Основные Правила Краткой риторики

§ 1.

           Под словом речи вообще разумеется всякое словесное выражение наших мыслей и чувствования, расположенное в некотором определенном порядке и связи. Порядок и связь отличают искусственную речь от языка. Под словом языка в пространном смысле понимать надо все правила речи, составляющие, теперь три особенные науки: логику, или диалектику, которая учит думать, рассуждать и выводить заключения правильно, связно и основательно; грамматику, которая показывает значение, употребление и связь слов и речей. И риторику, которая подает правила и последовательному и точному изложению мыслей, и изящному и пленительному расположению частей речи сообразно с видами каждого особенного рода прозаических сочинений.

§ 2.

           Итак, риторика, принятая во всем ее пространстве, заключается в себе полную теорию красноречия. Красноречие как обыкновенно понимаем, есть способность выражать свои мысли и чувствования на письме или на словах правильно и ясно, сообразно с целью говорящего или пишущего. Древние под именем красноречия разумели единственно - искусство оратора, а под именем риторики – правила, служащие и образованию ораторов. Теория прочих прозаических сочинений была предметом их диалектики и грамматики.

§ 3.

           Цель риторики как теория всех прозаических сочинений не ограничивается убеждением и доказательствами. В противность древним и некоторым новейшим учителям мы понимаем под этим словом науку научать наш разум или трогать сердце и действовать на волю. Итак, искусство научать, занимать, трогать, доказывать составляет предмет всякого прозаического писателя.

§ 4.

           Смысл, есть чувство, и выражение этих составляют сущность речи, и должны быть в надлежащей связи точно так, как душа и тело. То, и другое как материя и форма, служит предметом риторики, которая, впрочем, не простирает своих исследований до мыслей и до слов, предоставляя это логике и грамматике. Она более смотрит на красоту и стройность сочинения, т.е. она учит мысли, правильно обдуманной и по правилам грамматики выраженной представляет в виде изящном и соответственном каждому роду красноречия.

§ 5.

           Некоторые под именем красноречия разумеют стихи и прозу, а другие одну прозу разделяя таким образом всю науку словесности на два рода, на искусство прозаическое и на искусство стихотворное. Это разделение основано не на одной наружной форме того и другого рода; оно зависит от существования различия предметов и цели, которые предполагают себе оратор и стихотворец; одного – намерение научить, а другой имеет в виду особенно – удовольствия.

§ 6.

           Есть люди, которые отличаются каким-то природным красноречием; они никогда не учились правилам риторики, но, имея здравый рассудок, живое чувство, вкус и легкость в языке, выражают свои чувства и мысли ясно и в таком порядке который совершенно соответствует их цели. Эта частью они от природы, частью, воспитанием, обращением и чтением образованная способность обеспечивать успехи предлагаемого нами искусства, и сама приобретает посредством правил новый блеск, силу и совершенство.

От всякого писателя требуется, чтоб он со всех сторон осмотрел предмет своей речи, чтоб он каждую минуту обладал самим собой, чтоб сам был уверен в причинах и доказательствах, которые предлагает другим, и чтоб, наконец, которую намерен возбудить в сердце читателя.

§ 7.

           Польза красноречия очевидна для каждого, кто обращает внимание на его существо и цель. Ни одна наука не имеет столь великого влияния на душевные наши силы, как изящное искусство, красноречие пленяет наши сердца и воспламеняет воображение; этого мало? Будучи рассматриваемо в собственных своих предметах и всем вообще наукам доставляет новые достоинства и прелести. Посредством его не только мысли и познания, но самые чувства, склонности и страсти людей, нам неизвестных, отдаленных от нас веками становятся нашими собственными, современными. Оно научает нас избирать предметы, разбирать их и описывать прилично, порядочно и связно; оно дает самой истине большую силу убедительности и самым страстям больше выражения и трогательности; оно образует наши нравы.

§ 8.

           Красноречие обращается в искусство не нужное и вредное, когда оставляет благородную цель свою, т.е. когда оно устремлено, будет не к выгодам истины и добродетели, но к распространению заблуждения и пороков когда оно решится защищать правила и мнения, противные чистой нравственности, если будет одевать предметы, сами по себе пагубные и соблазнительные, в одежду приятную и благовидную, чтобы заманить в свои сети неопытный и ослепленный ум читателя или слушателя. Итак, не красноречие, но его употребление навлекло на себя справедливые укоризны в древности и в новейшие времена; злоупотребление всегда будет порицаема между тем как наука беспрестанно шлет в новом немерцающем свете.

§ 9.

           Для образования оратора не достаточно одних правил риторики. Но нужно познакомиться с произведениями, как древними, так и новейшими произведениями. Внимательное изучение подвигает нас к благородному стремлению к подражанию. Т.е. через непрерывное изучение, упражнение в красноречии мы большие силы вернейшее чувство изящного и доброго и быстрейший взор для отличия погрешностей.

ПРИЛОЖЕНИЕ 3

БАХТИН М. М. “ПРОБЛЕМА РЕЧЕВЫХ ЖАНРОВ”

I. ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ И ОПРЕДЕЛЕНИЕ РЕЧЕВЫХ ЖАНРОВ

Характер и формы использования языка так же многообразны, как и формы человеческой деятельности. Язык используется в форме конкретных высказываний участников какой-либо человеческой деятельности. Конкретные единичные высказывания могут быть как письменными, так и устными. Эти высказывания отражают условия и задачи каждой области человеческой деятельности не только содержанием, но и стилем, отбором средств языка (лексика, фразеология, грамматика), композицией.

Итак, каждая сфера использования языка вырабатывает свои типы высказываний, которые мы называем “речевыми жанрами”. В каждой сфере деятельности существует целый набор речевых жанров. Последние особенно разнообразны. К ним относятся и бытовой диалог, и рассказ, и письмо, и приказ, и разнообразные деловые документы.

Проблема речевых жанров никогда не ставилась особняком, вероятно из-за того, что функциональная разнородность обобщает черты конкретных речевых жанров.

Литературные жанры изучались с древнейших времен, но никогда не считалось, что эти жанры имеют иное происхождение, отличное от происхождения речевых жанров и схожи с ними только в языковой природе. Специфика различных жанров все равно всегда заслоняла их общелингвистическую природу. Но именно с разнородностью и связана трудность определения общей природы высказывания.

Речевые жанры делятся на сложные (вторичные) и простые (первичные). К сложным относятся письменные (преимущественно) художественные произведения, научные статьи и так далее. К простым - непосредственно речевое общение.

Часто ориентация лингвистов на изучение лишь первичных речевых жанров приводит к “вульгаризации проблемы”. Однако только изучение обоих видов речевых жанров в их единстве в различных сферах человеческой деятельности имеет огромное значение для лингвистики и филологии. Смутное представление о природе высказывания лишает любое исследование конкретности. Жизнь и речевое высказывание “проникают” друг в друга, а, следовательно, высказывание становится проблемой огромной важности, как и его изучение в непосредственном контакте с жизнью. Эта проблема актуальна для многих областей языкознания. Прежде всего для стилистики, так как стиль непосредственно связан с речевыми жанрами. Стиль как отражение индивидуальности используется, прежде всего, в художественной литературе. Индивидуальный стиль может находиться в разных отношениях с “общенародным языком”.

Итак, соотношение общенародного и индивидуального стилей и есть “проблема высказывания”. Очевидна связь и стиля с жанром, существующих в каждой сфере человеческой деятельности. Отсюда ясно, что изучение стиля должно сопровождаться изучением речевых жанров. Отрыв стилей от жанров может пагубно сказаться на результатах изучения изменений языковых стилей, которые связаны с изменением языковых жанров в ходе истории.

В каждую историческую эпоху задают тон определенные речевые жанры; по мнению автора, их набор меняется за счет расширения литературного языка посредством внелитературных слоев народного языка. Однако возможна и другая причинно-следственная связь: набор речевых жанров, прежде всего, меняется за счет изменения так называемого внелитературного языка. А уж вторичные (литературные) речевые жанры изменяются последними как следствие трансформации жанров, “задающих тон” эпохе.

Грамматика и стилистика существенно отличаются друг от друга, но по сути и на практике, порой, они взаимосвязаны. Эти два понятия расходятся в любом языковом явлении, так как в системе языка это явление - грамматическое, а в целом речевой жанр - явление стилистическое.

Изучение природы речевых жанров поможет не только отдельным отраслям языкознания, но и пониманию “речевой жизни”, природы единиц языка, то есть слова и предложения.

II. ВЫСКАЗЫВАНИЕ КАК ЕДИНИЦА РЕЧЕВОГО ОБЩЕНИЯ. ОТЛИЧИЕ ЭТОЙ ЕДИНИЦЫ ОТ ЕДИНИЦ ЯЗЫКА (СЛОВА И ПРЕДЛОЖЕНИЯ)

В лингвистике XIX века считалось, что коммуникационная функция языка не является первостепенной, а первичной признавалась “функция независимого от общения становления мысли”(теория В. Гумбольдта). Если и учитывалась роль собеседника, то лишь как пассивного слушателя.

В современной лингвистике еще существуют такие понятия, как “слушающий”, “рецепиент”, “единый речевой поток” и другие. По словам автора статьи это - “фикции”. В условиях реального общения слушающий становится “отвечающим”, то есть “говорящим”. Этот ответ может реализоваться и в действии, так как некоторые речевые жанры рассчитаны только на это. Да и сам говорящий всегда рассчитывает на активное понимание.

Неясность таких понятий, как “речь”, “речевой поток” объясняется неразработанностью проблемы высказывания и речевых жанров. Высказывание само по себе обладает четкими границами. По мнению автора статьи, они определяются сменой речевых субъектов. Однако если под высказыванием подразумевать законченную мысль, идею, то не исключено, что оно “растянется” на неопределенное количество реплик одного речевого субъекта, перебиваемых репликами другого. Формально этому утверждению противоречат риторические жанры; но эти жанры (по Бахтину) предполагают условное разыгрывание речевого общения. Хотя по своей природе “философские высказывания” (кроме общеизвестных и опубликованных) могут и не предполагать наличие рецепиента.  

Теперь ясно, что первичные жанры, оказавшиеся в пределах одного высказывания, не поддаются грамматикализации и сохраняют свою специфическую природу, отличную от отношений между словами и предложениями.

Предложение, как единица языка, отличается от высказывания, как единицы речевого общения.

Границы предложения никак не определяются сменой речевых субъектов. Если нет, то это уже высказывание. Предложение - это относительно законченная мысль, непосредственно соотнесенная с другими мыслями того же говорящего в целом его высказывания. Однако можно и не согласиться с тем, что контекст предложения - это контекст речи того же речевого субъекта, так как контекст речи может быть и внесловесным, то есть складываться из обстоятельств неязыкового характера.

Предложение имеет грамматическую законченность, будучи единицей языка. Единицами языка нельзя обмениваться, а высказываниями, состоящими из единиц языка, напротив. Часто смешиваются высказывание и предложение из-за подмены единицы языка единицей речи, т. е. величины грамматической величиной общеязыковой.

Произведение - это тоже звено в цепи речевого общения; оно связано с другими произведениями - высказываниями и всегда предполагает ответ (если это не риторическое, например философское, произведение a la “мысли вслух” - С.О.). Таким образом, смена речевых субъектов ( участников диалога, других полемических высказываний, произведений прошлого и настоящего) является особенностью высказывания как единицы речевого общения(но не особенностью его ограничения - С. О.), отличающей единицу речевого общения от единицы языка.

 Целостность высказывания, обеспечивающая возможность ответа, определяется следующими, по мнению Бахтина, моментами:

1) предметно-смысловой исчерпанностью темы высказывания,

2) речевым замыслом или речевой волей говорящего, определяющими целое высказывания, его объем и границы,

3) устойчивые жанровые формы высказывания. Через выбор речевого жанра осуществляется речевая воля говорящего, который может и не знать о существе того жанра, к которому он обращается. Речевые жанры организуют нашу речь так же, как и грамматические формы (синтаксические). Если бы не существовало речевых жанров, то речевое сообщение было бы почти невозможно; хотя, возможно, при наличии сфер человеческой деятельности, речевой воли и контекста такой проблемы бы не ставилось<С. О.>. И все же бесспорно то, что, чем лучше человек владеет жанрами речи, тем совершеннее свободный речевой замысел.

Когда мы выбираем определенный тип предложения, то мы подбираем его для целого высказывания, т. е. мы ориентируем его на речевой жанр в первую очередь, а потом уже на синтаксические особенности задуманного высказывания.

Лишь высказывание приобретает способность определять непосредственно активно ответную позицию говорящего. Занять ответную позицию по отношению к слову или предложению невозможно, если они не домыслены до целого высказывания, или, если они окружены внеязыковым контекстом, элементом которого является данное слово или предложение.

Еще один признак высказывания по Бахтину - это “экспрессивный момент” (ЭМ). ЭМ нельзя считать явлением языка как системы, нельзя говорить о предложениях и словах как о языковых единицах, содержащих ЭМ. Но существуют слова, которые сами по себе означают оценки и эмоции: “радость”, “скорбь”, “веселый”, “грустный” и т. д. Однако (по утверждению автора) и эти слова нейтральны и могут в высказывании приобретать различные значения: “Всякая радость мне сейчас горька”. Это может вызывать сомнения. Ведь слово “радость” сохраняет свою традиционную “окраску”, а смысл и ЭМ предложения изменяется за счет контраста или антитезы.

Существует еще один нюанс для полного понимания ЭМ. При выборе слова мы не берем его в “словарной” форме, а уже в “стилистическом ореоле”. Автор утверждает, что мы берем слова обычно из чужих высказываний, родственных выбранному жанру. И это утверждение спорно, хотя с трудом опровержимо. Стоит вспомнить, что говорящий строит собственное высказывание; иначе как могли появиться на свет все предыдущие из которых, по мнению Бахтина, “мы берем слова”. Итак, речевой жанр не всегда включает в себя “типическую экспрессию”. Но “стилистический ореол “ по сути принадлежит речевому жанру; данное слово является отзвуком жанрового целого.

Всегда есть словесно выраженные идеи “властителей дум” данной эпохи, основные задачи, лозунги. Но все ли это приносит с собой свою экспрессию, которую вы переакцентируем. Для многих людей такое скрытое “цитирование” практически не доступно. Скажем, что даже те люди, которые не имеют референтной группы в той или иной области, свободно общаются друг с другом именно по вопросам той самой области <знаний, жизни и так далее>. 

Далее Бахтин пишет, что предложение само по себе обладает грамматической интонацией. В повествовательной, вопросительной и восклицательной интонациях сочетаются грамматическая и жанровая интонация (но не с экспрессивной).

Итак, стиль, композицию высказывания определяет его экспрессивный и предметно-смысловой моменты (т. е. отношение говорящего к обсуждаемому предмету).

Раз многие высказывания взаимно отражают друг друга, то каждое высказывание каким-то образом “отвечает” на предшествующие ему высказывания. Определить свою позицию, не соотнеся ее с другими - нельзя. Из чужих высказываний могут вводиться только слова, или идеи, или чужая экспрессия и так далее. Хотя, вероятно, что подобное “взаимоотражение” высказываний (помимо “заимствования” экспрессии) относится скорее к неповседневным ситуациям речевого общения. Экспрессия вообще является “ответом” чужим высказываниям; она выражает отношение говорящего к ним.

Так чужая речь имеет двойную экспрессию - свою, то есть чужую, и экспрессию вобравшего в себя эту речь высказывания. Существенным признаком такого высказывания является его обращенность к кому-либо. Это еще раз подчеркивает то отличие от значащих единиц языка. Каждый речевой жанр в каждой области речевого общения имеет свою, определяющую его как жанр “концепцию адресата”.

Адресат может быть конкретным лицом, к которому обращено сообщение, может быть собирательным персонажем. Но так или иначе, когда человек говорит, то учитывает степень осведомленности слушателя о предмете высказывания.

Однако в некоторых видах бытового диалога, в письмах и в исповедальных жанрах учет адресата бывает многосторонним. Острый, но более внешний характер носят эти явления в риторических жанрах, некоторые из которых не предполагают ответа непосредственного, но, однако, ждут от рецепиента либо “ответной” мысли, либо чувства.

Более тонкие оттенки стиля определяются характером личной близости адресата и говорящего в фамильярных и интимных жанрах.

“Объективно-нейтральные” стили предполагают тождество адресата и говорящего; одновременно происходит почти полное исчезновение экспрессии. Вопрос о концепции адресата речи имеет огромное значение для литературы.

Вторичные (литературные) жанры, как правило, “разыгрывают” разнообразные формы первичного речевого общения. Отсюда и появляются литературно-условные персонажи авторов, рассказчиков и адресатов.

Язык имеет множество средств для выражения обращенности; но настоящую обращенность речь приобретает только в конкретном высказывании за небольшим исключением. И, следовательно, анализ, охватывающий все стороны стиля, возможен только при наличии и разборе целого высказывания.

(Статья из книги Бахтина М. М. “ Эстетика словесного творчества”. - М.: Искусство,1979. - с. 237-280)

ПРИЛОЖЕНИЕ 4