СУБЪЕКТ. ЛИЧНОСТЬ. ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬ

Этот выход есть вопрос о цели и смысле. Понять свою самость в истинном, полном значении этого слова - значит не просто констатировать ее фактическое наличие ("Я есмь такой-то и такой-то") и не просто волевым напором утвердить ее в мире людей и вещей ("Я сам!"), а прежде всего усмотреть ее идеальную, самоценную, очевидно осмысленную необходимость бытия. Трансцендирование к этому смыс­лу, его откровение нам и есть то, что мы переживаем как "дух" или "духовную реальность", и без чего, по существу, не может обойтись наше субъективное непосредственное самобытие, наша самость.

Самость (субъективность) человека стоит, таким образом, всегда на пороге между душевным и духовным бытием, есть место, где духовное (значимое в самом себе бытие) проникает в душу. На этом основана таинственная способность человека (столь отличающая его от животного) соблюдать дистанцию в отношении самого себя, привле­кать свою непосредственную самость на суд высшей инстанции, оценивать и судить ее и все ее цели (см. [4]).

На этой способности конституируется та реальность, которую можно назвать в точном смысле этого слова личностью. "Личность есть самость, как она стоит перед лицом высших, духовных, объек­тивно-значимых сил и вместе с тем проникнута ими и их пред­ставляет, — начало сверхприродного, сверхъестественного бытия, как оно обнаруживается в самом непосредственном самобытии" [4. С. 409] (курс. - Авт.).

Эту высшую инстанцию самости (все еще самости!) - личность -имеет каждый человек и во всяком своем духовном состоянии. На этой ступени духовного развития формулой бытия для самого человека (а главное - для Другого) становится: "Я - лично!", ибо личность есть прежде всего персонализированная, самоопределившаяся самость среди других, для других и тем самым для себя. Именно личность есть то, что составляет подлинное единство нашей душевной жизни, ее субстан­циональную и вполне определенную форму.

Центральным в христианской антропологии является учение об образе Божием в человеке (подробнее см. в гл. "Основания хрис­тианской антропологии"). Это есть главная правда, главное откровение о человеке с позиции христианского сознания. Именно в раскрытии этой правды на первый план и выдвигается начало "личности" как основное выражение образа Божия в нас. "Личность в человеке ограничена его включенностью в природу, но в самом человеке все личностно. Начало личности проникает собой все существо человека, а не находится как-то рядом с ним" [3. С. 45]. В человеке все потому и личностно, что все соотнесено с духовным началом, что потенциально человек всегда и во всем духовен. Духовность в человеке не есть какая-то отдельная сфера, не есть особая надпсихофизическая жизнь, а есть сама основная жизнь в человеке, проводником которой вовне и являются психическая и телесная сферы. Потому в человеке все и личностно, что все целостно и в своей целостности неповторимо и абсолютно единично. Но именно эта целостность, "эта нерасторжимо единичная связность духовной стороны с психофизической жизнью осмысливается до конца лишь в понятии "личность" взятом не в своих социологических измере­ниях, а в своем духовном бытии.

Тайна человека как личности, делающая его потенциально беско­нечно богатым и в то же время актуально незавершенным, заклю­чается в главной способности подлинной личности рефлектировать саму себя, возвышаться над собой, быть по ту сторону самой себя, по ту сторону всякого фактического своего состояния, даже своей факти­ческой общей природы. Работа, культивирование этой способности и поднимает, вводит человека на следующую ступень духовного бытия -ступень индивидуальности.

Человек как индивидуальность раскрывается в самобытном автор­ском "прочтении" социальных норм жизни, в выработке собственного, сугубо индивидуального (уникального и неповторимого) способа жизни, своего мировоззрения, собственного ("необщего") лица, в следовании голосу собственной совести. К сожалению, в традиционной психологии понятие "индивидуальность" производно от понятия "индивид", где индивидуальность есть бесконечное множество единичных особеннос­тей и специфических черт отдельности, вплоть до капризной самости и "ндрава" (Ф.М. Достоевский). В то время как, с духовной точки зрения, "индивидуальность" есть становящееся (возрастающее) качество ду­шевной жизни в процессе ееиндивидуации, приводящей человека в целом к его уникальности и неповторимости.

Индивидуализация душевной жизни есть кардинальная и глубо­чайшая инверсия (обращение) персонального духа, пристрастное и неус­танное "рассекречивание" собственной самости, которая зачастую скла­дывалась не по воле и ведению самого человека.

Индивидуализация бытия человека, трансцендирование человечес­кой самости вовнутрь, в глубины субъективности, и высвечивание ее, есть условие встречи с бесконечностью духовного царства, с беско­нечностью Универсума, в котором впервые конституируется подлинное "Я", формируется действительно полное, свободное "бытие-у-самого-себя". Здесь речь уже идет не о свободе чистой непосредственности, фактически известной и животным (которая на самом деле оккупирует нашу самость), и не о свободе самоопределения (которое всегда предполагает борьбу и преодоление в личности, а значит - и несво­боду), а об истинном, окончательном освобождении, где даже пре­дельная индивидуальность жертвует своею уникальной единичностью "за други своя" и потому становится причастной бесконечному уни­версальному Бытию. Именно здесь впервые открывается потенциаль­ная эквивалентность человека Миру, вся полнота человеческой реаль­ности как духовного микрокосма.

Самое существенное и глубинное в духовной жизни человека как раз и заключается в его искании Бесконечного и Абсолютного. Это искание "есть неистощимый и неистребимый источник вечной жизни, присущий духу, который не затихает и не замирает и у тех, кто в своем сознании отвергает все Абсолютное и Бесконечное [3. С. 50]. Тайна духовности человека (как личности и индивидуальности), таким обра­зом, окончательно раскрывается в его универсальности. Ибо вселен­ское и бесконечное с максимальной адекватностью получают свое выражение в определенной точке с ее единственностью и абсолютным своеобразием; и наоборот: лишь то, что может быть признано истинно личным "бытием-для-себя", может воспринять и выразить бесконечное.

"Сущность всеединства как духа, как реальности самоценного и самозначимого бытия обретает последнюю определенность лишь в конкретной индивидуальности... Подлинно конкретная всеобщность совпадает с подлинной конкретностью индивидуального, подлинная общая правда совпадает с жизнью" [4. С. 414].

Все сказанное выше - лишь самые общие представления о реаль­ности духовного бытия; те представления, сквозь которые просвечи­вает интуитивная уверенность в возможности психологического взгляда на явление и явленность "в миру" духовной ипостаси человека. "Учение о примате духовного начала в человеке ставит вопрос о феноменологии духа в смысле ступеней его раскрытия в эмпирической жизни человека, т.е. ставит вопрос о ступенях и формах духовной жизни у ребенка, у отрока и юноши" [3. С. 103]. (А также, добавим, взрослого и старика.)

Ведь кардинальные перемены происходят не только у молодого человека: не менее драматичны и остры коллизии зрелого и пожилого возрастов.

В свете понятий христианской антропологии ребенок с самого начала - уже человек, несущий в себе образ Божий, а значит, и духовное начало, и его воплощение - начало личности, укорененное в Боге. Тема детства — это исходные условия развития личности, рас­крытия ее духовных сил - разума и свободы, творчества и само­данности, радости и ответственности. Духовная сфера и личность неразрывно связаны и представляют подлинную целостность. И хотя духовное бытие не производно (т.е. не рождается в эмпирических процессах души и тела), оно все-таки нуждается для своего воплощения в эмпирическом материале. Эта тема чрезвычайно важна для всей психологии и педагогики развития человека. Как эмпирическое разви­тие одушевляется и направляется духовным началом, так и духовное становление нуждается в эмпирии, которой оно опосредствуется в своем выражении. Принципиально важно: духовность не рождается из эмпирического развития, не созидается им, а только - опосредствуется; и в этом смысле эмпирия жизни имеет прежде всего инструментальное значение в духовном становлении человека.

СУБЪЕКТИВНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

Традиционная психология как раз и изучала эту эмпирическую проявленность личности в поведении и действиях человека, отчуждая его духовное начало в сферу культуры и общечеловеческих ценностей, утратив тем самым истинный масштаб реальности. Но уже сегодня встает фундаментальная проблема поиска тех категорий, которые удерживали бы в себе ("неслиянно-нераздельно") духовность человека и ее эмпирические манифестации и воплощенность. Такой категорией может быть понятие о субъективной реальности, которое есть пре­дельно общее обозначение формы существования и принципа органи­зации человеческой реальности (как непосредственное самобытие че­ловека). Как общий принцип существования человеческой реальности субъективность (самость) обнаруживает себя в способности человека встать в практическое отношение к своей жизнедеятельности и находит свое высшее выражение в рефлексии.

Именно поэтому феномен субъективности должен быть поставлен в самый центр всей психологической проблематики человека - его телесного существования, душевной жизни, духовного бытия. Этим выбором утверждается, что субъективность в природе человека есть реальный факт, а не умозрительная конструкция. Более того, из всех фактов, с какими имеет дело человекознание, ни один из них не является столь кардинальным для понимания сути человека.

Категория субъективности - это та основа, которая позволяет развернуть и панораму, и перспективу наших представлений о человеке, становящемся и определяющемся в универсуме; о человеке, обретающем образ человеческий во времени не только личной биографии, но и мировой истории, в пространстве не только наличного сознания и наличной цивилизации, но и универсального мира культуры.

Субъективность составляет родовую специфику человека, прин­ципиально отличает собственно человеческий способ жизни от всякого другого. Философский анализ установил фундаментальный факт чело­веческой субъективности: для нее не существует однопорядковых, равнозначных явлений, с которыми она находилась бы в причинно-следственных отношениях (ни природно-телесных, ни социокультурных). Она либо есть, либо ее нет. Для субъективности невозможно указать совокупность порождающих ее внешних причин, условий, обстоятельств; ее природа и специфическое отличие от других про­цессов и явлений объективного мира состоит именно в отношении к ним, ко всему внешнему; ее специфика состоит в самопричинении и самообусловленности (см. [1]).

С этой точки зрения источник субъективности связан с карди­нальным изменением механизмов жизнедеятельности живых существ, с возникновением способности человека превращать собственную жизне­деятельность в предмет практического преобразования. Это - тот фундаментальный поворот в живой природе, на котором общее свойст­во самоорганизации живых систем уступает место механизму самоконт­роля. Здесь впервые возникает отношение к самому себе, становится самость, субъективность с ее имманентной способностью "быть для себя", что и позволяет однажды человеческому индивиду стать дейст­вительным субъектом, самостоятельным распорядителем собственной жизни.

Таким образом, предельно обобщая, можно сказать: в человеке субъективно все то, что является основой и возможности, и способности его становиться в практическое отношение к своей жизни, к самому себе; соответственно - все то в человеке, что остается за пределами такого отношения, является объектным (фактически - природным), еще только могущим стать фактом предстоящей ему его собственной жизнедеятельности. Однако, утверждая, что субъективность в природе человека есть настоящий факт, следует ответить на вопросы: Как она возможна? Как ее понять, как выразить в системе понятий?

Для ответа на эти вопросы необходимо совершить достаточно непростое преодоление укоренившейся в нас физикалистской установки на то, что изучаемые явления вполне могут быть описаны в логике причинно-следственных связей. Это не очевидно уже применительно к природным объектам, при изучении же человеческой реальности мы вынуждены специально вводить и постоянно учитывать еще два типа детерминации: целевую и ценностную. Только в пространстве этих координат появляется действительная возможность адекватно реконст­руировать ход развития некоторого явления, а тем самым - понимать его. Почему так?

Прежде всего потому, что современное человекознание убедитель­но показало: развитие человека, его субъективности, всего психологи­ческого строя - это одновременно и естественный, и искусственный процесс. В принципе вполне возможно для естественной составляющей "развития" сохранить традиционное обозначение ее как "процесса", а для искусственной составляющей - ввести специальное ее обозначение как "деятельность развития". Представлений о развитии как процессе и как деятельности почти достаточно для описания всего континиума исторических (биографических) изменений человеческой реальности в рамках определенных ценностных оснований, целевых ориентиров и временных интервалов. Совокупность данных представлений позволяет не только прокламировать культурно-историческую обусловленность развития субъективности, внутреннего мира человека, но прямо вводить исторический контекст в сам "текст" этого процесса, в его содержание и способ организации.

Иными словами, собственно развитие в данном случае может быть представлено двояким образом: по схеме процесса (как временная последовательность ступеней, периодов, стадий) и по структуре дея­тельности (как совокупность ее способов и средств, где следование их друг за другом имеет не временную, а целевую детерминацию). Одна­ко необходимо ввести особое — третье — представление: развитие — как кардинальное структурное преобразование того, что развивается; как сдвиг, акт, "метаморфоз", скачок, которые по сути своей не сводимы ни к процессуальным, ни к деятельностным характеристикам (ни к временным, ни к целевым детерминантам).

Конечно, феномен сдвига, скачка в развитии можно продолжать описывать по схеме "микропроцессов" или по структуре "микродеятельностей", все более и более уходя в дурную бесконечность. Честнее и целесообразнее признать эти феномены сверх- или внеестественными, иноприродными для человеческой субъективности в ее историко-культурной развертке.

Здесь необходим выход в особую реальность бытия человеческой субъективности, поиск особых детерминант ее становления; и именно отсюда впервые оказывается возможным вести речь о развитии третьего рода - о саморазвитии, т.е. о развитии человеком своей собственной самости. В самом общем виде эту особую реальность можно обозначить какдуховную реальность.

Таким образом, следует признать принципиальную недостаточность чисто объективистских представлений о "развитии вообще" и о психи­ческом развитии - в частности. С определенного момента и при опре­деленных условиях в психологическое рассмотрение необходимо вво­дить представление о саморазвитии субъективности и ее духовном измерении.