Не все то золото, что блестит. 8 страница

С одной стороны, Гринев, Маша и Швабрин являются обычными персонажами романа, такими же как и остальные. С другой – их образы имеют символическое значение. Маша – образец душевной чистоты и нравственной высоты, в философском плане она воплощает собой добро. Швабрин не совершает ни одного доброго поступка, не произносит ни одного правдивого слова. Душа Швабрина мрачна, ему не ведомо добро, то есть этот образ выражает в романе зло. Мысль автора, которую он через сюжет о любви хочет донести до читателя, заключается в том, что стремление Швабрина жениться на Маше означает стремление зла укрепиться в жизни людей, быть признанным добром. Гринев же получает в романе высокий статус героя, представляющего всех людей. Именно человек должен сделать выбор между добром и злом, спасти добро, как Гринев спас Машу. А зло стремится этому воспрепятствовать, поэтому Швабрин всеми силами старается разлучить Гринева и Машу. Таков смысл нравственно-философской притчи, лежащей в основе любовной линии романа. Таким образом, Пушкин утверждает, что разрешение исторического и личного конфликтов лежит в нравственной сфере, зависит от душевного выбора человека.

Историческое и вымышленное в романе

В романе «Капитанская дочка» Пушкин воссоздает российскую действительность XVIII века, времени Пугачевского восстания с большой точностью в обрисовке характеров и деталей. В этом писатель следует лучшим традициям исторических романов, главным образом шотландского романиста Вальтера Скотта. Однако новизна в разработке исторической темы Пушкина состояла в том, что он досконально, как ученый, изучил историческую эпоху, и глубоко, как художник, проникся ее духом. Такой подход отразился в написании Пушкиным двух произведений – исторического и художественного. Следовательно, во всех эпизодах, во всех образах романа можно увидеть точную историческую основу. Пушкин во всех случаях стремится сохранить верность исторической правде, когда же в художественных целях писатель должен отступить от фактов, он сохраняет дух истории и в детали, и в характере героя. Например, капрал Белобородов не мог быть участником встречи Пугачева с Гриневым в Бердской слободе: судя по историческим свидетельствам, он примкнул к самозванцу позже, – но озлобленность этого характера потребовала его участия в сцене.

Для всей структуры романа и его идеи важно, что вымышленным героям любовного сюжета – Гриневу и Маше – помогают герои, чьими прототипамистали исторические личности – Пугачев и Екатерина II. Характеры Петра Гринева и Маши Мироновой собраны по крупицам из множества характеров времени, в них отражены лучшие качества простых русских людей. Так вымышленные герои правдиво и с огромной точностью передают время. Исторические лица в описании Пушкина утрачивают официальность и приобретают живые, личностные черты. Хотя в основе этих образов лежит принцип историзма, например, при изображении Пугачева точно воспроизводится его поведение во время захвата крепости, обстоятельства казни, отношение к нему казаков-повстанцев, а при создании образа императрицы в финале романа писатель опирается на знаменитый портрет Е.Л. Боровиковского, Пушкин придает характерам и индивидуальные черты. Поэтому плутовское соседствует в Пугачеве с грозной внешностью, человеческое – со свирепостью, а в Екатерине II царская властность сочетается с мягкостью, строгость – с милосердием.

Изображение исторических лиц в романе передает традиционное народное представление о правителях, в котором сочетается преклонение перед властью и желание справедливости. Чертами мудрых монархов наделены царица Екатерина II и крестьянский государь Пугачев. Поэтому Пушкин показывает сцены с их участием как бы глазами простого человека: эти сцены емкие, выразительные, в них явно проявляется отношение народа к монарху. Эти сцены можно сравнить с лубочными картинами, столь любимыми в народе.

Если в изображении Екатерины II и Пугачева выражена надежда на мудрую власть, то в союзе Петра Гринева и Маши Мироновой – вера в то, что раскол русского мира будет преодолен через любовь двух потомков истинно русских, старинных родов. Залог мирной и счастливой жизни народа состоит в сохранении чистоты Маши Мироновой – капитанской дочки.

В

1. Согласны ли вы с утверждением, что любовная история Гринева и Маши Мироновой развивается в соответствии со сказочными традициями? Какие еще «сказочные» приметы встретились вам в романе? Какова их роль? Как они соотносятся с идеей и пафосом произведения?

2. Какие испытания выпали на долю влюбленных? Что помогло им выстоять и сделать верный нравственный выбор?

3. Какова роль образа Швабрина в романе?

4. Как проявилось новаторство Пушкина в воплощении исторической темы в художественном произведении?

5. В чем особенность создания Пушкиным образов реальных исторических лиц? Отвечая на вопрос, приводите примеры из текста произведения.

Ж

1. Исторические события и образы исторических деятелей в творчестве Пушкина.

2. Образ молодого дворянина в изображении Пушкина (сопоставительный анализ романов «Дубровский» и «Капитанская дочка»).

Иван Сергеевич Тургенев

Портрет

(1818-1883)

Размышляя над высказыванием, найдите ответы на вопросы:

· Меняется ли отношение героя к любви? Проследите по тексту.

· Кто виноват в разрыве отношений между героем и Асей? Обоснуйте свою точку зрения.

· Как вы думаете, почему во всех произведениях Тургенева подлинность характера человека проверяется («испытывается») именно любовью?

_____________________

В 1832 году Тургенев опубликовал свое первое значительное произведение – сборник рассказов и повестей «Записки охотника». В нем писатель ярко показал многообразие жизни российской провинции и крестьянского быта. Главным достижением «Записок охотника» было глубокое и правдивое изображение русского национального характера. Впервые в русской литературе крестьяне изображались как центральные герои произведения.

«Записки охотника» ознаменовали новый период в творчестве Тургенева: писатель нашел свой оригинальный стиль, определил основные темы своих произведений: русская национальная жизнь, судьба поместного дворянства, современный человек и самая глубокая, общая тема – любовь. Наиболее плодотворным временем в творчестве Тургенева стали вторая половина 1850-х – начало 1860-х годов: писатель создал четыре романа из современной жизни и семь повестей, изображающих характер и судьбу современного человека. Среди них выделяются романы «Рудин» (1856), «Дворянское гнездо» (1859), «Отцы и дети» (1862), повести «Ася» (1858), «Первая любовь» (1860).

В произведениях Тургенева тех лет отразилось время коренных перемен в русском обществе. Поражение в Крымской войне, глубочайший кризис в государстве, отмирание крепостнического режима, смерть царя Николая I и воцарение Александра II Освободителя, начало реформ в стране и, наконец, царский указ об отмене крепостного права 19 февраля 1861 года – эти события стали началом новой эпохи в России, повлияли на жизнь и мировоззрение общества. На передний план в русской литературе выходят гражданские темы: помимо Тургенев, в эти годы к ним обращаются прозаик И.А. Гончаров, поэт Н.А. Некрасов, драматург А.Н. Островский, эти темы занимают важное место в произведениях Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого.

Главной проблемой в романах и повестях Тургенева стал выбор человеком своей позиции и жизненного поведения в изменяющихся исторических условиях. Так, в романе «Рудин» герой стремится к общественной деятельности, которая должна воплотить в жизнь его взгляды и идеалы, но терпит поражение. Герой романа «Дворянское гнездо» ищет возможность гармоничного соединения в своей жизни личного счастья, душевного покоя и устоявшегося, традиционного поместного дворянина. Смена эпох русской жизни отражена в романе «Отцы и дети», главным героем которого стал человек нового времени, человек совершенно нового мировоззрения и трагической судьбы – Базаров.

В центре каждого из этих романов находится любовный конфликт, ведь именно любовь и способность героя любить определяют его жизнь. Появление у человека чувства любви – это воспитание его души. Такова идея повести Тургенева «Первая любовь». В повести «Ася» любовь и выбор человека – равнозначные понятия, любовь становится главным жизненным уроком героя.

Б

1. Вспомните, какой рассказ из цикла «Записки охотника» вы читали и анализировали на уроках литературы. Подтвердите на примере этого произведения справедливость утверждения: «Главным достижением “Записок охотника” было глубокое и правдивое изображение русского национального характера. Впервые в русской литературе крестьяне изображались как центральные герои произведения».

2. Какова главная проблема повестей и романов Тургенева? Как она связана со временем создания этих произведений?

3. Какую роль в творчестве Тургенева играет любовный конфликт?

Повесть И.С. Тургенева «Ася»

Повесть «Ася» была опубликована в 1858 году в журнале «Современник». Тургенев написал повесть осенью 1857 года, в то время когда находился в Германии и жил в городе Зинциг. Этот факт нашел отражение в тексте: «…лет двадцать тому назад я проживал в немецком небольшом городке З, на левом берегу Рейна». Таким образом, в основу описания мыслей и чувств героя, создания портретов, пейзажа, бытовых деталей легли свежие впечатления, современные характеры и обстановка. И хотя повесть представляет собой воспоминания героя-рассказчика, события в ней показаны и как отдаленные во времени, и как современные, происходящие сейчас. Такой литературный прием позволяет, с одной стороны, непосредственно передать историю встречи героя и героини и, с другой, – посмотреть на нее со стороны, осмыслить.

Особенное значение имеет то, что основой сюжета «Аси» послужил факт биографии писателя: Тургенева переживал из-за судьбы его внебрачной дочери Полины. Она в значительной степени явилась прототипом главной героини повести. Однако личная история получила у писателя обобщение, то есть Ася одновременно образ индивидуальный, является конкретной личностью, и типичный, представляющий девушку определенной судьбы и психологии.

Герой повести – молодой русский дворянин, без особой цели путешествующий по Европе. Он умен, образован, красив, обладает душой и воображением, богат и беззаботен. Его встреча с братом и сестрой Гагиными происходит в ту пору жизни героя, когда он еще выбирает дело, которым должен заняться. Однако герой еще не знает себя: он должен совершить поступок, сделать важный выбор, чтобы проявилась его воля, характер. Поэтому встреча с Асей явилась испытанием жизненной силы героя, его душевной зрелости. В этом отразилась общественная проблематика повести, поскольку герой повести – герой времени, и его способность к решительному проступку особенно важна в эпоху перемен в России.

Повесть была с восторгом встречена читателями, критиками и писателями. Так Н.А. Некрасов писал, что «Ася» – «чистое золото поэзии», критики отзывались о ней как о самом совершенном произведении Тургенева. Писатель и критик Н.Г. Чернышевский посвятил повести статью «Русский человек на rendez-vous», в которой, отмечая художественные достоинства произведения, основное внимание уделил социальной характеристике личности героя. Однако повесть «Ася», несмотря на разные подходы к ее объяснению, – прекрасная история об удивительной девушке и любви.

Б

1. Благодаря какому художественному приему Тургеневу удалось в повести «Ася» непосредственно передать историю встречи героя и героини и посмотреть на нее со стороны?

2. Как вы понимаете утверждение о том, что Ася – образ одновременно и индивидуальный, и типичный?

3. Почему герой повести «Ася» назван в прочитанном вами тексте героем времени?

Ася

А

Прочитайте повесть «Ася». Проследите, как изменялись отношения героев и разделите повесть на части: знакомство, интерес, влюбленность, любовь, расставание.

I

Мне было тогда лет двадцать пять, – начал H. H., – дела давно минувших дней, как видите. Я только что вырвался на волю и уехал за границу, не для того, чтобы «окончить мое воспитание», как говаривалось тогда, а просто мне захотелось посмотреть на мир божий. Я был здоров, молод, весел, деньги у меня не переводились, заботы еще не успели завестись – я жил без оглядки, делал что хотел, процветал, одним словом. Мне тогда и в голову не приходило, что человек не растение и процветать ему долго нельзя. Молодость ест пряники золоченые, да и думает, что это-то и есть хлеб насущный; а придет время – и хлебца напросишься. Но толковать об этом не для чего.

Я путешествовал без всякой цели, без плана; останавливался везде, где мне нравилось, и отправлялся тотчас далее, как только чувствовал желание видеть новые лица – именно лица. Меня занимали исключительно одни люди; я ненавидел любопытные памятники, замечательные собрания, один вид лон-лакея возбуждал во мне ощущение тоски и злобы; я чуть с ума не сошел в дрезденском «Грюне Гевёлбе». Природа действовала на меня чрезвычайно, но я не любил так называемых ее красот, необыкновенных гор, утесов, водопадов; я не любил, чтобы она навязывалась мне, чтобы она мне мешала. Зато лица, живые, человеческие лица – речи людей, их движения, смех – вот без чего я обойтись не мог. В толпе мне было всегда особенно легко и отрадно; мне было весело идти, куда шли другие, кричать, когда другие кричали, и в то же время я любил смотреть, как эти другие кричат. Меня забавляло наблюдать людей... да я даже не наблюдал их – я их рассматривал с каким-то радостным и ненасытным любопытством. Но я опять сбиваюсь в сторону.

Итак, лет двадцать тому назад я проживал в немецком небольшом городке З., на левом берегу Рейна. Я искал уединения: я только что был поражен в сердце одной молодой вдовой, с которой познакомился на водах. Она была очень хороша собой и умна, кокетничала со всеми – и со мною, грешным, – сперва даже поощряла меня, а потом жестоко меня уязвила, пожертвовав мною одному краснощекому баварскому лейтенанту. Признаться сказать, рана моего сердца не очень была глубока; но я почел долгом предаться на некоторое время печали и одиночеству – чем молодость не тешится! – и поселился в З.

Городок этот мне понравился своим местоположением у подошвы двух высоких холмов, своими дряхлыми стенами и башнями, вековыми липами, крутым мостом над светлой речкой, впадавшей в Рейн, – а главное, своим хорошим вином. По его узким улицам гуляли вечером, тотчас после захождения солнца (дело было в июне), прехорошенькие белокурые немочки и, встретясь с иностранцем, произносили приятным голоском: «Guten Abend!»[127] – а некоторые из них не уходили даже и тогда, когда луна поднималась из-за острых крыш стареньких домов и мелкие каменья мостовой четко рисовались в ее неподвижных лучах. Я любил бродить тогда по городу; луна, казалось, пристально глядела на него с чистого неба; и город чувствовал этот взгляд и стоял чутко и мирно, весь облитый ее светом, этим безмятежным и в то же время тихо душу волнующим светом. Петух на высокой готической колокольне блестел бледным золотом; таким же золотом переливались струйки по черному глянцу речки; тоненькие свечки (немец бережлив!) скромно теплились в узких окнах под грифельными кровлями; виноградные лозы таинственно высовывали свои завитые усики из-за каменных оград; что-то пробегало в тени около старинного колодца на трехугольной площади, внезапно раздавался сонливый свисток ночного сторожа, добродушная собака ворчала вполголоса, а воздух так и ластился к лицу, и липы пахли так сладко, что грудь поневоле всё глубже и глубже дышала, и слово: «Гретхен» – не то восклицание, не то вопрос – так и просилось на уста.

Городок З. лежит в двух верстах от Рейна. Я часто ходил смотреть на величавую реку и, не без некоторого напряжения мечтая о коварной вдове, просиживал долгие часы на каменной скамье под одиноким огромным ясенем. Маленькая статуя мадонны с почти детским лицом и красным сердцем на груди, пронзенным мечами, печально выглядывала из его ветвей. На противоположном берегу находился городок Л., немного побольше того, в котором я поселился. Однажды вечером сидел я на своей любимой скамье и глядел то на реку, то на небо, то на виноградники. Передо мною белоголовые мальчишки карабкались по бокам лодки, вытащенной на берег и опрокинутой насмоленным брюхом кверху. Кораблики тихо бежали на слабо надувшихся парусах; зеленоватые волны скользили мимо, чуть-чуть вспухая и урча. Вдруг донеслись до меня звуки музыки; я прислушался. В городе Л. играли вальс; контрбас гудел отрывисто, скрипка неясно заливалась, флейта свистала бойко.

– Что это? – спросил я у подошедшего ко мне старика в плисовом жилете, синих чулках и башмаках с пряжками.

– Это, – отвечал он мне, предварительно передвинув мундштук своей трубки из одного угла губ в другой, – студенты приехали из Б. на коммерш.

«А посмотрю-ка я на этот коммерш, – подумал я, – кстати же я в Л. не бывал». Я отыскал перевозчика и отправился на другую сторону.

II

Может быть, не всякий знает, что такое коммерш. Это особенного рода торжественный пир, на который сходятся студенты одной земли, или братства (Landsmannschaft). Почти все участники в коммерше носят издавна установленный костюм немецких студентов: венгерки, большие сапоги и маленькие шапочки с околышами известных цветов. Собираются студенты обыкновенно к обеду под председательством сениора, то есть старшины, – и пируют до утра, пьют, поют песни, Landesvater, Gaudeamus, курят, бранят филистеров; иногда они нанимают оркестр.

Такой точно коммерш происходил в г. Л. перед небольшой гостиницей под вывескою Солнца, в саду, выходившем на улицу. Над самой гостиницей и над садом веяли флаги; студенты сидели за столами под обстриженными липками; огромный бульдог лежал под одним из столов; в стороне, в беседке из плюща, помещались музыканты и усердно играли, то и дело подкрепляя себя пивом. На улице, перед низкой оградой сада, собралось довольно много народа: добрые граждане городка Л. не хотели пропустить случая поглазеть на заезжих гостей. Я тоже вмешался в толпу зрителей. Мне было весело смотреть на лица студентов; их объятия, восклицания, невинное кокетничанье молодости, горящие взгляды, смех без причины – лучший смех на свете – всё это радостное, кипение жизни юной, свежей, этот порыв вперед – куда бы то ни было, лишь бы вперед, – это добродушное раздолье меня трогало и поджигало. «Уж не пойти ли к ним?» – спрашивал я себя...

– Ася, довольно тебе? – вдруг произнес за мною мужской голос по-русски.

– Подождем еще, – отвечал другой, женский голос на том же языке.

Я быстро обернулся... Взор мой упал некрасивого молодого человека в фуражке и широкой куртке; он держал под руку девушку невысокого роста, в соломенной шляпе, закрывавшей всю верхнюю часть ее лица.

– Вы русские? – сорвалось у меня невольно с языка.

Молодой человек улыбнулся и промолвил:

– Да, русские.

– Я никак не ожидал... в таком захолустье, – начал было я.

– И мы не ожидали, – перебил он меня, – что ж? тем лучше. Позвольте рекомендоваться: меня зовут Гагиным, а вот это моя... – он запнулся на мгновенье, – моя сестра. А ваше имя позвольте узнать?

Я назвал себя, и мы разговорились. Я узнал, что Гагин, путешествуя, так же как я, для своего удовольствия, неделю тому назад заехал в городок Л., да и застрял в нем. Правду сказать, я неохотно знакомился с русскими за границей. Я их узнавал даже издали по их походке, покрою платья, а главное, по выражению их лица. Самодовольное и презрительное, часто повелительное, оно вдруг сменялось выражением осторожности и робости... Человек внезапно настораживался весь, глаз беспокойно бегал... «Батюшки мои! не соврал ли я, не смеются ли надо мною», – казалось, говорил этот уторопленный взгляд... Проходило мгновенье – и снова восстановлялось величие физиономии, изредка чередуясь с тупым недоуменьем. Да, я избегал русских, но Гагин мне понравился тотчас. Есть на свете такие счастливые лица: глядеть на них всякому любо, точно они греют вас или гладят. У Гагина было именно такое лицо, милое, ласковое, с большими мягкими глазами и мягкими курчавыми волосами. Говорил он так, что, даже не видя его лица, вы по одному звуку его голоса чувствовали, что он улыбается.

Девушка, которую он назвал своей сестрою, с первого взгляда показалась мне очень миловидной. Было что-то свое, особенное, в складе ее смугловатого круглого лица, с небольшим тонким носом, почти детскими щечками и черными, светлыми глазами. Она была грациозно сложена, но как будто не вполне еще развита. Она нисколько не походила на своего брата.

– Хотите вы зайти к нам? – сказал мне Гагин, – кажется, довольно мы насмотрелись на немцев. Наши бы, правда, стекла разбили и поломали стулья, но эти уж больно скромны. Как ты думаешь, Ася, пойти нам домой?

Девушка утвердительно качнула головой.

– Мы живем за городом, – продолжал Гагин, – в винограднике, в одиноком домишке, высоко. У нас славно, посмотрите. Хозяйка обещала приготовить нам кислого молока. Теперь же скоро стемнеет, и вам лучше будет переезжать Рейн при луне.

Мы отправились. Чрез низкие ворота города (старинная стена из булыжника окружала его со всех сторон, даже бойницы не все еще обрушились) мы вышли в поле и, пройдя шагов сто вдоль каменной ограды, остановились перед узенькой калиткой. Гагин отворил ее и повел нас в гору по крутой тропинке. С обеих сторон, на уступах, рос виноград; солнце только что село, и алый тонкий свет лежал на зеленых лозах, на высоких тычинках, на сухой земле, усеянной сплошь крупным и мелким плитняком, и на белой стене небольшого домика, с косыми черными перекладинами и четырьмя светлыми окошками, стоявшего на самом верху горы, по которой мы взбирались.

– Вот и наше жилище! – воскликнул Гагин, как только мы стали приближаться к домику, – а вот и хозяйка несет молоко. Guten Abend, Madame!..[128] Мы сейчас примемся за еду; но прежде, – прибавил он, – оглянитесь... каков вид?

Вид был, точно, чудесный. Рейн лежал перед нами весь серебряный, между зелеными берегами; в одном месте он горел багряным золотом заката. Приютившийся к берегу городок показывал все свои дома и улицы; широко разбегались холмы и поля. Внизу было хорошо, но наверху еще лучше: меня особенно поразила чистота и глубина неба, сияющая прозрачность воздуха. Свежий и легкий, он тихо колыхался и перекатывался волнами, словно и ему было раздольнее на высоте.

– Отличную вы выбрали квартиру, – промолвил я.

– Это Ася ее нашла, – отвечал Гагин, – ну-ка, Ася, – продолжал он, – распоряжайся. Вели всё сюда подать. Мы станем ужинать на воздухе. Тут музыка слышнее. Заметили ли вы, – прибавил он, обратясь ко мне, – вблизи иной вальс никуда не годится – пошлые, грубые звуки, – а в отдаленье, чудо! так и шевелит в вас все романтические струны.

Ася (собственно имя ее было Анна, но Гагин называл ее Асей, и уж вы позвольте мне ее так называть) – Ася отправилась в дом и скоро вернулась вместе с хозяйкой. Они вдвоем несли большой поднос с горшком молока, тарелками, ложками, сахаром, ягодами, хлебом. Мы уселись и принялись за ужин. Ася сняла шляпу; ее черные волосы, остриженные и причесанные, как у мальчика, падали крупными завитками на шею и уши. Сначала она дичилась меня; но Гагин сказал ей:

– Ася, полно ежиться! он не кусается.

Она улыбнулась и немного спустя уже сама заговаривала со мной. Я не видал существа более подвижного. Ни одно мгновенье она не сидела смирно; вставала, убегала в дом и прибегала снова, напевала вполголоса, часто смеялась, и престранным образом: казалось, она смеялась не тому, что слышала, а разным мыслям, приходившим ей в голову. Ее большие глаза глядели прямо, светло, смело, но иногда веки ее слегка щурились, и тогда взор ее внезапно становился глубок и нежен.

Мы проболтали часа два. День давно погас, и вечер, сперва весь огнистый, потом ясный и алый, потом бледный и смутный, тихо таял и переливался в ночь, а беседа наша всё продолжалась, мирная и кроткая, как воздух, окружавший нас. Гагин велел принести бутылку рейнвейна; мы ее роспили не спеша. Музыка по-прежнему долетала до нас, звуки ее казались слаще и нежнее; огни зажглись в городе и над рекою. Ася вдруг опустила голову, так что кудри ей на глаза упали, замолкла и вздохнула, а потом сказала нам, что хочет спать, и ушла в дом; я, однако, видел, как она, не зажигая свечи, долго стояла за нераскрытым окном. Наконец луна встала и заиграла по Рейну; всё осветилось, потемнело, изменилось, даже вино в наших граненых стаканах заблестело таинственным блеском. Ветер упал, точно крылья сложил, и замер; ночным, душистым теплом повеяло от земли.

– Пора! – воскликнул я, – а то, пожалуй, перевозчика не сыщешь.

– Пора, – повторил Гагин.

Мы пошли вниз по тропинке. Камни вдруг посыпались за нами: это Ася нас догоняла.

– Ты разве не спишь? – спросил ее брат, но она, не ответив ему ни слова, пробежала мимо.

Последние умиравшие плошки, зажженные студентами в саду гостиницы, освещали снизу листья деревьев, что придавало им праздничный и фантастический вид. Мы нашли Асю у берега: она разговаривала с перевозчиком. Я прыгнул в лодку и простился с новыми моими друзьями. Гагин обещал навестить меня на следующий день; я пожал его руку и протянул свою Асе; но она только посмотрела на меня и покачала головой. Лодка отчалила и понеслась по быстрой реке. Перевозчик, бодрый старик, с напряжением погружал весла в темную воду.

– Вы в лунный столб въехали, вы его разбили, – закричала мне Ася.

Я опустил глаза: вокруг лодки, чернея, колыхались волны.

– Прощайте! – раздался опять ее голос.

– До завтра, – проговорил за нею Гагин.

Лодка причалила. Я вышел и оглянулся. Никого уж не было видно на противоположном берегу. Лунный столб опять тянулся золотым мостом через всю реку. Словно на прощание примчались звуки старинного ланнеровского вальса. Гагин был прав: я почувствовал, что все струны сердца моего задрожали в ответ на те заискивающие напевы. Я отправился домой через потемневшие поля, медленно вдыхая пахучий воздух, и пришел в свою комнатку весь разнеженный сладостным томлением беспредметных и бесконечных ожиданий. Я чувствовал себя счастливым... Но отчего я был счастлив? Я ничего не желал, я ни о чем не думал... Я был счастлив.

Чуть не смеясь от избытка приятных и игривых чувств, я нырнул в постель и уже закрыл было глаза, как вдруг мне пришло на ум, что в течение вечера я ни разу не вспомнил о моей жестокой красавице... «Что же это значит? – спросил я самого себя. – Разве я не влюблен?» Но, задав себе этот вопрос, я, кажется, немедленно заснул, как дитя в колыбели.

III

На другое утро (я уже проснулся, но еще не вставал) стук палки раздался у меня под окном, и голос, который я тотчас признал за голос Гагина, запел:

Ты спишь ли? Гитарой

Тебя разбужу...

Я поспешил отворить ему дверь.

– Здравствуйте, – сказал Гагин, входя, – я вас раненько потревожил, но посмотрите, какое утро. Свежесть, роса, жаворонки поют...

С своими курчавыми блестящими волосами, открытой шеей и розовыми щеками он сам был свеж, как утро.

Я оделся; мы вышли в садик, сели на лавочку, велели подать себе кофе и принялись беседовать. Гагин сообщил мне свои планы на будущее: владея порядочным состоянием и ни от кого не завися, он хотел посвятить себя живописи и только сожалел о том, что поздно хватился за ум и много времени потратил по-пустому; я также упомянул о моих предположениях, да кстати поверил ему тайну моей несчастной любви. Он выслушал меня с снисхождением, но, сколько я мог заметить, сильного сочувствия к моей страсти я в нем не возбудил. Вздохнувши вслед за мной раза два из вежливости, Гагин предложил мне пойти к нему посмотреть его этюды. Я тотчас согласился.

Мы не застали Асю. Она, по словам хозяйки, отправилась на «развалину». Верстах в двух от города Л. находились остатки феодального замка. Гагин раскрыл мне все свои картоны. В его этюдах было много жизни и правды, что-то свободное и широкое; но ни один из них не был окончен, и рисунок показался мне небрежен и неверен. Я откровенно высказал ему мое мнение.

– Да, да, – подхватил он со вздохом, – вы правы; всё это очень плохо и незрело, что делать! Не учился я как следует, да и проклятая славянская распущенность берет свое. Пока мечтаешь о работе, так и паришь орлом; землю, кажется, сдвинул бы с места – а в исполнении тотчас ослабеешь и устаешь.

Я начал было ободрять его, но он махнул рукой и, собравши картоны в охапку, бросил их на диван.

– Коли хватит терпенья, из меня выйдет что-нибудь, – промолвил он сквозь зубы, – не хватит, останусь недорослем из дворян. Пойдемте-ка лучше Асю отыскивать.

Мы пошли.