Северное или поморское (родное для Ломоносова) и

Украинское или малороссийское.

Решительное предпочтение Ломоносов отдает московскому, "не токмо для важности столичного говора, но и для своей отменной красоты". Начало, которое должно объединять различные русские говоры, Ломоносов видит в языке церковно-славянском. Язык церковных книг должен служить главнейшим средством очищения русского литературного языка от наплыва слов иностранных, иноземных терминов и выражений, чуждых русскому языку, этих "диких и странных слова нелепостей, входящих к нам из чужих языков".

Вопрос об иностранных словах справедливо кажется Ломоносову особенно важным в виду страшного наплыва в русский язык, за период петровских реформ, иностранных слов. Этим вызывается специальное исследование Ломоносова: "О пользе книг церковных в российском языке".

Оно, главным образом, посвящено вопросу о взаимных отношениях элементов церковно-славянского и русского в языке литературном, - известному учению о "штилях". От степени влияния на русский литературный язык элемента церковно-славянского получается, по взгляду Ломоносова, тот или другой оттенок в языке, так называемой "слог" или "штиль". Ломоносов намечает три таких оттенка или "штиля": "высокий", "средний" и "низкий".

Введение "штилей" отчасти было практически необходимо. Прямо перейти к живому языку было невозможно не только потому, что это было бы слишком резким нововведением, слишком большой "ересью", но и потому, - и это главное, - что тогдашний живой русский язык еще не был настолько развит, чтобы стать достаточным орудием для выражения новых понятий. Исход из затруднения Ломоносов нашел в средней мере: в простом соединении славянского и русского элементов, в введении штилей, а также в прямых заимствованиях из иностранных языков.

Видимое предпочтение Ломоносов отдал церковно-славянскому языку, как языку уже выработанному, приспособленному и к "высокому" стилю, между тем как в живом русском языке не находилось "средств для передачи отвлеченно научных понятий, какие были необходимы для новой литературы". Языки русский и церковно-славянский Ломоносов поставил в слишком близкую связь, русский язык даже как бы подчинялся церковно-славянскому; этим была обусловлена реформа в языке, произведенная Карамзиным . - Наша новейшая орфография в наиболее существенных чертах создана Ломоносовым. - Развивая, совершенно самостоятельно, мысль Тредьяковского о тоническом стихосложении, Ломоносов внес в это дело поэтическое дарование, которого совершенно был лишен Тредьяковский.

"Русская Грамматика" Ломоносова, его "Рассуждение о пользе книг церковных", "Письмо о правилах российского стихотворства", вместе с практическим осуществлением этих правил в собственном "стихотворстве" Ломоносова, раз навсегда решили важнейший для нашей литературы вопрос, вопрос, можно сказать, самого ее существования - о средствах к широкому и свободному развитию, тот вопрос, который в итальянской литературе был решен еще в XIV веке, во французской в XV - XVI веках, в английской и немецкой в XVI веке.

При всей важности научных трудов Ломоносова в области русского языка, в общей академической деятельности они были для него в известной степени побочными: его главной специальностью было естествознание, и гений Ломоносова здесь проявлялся с еще большей силой и блеском. Со всею очевидностью это обнаружилось лишь в самое последнее время, благодаря многочисленным детальным исследованиям целого ряда специалистов.

Сюда относятся, прежде всего, академические издания: "Ломоносовский Сборник. Материалы для истории развития химии в России" (СПб., 1801); "Труды Ломоносова в области естественноисторических наук" (СПб., 1911; здесь собраны труды Б.Н. Меньшуткина, Н.А. Иоссы, Ю.М. Шокальского , В.И. Вернадского ); более поздний академический "Ломоносовский Сборник" (СПб., 1911); где помещены исследования академика Вальдена, профессора Курилова , Б.Н. Меньшуткина, В.И. Вернадского; речи, прочитанные специалистами-естествоиспытателями в торжественном заседании Академии Наук 8 ноября 1911 г.

"Наиболее удачно, - говорит профессор Меньшуткин, - разработаны Ломоносовым два основных вопроса физики: о сущности тепла и о газообразном состоянии тел. Согласно его механической теории теплоты, последняя есть внутреннее невидимое движение тел, именно движение составляющих их частичек; при помощи ее Ломоносов удовлетворительно объяснил все явления, связанные с теплотой, и совершенно отвергал существование тепловой материи или теплотвора, который признавался всеми учеными до 60-х годов XIX века.

Лишь через 110 - 120 лет после Ломоносова начинает распространяться ныне общепринятое воззрение на теплоту как на движение частиц тепла. Ломоносов интересовался не только грозами, но и метеорологией в ее целом, вполне сознавал всю важность предсказания погоды и стремился устроить метеорологические станции, пытался при помощи самопишущих инструментов исследовать верхние слои атмосферы: эти мысли были осуществлены только в самом конце XIX столетия.

В последние годы жизни он отдается исследованию силы тяжести при помощи маятников; пишет большое руководство ученого мореплавания с многочисленными новыми приборами; составляет диссертацию о ледяных горах, где проходит к совершенно верному выводу, что эти горы могут образоваться только у берегов морей из пресной воды; снаряжает морскую экспедицию для изучения северных морей. Наконец, он делает замечательное открытие даже в астрономии: при прохождении планеты Венеры через солнечный диск в 1761 г. Ломоносов увидел то, чего не заметили десятки астрономов, наблюдавших это явление, а именно, что планета Венера окружена большой атмосферой. И во всех этих работах мы видим, как и в более ранних, богатство новых идей и взгляды, зачастую приближающиеся к теперешним".

Говоря об общих взглядах Ломоносова на изучения в области химии, академик Вальден замечает: "Если мы сравним гигантскую программу физико-химических опытов Ломоносова с современным состоянием физической химии, например, по классическим учебникам Оствальда, то нас прямо поразит общность научного материала задуманной Ломоносовым и созданной в продолжение 150 лет физической химии... Даже новейшая область физикохимии, химия коллоидов, Ломоносова не забывается; им уже предчувствуется связь химии с электричеством... Его взгляды настолько современны, и изложение их настолько свежо, что при чтении их мы забываем, что полтораста лет разделяют нас, современных физико-химиков, от того, кто может быть назван "отцом физической химии"... Особенно нас, химиков, привлекают его взгляды на происхождение янтаря, его гипотезы образования каменного угля, смолы, асфальта и нефти... Мне кажется, Ломоносов еще до времен Лавуазье мог бы легко создать свою эпоху химии. Будь он верный и терпеливый исполнитель всех намеченных им теоретических и экспериментальных планов, он совершил бы перерождение химии не в химию конца XVIII века: его новая химия явилась бы соперницею физической химии конца XIX века".

"Если бы Ломоносов, - пишет профессор Курилов, - не наметил законов постоянства веса, не обосновал первого принципа термодинамики, не прорецензировал основных положений атомической теории, то он, только на основании своих "Элементов математической химии", должен был бы быть признан провозвестником и родоначальником современной физической химии". Приведя программу для химических исследований, изложенную Ломоносовым в "Слове о пользе химии", профессор Курилов замечает: "Эти золотые слова, сказанные 160 лет тому назад, сохраняют свою силу свежесть и для данного момента: они должны служить руководством при составлении учебных планов факультетского преподавания химии; их следует иметь пред собой каждому, кто готовит себя к работам по химической специальности".

Говоря о работах Ломоносова по геологии и минералогии, академии Вернадский замечает: "Среди всех работ Ломоносова в этой области знаний резко выделяется его работа о слоях земных. Она является во всей литературе XVIII века - русской и иностранной - первым блестящим очерком геологической науки. Для нас она интересна не только потому, что связана с научной работой, самостоятельно шедшей во главе человеческой мысли, сделанной в нашей среде, но и потому, что она в значительной мере основана на изучении природы нашей страны; при этом она сделана раньше той огромной работы описания России, которая совершена была натуралистами, связанными с Академией Наук, в течение царствования императрицы Екатерины II...".

Идеи и начинания Ломоносова, как естествоиспытателя, при его жизни были поняты и оценены лишь очень немногими отдельными специалистами, как Эйлер. Насколько исключительно было положение Ломоносова как гениального мыслителя и провозвестника великих идей, настолько печальна была судьба, постигшая плоды его ученого творчества.

"Современники Ломоносова, - говорит профессор И.А. Каблуков ("Ломоносовский сборник"), - за исключением немногих отдельных личностей, не понимали и не ценили трудов его по физике и химии. Граф М.Л. Воронцов, например, смотрел на электрическую машину как на "дерзкое испытание тайн природы"; В.А. Нащокин с иронией указывал, что Рихман машиной старался спасти людей от грома и молнии - и сам же был убит. Не понимали и не ценили трудов Ломоносова даже люди, которые стояли близко к науке и просвещению, его ближайшие товарищи по академии, даже его непосредственные заместители по академической кафедре.

Заговорили о Ломоносове лишь через 90 лет после его смерти и заговорили впервые в Московском университете, когда пришлось вспомнить, что Ломоносов был его основателем... На труды Ломоносова обратили надлежащее внимание лишь в 1900 г., когда исполнилось 150 лет со дня основания первой русской химической лаборатории, которая создана была опять-таки Ломоносовым" ("Ломоносовский Сборник").

Физико-химические труды Ломоносова появились в коллекции Оствальда: "Klassiker der exakten Wissenschaften" (№ 178). Из историков химии особенно высоко оценили Ломоносова G.W. Kahlbaum, P. Diergart и M. Speter. Профессор Меньшуткин дает следующую "историческую справку": "В 1865 г., когда исполнилось столетие со дня кончины Ломоносова, в торжественных заседаниях академии и университетов производилась оценка его трудов учеными того времени. В их речах мы находим мало указаний на то, что сегодня мы выставляем, как наиболее важное в трудах Ломоносова, как-то: механические теория тепла и газов, физическую химию.

Эти мысли не казались в 1865 г. особенно выдающимися; хотя и прошло сто лет после смерти Ломоносова, совершенно аналогичные физические теории уже были незадолго до того предложены известными учеными XIX века, но они в то время не получили еще распространения, и понадобилось еще несколько лет, прежде чем они вошли в научный обиход.

Расцвет физической химии принадлежит только концу прошлого столетия. Эти факты показывают, насколько гений Ломоносова опередил свой век". Все научные труды Ломоносова при всей высоте своего теоретического содержания, имели и ближайшее, чисто практическое приложение. Свою "науку" Ломоносов старался обратить прежде всего и больше всего на служение живым потребностям и нуждам "российского света" и "российского народа".

Ломоносов доказывал, например, "что у нас нет природных россиян ни аптекарей, да и лекарей мало, также механиков искусных, горных людей, адвокатов и других ученых, ниже самих профессоров в самой Академии и в других местах"; необходимо "набирать студентов из семинаристов", "отправлять природных российских студентов в чужие края для окончания обучения", допускать к образованию все без различия сословия, заботиться об умножении переводных книг.

"Во всех европейских государствах, - пишет он, - позволено в академиях обучаться... всякого звания людям, не выключая посадских и крестьянских детей, хотя там уже и великое множество ученых людей. А у нас в России при самом наук начинании, уже сей источник регламентом по 24-му пункту заперт, где положенных в подушный оклад в университет принимать запрещается. Будто бы сорок алтын столь великая и казне тяжелая была сумма, которой жаль потерять на приобретение ученого природного россиянина".

В какой степени Ломоносов стоял вообще со своею "наукою" на почве действительности, в какой степени знаменитый писатель, вышедший из народа, "искренно любил свой народ и желал ему счастия, понимая в чем оно состоит" - это показывают многочисленные его статьи по вопросам чисто общественного характера, целый ряд проектов, сохранившихся лишь отчасти, больше в отрывках, в черновых бумагах, иногда и совсем не уцелевших и известных только по случайным упоминаниям.

Таковы: "Рассуждение о размножении и сохранении российского народа", "О истреблении праздности", "О исправлении нравов и о большем народа просвещении", "О исправлении земледелия", "О исправлении и размножении ремесленных дел и художеств", "О лучших пользах купечества", "О лучшей государственной экономии", "О сохранении военного искусства во время долговременного мира". Сохранившийся трактат "О размножении и сохранении российского народа" обнаруживает всю широту понимания Ломоносовым общественных вопросов. Он доказывает, что для увеличения количества рождающихся ("для обильнейшего плодородия родящих") необходимо:

1. устранить браки между лицами несоответствующих лет;

2. отменить "насильное" супружество, брак по принуждению;

3. отменить закон, запрещающий жениться более трех раз;