ЭГО: САМОВЫРАЖЕНИЕ  ПРОТИВ ЭГОИЗМА

Самовыражение

Процесс эволюции через возрастающую сложность организмов и совершенствование организационной структуры привел к повышенному чувству индивидуальности. Следствием этого развития стала потребность выражения этой индивидуальности. В предыдущей главе мы отметили, что если эта потребность оказывается фрустрированной в силу условий социальной жизни, таких как перенаселенность или формирование массового общества, то развиваются самодеструктивные тенденции. При этом потребность ксамовыражению принимает невротические формы. Она превращается в стремление к успеху и жажду власти.

Биологи начинают признавать, что потребность выживания не намного важнее потребности самовыражения. Если спросить: «Выживание ради чего?», то единственным осмысленным ответом могут быть удовольствие и радость жизни, которые неотделимы от самовыражения. Адольф Портман в своем замечательном труде «Новые пути в биологии» пишет: «Метаболизм может служить выживанию индивида, однако мы должны помнить, что индивид здесь не ради своего метаболизма, но скорее метаболизм служит проявлением индивидуального существования»*[8]. Самовыражение есть проявление индивидуального существования.

Акцент на самовыражении добавляет новое измерение к биологии. Поведение животных нельзя оценивать исключительно с точки зрения его ценности для выживания. Сохранение жизни и самовыражение являются тесно связанными друг с другом функциями. Портман ясно показывает это в своей книге. Он замечает: «Есть бесчисленные примеры того, как самосохранение и самовыражение сочетаются в одном и том же органе»**. Он демонстрирует это на примере гортани, ссылаясь на функции пения и речи. Приверженцы Конрада Лоренца склонялись к тому, чтобы считать пение птиц скорее способом заявления территориальных прав, чем выражением внутреннего чувства. Теперь многим приятно будет узнать, что пение сочетает в себе обе эти функции.

Психология присоединяется к биологии, также отмечая важность самовыражения. Внешнее выражение отражает то, что происходит внутри организма. Самовыражение как внешний, видимый аспект индивидуальности соответствует самоосознанию и самовосприятию как внутренним, или психическим аспектам индивидуального существования. По словам Портмана, «яркая внешность [среди животных] всегда является отражением богатства внутреннего мира»*. Но этот внутренний мир нельзя считать исключительно психическим феноменом. Снова цитируя Портмана: «Никто не может четко определить местонахождение внутреннего мира, ибо, признавая всю важность мозга, мы знаем, что внутренняя жизнь, как целое, включает в себя тело»**[9].

Человеческие существа, стоящие на более высокой ступени развития по сравнению с животными, обладают большей потребностью выражать себя. А поскольку они лучше сознают свою индивидуальность, в их самовыражении присутствует больший сознательный компонент. Мы не обладаем ярким оперением птиц или красивой шерстью некоторых млекопитающих, и мы заменили их цветом и разнообразием продуктов нашего творчества. Одежда, которую мы носим, дома, которые мы строим, наши искусства и ремесла, наши песни и танцы, — все является проявлениями этого базового импульса к самовыражению. Каким бы утилитарным ценностям ни служили эти вещи, нельзя

игнорировать их роль в удовлетворении потребности самовыражения.

Самовыражение на сознательном уровне — это функция эго и тела. Таким образом, оно отличается от форм самовыражения, не зависящих от сознания, которые являются исключительными проявлениями телесного «Я». Цвет волос или глаз — это форма телесного самовыражения, не включающая эго. Все творческие действия, однако, являются обязательно сознательными, поэтому эго играет важнуюроль в формулировании и реализации творческого импульса. Однако возникновение импульса не связано с эго. Корни его происхождения в теле, его мотивация в стремлении к удовольствию, а источник вдохновения — в бессознательном.

Самовыражение, творчество и удовольствие тесно связаны друг с другом. Любая форма самовыражения содержит в себе творческий элемент и ведет к удовольствию и удовлетворению. Женщина, пекущая торт, к примеру, выражает в этом творческом акте свою индивидуальность. Она находит удовольствие в этой деятельности и испытывает чувство удовлетворения при ее завершении. Кроме того, имеет место особое удовлетворение, которое сопутствует достижению. «Я сделала торт» — самовыражение на телесном уровне, которое реализует физическую потребность сделать что-то активное и творческое. «Я сделала торт» — самовыражение на уровне эго, обеспечивающее особое эго-удовлетворение. Попробуем исследовать связь этих двух видов удовлетворения.

Приобретение знания и овладение навыками — важные функцииэго, являющиеся главным источником эго-удовлетворения. «Я» желает знать и хочет быть способным делать. Оно стремится быть активной силой в формировании своей жизни. Вряд ли кто помнит возбуждение, которое он испытал, когда сделал первый шаг, заговорил или прочел первое слово, но большинству знакомо возбуждение, которое сопровождало такие достижения, как первая поездка на велосипеде и вождение автомобиля, выпечка первого пирога, первый спуск на лыжах или первая беседа на иностранном языке. Все эти достижения приносят эго-удовлетворение, которое, однако, не следует отделять от удовольствия, связанного с процессом обучения, или от удовольствия, которое эти навыки обещают доставить в будущем.

Любой проект, который мы предпринимаем и доводим до завершения, приносит двойное удовлетворение: первое на физическом уровне в виде удовольствия от активности, а другое на уровне эго, в виде осознания достижения. Такое двойное вознаграждение соответствует двойственности человеческой натуры. С одной стороны, мы являемся сознательными актерами в драме жизни, и, следовательно, сознаем свои индивидуальные роли. Однако слишком часто такое самосознание ослепляет нас, заслоняя тот факт, что с другой стороны, подобно животным, мы являемся частью природы, обладаем телом и в отношении телесного удовольствия зависим от гармоничных взаимоотношений с природой.

Подобное ослепление приводит к тому, что мы становимся эго-сознательными, то есть эгоистами. Эгоист ошибочно принимает эго за «Я» и убежден: все, что поддерживает его эго, способствует интересам «Я». Это справедливо лишь в определенных пределах, которые я определю позже. Уделяя первостепенное внимание эго, человек полностью изменяет нормальные взаимоотношения между эго и телесным «Я», что может привести к деструктивному поведению. Телесное «Я» является фундаментом, на который опирается эго. Укрепление основания улучшает структуру личности в целом. Ремонт крыши будет неэффективен, если фундамент не в порядке. Когда жертвуют удовольствием ради влечений эго, таких как успех, то результат может быть катастрофическим.

Возьмем, например, человека, который живет не по средствам, чтобы произвести впечатление на своих соседей. Обладание огромным домом или дорогой машиной будет способствовать раздуванию эго, а также причинит немало боли и страдания, поскольку придется платить за их содержание. Только путем диссоциации, отрыва от реальности он сможет проигнорировать боль. Подавив боль, он также отсечет все возможности для получения удовольствия. Принесение в жертву удовольствия ставит под сомнение ценность эго-удовлетворения, которое он получает от обладания собственностью.

Даже если человек может, приложив усилия, заработать деньги, необходимые для того, чтобы обзавестись шикарной обстановкой, эго-удовлетворение, которое он в результате получит, вряд ли будет стоить затраченного времени и сил. Одно дело работать ради того, что принесет настоящее удовольствие, другое дело — ради того, что служит просто укреплению имиджа человека. Поскольку мы, люди, являемся самосознающими существами, обладающими эго, нам небезразличен наш имидж. Имидж важен, поскольку он олицетворяет человека, но это не сам человек. Эгоист — это индивид, идентифицирующий себя с имиджем, а не со своим телесным «Я».

Не существует такого имиджа, который способен бы был предоставить телесное удовлетворение, придающее смысл жизни. Эго, не получающее питания от корней в форме телесного удовольствия, развивает ненасытный голод. Находящийся под властью ненасытного эго индивид живет в напряжении, вынужденный постоянно расширять свой имидж. Его эго-влечения становятся все сильнее и непреклоннее, попирая условности и приличия ради достижения своих целей. Человек, который пошел по этому пути, не может остановиться. Если он получил один миллион, то он должен приложить все усилия, чтобы заработать второй миллион, потом третий и так далее. Эти деньги вряд ли смогут повысить его уверенность и защищенность или способствовать его удовольствию, к тому же стремление зарабатывать деньги, по-видимому, получает новый импульс с каждым прибавлением капитала. Его эго подобно воздушному шару, который должен подниматься все выше и выше, расширяясь до тех пор, пока не взорвется.

Притягательность денег с точки зрения эго объясняется тем, что они символизируют власть. Увеличение состояния или власти несет с собой эго-удовлетворение. Это дает эго возможность воображать себя властелином мира. Может показаться, что от овладения знаниями и совершенствования навыков до покорения природы один шаг, но то же расстояние отделяет интегрированного человека от отчужденного эгоиста, одержимого властью. Потребность человека во власти отражает его незащищенность и служит признаком неадекватности его эго. Хотя власть и богатство могут привнести удовольствие в жизнь, это происходит лишь при том условии, что они не становятся первостепенными целями жизни.

Эго-влечения не ограничиваются сферой денег. Область зрелищных видов спорта пронизана интересами эго, и анализируя этот феномен, мы можем достичь более глубокого понимания сущности этих интересов. Присутствующий на спортивном состязании зритель, болеющий за одну из команд, получает значительное удовлетворение от ее победы. Если он относится к разряду фанатичных болельщиков, то ему даже необязательно лично присутствовать на трибуне или смотреть матч по телевизору. Сама мысль о победе или поражении его команды несет в себе сильный эмоциональный заряд. Для такого болельщика удовольствие от просмотра самого действия часто имеет второстепенную ценность. Если команда проигрывает, то это вызывает у него подавленное настроение, которое сводит на нет все удовольствие от наблюдения за игрой. Такие сильные реакции вполне понятны, если представить, сколько поставлено на кон. Для многих людей такой ставкой становится эго, которое они вкладывают в любимого игрока или команду, поэтому впоследствии они чувствуют себя либо отстоящими, утвердившими свою позицию, либо разочарованными и униженными.

Болельщик идентифицирует себя с объектом своего восхищения на уровне эго. Посредством этой идентификации достижения его героя становятся в каком-то смысле его собственными. Таким образом, он получает личное удовлетворение от достижений героя, хотя сам не принимал в его деятельности никакого участия. Для такого болельщика идентификация с героем служит функцией самовыражения посредством замещения себя другим человеком. Для спортсмена же выступление является подлинной формой самовыражения; он вовлечен в состязание всем своим существом. Поскольку со стороны болельщика включено лишь эго, его обязательства ограничены, а роль сводится к наблюдению, однако эмоционально он реагирует так, будто полностью включен в игру. Он фактически выражает себя через идентификации своего эго.

Любая эго-идентификация является формой самовыражения. Человек, который купил большой дом, говорит всему миру: «Посмотрите. Я владею этим домом. Я идентифицирую себя с ним». Однако лишь эго идентифицировано с домом, если только этот человек не принимал личного участия в планировке или строительстве. Точно так же человек, накопивший крупную сумму денег, чувствует свою идентификацию с деньгами. Говоря: «Я стою два миллиона долларов», он тем самым говорит: «Я — это два миллиона долларов». И фанат, который на уровне эго идентифицирует себя с «New York Giants», реагирует так же: «Я — это «New York Giants»». При этом он говорит: «Мы выиграли».

Самовыражение посредством идентификации эго может показаться слабой заменой подлинного, а именно — самовыражения посредством творческой деятельности. Однако власть эго над поведением такова, что идентифицирующий себя человек переживает происходящее как реальность. В любой идентификации должен присутствовать некоторый аспект реальности. Если человек является членом клуба, то он имеет все основания испытывать гордость за успехи клуба. Многие люди идентифицируют себя со школами, где учились, и чувствуют на себе отблеск достижений или тень неудач выпускников. Хотя такая идентификация в некоторых случаях может быть чрезмерной (как например — со старым школьным галстуком), она имеет логичное основание, поскольку в бытность свою членом студенческого коллектива человек принимал активное участие в школьной жизни. Патриотизм является еще одним примером эго-идентификации, имеющей под собой реальную основу, поскольку она происходит из принадлежности человека к данному сообществу людей.

Через свои эго-идентификации индивид ощущает себя частью общества, участвующей в его развитии и разделяющей его победы и поражения. Без таких эго-идентификаций человек чувствовал бы себя отрезанным от течения жизни и социальной ситуации, изолированным от интересов сообщества. Он был бы вынужден находить удовольствие и смысл в пределах собственного «Я», что не под силу сделать никому, поскольку удовольствие зависит от гармоничных взаимоотношений с окружающей средой. Своими идентификациями эго расширяет границы «Я», увеличивая таким образом возможности для достижения удовольствия и удовлетворения.

Проблемы возникают тогда, когда подобное расширение становится чрезмерным, то есть когда его эго-идентификации компенсируют недостаток самоидентификации. Эго здоровой личности заземлено в ощущениях тела и идентифицируется с телесным «Я». В этом случае основной формой самовыражения является творческая жизнь, а эго-идентификации вторичны. Когда идентификация с телом слаба и незначительна, то идентичность человека неопределенна, а его творческое самовыражение снижено. Такой индивид, будучи отчужденным от своего телесного «Я», вынужден искать идентичность и средства самовыражения в эго-идентификациях. Они становятся его главным способом самовыражения и в этом случае оказываются слабым замещением подлинного.

Чрезмерный вклад в эго-идентификации отводит энергию в сторону от «Я», которое истощается все больше, пропорционально тому, насколько раздувается эго. Эго-удовлетворения, получаемые человеком в виде дивидендов от таких вложений, никак не способствуют наслаждению жизнью. Подобно иллюзиям, еще одной функции диссоциированного эго, они могут поддерживать дух, но ничем не помогают телу. Мне не раз доводилось слышать жалобы успешных людей на то, что они не получают «настоящего удовлетворения» от своего успеха.

Существует и другой аспект роли эго в самовыражении: потребность в признании. Любой сознательный акт самовыражения считается незаконченным, пока не вызовет реакцию со стороны других членов сообщества. При благоприятной реакции человек получает дополнительную порцию удовлетворения от своего достижения. Отрицательная реакция ослабляет удовлетворение. Творческий акт, оказавшийся незамеченным, обычно оставляет человека с чувством фрустрации. Писатель разочарован, если никто не читает его книг, у художника опускаются руки, если никто не пишет рецензии о его работах, повар подавлен, если о его кулинарных шедеврах ничего не говорят. По-видимому, всем нам требуется некоторое признание нашей индивидуальности. Без такого признания трудно сохранять личную идентичность или поддерживать чувство «Я».

Обладая эго, человек не только сознает себя индивидом, но и чувствует свою обособленность и одиночество. Стремление к индивидуальности велико, но желание быть признанным частью группы не меньше. Первое желание находит удовлетворение в акте самовыражения, второе — в признании другими этого акта. Поскольку оба желания проходят через эго, их осуществление ведет к эго-удовлетворению. Этот процесс имеет и количественный аспект. Более сильное эго связано с более высокой степенью индивидуальности, большей потребностью самовыражения и с повышенным стремлением к признанию. Слабое эго имеет меньшее стремление к самовыражению и довольствуется меньшим признанием.

Стремление к признанию лежит в основе феномена статуса. Степень признания обусловливает статус человека, а побуждение к статусу происходит из потребности эго в признании. Статус является феноменом, который мы, люди, разделяем со многими животными. Очередность подхода к кормушке среди домашних птиц, порядок кормления в стае хищников, приоритет в спаривании — все определяется статусом. Внутри вида статус обеспечивает выживание сильнейших. Что касается человека, статус способствует ощущению идентичности и является поддержкой эго. Пока эго идентифицируется с телом, как это бывает у животных, статус отражает дарованные природой физические способности индивида. Среди человеческих существ, однако, положение или статус индивида в обществе определяются множеством факторов, не связанных с телом. Наследственное положение, финансовое состояние, семейные связи играют важную роль в определении статуса.

Если статус не является истинным показателем личных качеств индивида, он действует как подрывная сила, диссоциирующая эго от тела. Статус влияет на имидж индивидуального эго. Чем выше статус, тем величественнее имидж, ибо мы видим себя только глазами других. Однако мы можем чувствовать себя изнутри, если находимся в соприкосновении с телом. Не возникает никаких сложностей, если имидж соответствует реальности тела, то есть когда наше видение себя совпадает с тем, что мы чувствуем. Недостаток такого соответствия нарушает наше чувство идентичности. Мы приходим в смятение, не понимая, кто мы есть. Перед нашим сознанием встает искушение идентифицировать себя с имиджем и отвергнуть реальность тела. Диссоциация эго от тела ведет к нереальной, воображаемой жизни. Человек становится одержим собственным имиджем, озабочен своим положением и оказывается обречен на борьбу за власть во имя усиления статуса. Удовольствие и творчество ослабевают, отступают на задний план или исчезают из жизни.

Роль эго в удовольствии

Эго играет важную роль в удовольствии, если оно идентифицировано с телом. Сильное эго позволяет получать Больше удовольствия от жизни. Слабое эго снижает способность к удовольствию. Это легче понять, если представь, что тело — это лук, а эго — сознательное усилие, которое натягивает тетиву и сгибает лук. Полет стрелы, представляющий разрядку напряжения в луке, соответствует переживанию удовольствия. Сильное эго создаст больше напряжения в луке, то есть будет поддерживать большее напряжение в теле. Это увеличит дальность полета стрелы, когда ее отпустят. Если лук недостаточно натянут, — слабое эго — стрела беспомощно упадет на землю. Оставив вопрос о том, попадет ли стрела в цель, мы должны представить, что удовольствие отражено в свободном полете стрелы. И ведь это действительно приятно, — пустить стрелу в воздух и ощутить ее полет как выражение собственного усилия.

Моя стрела взлетела ввысь, И где она упала, я не знаю.

Большинство людей чрезмерно сосредоточены на эго, чтобы довольствоваться таким простым удовольствием. Если они стреляют из лука, то им требуются мишени, чтобы проявить свои способности. Стрельба по мишени добавляет еще один элемент к представленной нами картине. Попадая в цель, человек получает от успеха дополнительное эго-удовлетворение, которое усиливает удовольствие от деятельности. Промах вызывает разочарование эго, которое притупляет удовольствие от стрельбы. Дополнительное Удовлетворение, вызванное успехом, служит также стимулом для дальнейших достижений. Эго благодаря успеху усиливается и при выполнении следующих попыток может приложить больше усилий. Промах ослабляет эго, что в свою очередь снижает желание. Если эго идентифицировано с телом, успех повышает способность тела выдерживать напряжение и, следовательно, испытывать удовольствие. Однако если такая идентификация отсутствует, то успех ударяет в голову, раздувая эго и искушая человека преступить пределы его способностей.

Эго можно представить в роли генерала. Оно возглавляет личность, но в отличие от генерала, командующего армией, эго находится на передовой любого контакта с внешним миром. Я склонен локализовать эго в лобной доле мозга, ближе к глазам и другим органам чувств. Эта часть тела получает наибольшую стимуляцию от окружающей среды, что содействует воспринимающей функции эго. А посредством своего контроля над произвольными движениями эго задает тон нашим взаимоотношениям с окружением. В норме расширение эго, происходящее в ответ на позитивную реакцию окружающей среды (признание его самовыражения) распространяет возбуждение на все тело. Когда эго истощается в результате ослабления контакта с телом и отсутствия внешней поддержки в виде признания, возникает депрессия.

На другом конце тела находится генитальный аппарат, центр сексуальных функций. Секс — это воплощение удовольствия и творчества. Я не хочу сказать, что любое удовольствие носит сексуальный характер или, что любая сексуальная активность приятна. Сексуальность является главным телесным каналом для разрядки напряжения и важнейшим творческим выражением индивида. Между этими двумя полюсами организма (голова и гениталии) существует пульсация энергии. В основе полярности лежит тот очевидный факт, что верхняя часть тела отвечает преимущественно за прием, наполнение и зарядку, в то время как нижняя участвует в процессе выделения и разрядки. Течение энергии или чувства, которое происходит между двумя полюсами тела, носит маятниковый характер. Его ритм определяется энергетическими процессами тела. Когда происходит доставляющий удовольствие контакт с окружающей средой, поток энергии и чувства устремляется в верхнюю часть тела. Происходит стимуляция эго, и тело возбуждается. После того как возбуждение достигает определенной интенсивности, поток меняет направление на противоположное. Энергия и чувство текут вниз по каналам сексуальной или другой двигательной разрядки. Как наземные животные, мы двигаемся относительно земли. Поэтому, когда ребенок возбужден, он подпрыгивает от радости. Животные в подобной ситуации прыгают и скачут, взрослые люди танцуют. Любая энергия в конечном итоге разряжается в землю.

Явление маятника проявляется в том, что движение в одном направлении адекватно движению в противоположном направлении. Следовательно, поток чувства в половые органы не превышает потока чувства вверх, в голову, и наоборот. Это значит, что сила эго определяет интенсивность сексуального влечения, а интенсивность сексуального удовольствия и удовлетворения влияет на силу эго.

Такая взаимосвязь между эго и сексуальной функцией распространяется на все формы удовольствия. Чем сильнее эго, тем интенсивнее удовольствие. В свою очередь, удовольствие питает эго. Чем больше удовольствия получает человек, тем сильнее становится его эго. Более сильное эго может поддержать большее возбуждение, которое в момент разрядки преобразуется в удовольствие и удовлетворение.

Маятниковое движение энергии между двумя полюсами тела, то есть между верхней и нижней его половиной, происходит непрерывно во время нашего бодрствования. Каждый наш шаг сопровождается осознанием направления движения и ощущением контакта с землей. Если контакта нет, мы, либо ходим механически, либо плывем по воздуху словно духи. Когда пульсация энергии или чувства осуществляется свободно, то каждый наш шаг и каждое движение несет в себе удовольствие. При более интенсивных действиях увеличивается интенсивность и ритм пульсации. Более высокая степень возбуждения, как правило, соответствует ускоренному ритму, как при беге и танце. Для обоих этих занятий, по сравнению с ходьбой, характерно большее осознание цели активности и более глубокое ощущение тела в движении. С одной стороны, имеет место большая вовлеченность эго, а с другой — более приятная разрядка. Подобная ситуация является гарантией того, что, чем бы человек ни был занят, разум и тело слаженно работают вместе, способствуя скоординированности и эффективности действия и обеспечивая удовольствие и удовлетворение от его завершения.

Удовольствие возникает, когда разум и тело целиком погружены в какое-то действие. Это результат тотального подчинения импульсу и чувству, в совокупности с осознанием того, что цель и время действия выбраны правильно. Если к тому же удается достичь цели, то человек испытывает глубокое чувство удовлетворения. Три фактора, объединяясь, вызывают это особое чувство полного удовлетворения. Когда тело, разум и движение сливаются в одно в момент полного раскрытия личности, рождается чувство реализации. В момент такого слияния возбуждение выходит за пределы «Я» и возносит индивида к вершинам радости.

Тем, кому довелось пережить подобные моменты, знакомо их почти мистическое свойство. За секунды до финального события человек интуитивно чувствует, что оно произойдет. Еще до того, как футболист ударил по мячу, он может почувствовать приближение триумфа победы. Еще до наступления оргазма у человека во время секса может появиться внутреннее предчувствие глубокого экстаза. Слова в голове у писателя могут еще не оформиться, как он вдруг понимает, что вот-вот родится красивейшая фраза. Во время игры в боулинг человек, еще только отпуская шар, уже чувствует, что собьет все кегли. В такие моменты кажется, что нами управляли какие-то неведомые силы.

Футболист может сослаться на хороший расчет, влюбленный будет говорить о своих чувствах, а писатель объяснять все развитым воображением. Все эти слова указывают на то, что между «Я» и миром была достигнута идеальная гармония, которая сделала действие легким и естественным, а результат — неизбежным. Дикому животному эта радость совершенной гармонии хорошо знакома. Его движения обычно безошибочны, координация безупречна, а преданность жизни безгранична. Безусловно, дикое животное находится в значительно большей гармонии со своим окружением, чем мы со своим.

Чувство полной гармонии с окружающей средой, которое ведет к совершенству в действиях, является основным принципом мастерства «дзэн». Наставник «дзэн» достигает той степени интеграции, когда он составляет одно целое со своими действиями и со своим миром. Он является полностью самим собой и в то же время остается совершенно безличным. Это противоречие можно объяснить полной идентификацией эго с телом. Граница между волей и желанием устранена. Только когда стремление эго совпадает с желанием тела, тело будет безошибочно и без колебаний реагировать на волю эго.

Наивно было бы верить в то, что можно достичь такой совершенной гармонии в любое время и в любой сфере жизни. Счастливы те, кому удалось достичь ее хотя бы в одной сфере деятельности. Тогда любое их действие в русле этой деятельности носит на себе печать мастера. Некоторым удалось испытать подобное в определенный момент жизни, и именно это Маслоу назвал «пик-переживанием». Это основа чувства радости. И этот принцип является основой творческого подхода к жизни.

Эго и боль

Эго оперирует образами, и оно получает удовлетворение в результате реализации этих образов. Например, у каждого из нас имеется образ «Я», который мы постоянно стремимся реализовать. Этот образ представляет потенциал, которого мы надеемся достичь. Он вдохновляет наши усилия, Направляет и координирует наши действия. Его реализация сулит нам счастье. Человек, работающий не покладая рук, может мечтать о беззаботной жизни, мать мечтает о будущем своих детей, писатель — о великом романе и так далее. Образы являются частью жизни любого индивида. Они расширяют наш кругозор и возвышают дух. Они возбуждают тело и дарят ощущения удовольствия - удовольствие предвкушения, поскольку подлинное удовольствие дожидается реализации образа и разрядки возбуждения.

Любой проект, за который берется человек, включает в себя образ. Начинающий новое дело бизнесмен уже видит себя во главе процветающей компании. Хозяйка, планирующая новый дизайн, представляет себя живущей в преобразившемся доме. Эти образы оказывают возбуждающее действие, поскольку человек предвкушает, насколько приятнее станет жизнь после их реализации. Однако так случается не всегда.

Если эго отделено от тела, возбуждение не перетекает в нижнюю часть. Приносящей удовольствие разрядки возбуждения не происходит. Высвобождение возбуждения через скоординированные и грациозные движения тела блокируется хроническими мышечными напряжениями, которые представляют подавленные негативные и враждебные импульсы. Возбуждение не может найти естественный выход в любви из-за подавленной сексуальной тревожности. Сущность нарушения кроется в латентной неуверенности, которая берет начало в ранних взаимоотношениях с матерью и которая позднее накладывает отпечаток на взаимоотношения человека с землей и с почвой, символическим продолжением матери. Человек, который плохо заземлен, как в буквальном, так и в фигуральном смысле, боится «опуститься» или «отпустить». Он, как мы говорим сегодня, «подвешен». Результат — неспособность переживать удовольствие и нарастание состояний напряженности и боли.

Заблокированное возбуждение, которое не может течь вниз, переполняет эго и создает новые образы, которые необходимо реализовать, чтобы переживание удовольствия стало возможным. Задумываются новые проекты, предпринимаются дальнейшие усилия, но в результате лишь увеличиваются напряжение и боль. Это показывает, как развивается спираль саморазрушения. Человек вынужден взбираться все выше и выше по социальной лестнице, каждая ступень которой дает кратковременное эго-удовлетворение, которое вскоре блекнет, уступая место недовольству. Нужно заработать больше денег, купить дом лучше прежнего, достичь более высокого политического положения, написать больше книг и так далее. Каждое движение вверх, не сопровождающееся соответствующим потоком вниз и разрядкой возбуждения, служит лишь усилению состояния боли, которое в свою очередь усугубляет диссоциацию эго с телом.

Диссоциированное эго путает образ с реальностью. Оно видит в образе скорее цель, чем средство. Его стремление к цели приобретает компульсивный характер, и удовольствие от жизни исчезает. Печальная правда, по мнению психологов, заключается в том, что мы являемся людьми, ориентированными на цель. Мы ошибочно принимаем цель за удовольствие и никак не можем понять, что цель лишь обещает удовольствие, а не гарантирует его. Мысклонны считать достижение цели наградой. В результате одна цель неизбежно сменяется другой, в то время как удовольствие продолжает откладываться до бесконечности. Прогресс сам по себе становится конечной целью, а наши жизни легко вписываются в статистические таблицы и графики.

Конечным результатом стремлений эго становится депрессия или смерть. Откладывание телесного удовольствия иссушает хорошие чувства и истощает энергию человека. Рано или поздно силы оказываются подорваны, эго, подобно поднявшемуся слишком высоко воздушному шару, начинает стремительно падать вниз, вовлекая индивида в депрессию. Это сохраняет человеку жизнь, ибо депрессия блокирует все бессмысленные стремления и позволяет телу восстановить силы. Эго некоторых людей, однако, упорствует до последнего. Упадок, который происходит в таком случае, носит уже не психологический, а физический характер. Нам часто приходится слышать о людях, которые, находясь казалось бы на пике достижений, умирают от сердечного приступа, рака или другой подобной причины. Мне лично известно несколько таких случаев. Существует предел телесной толерантности к стрессу, и результатом превышения этого предела становится болезнь.

Эгоизм

Психиатров часто называют «headshrinker»*[10]. Это слово указывает на одну из наших главных задач, а именно — уменьшать раздутые эго пациентов. Разумеется, на самом деле психиатры не сушат головы, а спускают своих пациентов на землю. В процессе освобождения от иллюзий устанавливается контакт пациента с реальностью, улучшается его функционирование. Это можно представить как процесс усадки: эго укорачивают до размеров тела, после чего привязывают к телесному функционированию. Эго пациента не подвергается прямой критике со стороны психотерапевта, поскольку такой подход может иметь пагубное влияние, так как человек идентифицирован со своим эго. Упадок эго, как я уже отмечал, может погрузить индивида в депрессию или вызвать суицидальные мысли. В качестве противодействия пациента постепенно вводят в контакт с реальностью его существования, его физического бытия, то есть в контакт с телом и с чувствами. В той мере, в какой пациент сможет принять свои чувства и идентифицировать себя с телом, он освободится от болезненных попыток реализовать тот образ, который был на­вязан ему родителями и обществом.

Образ, который доминирует сегодня в обществе — это образ успеха. В той или иной форме большинство людей стремятся к успеху. Женщины стремятся быть успешными женами, успешными матерями или успешными членами социума. Мужчины стремятся быть успешными любовниками, успешными бизнесменами или успешными профессионалами. Если человек не достигает успеха, его тут же относят в разряд неудачников. Тенденция судить о жизни человека с точки зрения успеха и неудачи демонстрирует то, в какой степени наше эго господствует над нами. Подобный критерий оценки жизни является более деструктивным, чем суждения, затрагивающие такие концептуальные эмоции, как вина, стыд и тщеславие. Кажется, что избавившись от груза вины, досаждавшего нашим предкам, мы подставили свои плечи под еще более тяжкую ношу ответственности за успех или неудачу.

Приняв эту ответственность, человек становится эгоистом. Он видит себя правителем мира и господином собственной души. Никогда за всю историю человек не был так высокомерен. Во все времена он видел себя подчиненным высшему закону, считал себя частью большего порядка и инструментом верховной власти. При этом всегда находились индивиды, чей эгоизм возносил их выше моральных принципов и которые присваивали себе полномочия верховной власти. Их триумф сопровождался болью и страданиями. Раны, нанесенные ими, до сих пор не залечены полностью. Однако эти завоеватели были не более чем мимолетным феноменом. Их власть и могущество растворились с их смертью, а их влияние было перечеркнуто глубокими религиозными убеждениями людей.

В двадцатом веке ситуация коренным образом изменилась. Наука и технологии полностью подорвали веру человека в сверхъестественные силы, обладающие властью над человеческой жизнью и формирующие его судьбу. Две мировые войны сокрушили веру в моральный закон и справедливость. А развитие психологии позволило осознать эмоциональные факторы, обуславливающие мышление человека. В конце концов, с появлением автомобилей и распадом общественного уклада жизни каждый человек стал индивидом, чувствующим ответственность за собственную жизнь. Это пугающая ответственность и лишь эгоист может принять ее с полным самообладанием. Однако современный человек наивно и слепо занял освободившееся место Бога, не подозревая, что это грозит ему потерей души.

Разговор о душе — чрезвычайно сложное занятие. Никто не знает, что это такое, а многие убеждены, что ее вообще не существует. Я буду рассматривать ее как качество существования. Если человек, не чувствует себя частицей мира, не ощущает, что его жизнь подчинена глобальному природному процессу, превышающему его личное существование, то можно сказать, что у него нет души. Душа человека — это то, что соединяет его с прошлым и ведет его в будущее. Она связывает его с землей и со всеми живыми созданиями. Это основа для его идентификации со вселенной, источник океанического чувства единения с космосом. Человек, обладающий душой, может вырваться за границы своего «Я» и испытать радость и экстаз единения со вселенной. Если у человека нет души, он заперт в темнице своего разума, и все его удовольствия сводятся к эго-удовлетворениям.

Человек без души является эгоистом. Он видит мир лишь сквозь призму своего «Я». Жена и дети являются продолжением его образа «Я». Его интересы отражают потребности эго. Если он катается на лыжах, то делает это для того, чтобы показать свое умение и впечатлить других. Величественность гор, красота пейзажа, близость к природе, атмосфера уединенности нисколько его не трогает. Занимаясь любовью с женщиной, он вкладывает в это очень мало чувства. Удовлетворение эго от покорения женщины, приведения ее в экстаз для него важнее, чем переживание любви. Он может быть социально сознательным, однако его участие в общественных делах исходит из эго-идентификаций. Эго — единственный судья всех его действий.

Эгоист воображает себя творческим человеком, поскольку постоянно занят самовыражением. То, что он выражает на самом деле — это образ «Я», образ, который лишен красоты, грации или искренности. Эти качества свойственны индивиду, находящемуся в соприкосновении с более глубокими силами жизни, с теми силами, которые создают и поддерживают жизнь, не только человеческую жизнь и уж конечно не только жизнь отдельного человеческого существа. Искренность, красота и грация определяют взаимоотношения организма с окружающей средой. Они отражают гармоничность этих отношений, приносящих удовольствие и ориентированных на наслаждение жизнью. Эти качества присущи любому животному. У животного есть душа, и, следовательно, в его жизни есть самовыражение и творчество. Без души не может быть подлинного творчества, нет подлинного искусства. Подлинное искусство — это выражение глубоких чувств организма, проявление его души.

Двадцатый век стал свидетелем рождения эгоистичного человека и кончины подлинного искусства. Это громкое заявление и широкое обобщение, однако, есть достаточно свидетельств в поддержку этих слов. Поскольку искусство двадцатого века носит характер экспрессионизма, то любое выражение может расцениваться как искусство. И уже неважно, что именно выражается. Красота, истина играция более несущественны. Ситуация, казалось бы, абсурдная, если бы не тот факт, что художник, будучи эгоистом, поддерживается критиками и владельцами галерей, которые тоже являются эгоистами. Критики решают, что существенно, а что — нет, основываясь на своих собственных идеях, а дилеры решают, что будет продаваться, основываясь на популярности и веяниях моды. Рынок искусства стал рынком моды, где неизвестно кто устанавливает тенденции, но где успех сопутствует тем, кто своевременно их уловил.

Не только в искусстве, но и в архитектуре, экономике, экологии и любой другой сфере деятельности эгоистичный человек самонадеянно считает, что любые его действия многозначительны и важны. Он знает, что его города безобразны, природные ресурсы истощаются, реки осквернены, а воздух загрязнен, однако продолжает наивно верить, что получив достаточно власти и денег, он сможет создать рай. Разве он не понимает, что его крестовый поход за властью над природой разрушил саму основу творческих отношений между ним и природой? Что его технология стала источником его отчуждения от жизненного процесса? И что наука лишила его духовности?

Нет, в полной мере он не сознает этого. Он видит в разуме сущность своей личности, в то время как тело считается не более чем оправой, в которой сверкает и переливается бриллиант его интеллекта. Из этой установки следует, что тело является простым механизмом, отражающим работу разума. Конечно, можно расширить концепцию разума, включив в нее тело, сделать психическое «Я» синонимичным соматическому «Я». Однако подобные дополнения на поверку оказываются простыми рационализациями, прикрывающими предвзятость человека в пользу рассудка и предубеждение против тела.

Душа человека заключена в его теле. Через свое тело человек является частью жизни и частью природы. В росте и организации тела он проходит все стадии эволюции. Онтогенез, как мы говорим, повторяет филогенез. Таким образом, тело человека воплощает в себе всю историю жизни на земле. Оно включает множество общих природных элементов, хотя их комбинация уникальна. Оно подчиняется законам природы, частью которой, несомненно, является. Откуда в таком случае возникает предубеждение против тела? Почему оно принижается по сравнению с разумом?

Некоторые ответы напрашиваются сами собой, хотя ни один из них не кажется исчерпывающим. Тело человека не слишком отличается от тел других млекопитающих, в то время как его сознательный разум уникален. Лишь недавно обнаружив этот факт в ходе своей эволюционной истории, человек господствует над всеми другими животными, относясь к ним с надменностью и презрением. Он стал враждебен по отношению к собственному телу, потому что оно отражает его животную сущность. К ней он также повернулся спиной, поскольку она является частью природы, в то время как разум находится в его исключительной собственности. Человек может верить, что владеет своим разумом, но он не обладает полной властью над своим телом. Существуют телесные процессы, которые разум не может подчинить себе или контролировать, — биение сердца, нахлынувшее чувство, желание любви. И разум, будучи не способен полностью контролировать тело, боится его как одну из неведомых сил природы.

Тело материально, оно растет и разрушается. Разум, как, по крайней мере, кажется, не поддается разлагающему воздействию, чист и вечен. Разум легок, ведь мысли выходят за пределы времени и пространства. Тело уязвимо, его можно ранить, а можно полностью разрушить. В противоположность ему, разум кажется неприступным. Существует выражение, которое может проиллюстрировать эту идею: «Палки и камни могут сломать мои кости, но слова ничего мне не сделают». На заре эволюции тело человека было слабым и довольно беззащитным по сравнению с животными, для которых он был потенциальной жертвой. Однако он обладал силой мышления. Он мог перехитрить хищников и, в конце концов, смог с ними справиться.

Но тело обладает чувствами, и только оно может испытывать удовольствие, радость и экстаз. Это тело обладает красотой и грацией, ибо без тела эти слова лишаются смысла. Попробуйте определить значение слова красота, не прибегая к телу, и вы обнаружите, что это невозможно. Если вы скажете, что красота — это то, что приятно глазу, то вы уже включили в свое определение два телесных объекта, удовольствие и глаза. Только наши тела способны оценить по достоинству свежесть ручья, сладкий вкус чистой воды, прозрачную синеву неба, песню птицы, запах цветка и так далее. Поддерживая связь со своим телом, мы наслаждаемся тем, что являемся частью природы и способны разделять ее великолепие. Когда мы идентифицированы со своими телами, тогда у нас есть душа, ибо через тела мы идентифицируем себя со всем живым.

Как психиатр, я изо дня в день наблюдаю страдания эгоистичного человека. Считает ли он себя успешным или неудачником, его основная жалоба заключается в том, что он не удовлетворен, не реализован и не способен испытывать удовольствие и радость. Не соприкасаясь со своим телом, он не ощущает его болезненного состояния; он ничего не подозревает о хронических мышечных напряжениях, которые блокируют его самовыражение. Его проблемы происходят из диссоциации мышления и чувств, из неспособности позволить чувству управлять поведением, а также из страха перед непроизвольными реакциями тела. Безмерно доверяя своему изолированному эго, он полагается на «рациональное» мышление и силу воли в реакциях, которые должны носить эмоциональный характер и быть мотивированы чувством удовольствия. Нет ничего удивительного в том, что рано или поздно он погрузится в депрессию и найдет свою жизнь пустой и бессмысленной.

Я называю такого пациента эгоистом, потому что он хочет знать, как улучшить свой имидж, как достичь своего идеального эго-образа. Этот акцент на «как» вместо «почему», который типичен для нашего современного подхода к жиз­ни, и характеризует эгоистическую установку. Он подразумевает, что человек может сделать все, если обладает нужной информацией. Это говорит о самонадеянности разума, ибо игнорирует тот факт, что мышление обусловлено чувством и что творчество является функцией тела, ищущего удовольствие. Как и другим психиатрам, мне приходится уменьшать раздутое эго пациента, но мои пациенты не считают, что я «высушиваю головы». Это оттого, что я работаю с телом в той же мере, что и с разумом. Цель биоэнергетической терапии в том, чтобы восстановить единство личности, воссоздать идентификацию эго с телом и освободить тело от хронического мышечного напряжения, которое блокирует его подвижность и ограничивает его дыхание.

Разграничения, которые я провел между мышлением и чувствами, произвольными и непроизвольными движениями тела, а также между эго и телом, в интегрированной личности отсутствуют. Разные уровни функционируют настолько тесно, что их нельзя выделить невооруженным глазом. Ни одна мысль не произносится без нотки чувства в голосе. Не написано ни одного слова, которое не несло бы в себе эмоционального заряда. Не происходит ни одного движения тела, которое не воспринималось бы как удовольствие или боль. Эго не функционирует как отдельная реальность. Оно является частью единой структуры, которую мы именуем индивидом. Оно является одним из аспектов, или видений (взгляд сверху) уникальной личности человека.

Индивид существует, только и всего. Подобно всем другим животным организмам, он старается сделать свое существование максимально приятным. Он может, тем не менее, подходить к этой цели с двух сторон. С точки зрения тела он поймет, что удовольствие есть состояние гармонии с природным и человеческим окружением. Он обнаружит, что радость — это слияние внутреннего и внешнего и что в экстазе границы «Я» полностью растворяются. Он узнает, что эго, по определению, подразумевает возможность отказа от него. Таков подход человека с душой. Если же он подходит к цели с позиции эго, то он будет стремиться к власти и успеху. Его достижения дадут ему мимолетное ощущение эго-удовлетворения, но удовольствие в этом случае будет минимальным. Сосредоточенность на собственном эго никогда не позволит ему испытать радость отказа от него. Он всегда будет принимать образ индивидуальности за истинную индивидуальность. Это подход эгоиста, человека без души.

Глава 6

ИСТИНА, КРАСОТА И ГРАЦИЯ

Правда и обман

Еще не так давно биологи поражались тем, как возвысился человек в своем господстве над царством животных. Принимая во внимание огромную власть, находящуюся сегодня в его распоряжении, никто не станет оспаривать его господство. Однако так было не всегда. Прежде чем он получил власть, физически он находился в крайне невыгодном положении по сравнению с животными, на которых охотился или которые охотились за ним. Он не обладал большой силой, он не был достаточно быстр. Он не мог похвастаться длинными клыками, он был наг, беззащитен и уязвим. В какой-то момент в ходе эволюции он научился использовать дубинку и каменный нож, однако это не было особо грозным оружием. Самым значительным преимуществом человека в борьбе за выживание был его мозг. Если он не мог победить или догнать других животных, он мог их обмануть, что успешно и делал.

Человек живет своей сообразительностью больше, чем любое другое животное. В естественной среде выживание часто зависит от бдительности и находчивости. Потенциальная жертва должна всегда находиться в состоянии готовности, чтобы не пропустить возможную опасность и видеть путь для бегства. Охотник должен знать, где встречается добыча, как к ней подкрасться и как убить. А также охотник должен быть опытен в применении хитростей и уловок, ибо жертва осторожна и бдительна. В этой борьбе за выживание человек превзошел своих соперников.

Рассуждая о правде и обмане, мы должны признать, что обман играет важную роль и в жизни людей, и в жизни зверей. Во многих сферах жизни он обладает позитивным значением. В футболе, например, мы восхищаемся игроком, способным с помощью хитрого маневра обойти противника. В боксе ловкий ложный выпад, сбивающий противника с толку, считается знаком мастерства. Основная часть военной стратегии основывается на использовании обмана. Никакой генерал в здравом уме не станет телеграфировать противнику о предстоящей атаке; напротив, он приложит все силы, чтобы скрыть и замаскировать передвижения своих войск. Но не только в области физических сражений обман играет важную роль. Весь азарт от игры в покер был бы потерян, если хитрости и уловки были бы в ней запрещены. И шахматы были бы не так сложны, если бы не обман, являющийся неотъемлемым аспектом игры. Во многих ситуациях допустимое использование обмана может составить разницу между победой и поражением.

Говоря в целом, способность обманывать, является важной в ситуациях противостояния или соперничества. Поэтому там, где решается вопрос превосходства или власти, только крайне наивный человек не станет остерегаться возможного обмана. Обман недопустим и обладает явно негативным значением в ситуациях, требующих взаимного сотрудничества и понимания. Обман человека, которому заявляли о своей верности, считается предательством. Обман разрушает удовольствие, на достижение которого были ориентированы взаимоотношения. Обмануть самого себя означает совершить деяние еще более тяжкое: самообман пагубен.

В конфликтных ситуациях намеренное использование обмана требует такой степени объективности, которая повышает уровень сознания. Чтобы точно оценить эффективность обмана, человек должен поставить себя на место противника. Прежде всего, человек, решивший прибегнуть к обману, пытается предугадать реакцию своего оппонента. «Если я сделаю так или скажу это, что сделает или подумает он?» И успех мероприятия зависит от того, насколько точно человек смог предсказать реакцию соперника. Человек должен выйти за границы своего «Я», чтобы суметь охватить сознанием и себя, и своего оппонента.

Я обратил внимание на роль обмана в самосознании после того как одна пациентка поделилась со мной своим наблюдением. Она рассказала мне о ситуации, в которой впервые обрела самосознание, или сознание своей индивидуальности. Однажды, когда ей было около пяти лет, родители потребовали, чтобы она объяснила какой-то свой поступок, который они не одобрили. Тогда у нее в голове промелькнула мысль, что вовсе необязательно говорить им правду. «В тот момент, — рассказывала она, — я впервые осознала себя независимой. Я поняла, что имею возможность обмануть их». Хотя я услышал этот рассказ более двадцати лет назад, я помню его до сих пор, поскольку он содержит важный для понимания человеческой личности момент.

Сознание возникает из признания различий. Эта концепция установлена и развита Эрихом Ньюманом в его книге «Происхождение и история сознания»*[11]. Он утверждает, что прежде чем человек осознает свет, он должен познать темноту. Человек или животное, живущее только на свету или в темноте, не сознавало бы ни того, ни другого. Аналогично, чтобы узнать что такое «верх», человек должен узнать, что представляет собой «низ». Чтобы осознать собственное «Я», человек должен осознать другого. Самосознание, таким образом, должно зависеть от распознавания пар противоположностей или альтернативных вариантов самовыражения. Если индивид может говорить только правду, он лишен выбора. Без выбора его самовыражение ограничено, а сознание понижено. Признание того, что у него есть выбор, давать правдивый ответ или нет, укрепляет власть эго над поведением, поскольку эго, действующее через интеллект, является арбитром правды. Этот выбор в результате ставит эго на роль управляющего личностью. Благодаря своей способности отличать правду от обмана, правильное от неправильного, хорошее от плохого, эго, которое идентифицировано с интеллектом, становится центром самосознания.

Может ли человек обрести способность различать правду и ложь, не имея личного опыта использования обмана? Я полагаю, нет. Многие дети в детстве прибегают ко лжи, например, отрицая совершение того или иного поступка, который родители оценивают негативно. Ребенок может взять лежащие на виду деньги и спрятать их. Если у родителей возникнут к нему вопросы, ребенок с самым невинным видом будет отрицать свое отношение к пропаже. Спустя некоторое время он может признать свою вину или деньги случайно обнаружатся среди его вещей. Большинство родителей устроят в этом случае жуткую сцену и накажут ребенка за ложь, однако они поступят гораздо мудрее, если расценят инцидент как детское исследование возможностей и последствий обмана и доверия, которыми он будет учиться пользоваться правильно.

Подавление склонности ребенка к обману может иметь деструктивное влияние на его развивающуюся личность. Я не задумывался над этой проблемой, пока одна пациентка не завела со мной разговор на тему обмана. Пациентка страдала от серьезного дефицита чувства самости. У нее не было даже той обычной маски, которыми пользуется большинство людей, контактируя с окружающим миром. Она была очень открыта в своем выражении чувств, однако ее чувства были неискренними. Ее неоднократные заявления о намерении стать лучше, например, начать заботиться о себе, никак не влияли на ее поведение. Несмотря на то, что я постоянно противопоставлял ее громкие заявления ее реальному поведению, она никак не могла понять, что ее слова были пустыми фразами, предназначенными исключительно для того, чтобы получить мое одобрение. Уникальность ее установки была в упорном сопротивлении любому указанию или намеку на то, что ее кажущееся сотрудничество служило прикрытием негативности. Мое объяснение роли обмана в мышлении затронуло чувствительную струнку в пациентке, которая высказала следующее. Я процитирую ее слова дословно:

«Я никогда не умела лгать. Мне всегда приходилось говорить правду. К любой моей мысли, чувству или желанию — ко всему моя мать относилась с большим вниманием, и ее интерес был мне очень приятен. Я не знаю, как ей удалось передать мне идею, что я не должна ничего от нее утаивать.

Я никогда не могла обманывать, но всегда восхищалась этой способностью у других. Я боялась быть не плохой девочкой, а скрытной. Я считала, что не имею права ничего скрывать от своей матери. Она всегда была права. У нее был талант определять, когда я хочу что-то утаить. Я вела дневник, который она читала. Я хотела получить одобрение, но мать никогда меня не одобряла. Я хорошо знала, что единственный способ получить ее любовь — это подыгрывать ей. Я не думала, что имею право на что-то свое, личное».

В действительности с пациенткой произошло следующее: ее потребность иметь частную жизнь, скрывать информацию личного характера, сохранить чувство самости и прибегать к обману, если необходимо защитить свою самость, обернулись самообманом в виде подавления этой естественной тенденции. Отказавшись от всего личного, она утратила чувство самости. Неспособная ко лжи, она не знала, что такое правда. Это был один из редчайших и тяжелейших случаев за всю мою практику.

В то время как моей пациентке было отказано в праве обманывать, ее мать практиковала это искусство на собственном ребенке. Ее притворный интерес служил прикрытием для желания доминировать. «Мое воспитание походило на участие в каком-то эксперименте. Я должна была быть особенной», — рассказывала пациентка. Несмотря на эти высказывания, она не могла понять, насколько деструктивными были действия ее матери. Ей не удавалось раскусить материнский обман.

Детей в нашей культуре воспитывают в том духе, что говорить неправду — значит совершать плохой, неправильный или грешный поступок. Такой взгляд базируется на том факте, что ложь оказывает деструктивное влияние на отношения, основанные на доверии и близости или в ситуациях, требующих объединенных усилий для достижения общей цели. Ложь подрывает доверие и приводит к вражде, которая разрушает удовольствие от взаимоотношений. Однако если искренность может повлечь за собой наказание и доставить человеку боль, то потребуется усилие воли, чтобы быть честным, поскольку естественной тенденцией любого организма является избегание боли. Человек сделает это усилие, если угроза боли невелика. Если угроза боли превышает допустимый уровень, принуждение человека говорить правду вопреки его собственным интересам приведет его к конфликту с самим собой и нарушению целостности личности. К сожалению, во взаимоотношениях между родителями и детьми такое случается довольно часто.

Есть афоризм, который гласит, что правила созданы для того, чтобы их нарушать, и для маленьких детей типично неподчинение правилам. Стремясь к свободе и удовольствию, дети естественным образом восстают против ограничений. Если родители используют наказания для введения правил и норм, то трудно понять, как дети могут избежать говорить неправду. Единственная альтернатива для нарушившего правило ребенка — это вообще ничего не говорить. Очень жаль, что к праву хранить молчание в большинстве семей относятся безо всякого уважения. Результат — или ребенок-лжец, или ребенок, не способный лгать, поскольку был лишен чувства самости.

Право устанавливать правила и применять наказания является прямым использованием власти. Оно основывается на допущении, что только такими средствами можно контролировать враждебные и негативные силы в обществе. Однако власть сама по себе становится источником вражды, препятствующей мирному, совместному существованию. Мы вынуждены признать факт существования враждебных и негативных сил в больших сообществах, в которых живем, и то, что, рассуждая реалистично, определенные законы и власть необходимы для нормального функционирования социума. Но если мы вводим эти понятия в семейную ситуацию, мы подрываем основу для удовольствия и радости внутрисемейных отношений. Когда власть входит в дом в виде наказывающих родителей, недоверие и обман прокрадываются с черного входа в образе непослушных и лживых детей.

Семья, где правит принцип удовольствия, в отличие от дома, где господствует власть, воспитывает уверенных в себе детей, знающих разницу между правдой и обманом и способных к совместным усилиям для достижения удовольствия и радости. В принципе такие дети тоже могут изредка солгать. В любой семье существуют свои правила; в той или иной степени всегда присутствует угроза наказания и проявления власти. В интересах сохранения доверия и любви, связывающих семью воедино, правила сводятся к минимуму и их основное назначение — поддерживать удовольствие для всех членов семьи. Применение наказания и власти явно указывает на то, что доверие и привязанность ослабли, а уровень кооперации и взаимного удовольствия снизился. Ложь как таковая не требует наказания, ибо она служит первейшим сигналом необходимости расширения границ доверия.

Воспользоваться правом наказать ребенка — значит предать доверие, которое он возлагает на своих родителей. Ребенок верит, что родитель не сделает ничего, что может причинить боль, а напротив — приложит все силы, чтобы доставить ему удовольствие и способствовать его счастью. Если же родители провозглашают эту цель на словах, прибегая тем временем к наказанию и боли, ребенок чувствует себя преданным и обманутым. Идея, что наказание совершается ради блага жертвы, признана сегодня простой рационализацией. Мы заключаем в тюрьму преступника, чтобы защитить общество, и мы наказываем ребенка, чтобы обеспечить его подчинение власти и воле родителей. Тем не менее, многие родители продолжают верить, что наказание полезно для ребенка. «Пожалеешь розгу — испортишь ребенка» — вот старый афоризм культуры прошлого, отличавшейся негативным отношением к сексу и отрицанием удовольствия. Он совершенно противоположен творческому подходу к жизни.

Ни один фактор не несет больше ответственности за утрату человеком своего творческого потенциала, чем самообман. Он может принимать разнообразные формы. В первой главе я описал, как мы обманываем себя с помощью морали веселья. Вера во власть — это еще одна форма самообмана, эгоизм — третья, а вера в положительный эффект наказания — четвертая. Человек обманывает себя всякий раз, когда не доверяет самому себе. Но чтобы довеять себе, он должен знать, кто он такой и что он чувствует. Если его чувства подавлены, то поведение оказывается обусловленным идеями, которые привиты ему извне и не ужат выражением его подлинного «Я». Самообман — это результат потери контакта с телесным «Я». Человек, который не ощущает происходящего в его теле, находится в разрыве с самим собой. Его восприятие и, следовательно, чувства искажены. Будучи не способен доверять собственным чувствам, он верит всему услышанному или прочитанному, поданному как объективный факт, поскольку сам он не в состоянии определить правду. Он — живая мишень для любой рекламы и лозунгов и уязвим для большой лжи. Следуя самым последним причудам моды, он высоко ценит свою индивидуальность, в то время как на деле он всего лишь массовый человек. Никто не обманывает себя сознательно. Самообман развивается, когда человек настолько уязвлен обманом со стороны близких, что больше не доверяет собственным чувствам.

Мышление и чувство

Обычно мышление противопоставляют чувству. Мыслящего человека противопоставляют человеку импульсивному, который действует под влиянием чувств и не размышляет. «Остановись, подумай», — так командует нам рассудок. Поэтому на первый взгляд может показаться противоречием утверждение: то, что человек чувствует, непосредственно связано с тем, что он думает. Тем не менее, если мы исследуем наши мыслительные процессы, мы с удивлением обнаружим, как часто наши мысли оказываются связаны с нашими чувствами и как много мыслей имеют под собой эмоциональную основу. Наше повседневное мышление большей частью субъективно: мы думаем о самих себе, как мы себя чувствуем, что мы должны сделать, как мы будем это делать и так далее. И лишь усилием воли мы можем стать объективными в своем мыслительном процессе.

Мышление играет двойную роль в отношении чувства. Когда человек пытается думать объективно, разум противостоит чувству. Если же мышление субъективно, оно сильно окрашено чувством. В ситуации субъективного мышления линия рассуждения идет параллельно чувству. Объективное мышление идет вразрез с чувством, то есть человек оценивает чувство критически. Такая двойственная роль мышления по отношению к чувству говорит о существовании диалектической связи между двумя процессами. Можно показать, что они имеют общее происхождение в бессознательном, но расходятся, становясь антагонистами на уровне сознания.

С точки зрения сознания, мышление и чувство — это разные аспекты функции восприятия. Чувство — это сенсорное восприятие телесного процесса, которое несет в себе энергетический заряд, или аффект. Чувства подвержены количественной дифференциации. Гнев, к примеру, отличается интенсивностью, или аффективным зарядом, от ярости. Эти количественные различия позволяют нам выстроить эмоциональный спектр чувств раздражения. Однако даже гнев сам по себе может быть разной интенсивности. Человек может быть более гневным или менее. Мысль, с другой стороны, является психическим восприятием телесного процесса в форме образа. Образ, или мысль, сам по себе не несет заряда и не имеет количественного аспекта. Но поскольку двух идентичных образов не существует, они качественно отличаются друг от друга. Движущая сила мысли,или стоящий за ней заряд, обязана своим происхождением сопровождающему ее чувству. Эти взаимосвязи между мышлением и чувством отражены на следующей схеме.