Развитие аналитического строя и изменение функций предлогов

Усиленный рост отвлеченно-аналитических значений предлогов в русском литературном языке был поддержан и обострен влиянием западноевропейских языков, преимущественно языка французского. Ускорение этого процесса падает на вторую половину XVIII в. Особенности употребления предлогов в конце XVIII — первой трети XIX в. отчасти сохраняются и в современном языке. В течение XIX и в начале XX в. круг значения и употребления предлогов расширяется. Аналитические тенденции в синтаксическом строе русского языка углубляются (33).

К сожалению, русская грамматика почти совершенно игнорирует этот процесс. Между тем не поняв и не изучив его нельзя оценить и заметить развития новых предложных конструкций в современном русском языке.

В русском литературном языке с XVII — XVIII вв. протекает медленный, но глубокий процесс синтаксических изменений в системе падежных отношений. Функции многих падежей осложняются и дифференцируются сочетаниями с предлогами. Так, с XVIII в. особенно широко распространяются предложные конструкции после глаголов: избежать, избавить, отстать, отпираться, отрекаться и т. п. (родительный падеж с предлогом от вместо прежнего родительного беспредложного), например: "Когда весь свет отрекся от меня" (Жуковский); и после глаголов достигать, довести, дойти и т. п. (родительный с предлогом до вместо прежнего родительного беспредложного): "Счастливо они достигают до отечества" (Карамзин); "Не многие могут достигнуть до сего величия" (Карамзин); "Площадка, до которой в десять минут можно достигнуть" (Жуковский) и т. п. Но ср. еще у Пушкина: "Наконец достиг нашей хижины"; "Вот Углича достиг я"⁸ . Понятно, что один и тот же глагол, например достигать, в одних значениях употребляется преимущественно с предлогом, в других — без предлога⁹ .

Точно так же в предлоге с (со) в сочетании с творительным падежом значение образа действия (значение, которое можно определить так: "обнаруживая что-нибудь; так, что проявляется что-нибудь") или значение характеризующего определения к существительному ("обладающий чем-нибудь; имеющий, обнаруживающий что-нибудь") особенно широко развивается под влиянием западноевропейских языков (ср. немецкий предлог mit, французский avec) (36). А. С. Шишков связывал распространение этого значения предлога с с влиянием французского языка на русский язык второй половины XVIII — начала XIX в. (ср. употребление оборотов: с усердием заниматься; молиться с набожностью; одеваться со вкусом и т. п. вместо качественных наречий: усердно, набожно и т. п.)¹⁰ .

В "Рассуждении о старом и новом слоге" А. С. Шишков писал: "Одеваться со вкусом есть также не собственное наше выражение, ибо мы не говорим, или, по крайней мере, не должны говорить: плакать с горестью, любить с нежностью, жить с скупостью; но между тем как свойство языка нашего во всех других случаях велит нам говорить: плакать горько, любить нежно, жить скупо, в сем едином нельзя сказать: одеваться вкусно" (37). Позднее Ф. И. Буслаев тоже признал этот оборот "заимствованным из чужих языков", однако указал на частое употребление его в языке Ломоносова и в языке журналов еще докарамзинской поры. Например, у Ломоносова: "Киевляне тщились, как слуги, угощать их с великою ласкою и уклонностью"; в журналах 1769 г.: "Критика приносит сочинителям пользу, но критика со вкусом" ("И то и се"); "Одеваться с весьма лучшим вкусом" ("Всякая всячина") (38).

Ф. И. Буслаев отметил и другой "иностранный оборот" с предлогом с (для обозначения того, что предмет и лицо подвергаются каким-нибудь изменениям в своем положении, состоянии или претерпевают какое-нибудь качественное преобразование). Например, у Жуковского: "С моим погибшим телом становится ежеминутно хуже" (39).

Беспредложные конструкции вытесняются предложными и в области причинных отношений. В XVIII в. еще был в широком употреблении беспредложный творительный, в котором значение причины еще не было резко обособлено от значения орудия. С начала XIX в. творительный причины решительно уступает место предложным конструкциям. Ср. у Крылова: "Не правда ли, что нами дерево так пышно и кудряво, раскидисто и величаво?" ("Листы и корни"); "Не нами ль царствует корабль наш на морях?" ("Пушки и паруса"); "Осел мой глупостью в пословицу вошел. И на осле уж возят воду" ("Осел"); у А. К. Толстого: "Не их ли ты мужеством славен?" ("Василий Шибанов"); у Герцена: "Мальчик, кажется, избегнул смерти и болезни своею чрезвычайною слабостью" ("Кто виноват?"). В современном языке этим оборотам соответствуют конструкции с предлогом благодаря и дательным падежом.

Общие изменения в системе употребления предлогов сопровождаются осложнением значений отдельных предлогов. Так, в предлоге для значения цели, внутренней мотивации, направленности интересов в сторону кого-нибудь, чего-нибудь во второй половине XVIII — в начале XIX в. дополняются рядом новых значений (ср. значения французского pour и немецкого zu). Эти значения отчасти близки к значениям дательного падежа без предлога. Так, для начинает выражать, что то или иное качество, состояние, действие имеет силу по отношению к данному лицу или предмету. Например, у Карамзина в "Письмах русского путешественника": "Вообразите мое положение! Ночью на улице, в неизвестном для меня городе"; у Жуковского: "Но для могучего стрелка нужду переносить легко"; "Твердость твоя для меня удивительна" (Пушкин, "Пиковая дама").

Отсюда в предлоге для вырастает новое значение — значение критерия. Предлог для начинает употребляться для выражения условий, которыми ограничивается проявление какого-нибудь качества, состояния, например: Для своего возраста он очень развит; "Для турок, для молдаван, для валахов я, конечно, разбойник, но для русских я гость" (Пушкин, "Кирджали"); "Что вы такое для меня? — Муха" (Писемский, "Ипохондрик")¹¹ .

Значения предлогов, расширяясь, становятся все абстрактнее, становятся все больше похожими на значения падежных префиксов. Таково употребление предлога о с предложным падежом после глаголов чувства, речи, размышления¹² . А. А. Потебня так писал о грамматических отношениях этого рода: "Теперь post verba sentiendi, cognoscendi, declarandi мы ставим в беспредложном винительном только ближайший, непосредственный предмет восприятия, познания, речи, тем или другим способом отличая от такого предмета другой, дальнейший, более самостоятельный, до познания или выражения коего мы доходим посредством ощутительного для нашего сознания ряда умозаключений. Например, с одной стороны, мы говорим: услыхать новость, узнать знакомого, сказать слово, "видеть свет и его коловращение" (Гоголь); с другой: услыхать про новость, узнать о знакомом, сказать о чем и про что; увидать, что свет коловратен".

"Чем далее подвигаемся в старину, тем чаще встречаем в языке отсутствие предложных объектов, из чего вероятное заключение, что было такое время, когда оба рода объектов, вовсе не различаясь в сознании, одинаково выражались простым винительным. Это напоминает... состояние людей, для которых не существует перспектива при графическом изображении видимых предметов" (40).

Интересно, что и в языке XIX в. нередко встречаются случаи параллельного употребления винительного падежа и предложного при одних и тех же глаголах, но с очень заметной разницей в смысловых нюансах. Например, у Льва Толстого: "Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку" ("Война и мир"); у Чернышевского в романе "Что делать?": "Стану рассказывать тебе свою радость"; у Герцена: "Губернатор сказал, что он забыл разрешение, данное мне" ("Былое и думы"); для современного языка в этом контексте было бы нормальным сочетание с предлогом о или про.

Ср. у И. И. Дмитриева: "Я принял смелость напомнить ему его молодость ("Взгляд на мою жизнь"); в современном языке напомнить что-нибудь имеет значение: своим сходством вызвать представление, воспоминание о чем-нибудь.

Разграничение предложных и беспредложных конструкций создает более ясную синтаксическую перспективу. В самих предложных конструкциях более четко выступают различия между синтаксическими синонимами. Слабые формы постепенно отмирают (например, сочетания с предлогом про после глаголов речи, чувства, изъявления).

В современном литературном языке разница между о с предложным падежом и про с винительным падежом при глаголах речи, чувства и изъявления скорее стилистическая (про разговорнее, просторечнее), чем лексико-семантическая¹³ . А. М. Пешковский писал в своем "Синтаксисе": "Про с винительным имеет то же значение, что и о, об с предложным (говорить про войну, думать про урожай), и хотя какую-то внутреннюю разницу между этими синонимами мы ощущаем, но определить ее затрудняемся" (43). Еще раньше К. С. Аксаков признавался: "Оттенок отдаленности и вообще цели слабеет, и про значит вообще только устремление нравственное куда-нибудь, а иногда и это значение слабо чувствуется. Он думает все про своего друга; про тебя говорили" (44).

Со второй половины XIX в. возникает новый синонимический ряд конструкций после глаголов мысли (но не речи) с предлогом над и творительным падежом (ср.: думать, размышлять над чем-нибудь и т. п.:, ср. работать над чем-нибудь). Ср. у Лескова в очерках "Смех и горе": "Она всегда думает над чем-нибудь, а не о чем-нибудь".

С предлогом о после глаголов горестного чувства смешивается также предлог по, значения которого в этих сочетаниях крайне абстрактны. Кроме значения после в сочетании с предложным падежом (по прибытии, по отъезде, по смерти, по отбытии срока и т. п.) по имеет в высшей степени "формальное" значение при немногих глаголах, выражающих душевные страдания, с предложным падежом существительных единственного числа: скучать, тосковать, сохнуть, страдать, грустить, болеть душой и т. п. При тех же глаголах чаще употребляется по с дательным падежом (страдать по родным; скучать по брату и т. п.). Эта двойственность употребления — признак того, что собственное значение предлога по в этих сочетаниях утрачивается. Те же глаголы нормально сочетаются и с предлогом о.

По-видимому, в употреблении предлога по с предложным падежом после глаголов чувства нужно видеть причинное переосмысление временного значения (тосковать по — "после", "по причине").

Но так как в конструкциях типа: тосковать по ком-нибудь — чем-нибудь, горевать по ком-нибудь — чем-нибудь и т. п. — временное значение по стерлось, то исчезает и внутреннее, логическое различие между предлогом по в этом употреблении и предлогом о в тех же сочетаниях вроде тосковать о ком-нибудь — чем-нибудь, горевать о ком-нибудь — чем-нибудь.

Конструкции с предлогом по ощущаются как более разговорные, чем соответствующие конструкции с предлогом о. Конструкции с предлогом по и предложным падежом после глаголов скорбного чувства являются в современном языке пережитком прошлого. Они непродуктивны. Это синтаксические идиоматизмы. А. М. Пешковский принужден был признать: "В сочетаниях скучать, тосковать, сохнуть, страдать, болеть душой по ком предлог тесно связан со слишком малым числом глаголов, чтобы выявить собственное значение" (45).

Несомненно, что и предлог за с винительным падежом при глаголах знать, признавать, считать и т. п. служит лишь грамматическим выражением зависимого падежа. Его реальное значение: в качестве, вместо — здесь очень ослаблено, стерто. Эти сочетания отличаются от сочетаний тех же глаголов с простым творительным приглагольным (ср.: считать за дурака и считать дураком) лишь тонким оттенком неполной, недостаточно достоверной квалификации, намеком на возможность переоценки или на некоторую мнимость оценки.

Все эти примеры с разных сторон освещают процесс развития аналитических форм предложного употребления. Все ярче обнаруживается внутреннее расслоение в семантической системе предлогов. В то время как одни простые предлоги: для, до, перед, при, под, кроме, сквозь, через, между, а тем более предлоги наречного типа: близ, среди, мимо и т. п. — почти целиком сохраняют свои реальные лексические значения, другие предлоги: о, за, из, в, на, отчасти: над, от, по, про, с, у — в отдельных сферах своего употребления, иные в меньшей степени, иные вплоть до полного превращения в падежные префиксы, ослабляют свои лексические значения, а иногда почти совсем теряют их.