Тема в когнитивной психологии 1 страница

ХРЕСТОМАТИЯ

ПО КУРСУ

ВВЕДЕНИЕ В ПСИХОЛОГИЮ

Учебное пособие для студентов факультетов психологии высших учебных заведений по специальностям 52100 и 020400 - "Психология"

Редактор-составитель Е.Е.Соколова

МОСКВА РОССИЙСКОЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО

1999

ББК 88 УДК 159.9 X 91

Рекомендовано кафедрой общей психологии факультета психологии Московского государственного университета имени М.В.Ломоносова

Рецензенты: В.А.Иванников, доктор психологических наук, В.В.Умрихин, кандидат психологических наук

Хрестоматия по курсу введение в психологию.Учебное пособие для студен-X 91 тов факультетов психологии высших учебных заведений по специальностям 52100 и 020400 — “Психология” / Ред.-сост. Е.Е.Соколова. — М.: Россий­ское психологическое общество, 1999. — 545 с.

ISBN 5-89573-049-3

© Составление. Факультет психологии

Московского государственного университета имени М.В.Ломоносова, 1999

Предисловие

Настоящая хрестоматия представляет собой учебное пособие по курсу “Введение в психологию”, включенному в план под­готовки психологов всех специальностей. Она подготовлена на основе программы курса, разработанной коллективом препо-давателей кафедры общей психологии факультета психологии Московского госу-дарственного университета им. М.В.Ломо-носова (См.: Сборник программ дисцип­лин учебного плана бакалавра по направле-нию 52100 — “Психология” и учебного пла-на дипломированного специалиста по направлению 020400 — “Психология”. М.: Роспедагенство, 1996. С.232—238). Вклю-ченные в хрестоматию тексты охватывают по тематике подавляющее большинство представленных в программе проблем пси­хологической науки,однако структура хре-стоматии значительно отличается от структуры программы. Обусловлено это тем обстоятельством, что в курсе “Введение в психологию” логически выделяются два круга проблем, которые, хотя и пересекают-ся, имеют различные “центры”. Первый круг проблем связан с историей развития взглядов на предмет и методы психологии и с современными решениями этой проблемы в различных школах и направлениях психо-логической науки. Второй круг проблем имеет отношение к исследованию законо-мерностей развития психики и сознания. По-этому нам показалось вполне логичным и обоснованным выделить в структуре хресто-матии два основных раздела — “Историчес-кое введение в психологию” и “Эволюционное введение в психологию”.

Самый же первый, предшествующий им раздел — “Общее представление о пси-

хологии как науке”— является своего рода “Введением в введение в психологию” и включает тексты авторов, затрагивающих проблемы, не рассматривающиеся в обоих упомянутых выше разделах. В отрывке из книги А.В.Петровского и М.Г.Ярошевского “История и теория психологии” дается общее представление о психологическом познании как деятельности, которая рассматривается в системе трех “ко­ординат” — предметно-логической, со­циальной и личностной. Обсуждается также проблема научной школы в психо-логии (с выделением типов научных школ) и ее исследовательской программы как структурной единицы научной деятельно-сти школы. Другие включенные в данный раздел тексты дают представление о раз­личии житейской и научной психологии (Ю.Б.Гиппенрейтер), о задачах и методах отдельных отраслей психологической на-уки (В.А.Иванников), о месте психологии в системе наук (А.Р.Лурия).

Во втором разделе — “Историческое введение в психологию”— выделяются две части. Первая включает тексты авторов, рассматривающих в основном те стадии развития психологической науки, когда она выступала как наука о душе и — поз­же — как эмпирическая наука о созна-нии. Первый этап развития психологии освещается в обзорных текстах А.В.Пет­ровского и М.Г.Ярошевского (психологи­ческая наука в античности и в эпоху феодализма), второй этап — в отрывке из книги С.Л.Рубинштейна (психология в XVII — начале XX вв.) и в оригинальных текстах психологов конца XIX — начала XX вв., в которых представлены разные

3

варианты интроспективной психологии сознания (В.Вундт, У.Джемс, Г.И.Челпа-нов). Критическому анализу метода инт­роспекции в сравнении с методом само­наблюдения посвящен отрывок из мето­дологической работы Б.М.Теплова “Об объективном методе в психологии”. За­канчивается раздел отрывком из впервые опубликованной в 1914 г. книги отечест­венного психолога Н.Н.Ланге, посвящен­ным обзору современных ему направле­ний в психологии и анализу возникшего в этот период психологического кризиса, а также небольшим отрывком из напи­санной в середине 20-х гг. методологичес­кой работы Л.С.Выготского “Историчес­кий смысл психологического кризиса", по­священной анализу причин и движущих сил этого кризиса.

Вторая, большая по объему, часть это­го раздела посвящена различным нап­равлениям психологии XX века. Однако, тексты в ней сгруппированы не по направ­лениям, а по основным психологическим проблемам, которые разрабатывались за­частую в школах, весьма далеких друг от друга по своим методологическим осно­ваниям.

Первый раздел данной части посвя­щен проблеме бессознательного. Откры­вается он отрывками из классической работы З.Фрейда “Психопатология обы­денной жизни”, в которой рассматрива­ются различные варианты так называе­мых “ошибочных действий” (оговорки, описки, забывание имен, намерений и т.п.) с точки зрения проявления в них бессоз­нательных для субъекта желаний. Вто­рой текст Фрейда содержит изложение его представлений о строении психичес­кой жизни индивида (сознание, предсоз-нательное, бессознательное). В отрывке из работы К.Г.Юнга развивается представ­ление о коллективном бессознательном в контексте предложенной Юнгом собст­венной модели структуры психического бытия человека. Небольшой отрывок из книги Д.Н.Узнадзе дает представление о понимании им установки как целост­ного бессознательного состояния субъек­та и о классических экспериментальных исследованиях фиксированной установки, проведенных в его школе. Завершается данный раздел обзорной статьей А.Г.Ас-молова, в которой предлагается одна из

возможных классификаций бессознатель­ных явлений.

Второй раздел данной части целиком посвящен разработке проблем поведения как предмета психологии в классичес­ком бихевиоризме (Дж.Уотсон) и необи­хевиоризме (Э.Толмен). Еще один текст Э.Толмена «Когнитивные карты у крыс и у человека», необходимый для пред­ставления его варианта необихевиоризма, опубликован в ранее вышедшей «Хрес­томатии по зоопсихологии и сравнитель­ной психологии» (Ред.-сост. Н.Н.Мешко­ва, Е.Ю.Федорович. М.: РПО, 1997) и поэтому во избежание дублирования не включен в настоящую хрестоматию.

Третий раздел посвящен так назы­ваемому целостному подходу к изуче­нию сознания в двух практически одно­временно возникших школах “целостной психологии” — более известной берлин­ской школе гештальтпсихологии и менее известной лейпцигской школе комплекс­ных переживаний. В работе гештальт-психолога В.Келера рассматриваются условия возникновения в сознании це­лостных образных структур (гешталь-тов) и дается критика элементаризма как методологической установки преж­ней психологии, обнаружившей свою не­состоятельность. В работе представите­ля лейпцигской школы Г.Фолькельта рассматриваются качественные отличия целостных структур у детей (называе­мых в лейпцигской школе “комплекс-качествами”) от целостных структур “взрослого” сознания (гештальт-качеств, или гештальтов).

Четвертый раздел включает тексты представителей двух направлений, воз­никших в конце 50-х — начале 60-х гг. XX в., — когнитивной психологии (Р.Сол -со) и гуманистической психологии (К.Род­жерс). Оба эти направления олицетворя­ют собой современные варианты двух по сути противоположных методологичес­ких ориентации в психологии, возникших еще в начале XX в., — “объяснительной” (номотетической) и “описательной” (идио-графической). Поскольку первая наибо­лее распространена в естественных нау­ках, а вторая — в гуманитарных, то эти психологические направления могут быть названы иначе “естественнонаучной” и “гу­манитарной” ориентациями в психологии.

4

Пятый раздел содержит тексты, в ко­торых представлено решение проблемы социальной обусловленности сознания во французской социологической школе, с одной стороны (Э.Дюркгейм), и в школе Л.С.Выготского — с другой. Здесь же да­ется отрывок из работы А.Р.Лурия, обоб­щающей проведенные им исследования в русле культурно-исторической школы Л.С.Выготского.

Шестой раздел дает представление об основных положениях деятельностного подхода в психологии. Обзорная статья В.В.Давыдова обобщает результаты разра­ботки проблемы деятельности в марксист­ской философии, ставшей методологичес­кой основой возникновения деятельност-ных концепций в психологии (С.Л.Ру­бинштейн, А.Н.Леонтьев), затрагивает дис­куссионные и спорные проблемы деятель­ностного подхода. Сюда же включены два фрагмента из работ А.Н.Леонтьева. Один из них в самом сжатом виде излагает идеи его теории деятельности, которые более развернуто будут представлены в третьем большом разделе настоящей хрестоматии. Другой посвящен анализу методологического значения введения ка­тегории деятельности в психологию, про­блемам структуры деятельности, соотно­шению “внешней” и "внутренней” ее форм и различиям в трактовке данной катего­рии в школах А.Н.Леонтьева и С.Л.Ру­бинштейна.

Третий большой раздел хрестома­тии— “Эволюционное введение в психо­логию”— в целом строится на единой ме­тодологической основе — идеях школы А.Н.Леонтьева. Первая его часть посвя­щена проблемам возникновения и разви­тия психики в филогенезе. В отрывке из работы А.Н.Леонтьева “Проблемы разви­тия психики” критически анализируют­ся предлагаемые в психологии критерии психического, обосновывается необходи­мость введения нового — объективного — критерия и излагаются знаменитые экс­перименты школы Леонтьева по форми­рованию светочувствительности кожи у человека, призванные доказать на матери­але функционального генеза его гипотезу об условиях возникновения чувствитель­ности в филогенезе. Текст П.Я.Гальпери­на также посвящен условиям возникнове­ния психического отражения в филогене-

зе и эволюционным уровням действий. Два отрывка из произведений А.Н.Леонть­ева, следующие далее, излагают его кон­цепцию стадий психического развития в филогенезе. В статье К.Э.Фабри дается критика позиции Леонтьева в контексте более поздних зоопсихологических иссле­дований. Подробнее проблемы эволюции психики рассматриваются в “Хрестома­тии по зоопсихологии и сравнительной психологии”, поэтому в настоящую хрес­томатию не включены некоторые тексты, имеющие к ним отношение.

Развитию сознания человека в про­цессах его предметной деятельности пос­вящена вторая часть третьего раздела. Больший ее объем занимают тексты А.Н.Леонтьева, посвященные условиям возникновения и развития сознания в ан­тропогенезе и социогенезе, а также струк­туре сознания как образа мира (чувствен­ная ткань, значения, личностные смыслы). Некоторые особенности онтогенеза психи­ки (строение и возникновение высших психических функций ) рассматриваются в отрывке из ранней работы А.Н.Леонть­ева “Развитие памяти”. В статье Д.Б.Эль-конина представлена его оригинальная концепция периодизации психического развития в онтогенезе, в основе которой лежит понятие ведущей деятельности. В данную часть включен также обзорный текст В.В.Давыдова о современном состо­янии проблемы сознания в философии и психологии.

Тексты третьей части рассматривае­мого раздела дают общее представление о понимании личности и ее структуры в некоторых психологических школах и на­правлениях. Открывается часть класси­ческим текстом У.Джемса, давшего пер­вое и чрезвычайно популярное представ­ление о структуре личности. В работах Э.Фромма и В.Франкла рассматривают­ся некоторые “высшие” (экзистенциаль­ные) проблемы психологии личности, в частности, двух основных модусов суще­ствования человека (обладание и бытие) и смысла жизни и путей его обретения. Отрывок из книги А.Н.Леонтьева “Дея­тельность. Сознание. Личность" посвящен проблемам структуры и этапов развития личности с позиций деятельностного под­хода. Завершает данную часть небольшой обобщающий отрывок из книги В.В.Пе-

5

тухова, в котором излагаются три вари­анта понимания личности в современной психологии.

Четвертая часть третьего раздела пос­вящена анализу различных подходов к ре­шению психофизиологической проблемы. Здесь представлены взгляды А.Н.Ле­онтьева на психофизиологические функ­ции в их отношении к деятельности и оригинальная концепция системной ди­намической локализации высших психи­ческих функций А.Р.Лурия. Здесь же даются два отрывка из работ известного отечественного физиолога Н.А.Бернш-тейна, в которых излагаются его концеп-

ции “физиологии активности” и уровней построения движений, имеющие непос­редственное отношение к решению пси­хофизиологической проблемы.

Предложенный вариант хрестоматии представляет собой одну из первых попы­ток создания хрестоматий по курсу “Вве­дение в психологию” и поэтому не может быть свободен от недостатков. Редактор-составитель и издательство с благодарно­стью примут любую критику в свой адрес, направленную на улучшение содержания и структуры хрестоматии.

Е.Е. Соколова,

доцент кафедры общей психологии

факультета психологии

Московского государственного университета,

имени М.В.Ломоносова,

кандидат психологических наук

6

Раздел I

ОБЩЕЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О ПСИХОЛОГИИ КАК НАУКЕ

А.В.Петровский, М.Г.Ярошевский

ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ

ПОЗНАНИЕ

КАК ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ¹

Наука — особая форма знания

Одним из главных направлений ра-боты человеческого духа является про­изводство знания, обладающего особой ценностью и силой, а именно — научно-го. К его объектам относятся также и психические формы жизни. Представ­ления о них стали складываться с тех пор, как человек, чтобы выжить, ориентиро-вался в поведении на других людей, сооб­разуя с ними свое собственное.

С развитием культуры житейский психологический опыт своеобычно пре­ломлялся в творениях мифологии (рели-

гии) и искусства. На очень высоком уровне организации общества, наряду с этими творениями, возникает отличный от них способ мыслительной реконст­рукции зримой действительности. Им и явилась наука. Ее преимущества, изме-нившие облик планеты, заданы ее ин­теллектуальным аппаратом, сложнейшая “оптика” которого, определяющая особое видение мира, в том числе психического, веками создавалась и шлифовалась мно-гими поколениями искателей истины о природе вещей.

Теория и эмпирия

Научное знание принято делить на теоретическое и эмпирическое. Слово “теория” греческого происхождения. Оно означает систематически изложенное обобщение, позволяющее объяснять и предсказывать явления. Обобщение соот­носится с данными опыта, или (опять же по-гречески) эмпирии, т.е. наблюдений и экспериментов, требующих прямого кон-такта с изучаемыми объектами.

Зримое, благодаря теории, “умствен-ными очами” способно дать верную кар­тину действительности, тогда как эмпири-ческие свидетельства органов чувств — иллюзорную.

Шетровский А.В., Ярошевский М.Г. История и теория психологии: В 2 т. Ростов-на-Дону: Феникс, 1996. Т. 1. С. 7—41.

Об этом говорит вечно поучительный пример вращения Земли вокруг Солнца. В известных своих стихах "Движение", опи­сывая спор отрицавшего движение софиста Зенона с киником Диогеном, великий Пуш­кин занял сторону первого.

Движенья нет, сказал мудрец брадатый. Другой смолчал и стал пред ним ходить. Сильнее бы не мог он возразить; Хвалили все ответ замысловатый. Но, господа, забавный случай сей Другой пример на память мне приводит: Ведь каждый день пред нами солнце ходит, Однако ж прав упрямый Галилей.

Зенон в своей известной апории “ста­дия” поставил проблему о противоречиях между данными наблюдения (самоочевид­ным фактом движения) и возникающей теоретической трудностью (прежде чем пройти стадию — мера длины — требует­ся пройти ее половину, но прежде этого — половину половины и т.д.), т.е. невозмож­но коснуться бесконечного количества то­чек пространства в конечное время.

Опровергая эту апорию молча (не же­лая даже рассуждать) простым движени­ем, Диоген игнорировал Зенонов парадокс при его логическом решении. Пушкин же, выступив на стороне Зенона, подчеркнул великое преимущество теории напомина­нием об “упрямом Галилее”, благодаря которому за видимой, обманчивой карти­ной мира открылась реальная, истинная.

В то же время эта истинная картина, противоречащая тому, что говорит чув­ственный опыт, была создана, исходя из его показаний, поскольку использовались наблюдения перемещений Солнца по не­босводу.

Здесь выступает еще один решающий признак научного знания — его опосредо-ванность. Оно строится посредством при­сущих науке интеллектуальных операций, структур и методов. Это целиком отно­сится и к научным представлениям о пси­хике. На первый взгляд, ни о чем субъект не имеет столь достоверных сведений, как о фактах своей душевной жизни. (Ведь "чу­жая душа — потемки”.) Причем такого мнения придерживались и некоторые уче­ные, согласно которым психологию отли­чает от других дисциплин субъективный метод, или интроспекция (“смотрение внутрь"), особое “внутреннее зрение", поз-

воляющее человеку выделить элементы, из которых образуется структура сознания. Однако прогресс психологии показал, что, когда эта наука имеет дело с явлениями сознания, достоверное знание о них дости­гается благодаря объективному методу.

Именно он дает возможность косвен­ным, опосредованным путем преобразовать испытываемые индивидом состояния из субъективных феноменов в факты науки.

Сами по себе свидетельства самонаблю­дения, или, иначе говоря, самоотчеты лич­ности о своих ощущениях, переживаниях и т.п., — это "сырой” материал, который только благодаря его обработке аппаратом науки становится ее эмпирией. Этим на­учный факт отличается от житейского.

Сила теоретической абстракции и обоб­щений рационально осмысленной эмпирии открывает закономерную причинную связь явлений.

Для наук о физическом мире это всем очевидно. Опора на изученные ими зако­ны этого мира позволяет предвосхищать грядущие явления, например, нерукотвор­ные солнечные затмения и эффекты конт­ролируемых людьми ядерных взрывов.

Конечно, психологии по своим теоре­тическим достижениям и практике из­менения жизни далеко до физики. Ее яв­ления неизмеримо превосходят физические по сложности и трудности познания. Ве­ликий физик Эйнштейн, знакомясь с опы­тами великого психолога Пиаже, заметил, что изучение физических проблем — это детская игра сравнительно с загадками дет­ской игры.

Тем не менее и по поводу детской игры, как особой формы человеческого поведе­ния, отличной от игр животных (в свою очередь, любопытного феномена), психоло­гия знает отныне немало. Изучая ее, она открыла ряд факторов и механизмов, ка­сающихся закономерностей интеллекту­ального и нравственного развития лично­сти, мотивов ее ролевых реакций, динамики социального восприятия и др.

Простое, всем понятное слово “игра" — это крошечная вершина гигантского айс­берга душевной жизни, сопряженной с глу­бинными социальными процессами, исто­рией культуры, “излучениями” таинствен­ной человеческой природы.

Сложились различные теории игры, объясняющие посредством методов науч-

8

ного наблюдения и эксперимента ее мно­гообразные проявления. От теории и эмпи­рии протянулись нити к практике, преж­де всего педагогической (но не только к ней).

От предметного знания к деятельности

Наука — это и знание, и деятельность по его производству. Знание оценивается в его отношении к объекту. Деятельность — по вкладу в запас знаний.

Здесь перед нами три переменные: реальность, ее образ и механизм его порож­дения. Реальность — это объект, который посредством деятельности (по исследо­вательской программе) превращается в предмет знания. Предмет запечатлевается в научных текстах. Соответственно и язык этих текстов предметный.

В психологии он передает доступными ему средствами (используя свой истори­чески сложившийся “словарь") информа­цию о психической реальности. Она суще­ствует сама по себе независимо от степени и характера ее реконструкции в научных теориях и фактах. Однако только благо­даря этим теориям и фактам, изреченным на предметном языке, она выдает свои тай­ны. Человеческий ум разгадывает их не только в силу присущей ему исследо­вательской мотивации (любознательности), но и исходя из прямых запросов со сторо­ны социальной практики. Эта практика в ее различных формах (будь то обучение, воспитание, лечение, организация труда и др.) проявляет интерес к науке лишь по­стольку, поскольку она способна сообщить отличные от житейского опыта сведения о психической организации человека, зако­нах ее развития и изменения, методах диаг­ностики индивидуальных различий и т.д.

Такие сведения могут быть восприня­ты практиками от ученых лишь в том случае, если переданы на предметном язы­ке. Ведь именно его термины указывают на реалии психической жизни, с которы­ми имеет дело практика.

Но устремленная к этим реалиям на­ука передает, как мы уже отмечали, накап­ливаемое знание о них в своих особых те­оретико-экспериментальных формах. Дистанция от них до жаждущей их ис-

пользовать практики может быть очень ве­лика.

Так, в прошлом веке пионеры экспери­ментального анализа психических явлений Э. Вебер и Г. Фехнер, изучая безотноси­тельно к каким бы то ни было вопросам практики отношения между фактами со­знания (ощущениями) и внешними стиму­лами, ввели в научную психологию фор­мулу, согласно которой интенсивность ощущения прямо пропорциональна лога­рифму силы раздражителя.

Формула была выведена в лаборатор­ных опытах, запечатлев общую закономер­ность. Конечно, никто в те времена не мог предвидеть значимость этих выводов для практики.

Прошло несколько десятилетий. Закон Вебера-Фехнера излагался во всех учебни­ках. Его воспринимали как некую чисто теоретическую константу, доказавшую, что таблица логарифмов приложима к дея­тельности человеческой души.

В современной же ситуации зафикси­рованное этим законом отношение между психическим и физическим стало поня­тием широко используемым там, где нуж­но точно определить, какова чувствитель­ность сенсорной системы (органа чувств), ее способность различать сигналы. Ведь от этого может зависеть не только эффектив­ность действий организма, но само его су­ществование.

Другой создатель современной психо­логии Г. Гельмгольц своими открытиями механизма построения зрительного обра­за создал теоретико-экспериментальный ствол многих ответвлений практической работы, в частности, в области медицины. Ко многим сферам практики (прежде всего, связанной с развитием детского мыш­ления) проторились пути от концепций Выготского, Пиаже и других исследовате­лей интеллектуальных структур.

Авторы этих концепций экстрагирова­ли предметное содержание психологичес­ких знаний в общении с таким объектом, как человек, его поведение и сознание. Но и в тех случаях, когда объектом служила психика иных живых существ (в работах Э. Торндайка, И.П. Павлова, В. Келера и других), знанию, добытому в опытах над ними, предшествовали теоретические схе­мы, испытание которых на верность пси­хической реальности имело своим резуль-

9

татом обогащение предмета психологичес­кой науки. Оно касалось факторов моди­фикации поведения, приобретения орга­низмом новых форм активности.

Обогащенное предметное поле науки стало почвой, быстро давшей ростки для практики выработки навыков, конструи­рования программ обучения и др.

Во всех этих случаях, идет ли речь о теории, эксперименте или практике, наука выступает в ее предметном измерении, про­екцией которого служит предметный язык. Именно его терминами описываются рас­хождения между исследователями, цен­ность их вклада и т.п. И это естественно, поскольку, соотносясь с реальностью, они обсуждают вопросы о том, обоснована ли теория, точна ли формула, достоверен ли факт.

Между ними могут быть существенные расхождения. Например, между Сеченовым и Вундтом, Торндайком и Келером, Выгот­ским и Пиаже. Но во всех ситуациях их мысль была направлена на определенное предметное содержание.

Нельзя объяснить, почему они расхо­дились, не зная предварительно, по поводу чего они расходились (хотя, как мы уви­дим, этого недостаточно, чтобы объяснить смысл противостояний между лидерами различных школ и направлений). Иначе говоря, какой фрагмент психической ре­альности они из объекта изучения превра­тили в предмет психологии.

Вундт, например, направил эксперимен­тальную работу на вычленение исходных “элементов сознания”, понимаемых им как нечто непосредственно испытываемое. Се­ченов же относил к предметному содер­жанию психологии не "элементы сознания", а “элементы мысли”, под которыми по­нимались сочетания сенсомоторных актов, т.е. форма двигательной активности орга­низма.

Торндайк описывал поведение как сле­пой отбор реакций, случайно оказавшихся удачными, тогда как Келер демонстрировал зависимость адаптивного поведения от по­нимания организмом смысловой структу­ры ситуации, Пиаже изучал эгоцентричес­кую (не адресованную другим людям) речь ребенка, видя в ней отражение “мечты и логики сновидения”, а Выготский экспе­риментально доказал, что эта речь способ­на выполнять функцию организации дей-

ствий ребенка соответственно “логике дей­ствительности”.

Каждый из исследователей превращал определенный пласт явлений в предмет на­учного знания, включающего как описа­ние фактов, так и их объяснение. И одно, и другое (и эмпирическое описание, и его теоретическое объяснение) представляют предметное “поле”. Именно к нему от­носятся такие, например, явления, как двигательная активность глаза, обегающе­го контуры предметов, сопоставляющего их между собой и тем самым произво­дящего операцию сравнения (Сеченов), бес­порядочные движения кошек и низших обезьян в экспериментальном (проблем­ном) ящике, из которого животным уда­ется выбраться только после множества неудачных попыток (Торндайк), осмыслен­ные, целенаправленные реакции высших обезьян, способных выполнять сложные экспериментальные задания, например, по­строить пирамиду, чтобы достать высоко висящую приманку (Келер), устные рас­суждения детей наедине с собой (Пиаже), увеличение у ребенка количества таких рассуждений, когда он испытывает труд­ности в своей деятельности (Выготский). Эти феномены нельзя рассматривать как “фотографирование” посредством аппара­та науки отдельных эпизодов неисчерпа­емого многообразия психической реаль­ности. Они явились своего рода моделями, на которых объяснялись механизмы че­ловеческого сознания и поведения — его регуляции, мотивации, научения и др.

Предметный характер носят также (и, стало быть, выражаются в терминах пред­метного языка) теории, интерпретирующие указанные феномены (сеченовская реф­лекторная теория психического, торндай-ковская теория “проб, ошибок и случайно­го успеха", келеровская теория “инсайта", пиажевская теория детского эгоцентриз­ма, преодолеваемого в процессе социализа­ции сознания, теория мышления и речи Выготского). Эти теории выступают как отчужденные от деятельности, приведшей к их построению, поскольку они призваны объяснять не эту деятельность, а независи­мую от нее связь явлений, реальное, фак­тическое положение вещей.

Научный вывод, факт, гипотеза соотно­сятся с объективными ситуациями, суще­ствующими на собственных основаниях, не-

10

зависимо от познавательных усилий чело­века, его интеллектуальной экипировки, способов его деятельности — теоретической и экспериментальной. Между тем объек­тивные и достоверные результаты дости­гаются субъектами, деятельность которых полна пристрастий и субъективных пред­почтений. Так, эксперимент, в котором справедливо видят могучее орудие пости­жения природы вещей, может строиться исходя из гипотез, имеющих преходящую ценность. Известно, например, что внедре­ние эксперимента в психологию сыграло решающую роль в ее преобразовании по образу точных наук. Между тем ни одна из гипотез, вдохновлявших создателей экспериментальной психологии — Вебера, Фехнера, Вундта, — не выдержала ис­пытания временем. Из взаимодействия ненадежных компонентов рождаются надежные результаты типа закона Вебе-ра-Фехнера — первого настоящего психо­логического закона, который получил ма­тематическое выражение.

Фехнер исходил из того, что матери­альное и духовное представляют “темную" и “светлую" стороны мироздания (вклю­чая космос), между которыми должно быть строгое математическое соотношение.

Вебер считал, что различная чувстви­тельность различных участков кожной по­верхности объясняется ее разделенностью на “круги”, каждый из которых снабжен одним нервным окончанием. Вундт выдви­гал целую вереницу оказавшихся ложны­ми гипотез — начиная от предположения о “первичных элементах” сознания и кон­чая учением об апперцепции как локали­зованной в лобных долях особой психи­ческой силе, изнутри управляющей как внутренним, так и внешним поведением.

За знанием, которое воссоздает объект адекватно критериям научности, скрыта особая форма деятельности субъекта (ин­дивидуального и коллективного).

Обращаясь к ней, мы оказываемся ли­цом к лицу с другой реальностью. Не с пси­хической жизнью, постигаемой средствами науки, а с жизнью самой науки, имеющей свои собственные особые “измерения” и законы, для понимания и объяснения кото­рых следует перейти с предметного языка (в указанном смысле) на другой язык.