту, когда он, шутливо угрожая, наступал на одного из своих товарищей или на зеваку по ту сторону решетки.

Пример, в котором нельзя было подметить ничего, зависящего от веселого настроения игры, я наблюдал у Чего, когда она однажды вечером не пришла в обычное время на свое место для спанья, но должна была остаться одна на дворе в то время, как

'То, что Чего в игре, бегах по кругу, начинает ритмически стилизовать ходьбу также верно, кактот факт, что в других случаях большее значение имеет пространственная форма телодвижений, в то время как ритм отступает на задний план.

114                                                                 ■-•

становилось все темнее и холоднее. Само собой разумеется, что она начала строить гнездо, но ей все время было неуютно, и она беспокойно бегала по площадке; наконец, она старательно подо-бр\ша все сухие листья, стебли и т. п. , что можно было найти и положила все это себе на спину. При этом она была все время в са^ом плохом настроении.

Если мы не будем принимать во внимание жестяной горшок Султана и атлетический камень Хики, относительно которых можно сильно сомневаться, то в большинстве остальных случаев—и наблюдатель совершенно не может освободиться от этого впечатления — висящие предметы выполняют функцию украшения⁵' в самом широком смысле этого слова. Бегувешанныхживотных не только имеет воинственный вид, но также производит впечатление наивного самодовольства. Разумеется, едва ли можно представить, чтобы шимпанзе составлял себе оптическое представление о своей собственной наружности, изменяющейся под влиянием туалета, и я никогда не видел, чтобы в высшей степени частое употребление зеркальных поверхностей имело какое-либо отношение к увешиванию себя; однако, вполне возможно, что примитивное украшение себя вовсе не рассчитано на оптические воздействия, направленные вовне — я не считаю шимпанзе способными на это, — но полностью покоится на замечательном повышении чувства собственного тела, ощущения стройности и чувства собственного достоинства, которое имеет место также и у человека, когда он, например, одевает шарф или привешивает длинные темлячные кисти к своим бедрам. Мы обычно повышаем чувство удовлетворения собой перед зеркалом, однако, наслаждение от нашей стройности вовсе не связано с зеркалом, с оптическими представлениями нашей наружности или вообще с каким-либо точным оптическим контролем: когда что-либо движется вместе с нашим телом, мы чувствуем себя более богатыми и представительными.¹

Султан, наступая с жестянкой во рту на других животных и людей, часто испускает при этом неясные звуки, которые в пустом пространстве вызывают еще более неясное эхо. Если при этом остается под вопросом, подмечается ли и используется ли