Почему концепция К. Маркса о развитии капитализма верна и в наши дни?

Потребность в постоянно увеличивающемся сбыте продуктов гонит буржуазию по всему земному шару. Всюду должна она внедриться, всюду обосноваться, всюду установить связи.

Буржуазия путем эксплуатации всемирного рынка сделала производство и потребление всех стран космополитическим. К великому огорчению реакционеров, она вырвала из-под ног промышленности национальную почву.

На смену старой местной и национальной замкнутости и существованию за счет продуктов собственного производства приходит всесторонняя связь и всесторонняя зависимость наций друг от друга. Это в равной мере относится как к материальному, так и к духовному производству. Плоды духовной деятельности отдельных наций становятся общим достоянием. Национальная односторонность и ограниченность становятся все более и более невозможными, и из множества национальных и местных литератур образуется одна всемирная литература» [Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии. Избр. произв. в 3-х т. М., 1985. Т. 1.С. 110-111.].

Разве это не описание сегодняшних реалий? Телефоны «Эрикссон» больше не принадлежат Швеции, автомобили «Тойота» на 60 % изготавливаются в США, голливудская культура проникла в самые отдаленные участки земного шара...

Да, эта описанная Марксом глобальная динамика, заставляющая все сословное и застойное исчезать, - наша реальность, разве что не забудем добавить в созданную «Манифестом» картину, с присущими ей диалектическими оппозициями, существенный штрих: «спиритуа-лизации» при капитализме оказывается подверженным и сам процесс материального производства. Сдерживая силы духов традиции, капитализм порождает свои собственные чудовищные фантомы. Иначе говоря, капитализм, с одной стороны, приводит к радикальной секуляризации социальной жизни и безжалостно разрушает ауру подлинного благородства, святости, чести и т.д.:

«В ледяной воде эгоистического расчета потопила она священный трепет религиозного экстаза, рыцарского энтузиазма, мещанской сентиментальности. Она превратила личное достоинство человека в меновую стоимость и поставила на место бесчисленных пожалованных и благо-Приобретенных свобод одну бессовестную свободу торговли. Словом, эксплуатацию, прикрытую религиозными и политическими иллюзиями, °на заменила эксплуатацией открытой, бесстыдной, прямой, черствой».

Наш ответ на типичный философский упрек Марксу (что, мол, нужно отказаться от его описания динамики капитализма, поскольку оно становится значащим лишь на фоне понятия «коммунизм», как прозрачного для самого себя общества, в котором производственный процесс прямо подчинен «общему интеллекту» коллективного планирования) заключается таким образом, в том, что, принимая сердцевину этого аргумента, мы просто делаем рефлексивный шаг назад и смотрим, как Марксово понятие коммунистического общества само является присущим капиталистической фантазии, т.е. фантазматическому сценарию решения капиталистического антагонизма, столь точно описанного Марксом. Иначе говоря, наша ставка в том, что, даже если мы убираем телеологическое понятие «коммунизм» (общество производительности, запущенной на полную катушку) как имплицитный стандарт, которым Маркс отмерял отчуждение в существующем обществе, сохраняется размах его «критики политической экономики», прозрения в самораскручивающемся порочном круге капиталистического (вое) производства. Таким образом, сегодня перед нами стоит двойная задача: с одной стороны, как повторить марксистскую «критику политической экономики» без утопически-идеологического понятия коммунизма как присущего ей стандарта; с другой стороны, как представить прорыв за пределы капиталистического горизонта и при этом не попасть в ловушку возвращения к в высшем смысле домодернистскому понятию сбалансированного, (само)ограничивающегося общества («докартезианское» искушение, которому поддается большинство сегодняшних экологов).

В чем, по мнению С. Жижека, заключается принципиальная ошибка Маркса в понимании развития производительных сил общества?

Возвращаясь же к Марксу, зададимся вопросом: а что, если его ошибка заключалась и в том предположении, что объект желания (неограниченный рост производительности) сохранится, даже если лишить его той причины, которая раскручивает его (прибавочной стоимости)?

Поскольку сегодня капитализм определяет и структурирует всю человеческую цивилизацию, то каждая «коммунистическая» территория была и остается — опять-таки вопреки всем присущим ей ужасам и неудачам - своего рода «освобожденной территорией», как называет Кубу Фредерик Джеймисон. Мы сталкиваемся здесь со старым структурным понятием разрыва между пространством и тем позитивным содержанием, что его наполняет: хотя коммунистические режимы в отношении своего позитивного содержания потерпели чудовищный провал, породивший ужас и нищету, все же они открыли пространство утопических ожиданий, которое, наряду с прочим, и позволяло отмерять неудачи реально существовавшего социализма.

В чем заключаются социальные достижения так называемого «реального социализма»?

Все-таки в неудавшемся предприятии «реального социализма» есть еще нечто крайне важное. Я имею в виду идею (чьевлияние было наиболее сильным в Германской Демократической Республике) труда (материального, промышленного производства) как привилегированного места сообщества и солидарности: не только вовлеченность в коллективные производственные усилия сама по себе приносит удовлетворение, но даже личные проблемы (от развода до болезни) обретают собственную перспективу после их обсуждения в рабочих коллективах.

Почему и в наше время материальное производство является основой социального и культурного прогресса человечества? Нет ответа

У. Бек // Практикум по философии: Социальная философия. – Мн., 2007. – С. 492-495.