Февраля 1965 года, воскресенье

Второй опыт с дымком был проведен 31 января, около полудня. Проснулся я на следующий день вечером и понял, что могу вспомнить буквально все, что говорил вчера дон Хуан. Его слова как бы впечатались мне в мозг и очень отчетливо продолжали звучать во мне. И еще я понял: мое тело немело после того, как мне в рот при первых затяжках попадала труха. То есть я не только курил смесь, но и глотал ее.

Я начал рассказывать о своих ощущениях дону Хуану, но он сказал, что ничего особенного со мной не случилось. Я сообщил, что помню все происшедшее, однако он не пожелал меня слушать. Все мои воспоминания были точными и безошибочными. Очередной сеанс курения ничем не отличался от предыдущего. Казалось, они следовали друг за другом без перерыва, так что мои воспоминания о втором опыте начинались с того места, где кончался первый. Я хорошо помню, что после падения на землю ничего не чувствовал и ни о чем не думал. И вместе с тем ясность в голове сохранялась полностью. Помню, что в тот момент, когда комната, сделав оборот, встала «на дыбы», я подумал: «Наверняка я стукнулся головой об пол, но почему‑то не чувствую боли».

После этого я только слушал и смотрел. Я мог повторить каждое слово, сказанное доном Хуаном, и следовал всем его указаниям, которые казались понятными, разумными и простыми. Старик заявил, что мое тело исчезло и осталась одна голова и что единственный способ не заснуть и передвигаться в этих условиях – это превратиться в ворону. Он потребовал, чтобы я собрался с силами и мигнул, добавив, что если я сделаю это, значит, способен и на все остальное. Еще дон Хуан сказал, что голова никогда не исчезает, поскольку именно она превращается в ворону.

Он снова предложил мне мигнуть. Должно быть, он повторил это указание, как и все остальные, много раз, так как я очень ясно их помню. По‑видимому, я мигнул, ибо дон Хуан сказал, что я готов, и велел мне держать голову прямо. Он объяснил, что мой подбородок сейчас превратится в птичьи лапы. Он велел мне ощутить лапы и заявил, что они уже медленно растут. Потом сказал, что надо вырастить хвост и что хвост растет из шеи. Он предложил мне распустить хвост веером и ощутить, как он касается земли.

Затем дон Хуан заговорил о перьях и крыльях. Объяснив, что крылья растут из скул, и предупредив, что это очень трудное и болезненное дело, он посоветовал вытянуть крылья как можно дальше, иначе мне будет не взлететь. Он сообщил, что крылья уже появляются, что они длинные и красивые, и предложил помахать ими, чтобы к ним привыкнуть.

После этого дон Хуан заговорил о верхней части моей головы, объяснив, что она слишком крупная и тяжелая и это помешает мне взлететь. Он сказал, что голову можно уменьшить, для чего следует мигать – с каждым разом голова будет уменьшаться. Он велел мне мигать до тех пор, пока я не перестану ощущать тяжесть головы и смогу подпрыгивать. Вскоре старик сказал, что голова уже уменьшилась до нужного размера и теперь я должен немного походить и попрыгать, чтобы мои движения стали легкими.

Теперь осталось самое трудное, объявил он, и я должен неукоснительно его слушаться. Чтобы я смог взлететь, нужно научиться видеть, как видит ворона. Дон Хуан сказал, что мой рот и нос сейчас вырастут и превратятся в большой клюв. Он добавил, что глаза вороны обычно смотрят в разные стороны, и велел, повернув голову, посмотреть на него одним глазом. Если я захочу глянуть вторым глазом, я должен опустить клюв. Он потребовал, чтобы я смотрел на него поочередно то одним глазом, то другим. Наконец дон Хуан сказал, что я готов к полету и что он должен подбросить меня в воздух.

Я безо всякого труда вызвал у себя нужные ощущения, следуя указаниям дона Хуана. Сперва ощутил выросшие птичьи лапы, которые поначалу были очень слабыми и беспомощно подрагивали. Потом – хвост, выросший из шеи, и крылья, появившиеся из скул. Их появление далось мне нелегко, но больно не было. Мигая, я уменьшил голову до размера вороньей. Но самое поразительное случилось с моими глазами. Я стал видеть как птица!

Когда дон Хуан велел мне отрастить клюв, у меня возникло неприятное ощущение удушья. Затем что‑то вытянулось вперед и образовало перед глазами преграду. Это продолжалось до тех пор, пока дон Хуан не посоветовал смотреть в разные стороны. Оказалось, что теперь я могу это сделать. Я не мог мигать обоими глазами одновременно, зато мог сосредоточиться на том, что видит каждый глаз в отдельности. Комната и все вещи в ней выглядели не совсем так, как обычно, хотя трудно было сказать, в чем разница: не то она перекосилась, не то изменилась фокусировка. Дон Хуан стал очень большим и засверкал. Казалось, он излучал тепло и ласку. Затем все образы поплыли, потеряли свои очертания и превратились в четкие геометрические фигуры, какое‑то время продолжавшие мерцать...