РЕАЛЬНОСТЬ СУБЪЕКТИВНОГО ДУХА

При всех многочисленных исторических попытках создать целост­ную систему рационального знания о духе - нечто вроде "психологии духа" - к настоящему времени пневмология как научная дисциплина так и не сложилась. Субъективный дух, духовность человека оказывались либо предметом чисто философских спекуляций, либо той живой реаль­ностью, которая подлежала религиозному "окормлению", либо на край­ний случай - ценностной характеристикой явлений человеческой культуры.

Такие хорошо всем известные символы человеческой реальности, как "внутренний мир", "субъективность", "самость", "внутреннееЯ","собственно человеческое в человеке", являясь подлинным ключом в поиске оснований духовного становления человека, научной психо­логией старательно избегались. Подобно тому, как в свое время И.П. Павлов накладывал запрет на психологические интерпретации физиологических явлений, традиционная психология накладывает "табу" на духовный радикал человеческой реальности. Атеистическая научная психология и не может поступать иначе: в качестве своего предельного объекта изучения она всегда полагала только "психику", "психическое как таковое", достаточно определенное и обособленное от других реалий, так сказать, от "психики" дождевого червя до психики человека. В разных психологических школах в разное время в изучении психического делался акцент либо на его качестве, либо на функциях, либо на структуре, либо на предметном содержании, а подчас на всем этом вместе взятом. Но всегда психическое рассматривалось как тако­вое в своих достаточно жестких границах.

И хотя со временем область исследований природы психического расширялась, однако тотальная ориентация на идеологию материа­лизма сконцентрировала большинство экспериментальных и теорети­ческих разработок на одном полюсе - на стыке, так сказать, "души" и "тела". Само по себе это имело большое значение: произошел прорыв за пределы замкнутого, феноменального мира психического как такового.

Казалось бы, вполне оправдана экспансия психологии и к другому полюсу человеческой реальности - к формам его духовного бытия. Только в этом объемлющем интервале (телесное существование - духовное бытие) можно было выявить и саму природу, и жизненный статус психического (само существо душевной жизни). Однако и по сей день научная психология (в своей исследовательской, теоретической части) лишь приглядывается, осторожно примеривается к духовной реальности - той реальности, само существование которой в отечест­венной психологии долгое время вообще отрицалось. А если духовная реальность и допускалась, то лишь в виде продуктов культуры, форм искусства, норм общежития и т.п. Психология искусства, психология религии были скорее "психологической археологией", которая по ве­щественным останкам пыталась восстановить духовное творчество коллективных субъектов, но не духовную ипостась конкретного человека. То же, но с некоторыми оговорками, можно отнести и в адрес западной психологии при всей ее, казалось бы, идеологической раскре­пощенности: духовная реальность (как реальность человеческая) также исключалась из научного рассмотрения.

Сегодня ситуация постепенно меняется. Психология начинает ин­тенсивно осваивать наследие (и мировое, и отечественное) религиозной философии, духовного опыта исповедников веры, подвижников духа, расширять опыт работы с субъективным миром человека, его созна­нием, а главное - строить новый взгляд, новое видение человеческой реальности в ее субъективной проекции. Появление второго полюса психологической предметности - духовности - открывает перед психо­логией перспективу стать подлинным лидером, а во многом и законо­дателем в системе наук о человеке.

ДУХОВНОСТЬ И ДУШЕВНОСТЬ

В философско-психологической литературе духовное начало чело­века, как правило, связывают с общественным и творчески-созида­тельным характером его жизнедеятельности, с включенностью чело­века в мир культуры. Поэтому узкопсихологический взгляд на чело­века, а человек при таком подходе является ограниченным, предстает как отдельность (выделенность из рода) по своим индивидо-своеобразным свойствам и качествам, как система множества психологических способностей и механизмов. В действительности же внутренний мир человека имеет многообразные связи и отношения со всем универсумом человеческой культуры, и именно здесь он обретает свой смысл и духовное измерение.

Духовность относится к родовым определениям человеческого спо­соба жизни. Возможны разные ее понимания. Будем исходить из сле­дующего. Дух есть то, что связывает отдельного индивида, субъек­та психической деятельности, личность человека со всем человеческим родом во всей развертке его культурного и исторического бытия. Духовность придает смысл жизни отдельному человеку, в ней человек ищет и находит ответы на вопросы: зачем он живет, каково его назна­чение в жизни, что есть добро и зло, истина и заблуждение, красивое и безобразное и т.п.

Духовное встраивается в царство предметного мира как транс­субъективное, как производное от исторического взаимодействия и суммирования деятельностей бесчисленных исторических субъектов; оно представляет собой в высшей степени сложную совокупность конкретных духовных норм и ценностей. С общекультурной точки зрения духовность представляет собой идеальный комплекс норм, ко­торые противостоят субъекту и обществу не как данность, а как заданность и требование.

Однако неправильно было бы мыслить духовность человека толь­ко как содержание высших образцов человеческой культуры (в виде общественно-исторических норм и ценностей). Через предметное содер­жание даже высших образцов культуры, имеющих общеродовой харак­тер, индивидуальный дух не улавливается. У нас появляется уверен­ность, что он есть, но что он есть и как он возможен – остается неизвестным.

Неправильно было бы понимать духовность также и как новую ступень усложнения индивидуальных психических функций и способ­ностей, как средоточие всех функций сознания, сконцентрированных в единой индивидуальности, как более высокий уровень развития всех предшествующих свойств психического, вершина и предельная утон­ченность душевности. По остроумному замечанию М. Шелера, с точки зрения интеллекта различие между Эдисоном (как только механиком) и умным шимпанзе необычайно велико, но лишь в степени. И даже, если все субъективные способности человека произвольно возрастут до бесконечности, все равно это еще не духовность, это все еще степень, а не существо различий, не другой способ бытия.

Принцип, делающий человека собственно человеком, вообще ле­жит вне всего того, что и с внутренне-психической, и внешне-витальной сторон мы могли бы назвать человеческой жизнедеятельностью. То, что делает человека человеком, есть принцип, противоположный всей наличной жизни; как таковой, он вообще не сводим к "естественной эволюции жизни", а если его к чему-то и можно возвести, то только к высшей основе самих вещей, по отношению к которой и сама жизнь является лишь частной ее манифестацией. Этот принцип, который включает в себя и понятие разума, и мышление в идеях, и созерцание, и такие эмоционально-волевые акты, как доброта, любовь, раскаяние, М. Шелер обозначает понятием "дух".

Если главное в понятии индивидуального духа (а именно он и есть новый принцип бытия человека) - сделать особый род знаний, особый способ существования, которые может дать только он, то тогда основ­ным определением "духовности" оказывается личная независимость от всего органического (телесного) и неорганического (обыденного), свобода от принуждения и давления всего, что относится к "жизни", в том числе и от "душевных структур", ее влечений, пристрастий и прельщений. И это есть подлинная внутренняя, духовная свобода, т.е. свобода именно духа (который "дышит, где хочет"), а не души и не тела.

По словам замечательного русского философа И.А. Ильина, ни тело, ни душа человека не свободны; они связаны законами вре­мени и причинами вещественной природы; можно не знать о них или забыть об их действии, но освободиться от них невозмож­но. И только духу человека доступна свобода, и ему подобает свобода. Он имеет дар — вывести себя внутренне из любого жизненного содержания, противопоставить его себе, оценить его, избрать или отвергнуть.

Духовное бытие, таким образом, начинается и существует там, где начинается освобождение человека от всякой поглощеннос­ти, от оккупации чужой и главное - собственной самостью. Свобо­да поэтому есть модальное (фактически - инструментальное), а не предметно-содержательное определение духовного бытия чело­века; она есть сила, энергия порыва в самоопределении к луч­шему и высшему. Дух есть любовь к качеству и воля к совершен­ству во всех областях жизни. И потому само духовное бытие определимо и описуемо лишь в его значении для нас и в его действии на нас, но не в том или ином содержании человеческой культуры самом по себе.

Как способ, как образ бытия в целом духовность открывает человеку доступ к любви, совести и чувству долга; к праву, правосознанию и государственности; к искусству и художествен­ной красоте; к науке, к молитве и религии. Только она может ука­зать человеку, что есть подлинно главное и ценнейшее в его жизни; дать ему нечто такое, чем стоит жить, что стоит жертвы. Ведь "жить стоит только тем и верить стоит в то, за что стоит бороться и умереть" (курс. - Авт.), ибо смерть есть истинный и высший критерий для всех жизненных содержаний [2. С. 52]. А то, что не стоит смерти, то, с духовной точки зрения, не стоит и жизни.

Человеку даны от Бога определенный способ телесного су­ществования, особая форма душевной жизни и интегрирующий че­ловеческую реальность принцип духовного бытия, которые могут быть удержаны одновременно в едином представлении об индивидуальном духе. Всякая психология и всякая педагогика, которые пытаются игнорировать личную определенность, самодеятельность и са­моценность человеческого существа, вступают на ложный путь. Ложность обнаруживается в наступающем очень быстро паде­нии качества жизни как отдельного человека, так и сообщества в целом: снижаются уровень внешне-телесного существования (вплоть до органических заболеваний), уровень душевной диффе­ренцированное™ (вплоть до "первобытной" упрощенности душев­ного строя), качество всей жизни (труда, творчества, нравственности). И это верно на всех этапах жизненного пути человека - и в младенчестве, и в старости. Именно с культивированием инди­видуального, личного духа связано само творение и возрастание качества жизни.

Духовность субъекта, индивидуальный дух представляет собой ответственное принятие и следование высшим образцам совокупной че­ловеческой культуры; переживание нравственных норм общежития как внутреннего "категорического императива"; усвоение высших цен­ностей родового бытия человека как своих собственных. Можно ска­зать, что человек духовен в той мере, в какой объективный и абсолютный дух стали его субъективным (индивидуальным) духом. И именно поэтому в наивысшей степени духовность обнаруживает себя и становится способом жизни человека, когда он вступает в личные отношения с Богом - поистине высшей основы всего бытия человека и всего Универсума.

Индивидуальный дух человека предстает в различных об­ликах, раскрывающих не только различные стороны, но и уров­ни человеческой реальности. Можно говорить о таких обликах субъективного духа, как личностное (целостное), индивидуальное (единично-уникальное) и универсальное (родовое) бытие человека. Они являются и ступенями становления духовного мира человека, мерой освоения и принятия им духовного опыта человечества, ме­рой его духовности в целом. Их предпосылкой, основой является душевная жизнь человека, его субъектность. Многообразные ду­шевные способности, механизмы душевной жизни выступают орга­нами становления и способами реализации духовности человека, где и сами эти способности продолжают совершенствоваться и утон­чаться.

Иными словами, становление человека субъектом собственной жизнедеятельности (освоение норм и способов человеческой деятель­ности, правил и максим общежития, основных смыслов и ценностей совместной жизни людей) есть предпосылка и предыстория становления индивидуального духа человека. Это та основа, площадь опоры, на которой начинает осуществляться конвергенция (схождение воедино) всей предшествующей психологической организации человека. И понятно почему.

Душевная жизнь (во всем ее богатстве и многообразии) в ка­честве субъективного непосредственного самобытия (бытия самости) есть целый особый мир и в этом смысле непосредственно очевидная реальность. Однако в этой своей непосредственности и очевидности ду­шевная жизнь все же не есть окончательная, в самой себе завершенная, полноценная реальность. Иллюстрацией здесь могут быть известные переживания подросткового, а впоследствии и юно­шеского кризисов, которые связаны с обнаружением того, что в собственном "Я" ничего собственного нет, а есть только присвоенное из внешней культуры, что в пределах собственной жизни собственного смысла нет (есть лишь окружающие чужие смыслы). Кризис иден­тичности, аутотентичности и есть симптом безосновности, незавер­шенности, своеобразной призрачности собственной самости, который показывает насколько настоятельно, остро требуется выход (трансцендирование) души за свои собственные пределы.