Мифологические реалии («лодка», «рыба», «рыболовство» в системе мироздания русских и финно-угров)

Лодка в системе мифологического сознания русских (как и многих других народов) имела сакральное значение.

Самой распространенной мифологемой лодки в фольклоре (в том числе и русском) стала переправа в иной мир. Неслучайно, гроб и люлька имели ладьеобразную форму. В системе мироздания славян лодка служит транспортным средством для перевоза «на тот свет». В сюжете переплывания вод смерти и возвращения в реальный мир душа умершего или заходящее солнце отправляются в преисподнюю на лодке (ладье) смерти и возвращаются из преисподней на ладье воскрешения. Для языческой погребальной обрядности древнейшей Руси свойственна традиция (скандинавская по происхождению) кремации в ладье [21]. Помимо сжигания в лодке (ладье), происходило погребение в лодке или в гробу ладьеобразной формы, отправление мёртвого в ладье в море или по реке, укрепление лодки с телом умершего на столбах, изображение ладьи на погребальной утвари и могильных камнях. Представление о погребальной лодке даёт русское предание о марийском князе Болтуше, который погребен в ладье возле г. Малмыж. Согласно преданию, в полночь лодка появлялась на поверхности озера, и в ней можно было увидеть княжеский клад:

«Болтуш был похоронен в лодке с медью в озере Тарелка, и эта лодка выходила из озера ночью, в 12 часов ровно. Этот клад можно было видеть, не мигая, не кашляя, не шевелясь и не говоря. А если убить человека и бросить в озеро, то она сама выйдет» [78, с.173].

Корабль или лодка часто являлись частью праздничных действий, обрядовых похорон «Масленицы», «Костромы» и пр. Лодку спускали по воде или ставили на сани (телегу) и везли в них символическую фигуру, подлежащую смерти-воскрешению или уничтожению [27, с.450]. Так, например, в Сибири на Масленицу собирали несколько саней большого размера и ставили на него корабль с парусами и снастями. На корабль садились люди, «медведи» и госпожа Масленица. Данное сооружение называлось масляницею. В сани впрягалось до двадцати лошадей. За подобным «поездом» следовали ребята с разными песнями и прибаутками [21]. Масленица у русских означала и начало навигации. При этом обычай использования корабля на масленицу распространился, видимо, после устройства маскарадного поезда Петром I в Москве в 1722 г.

Перевозчиками через огненную реку в русских духовных стихах выступают архангел Михаил, апостол Пётр и Христос. По представлениям славян, рай был расположен за морем (океаном):

«Государь ты наш батюшка, богатый гость,

Нет тебя государя богатее

Ни на небе, а ни на земле.

У тебя же, сударя, большой корабль,

Богатый гость по кораблю покатывает,

В золоту трубочку вострубливает,

Воскликивает своих людей вольных»[6].

В апокрифе «О хождении старца Агапия в рай» рассказывается о лодке с юными гребцами, которая перевезла старца за море в райскую страну:

«Малый же ребенок сказал Агапию: «Взойди к нам на корабль, перевезем тебя, куда хочешь идти». Агапий же взошел на корабль. Посидев немного, от пути такого устал очень и задремал, потом уснул. Тогда велел ребенок великим мужам, взяв Агапия, перенести через море. Положили Агапия на землю мужи те и невидимы стали» [50].

Соответственно лодка служит средством переправы для демонических персонажей. Воплощение чумы или смерти, Куга, переправляется через реку Сава на ладье и везёт с собой души умерших [67, с.129].

Общеславянским является фольклорный мотив перевоза через реку как символ брака. В представлениях славян жених и невеста оставляют свои небесные жилища чтобы воплотиться на земле. Путь на землю лежит через небо, которое представляется в виде реки или моста. Поэтому жених и невеста переплывают реку на лодке (ладье) или переходят по мосту [55]. В новгородских былинах жених Соловей Будимирович приплывает в Киев на Соколе-корабле. Значение корабля (как и моста) обусловлено общим смыслом свадьбы как вхождения в другой мир [27, с.455]. Брак может символизироваться потоплением и означать смерть. Таким образом, лодка или её образ участвует в обрядах перехода в целом.

Помимо масленичных обрядов, лодка участвовала в святках. Так, например, в тихвинских святках снаряжалась большая лодка, которая ставилась на несколько саней и возилась несколькими лошадьми по городу. Верхом на лошадях, сидели окрутники. Окрутники же и святочники находились в лодке, украшенной разноцветными флагами [21].

С христианской символикой связано представление о церковной общине как о корабле, «плывущем по житейскому морю». Такое представление возникло ещё в ранних христианских сектах, в том числе и в хлыстовских. Община у хлыстов изображалась в виде корабля-церкви. Образ церковной общины как корабля спасения представляет собой контаминацию ветхозаветного образа Ноева ковчега и новозаветного – ладьи Петровой. Специфической особенностью хлыстовских стихов является то, что в качестве «богатого гостя», т.е. купца, выступает сам Христос. В хлыстовской песне XVIII века сам Сын Божий призывает «вольных людей на большой корабль»:

 «Подите ко мне, люди вольные все охотнички,

Подите ко мне на большой корабль,

Покупайте товары безценныя,

Безценныя-драгоценныя,

Не златом покупайте, ни серебром,

Не крупныем акатистым жемчугом,

Покупайте товары безценные,

Безценные-драгоценные

Вы верою и радением,

Сердечным своим попечением,

Вы слезным своим и течением

И нощным, други, умолением» [6].

Из более поздних этнографических свидетельств известен обряд, именуемый «хождение кораблем»: члены общины ходили друг за другом по избе, обычно по часовой стрелке. Нередко в центр круга – «за мачту» – становился лидер общины или пророк. В течение всего «хождения» пелись духовные песнопения, в том числе и прямо иллюстрирующие религиозно-мифологический смысл происходящего:

«Как по морю, как по морю,

Как по морю, морю синему,

По синю морю житейскому

Тут плыл корабль,

Тут плыл корабль,

Тут плыл корабль изукрашенный.

На нем мачта, на нем мачта,

На нем мачта – сам Господь Саваоф.

В корме стоит, в корме стоит,

В корме стоит сударь Сын Божий»[49].

Очевидно, что корабельное радение восходит к народной драме или крестьянской игре, включающей драматические элементы. Сектанты, составляющие радельный круг, изображают «гребцов» или «паруса» чудесного корабля (ср. «парус» как название обрядовой рубахи у хлыстов и скопцов), а лидер общины, пророчествующий в центре круга, оказывается «мачтой» или «кормщиком», «богатым гостем» или «атаманом», Христом или Господом Саваофом [49].

Старообрядцы тоже представляли церковь, как «корабль Христов». Этот момент наблюдается в «Послании Стаду верных или Кораблю Христову», предположительно принадлежавшему Аввакуму. Текст относится к группе посланий, обращенных к исповедникам «старой» веры, подобно апостольским посланиям [52]. Проповедь начинается знаменитым словами:

«Многие волны и люто потопление, но не боимся егда погрязновения, на камени бо стоим; да ся пенит море и бесит, камени не может разрушити, да востанут волны, но Исусова корабля не могут потопити» [59, с.49].

Этими словами Ионна Златоуста обращается Аввакум к своей пастве. Корабль в обоих случаях (и в названии послания, и в самом послании) сохраняет устойчивый смысл – община верующих. Златоуст вкладывает в понятие «корабль» более глубокий смысл. Корабль-церковь – это крепость, которая держится на камне веры [52].

Образ корабля также представлен в русской агиографической литературе. В «Житии Александра Невского», датированном XIII в., святые Борис и Глеб появляются на море с невидимыми гребцами, чтобы помочь «сроднику» перед Невской битвой:

«Когда же начало всходить солнце, он услышал шум сильный на море и увидел один насад, плывущий по морю, и стоящих посреди насада святых мучеников Бориса и Глеба в красных одеждах, держащих руки на плечах друг друга. Гребцы же сидели, словно мглою одетые. Произнес Борис: «Брат Глеб, вели грести, да поможем сроднику своему князю Александру» [19].

Для культуры поморских рыбаков также характерны агиографические мотивы о чудесном спасении плавающих на судне святыми Николой, Зосимом и Савватием, Варлаамом Керетским, появляющимися в тонущей лодке:

«Когда они прошли Соловецкий остров, их ладью стал затирать наносный лед. Долго и безуспешно боролись со льдом мореходы и уже отчаялись в своем спасении. Стоявший на корме ладьи Евфимий задремал от утомления. Вдруг увидал он в лодке своей старца, который его спрашивал: «Далек ли, братие, путь ваш?» Евфимий отвечал: «Идем торговать в Поморье, но нас затерло льдом и мы погибаем». «Не скорби, брате, –утешал его старец, –поедете вы в Кереть, и Бог даст вам путь чист». Сам пошел на нос ладьи и начал распихивать льдины» [20].

Антагонистами святых выступала «нечистая сила»: считалось, что русалки из яичной скорлупы изготавливают корабли, чтобы отправиться на тот свет. Мелкие демоны использовали нераздавленную скорлупу, чтобы добраться до мест, где они хотят «причинить зло» [66, с.129].

В картине мира эстонцев бог-демиург в мифах о творении передвигался на каменной лодке и удил рыбу. В мифологии коми бог-творец Ен один плавает в лодке по бесконечному океану. Ему некуда было пристать, тогда он плюнул в воду, после чего появился Омоль – двойник Ена в точно такой же лодке. Инмар – верховный бог, творец всего хорошего и доброго в мире в удмуртской мифологии в начале мироздания плавает в лодке по Мировому океану. Мокшанский Шкай аналогично остальным финно-угорским богам-демиургам был единственным обитателем мирового океана и мастерил в каменной лодке своего помощника – Шайтана. «Каменная лодка, в которой плавает творец по водам первичного океана, – типичный мотив дуалистических легенд у финно-угорских народов, восходящий к христианских апокрифам. Дуализм – равноправие двух творцов мира» [50, с.319].

Ритуальной составляющей лодка наделялась среди профессиональных групп рыбаков. Особой мифологизацией отличаются функции корабля в культуре русских поморов. Договор о строительстве судна приурочивался к празднику Преображения: Спас наделялся функцией спасителя на водах. Строительства судна ассоциировалось со строительством дома. С календарной символикой связано использования корабля, мачты которого были увешаны символами изобилия: поросятами, бараньими тушами, шкурами и т.п. на масленицу. Проводы зимы означали и начало навигации. В Каргополье рыбаки окуривали снасти и лодку можжевельником или сами должны были пройти сквозь дым. Данный ритуал проводился с целью обеспечить рыбакам хороший улов [71, с.115]

Лодка имела особое место в системе мироздания русского народа. Как было описано выше, символ лодки или ладьи участвовал во всех сферах человеческой жизнедеятельности: начиная от рождения, свадьбы и заканчивая смертью. Лодка и её образ активно участвовал практически во всех обрядах перехода.

Ещё одной рассматриваемой нами категорией в настоящем исследовании, является концепт «рыбы». В соответствии с балто-славянскими представлениями о вертикальной трехчленной структуре мира, рыбы, в частности щука, являются классификаторами нижнего мира – мира мертвых [11]. Рыбу зачастую связывают с «нижним миром мёртвых». Её наделяют амбивалентной символикой и функциями, связанными, как с рождением, так и смертью. Сон о рыбе мог сулить беременность и в то же время воспринимался как знак близкой смерти. С немотой рыб соотносится преставление о них как о душах одновременно умерших и еще не появившихся на свет людей. Например, у лужичан появление на свет детей объясняли тем, что «водяная мать» вылавливает из глубокого омута их души в виде рыбы. У финно-угров рыба также является классификатором нижнего мира. Согласно карельским рунам, мать эпического героя Лемминкяйнена после смерти сына отправляется в загробный мир – Туонелу, где из реки Туони вылавливает граблями тело Лемминкяйнена. Сын отвечает матери, что его нельзя вернуть к жизни, он слишком много времени пробыл в царстве мёртвых и оборачивается рыбой в Туони. По мнению В.Я. Петрухина, путешествие Лемминкяйнена в иные миры и превращение в водах Туони в рыбу нужно рассматривать как этиологический миф о происхождении смерти [50, с.130].

В заговорах и отдельных книжных источниках рыба является опорой земли. Возникло это представление из отождествления неба с водной средой. В русских народных заговорах сохранилось это древнейшее определение неба как «окиан-моря». Отсюда становится понятной соотнесенность туч с рыбами, плавающими в этом небесном океане. В книжных версиях в качестве опоры указывается кит. Так, в «Голубиной книге» Мать-Сыра Земля покоится на Ките-рыбе; когда Кит двинется, придет конец миру:

«Кит-рыба всем рыбам мати.
Почему же кит-рыба всем рыбам мати?
На трех рыбах земля основана.
Стоит кит-рыба – не сворохнется;
Когда ж кит-рыба поворотится,
Тогда мать-земля восколыбнется,
Тогда белый свет наш покончится,-
Потому кит-рыба всем рыбам мати» [9].

В космогонических мифах финно-угров, как в мифах других народов, Земля держится на рогах огромного быка, стоящего на рыбах в водах Мирового океана. В финно-угорском эпосе повествуется о том, что огромная щука – враждебное существо из нижнего водного мира, проглотила три орлиных яйца. Орёл поймал рыбу, вспорол ей брюхо, а из выпавших яиц был сотворён мир:

«Тут железными когтями

Снова бьет орел огромный,

Крылья пламенем блистают,

А из глаз он мечет искры:

Захватил когтями щуку,

Водяного пса сжимает,

Ту чешуйчатую рыбу;

Тащит чудище потоков

Из ужасной водной глуби

По спине блестящей моря.

Так сумел орел могучий

Наконец, при третьей схватке,

Щуку страшную осилить —

Жирного пловца доставить

Из потоков черных Туони,

Речек Маналы глубоких» [35, c.231].

В представлениях славян рыба, например, щука, может является вестником смерти. Считалось, если перед рыбаком плеснёт хвостом щука, то он умрёт в течение двух лет. В народном сознании рыба ассоциируется со змеей; один из атрибутов, их объединяющий, – пестрая окраска. Змея также является классификатором нижнего мира и связана с представлениями о смерти [11]. С рыбой как символом рождения и новой жизни связаны «рыбная» метафорика Христа, поэтому широкое распространенное у всех славян получило употребление рыбы как обрядового блюда в Рождественский сочельник, а также мотив рыбы на пасхальных писанках. В роли покровителей рыб выступает ряд святых, таких как апостол Петр (рус), Алексей – человек Божий (бел.), св. Николай (болг).

Блюда из рыбы являлись традиционными для различных праздников. Так рыбный пирог, обвязанный поясками, преподносился в качестве подарка на свадьбе. Обычно он предназначался для матери невесты, сестры или для подруг. На масленичной неделе также пеклись пироги с рыбой, тельное (котлеты из нескольких видов рыбы). Пироги с рыбой также готовились на пасху. На Николу зимнего обязательным блюдом был рыбник (рыба в соусе или тесте). Поедание рыбы (чаще всего карпа) осмыслялось как жертвоприношение святому Николаю.

В границах водной символики трактуются сны о рыбе как предвестии дождя (влаги небесной) или слез (влаги человеческой). В народных толкованиях снов рыба как холоднокровное животное могла предвещать и стужу. Водная символика рыбы породила обычаи бросать рыбьи кости, оставшиеся от рождественского ужина, в колодец, чтобы он не пересыхал. Считалось, что рыба как водяное существо с холодной кровью, способна остудить или загасить жар. Отсюда обычай лечения рыбой горячки: больному давали съесть рыбку, извлеченную из внутренностей щуки, окуривали его рыбьими костями с рождественского стола, прикладывали к ступням ног половинки линя.

У славян сформировалось и разное отношение к различным породам рыб. Так, щука вызывала особенное почтение. Считается, что на лбу щуки якобы запечатлены крест и копье, которым был пронзен распятый Христос. В Воронеже пчеловоды клали щуку под освященную пасху, растирали лобную кость щуки и, смешав с медом, подкармливали ею пчел. Острые щучьи зубы обладали отвращающим действием. Поэтому у русских челюсть от первой пойманной щуки вешали над входом в дом для оберега от всякого зла, а хребтовые кости – в воротах для предохранения от повальных болезней. Щучьи кости также носили при себе, чтобы летом не укусила змея. Для оберега скота щучью голову вешали в печную трубу и при первом выгоне скота подкладывали под ноги корове, чтобы она переступила через нее. Косточки из лобной части щуки в виде креста использовали в процессе крещения ребенка в том случае, если не имели возможности отвезти ребенка в церковь или пригласить в дом священника. Щука участвовала в обрядах по излечению от грыжи в качестве акционального компонента. Заговор наговаривался на щучьи зубы, а затем ими водили по грыже. Иногда после прочтения заговора знахарь производил символическое загрызание грыжи с помощью щучьей челюсти. Обряд лечения грыжи с помощью щучьих зубов, а также мотив загрызания грыжи щукой основаны на принципе: «подобное лечится подобным». Н. Познанский, исследовавший мотив щуки, загрызающей грыжу, отмечал, что он «развился в заговорах от грыжи»; по-видимому, впоследствии он перешел в другие лечебные заговоры (на ноготь, уроки и др.) [53, с.164]. У финно-угорских народов щука используется при лечении желтухи. Желтуха получила название по цвету, который приобретает кожа больного. Желтый цвет – это цвет «иного» мира. По народным поверьям, болезнь нередко наступает в результате того, что в человека вселяется мифологическое существо – представитель «иного» мира. Обряд лечения желтухи обладает определенной семантикой – «передать болезнь щуке»: «Для этого садят в лохань одну или несколько живых щук. Больной наклоняется к лохани, пристально смотрит на щук и при этом часто сплевывает в лохань. Щуки глотают слюну, и желтуха переходит на них: сначала у щук делаются желтыми глаза, а потом они и сами начинают желтеть» [54, с.211]. Затем щук выбрасывали в реку. По народным представлениям, на них перешла желтуха и они унесут болезнь в нижний мир [11].

С рыбой у финно-угров связан миф добычи огня. В карельских рунах Вяйнямёнен сам добыл искру из своего ногтя, но искру проглотила «огненная рыба» – лосось. Вяйнямёнену пришлось снова добывать огонь из чрева лосося, изготовив первую рыболовную сеть [50, с.101].

В мироздании русских можно обнаружить деление рыбы на так называемых «чистых» и «нечистых». Угорь и вьюн причисляются к гадам и считаются погаными и нечистыми из-за того, что внешне они напоминают змей, обитает в нечистой воде и «кормится дрянью». Сюда же можно отнести чехонь, которую называют «бешеной рыбой», верят, что съевший ее станет безумным, и связывают ее появление с падежом скота.

Сома, традиционно, тоже относят к нечистой рыбе. Сом – это любимая рыба водяного, на которой он разъезжает, и которая доставляем ему утопленников. За это его в народе прозвали «чёртова лошадь» [21].

Рыба в мифологическом сознании славян и финно-угров наделялась магическими способностями, являлась символом обрядов перехода (рождение, смерть) и обладала целебными свойствами.

Рыболовство представляет область мужской хозяйственной деятельности. В промысловых районах оно маркирует семейную традицию, передающуюся по наследству, и сопряжено с рядом мифологических персонажей. Рыбаки, как и все промысловики, образуют определённую субкультуру, которая обладает обрядовой и магической практикой (прежде всего разветвленным комплексом оберегов, запретов и примет, касающихся лова и рыболовных снастей), особыми демонологическими представлениями и фольклором (рыбацкие рассказы и анекдоты, былички, молитвы, заговоры, заклинания, напутствия, приветствия), рыбацкой терминологией, фразеологией и социолектом (сленгом), определенными нормами поведения, специфическими жестами, мимикой и другими невербальными средствами выражения эмоций (удивления, уважения, восхищения, зависти, насмешек, иронии и т.п.) [66, с. 507].

Важное место в рыболовецкой мифологии занимали и демонологические персонажи. В частности, рыбаки искали покровительства у водяного: заключали с ним договоры, одалживали денег, приглашали на свадьбы и т.д. Водяной «пас» рыбу, перегонял ее из озера в озеро, вел на нерест, помогал рыбаку выловить много рыбы, но мог и запереть стадо рыб в определенном месте озера, спутать сеть, не нагнать в нее рыбу, разрезать матицу невода и выпустить рыбу, наказать за ловлю рыбы ночью. Задабривали водяного сапогом или лаптем, едой и спиртными напитками [66, с.508]. Функцию «рыбьего пастуха» у финно-угров выполняла «Мать вод». Она помогала в успешной ловле и заводила рыбу в сети [50, с.89].

Своеобразное представления о водяном были у финно-угорских народов. Например, в мифологии народа коми водяной назывался Вакуль, Куль васа, или чукля («кривой»). Обитает со своей семьёй в водоёмах и топит путников, идущих через мост. Наиболее опасен Вакуль был для рыбаков: он мог распугать рыбу или утопить самого рыбака. Задабривание водяного происходило в момент переплывания водоёма. Вакулю жертвовали хлеб, яйца, деньги и куски ткани. Первую пойманную рыбу принято отпускать в воду; иногда из нее готовили обрядовую еду, приглашая отобедать водяных духов. Также Вакуль мог помочь человеку в обмен на услугу. Данный факт отражен в одном из преданий:

«Однажды Вакуль мешал рыбаку рыбачить, и тот ударил его острогой. Тогда из воды вышел водяной и потребовал, чтобы рыбак пошел за ним, закрыв глаза. Пришел рыбак в подводный дом, а там сидит Вакуль с острогой в теле. Рыбак вынул острогу, и водяные дали ему за это денег и проводили на берег» [50, с.224].

Вакуль мог оборачиваться огромной щукой, жертвой которой становились утопленники [76].

В мифологии финно-угров, помимо собственно водяного, существует водяной бог (хозяин вод, водный дух) – Ахти. Он считался владельцем рыб, тюленей и водных богатств. В рунических песня также назывался «золотым хозяином моря». Ахти представляли в виде старца в серебряных одеждах с седой или зелёной бородой. Реже, изображался в виде рыбы. Море в мировоззрении финно-угров – амбар Ахти. К водному богу обращались с различными просьбами: исцеление от болезней, получение богатства или богатого улова. Его супругой (а по другим рунам дочерью) была Велламо, которую пытался поймать Вяйнемёйнен и взять в жены. Сам эпический герой также имел непосредственное отношение к рыболовству. Его кантеле (струнный инструмент) был сделан их хребта огромной щуки. Марийцы верили в то, что, если разозлить или оскорбить водяного, он может унести в мешке озеро. Водяной наделялся обидчивым характером. Рассердить его можно было осквернив озеро (постирать в нём пелёнки, бросить в воду собаку и т.д.).

У финнов и карел известны и другие водные духи: Ветехинен – водяной, Веденэма – мать воды, Веденэманта – хозяйка воды. Водные духи могут показываться людям, принимая обличия рыбы, собаки, жеребёнка, козла и др. Водяной Ветехинен может угрожать людям и затащить их под воду с помощью заклинаний или превратившись в животное или в одноглазое бревно. От водяного избавлялись с помощью колдуна или бросив камень в воду. Однако его можно было победить силой. Ветехинен хотел перевернуть лодку с рыбаками, за что те отрубили водяному руку. Злой дух пообещал больше не тревожить людей, если ему вернут руку. И после того, как рыбаки отдали Ветехинену руку, он перестал показываться. Водяные также владеют стадами, которые пасутся ночью. Существует поверье о том, что если бросить железный предмет и обежать стада вокруг, то можно было ими завладеть [50, с.91].

У саамов в роли покровителя рыб выступает богиня Аккрува, изображавшаяся в виде девы с рыбьим хвостом и длинными волосами. От действий Аккрувы зависел успех в рыбной ловле. Считалось, что удачный лов начинается, когда Аккрува уходит с подвластной ей рыбой в реки [50, с.172].

Ещё одним существом славянской рыбацкой демонологии стали духи лодки. По поверью рыбаков черноморского побережья, в каждом рыбачьем баркасе обитает невидимый дух, который скрипит, шумит, поет, свистит или «циркает» и может предсказать улов: если он слышен в передней части лодки, улов будет богатый, а если на корме – бедный. Там же встречается поверье о хозяйке моря в виде женщины с длинными волосами и рыбьим хвостом, которая может предсказывать бурю на море или заставить ее утихнуть. Рыбаки почитали ее и помещали ее резное изображение на носу своих рыбачьих шлюпок [66, с.508]. У финнов, проживающих на берегу Балтийского моря, каждая лодка тоже имела своего духа-хозяина, о котором могли слагаться специальные руны [50, с.92].

Немаловажной особенностью картины мира рыболовства является и промысловый календарь. Рыболовецкие обряды и праздники происходили в течение всего календарного года. В отдельных регионах перед вскрытием рек рыбаки, собравшись вместе, выбирали старшего. Он собирал лоскуты одежды утопленников и куски сгнивших гробов, которые каждый рыбак должен был накопить за год и принести с собой, а если не смог запасти, то кидал в шапку главного рыбака несколько копеек. С восходом солнца на месте сбора жгли в костре собранные предметы и его дымом окуривали рыболовные снасти. После этого женщины и дети забирали снасти, а мужчины шли в шинок. Широко отмечали и Воздвижение. В этот день совершали водосвятие, и священник в обязательном порядке кропил рыбаков святой водой, а те в свою очередь целовали крест и старались первыми окропить святой водой сети и лодку, чтобы обеспечить богатый улов. В конце весеннего и осеннего сезона рыбаки устраивали застолье. Также отмечались праздники, связанные с покровителями святых: Николой Зимним, Петровым днем. Покровителем рыбаков восточных славян традиционно является св. Пётр. К Петрову дню был приурочен праздник рыболовов.Так, например, на Русском Севере в этот день варили общий котел ухи на озере и ходили славить св. Петра и Павла. На юге в большей степени почитали св. Николая: широко праздновали, например, Николу зимнего, завершавшего осенний рыболовный сезон. «Заведателем» рыболовства считался у славян и Алексей-Божий человек, переплывший море в решете. В день его почитания, 30 марта, пряли несколько ниток для рыболовной сети, что должно было принести удачу в рыбной ловле.

Изготовление снастей также носило ритуальный характер.Представители славянских этносов в большинстве своем верили, что лучше всего начинать вязать сети перед или в дни больших церковных праздников (рождественский сочельник, пасхальную неделю), базарные дни или в дни своего рождения. При этом начинать вязать сеть надо первому или последнему, родившемуся в данной семье. Особую удачу приносила обыденная сеть: женщины собирались вместе, пряли нитки и плели ее за один день. Веревку к передней части невода привязывали не голыми руками, а в рукавицах. Новую сеть освящали и окуривали. В сеть также вплетали нити, через которые прошла похоронная процессия; старались добыть кусок веревки от церковного колокола и привязывали его к сети, чтобы сеть собирала рыбу так же, как колокол собирает прихожан.

В мифологической картине мира рыболовства широко представлена символика, направленная на богатый улов. Данную символику А.В. Гура подразделил на ряд категорий:

1) на первом месте по значимости находилась символика множественности и обилия. Так, успешному лову рыбы способствовало большое скопление людей: шли на ловлю во время больших праздников или в базарный день, чтобы рыба собиралась вместе и шла в сеть, как народ на праздник или ярмарку. Первую пойманную рыбу обваливали в золе и помещали в костер, веря, что рыбы будет столько, сколько частичек золы в костре; давали многодетной женщине, чтобы рыбы ловилось много. Вырезали удочку из дерева, растущего в муравейнике, чтобы рыбы была «полная куча»; окуривали муравейником сеть и снасти при первом их использовании или в начале рыболовецкого сезона, «чтоб рыба была густа», как «густо живет муравейник». Считалось, что леску для удочки лучше всего скручивать, когда снег густо падает. Богатый улов символизируют густые волосы и борода: удачу рыбаку приносят люди «черные и лохматые»; встреча с бородатыми людьми по пути на рыбалку; рыбаку с густой бородой потирали бороду первой выловленной рыбой; рыбаки не брились за несколько дней перед выездом на рыбалку. То же значение придавалось меху (в случае неудачной ловли рыбак на счастье бросал шапку в матицу сети) и густой облачности (рыба хорошо ловится в «хмарную» ночь — бел.);

2) на втором месте – символика полноты: сеть старались начать вязать в полнолуние. При отправлении на рыбалку не мели хату, чтобы удачи было полно, как мусора. Рыбак сам закрывал за собой двери дома, чтобы «полно было». Неудачу сулила встреча по пути на рыбалку с человеком без ноши, с пустыми ведрами, с пустой телегой, а также с нищим (неимущим). При шитье невода особенно опасным считали показывать его нищим. Напротив, людям, не жалеющим ничего ни себе, ни другим, и любителям выпить особенно везло в изготовлении счастливых сетей. Во время шитья невода ели хлеб, соль и пили спиртные напитки. Вслед рыбакам, отправлявшимся на промысел, бросали поленья и большие палки, чтобы рыба ловилась такой же величины. Богатый улов сулил рыбаку сон о толстом дереве;

3) как разновидность символикиполноты фигурирует символика богатства: так, с половым актом как способом добывания богатства был связан обычай заонежских рыбаков совершать коитус перед отправлением на длительный промысел: накануне отъезда рыбак в полном молчании совершал его со своей женой в бане, а старики заменяли его ритуальным проныриванием между ног жены в предбаннике. Улову способствует и пополнение рыболовного снаряжения с помощью кражи или в результате находки: краденые снасти, крючок от удочки, поплавок для сети, конский волос для лески, вырванный у чужого коня. Найденный крючок рыбак прикалывал себе к шапке на счастье, а кусок найденной лески вплетал в свою удочку. В этом ряду и свойство предметов цепляться и прилипать к чему-либо: удилище вырезали из дерева, за которое цепляются колеса телеги, чтобы и рыбы цеплялись на крючок удочки; если после варки ухи рыба прилепится к горшку, перевернутому вверх дном, то лов будет удачным;

4) символика движения и пространственной ориентации: значение придается некоторым движениям, их характеру и направлению. Так, зимой бегали с притопыванием вокруг лунок, чтобы привлечь рыбу. Когда при изготовлении сетей в хату входил посторонний, связывали как можно быстрей несколько петель, считая, что рыба так же быстро будет идти в сеть. Рыбаки садились на невод, привезенный на рыбную ловлю, тогда и рыба будет садиться. За рыбаками, отправляющимися на лов, бросали поленья, стружки, кочергу, хлеб, солому, мусор, веник, чтобы и рыба так же кидалась в сеть. Удочку подкладывали под порог хаты, чтобы рыба так шла, как ходили люди через удочку. Леску для удочки делали, крутя ее к себе.

Важное значение имело и опутывание неводом какой-либо из женщин, обматывание сетью одного из участников масленичной забавы, заматывание мальчика в сшитый невод и окружение сетью человека, впервые пришедшего на рыбную ловлю. Обматывание сети паутиной для лучшей ловли рыбы мотивировано сходством паутины с сетью и ее способностью ловить насекомых. Паутиной также окуривали рыболовную сеть от порчи и перед первым ловом рыбы. Веревка, на которой висел висельник, использовалась по сходству с леской, на которой висит выловленная рыба. Рыбак имел такую веревку при себе или опоясывался ею во время ловли. Плевание было рассчитано на удачу в лове или имело характер оберега. Особенно распространено было плевание на насаженную наживку;

5) символика цвета: согласно поверьям, красный цвет притягивает удачу и предохраняет от сглаза. Чтобы привлечь рыб, привязывали к углу сети кусок красной материи и красили сеть в красный цвет, а от сглаза прикрывали невод красным сукном, привязывали к сети красный лоск, вплетали в сети красные нити;

6) христианская символика. Часто применялись предметы, отмеченные христианской символикой, освященные или побывавшие в церкви. Для удачи в лове рыбаку давали с собой на рыбалку кость в виде креста из головы щуки, которую он зашивал себе в шапку. Благодаря наличию в голове щуки знаков муки Христовой (креста и копья), считали добрым знаком появление ее в первом залове;

7) символика ритуальной чистоты. Особое значение придается соблюдению ритуальной чистоты. Так, первую лунку во льду поручали прорубить девственному мальчику, а при отправлении на рыбалку щепки вслед рыбаку с целью оберега должна была бросать пожилая женщина, у которой уже нет менструации. Следили, чтобы женщина во время менструации не переступала через сеть, удочку и снасти, иначе сеть будет рваться, ее погрызут мыши или начнут ловиться лягушки вместо рыбы. Если дорогу рыбаку переходила беременная или родильница, это сулило ему неудачу;

8) символика предметов. На Русском Севере перед отправлением на рыбалку рыбак заглядывал в печь со словами: «Пець-пець, попецелься обо мне» (архангел.);

9) символика животных. В практике рыболовов придавалось значение и символике некоторых животных. Так, встреча по пути на рыбалку с волком, как с хищным зверем, предвещала рыбаку удачный улов. Кошка, перешедшая рыбаку дорогу, считалась плохой приметой, но при этом кошке, пришедшей на озеро во время ловли, бросали рыбы «на котову долю», чтобы улов был богаче. Мертвую кошку или ворону опускали в воду для приманивания рыбы. Собственно рыбная символика. Рыбу из первого улова рыбак целовал, бросал обратно в воду, разрезал и бросал в реку, съедал живьем, разрезал через голову крест-накрест на носу лодки и мазал рыбьей кровью себе лоб или нос лодки, зарывал в землю для удачи, брал себе на счастье, никому не отдавал, чтобы не упустить удачу, мог в крайнем случае лишь подарить ее кому-нибудь или, наоборот, мог отдать только за деньги, жертвовал св. Николаю;

10) символика четных/нечетных дней. Из дней недели неудачными для лова считались у белорусов понедельник (сеть будет часто цепляться), среда и пятница, у болгар – вторник и пятница. В Белоруссии благоприятными для первой ловли и для изготовления сетей были вторник, суббота и четверг, в польском Поморье счастливым днем для рыбной ловли считалась пятница. У болгар плести рыболовецкие сети начинали в пятницу. Рыбаки польского Поморья старались закончить сеть для ловли камбалы в пятницу.

Рыболовство регулировалось системой оберегов и запретов. Важным условием успеха в рыбной ловле и одновременно оберегом было соблюдение профессиональной тайны: леску для удочки скручивали так, чтобы никто не видел; выловленных лососей прятали от посторонних глаз, заворачивали, засыпали песком, не раскрывали чужим секреты ловли и т. д. Во избежание неудачи табуировался всякий намек на успех в ловле. Напутствовать рыбака следовало формулой, предвещающей ему неудачу: «Ни головы, ни хвоста!», на что рыбак отвечал: «Поди ты к чёрту!». При вытягивании невода нельзя было удивляться тому, что рыбы много, а также рассматривать и считать ее. Рыбаки не брали с собой больших емкостей для рыбы, считая, что это может уменьшить ожидаемый улов.

Запрещалось приходить на ловлю с кнутом, иначе разгонишь рыбу. Если лов несколько раз подряд был неудачный, старшие рыбаки били сеть на восходе солнца втайне от женщин.

Во время шитья невода и при отправлении на рыбную ловлю в доме нельзя было мести, чтобы не «вымести» рыбу, не «отмести» ее от рыбака, не вынести, не упустить удачу; не прибирали в доме, считая, что неубранное помещение способствует богатому улову. Не оглядывались, когда шли на рыбалку и во время ужения рыбы; запрещалось задерживаться по пути и заходить куда-либо, иначе и рыба будет задерживаться при подходе к снастям.

В качестве оберега от порчи и сглаза просили женщин переступить через сеть; тайком отрывали нитку от платья беременной и носили с собой, привязывали к сети лоскуток от платья роженицы, окуривали сеть можжевельником, сеном, гороховой соломой др. При первом выезде на рыбную ловлю вытягивали невод из дома через окно, а если выносили в дверь, клали на порог лом, топор или другой металлический предмет; поливали невод водой; окуривали снасти покойницкими предметами: куском сгнившего гроба, ниткой из покрывала, прикрывающего гроб в церкви, или из савана покойника. Опасением мести со стороны водяного объясняется запрет упоминания во время рыбной ловли лесных зверей, находящихся в подчинении лешего и неподвластных водяному: медведя, зайца, волка, лисицы. Русских рыбаков, нарушивших этот запрет, с позором сажали обнаженными на перевернутый котел для варки пищи и несколько раз поворачивали. Во время ловли не упоминали умершего, выносили сеть из дома, где был умирающий. Рыбак старался не встретиться с погребальной процессией по пути на рыбалку, не ходил на похороны, не носил гроб, не ел поминальную кутью и не брал жита, раздаваемого за упокой души. Чтобы не упустить удачи, рыбаки не одалживали чужому своих сетей и снастей, не давали ничего взаймы во время сшивания невода и в первый день лова, во время всего рыболовного сезона не выносили из дома и не передавали из одной лодки в другую хлеб, соль, мыло.

При первом выходе в море запрещено было стучать, при закидывании невода – шуметь, соблюдали молчание при ловле рыбы. Особенно распространен был запрет свистеть: чтобы не «просвистеть» рыбу, не вызвать ветер, не навлечь бурю или нечистую силу. Нельзя было перешагивать через сеть, переступать через невод во время его шитья, особенно женщине, через веревку невода, через удочку и снасти. Женщинам нельзя было входить туда, где шьют невод. Сети, удочки и другие снасти, особенно новые, никому не показывали во избежание сглаза, не покупали сеть от рыжих и не хвалили невод, иначе рыба будет плохо ловиться. На рыбалку не ходили в новой одежде и не брали с собой рыбу, иначе клев будет плохой. Рыбака, отправляющегося на промысел, нельзя было спрашивать, куда он идет, и переезжать ему дорогу. Не ловили рыбу в праздники и в воскресные дни, веря, что деньги, заработанные в такие дни, будут потрачены на лечение или на покупку пропавших сетей, а также не выходили в море после захода солнца. При вытягивании невода запрещали присутствовать женщинам и детям, а если они были при этом, то должны были повернуться спиной к морю, чтобы не сглазить рыбу и сети. Выловленную рыбу не осматривали, никому ее показывали и не считали. Рыбак сам не чистил рыбу от чешуи, чтобы не лишиться удачи в ловле [66, c.510].

Рассматриваемые концепты «лодка», «рыба», «рыболовство» активно функционируют в мифологической картине мира как славян, так и финно-угров, выходя далеко за пределы субкультуры промысловиков. Они активно участвуют в обрядах перехода и проникают практически в каждую отрасль жизнедеятельности человека. Представленные концепты развёрнуты в жанрах русского и финно-угорского фольклора.