Теория длинных волн и дискуссия вокруг нее

Впервые Кондратьев упомянул о существовании наряду с обычными промышленными циклами продолжительностью 7—11 лет 50— 60-летних циклов в работе «Мировое хозяйство и его конъюнктура во время и после войны» (Вологда, 1922). Подобное упоминание ни в коей мере не было неожиданным. Для ученого, который занимался анализом обычных деловых циклов — а именно о таких циклах, а конкретнее, о цикле, который завершился кризисом 1920—1921 гг., и шла речь в данной книге, — подобное расширения горизонта рассмотрения изучаемого явления вполне закономерно. Более того, можно сказать, что к этому времени идея больших циклов назрела в экономической науке.

В конце XIX — начале XX в. многие экономисты, занимавшиеся исследованием промышленных циклов, упоминали о возможности существования циклов намного большей продолжительности, чем обычные торгово-промышленные циклы. Среди западных экономистов следует упомянуть Р. Гильфердинга, К. Каутского, Г. Мура и др. Но наиболее отчетливо мысль о том, что капиталистической экономике присущи циклические колебания большой продолжительности, была высказана А. Гельфандом (1901)[527] и Я. ван Гельдереном (1913), А. Пьетри Тонелли (1921), С. де Вольфом (1924)[528].

Гораздо менее известны русские предшественники Кондратьева, за исключением, быть может, М.И. Туган-Барановского. Первым среди русских экономистов о существовании длинных периодов (более 20 лет) однонаправленного движения цен упомянул А.И.Чупров[529] и при этом указал на возможную связь этих процессов с научно-техническим прогрессом. Хронологически следующее (1894) указание на большие циклы мы находим у М.И. Туган-Барановского: «Наряду с такими мелкими колебаниями, повторяющимися с известной правильностью каждое десятилетие, могут быть и более крупные колебания, охватывающие несколько десятков лет: 30-летие 1820—1850 гг. было эпохой падения товарных цен вследствие неблагоприятных международной торговли, а 20-летие 1850—1870 гг. было временем поднятия товарных цен вследствие того, что международная торговля оживилась»[530]. В работе «Бумажные деньги и металл» он не только повторил тезис о существовании долговременных колебаний товарных цен, но и высказал точку зрения, согласно которой природа этих колебаний та же, что и у краткосрочных[531]. Другие русские экономисты также писали о длинных циклах. В. Мукосеев указывал на два периода роста цен — 1850—1870 и 1895—1912 гг.[532], М. Бунятян дополнил эту периодизацию указанием на две полные волны в движении цен: 1785—1850 и 1850—1896 гг., именно он впервые употребил очень популярное у всех исследователей больших циклов выражение, что обычные, малые циклы «нанизываются» на волны больших циклов[533]. О долгосрочных колебаниях упоминали и некоторые современники Кондратьева, например, С. Фалькнер, в какой-то степени признавал их существование и Л.Троцкий[534], который, в отличие от многих других экономистов, не ограничивался рассмотрением динамики цен, а считал долгосрочные колебания явлением, присущим капиталистическому хозяйству в целом. Несмотря на эти и другие многочисленные упоминания о долговременных колебаниях, именно Кондратьеву принадлежит заслуга создания основы теории больших циклов.

В отличие от перечисленных экономистов, которые в основном ограничились высказываниями о существовании больших циклов, причем главным образом в движении цен, Кондратьев дал развернутое эмпирическое обоснование гипотезы о существовании больших циклов хозяйственной конъюнктуры в целом. Он предложил периодизацию больших циклов с конца XVIII в., выделил ряд характерных явлений, так называемых эмпирических правильностей, указывающих на включенность больших циклов в процесс социально-экономического развития, наконец, предложил объяснение механизма большого цикла.

Для эмпирического доказательства существования больших циклов Кондратьев исследовал движение индексов товарных цен, курсов некоторых ценных бумаг, депозитов, заработной платы в ряде отраслей, внешнеторговых оборотов, добычи и потребления угля и производства чугуна и свинца. Он использовал данные по Англии, Франции, Германии, США. Максимально длинный эмпирический ряд индексов товарных цен в Англии, выраженных в золоте, охватывал период с 1780 по 1925 г. Для выявления долгосрочных колебаний Кондратьев прибегал к анализу не первичных, а полученных в результате несложных преобразований эмпирических рядов. Процедура преобразования предусматривала отнесение абсолютных данных к численности населения, очищение данных от тренда (использовались кривые первого или второго порядка) и выравнивание остатков по методу 9-летней скользящей средней (с целью устранить влияние небольших циклов). Полученные в результате подобной процедуры ряды обнаруживали явно выраженный циклический рисунок с периодичностью в 50-60 лет. В итоге Кондратьев выделил следующие циклы в динамике мировой экономики:

Сопоставление динамики названных показателей с большим массивом исторических фактов позволило Кондратьеву сделать заключение о существовании следующих закономерностей:

в течение двух десятилетий перед началом повышательной волны наблюдается оживление в сфере технических изобретений, которые в массовом порядке внедряются в производство в начале повышательной фазы; тогда же происходит расширение сферы мировых связей и изменения в добыче золота и денежном обращении;

повышательные фазы больших циклов отмечены значительными социальными потрясениями в жизни общества (войны, революции и т.д.);

понижательная фаза сопряжена с длительной депрессией в сельском хозяйстве;

большие циклы оказывают влияние на средние циклы: в понижательной фазе последние характеризуются большей длительностью и глубиной падения, краткостью и слабостью подъема, напротив, в повышательной фазе большого цикла подъемы средних циклов более значительны и продолжительны, а спады — короткие и неглубокие.

Все это привело Кондратьева к убеждению о большой вероятности существования циклов конъюнктуры периодичностью 50—60 лет. Однако для того, чтобы можно было говорить о теории больших циклов, необходимо было предложить объяснение лежащего в их основе механизма. Кондратьев, по его собственным словам, сделал первую попытку объяснения этих циклов, используя идею подвижного равновесия и маршалловский подход равновесия различного типа в зависимости от длительности рассматриваемого периода. Кондратьева интересовало, если использовать терминологию Маршалла, равновесие третьего порядка, устанавливающее равновесие в распределении изменившегося запаса капитальных благ, срок службы которых исчисляется десятками лет. Изменение этого запаса, его отклонение (как неравномерный процесс) от уровня равновесия (которое в свою очередь меняется) и проявляется как большой цикл конъюнктуры.

Теоретическая модель большого цикла, предложенная Кондратьевым, сводится к следующему. Повышательная волна связана с обновлением и расширением запаса капитальных благ. Предполагается, что к ее началу накопление капитала как в натуральной, так и в денежной форме достигло внушительных размеров; что созданы предпосылки продолжения процесса накопления, опережающего процесс текущего инвестирования: капитал сконцентрирован в мощных финансовых и предпринимательских центрах, и он дешев. Наличие этих условий создает возможности массового внедрения накопившихся изобретений. Начинается повышательная волна конъюнктуры, происходит расширение мирового рынка и усиление конкурентной борьбы на нем, это ведет к обострению противоречий между странами, внутри стран также происходит усиление социальной напряженности.

Что определяет изменение направления кривой конъюнктуры? Кондратьев отвечает: превышение спроса на капитал над его предложением. Таким образом, он отчасти принимает идею исчерпания свободных капиталов, высказанную Туган-Барановским при объяснении причин возникновения кризиса в ходе обычного делового цикла (см. гл. 24).

Депрессивное состояние стимулирует поиски более дешевых производственных процессов, толкает к техническим изобретениям. В этот период спрос на капитал резко снижается и в то же время аккумуляция капиталов в руках промышленно-финансовых структур продолжается благодаря сбережениям групп с фиксированными доходами, а также за счет сельского хозяйства, которое не так резко, как промышленность, реагирует на изменение конъюнктуры, но и труднее приспосабливается к новой ситуации. Происходит удешевление капитала, которое стимулируется увеличившимся притоком золота, произведенного в условиях более благоприятного для золотодобывающей промышленности соотношения издержек и цены. Создаются условия для нового подъема.

Кондратьев изложил свою концепцию больших циклов в статьях 1925 и 1926 гг.[535], а также в докладе, представленном в феврале 1926 г. в Институте экономики. Доклад Кондратьева, контрдоклад Д.И. Опарина и другие выступления в ходе дискуссии были опубликованы в 1928 г. в книге «Большие циклы конъюнктуры: доклады и их обсуждение в Институте экономики»[536].

В ходе обсуждения как в Институте экономики, так и на страницах ряда изданий были высказаны весьма разноречивые, но в основном критические мнения по поводу концепции Кондратьева. Однако характер критики был различным. Достаточно обстоятельные и заслуживающие внимания возражения содержались в контрдокладе Опарина, который подверг критике статистико-математическую процедуру обработки эмпирических рядов, применявшуюся Кондратьевым. Он указал на достаточно произвольный выбор вида трендовой кривой и на несоответствие между длиной циклов и имеющихся статистических рядов, которые в принципе могут «вместить» самое большее — два с половиной больших цикла. Опарин согласился с существованием больших циклов лишь для показателей, относящихся к сфере денежного обращения, объяснение которых, по его мнению, не требует специальной теории и вполне укладывается в теорию денег Касселя. Опарин также не согласился с большинством эмпирических правильностей Кондратьева.

Вместе с тем критика Опарина, а также ряда других участников вполне вписывалась в рамки научных дискуссий, однако уже и тогда выявилась тенденция к политизированной интерпретации содержания концепции. Некоторые экономисты стали рассматривать ее через призму марксистского тезиса о неминуемой гибели капитализма и, не найдя подтверждение этого тезиса у Кондратьева, увидели в его концепции отклонение от марксизма[537], другие отказывались признать какие-либо иные циклы, кроме тех, что исследовал Маркс[538]. Весьма усложнил ситуацию и тот факт, что марксистский подход к явлению больших циклов уже был сформулирован Л. Троцким, который хотя и признавал наличие долговременных колебаний, но отказывал им в периодичности, а причину их видел во внешних факторах, в том числе «надстроечного» характера. В итоге, несмотря на большой интерес к проблеме больших циклов в советской экономической науке второй половины 20-х годов, достаточно быстро эта проблема исчезла со страниц отечественных журналов. Исследования переместились на Запад, где, хотя и не сразу, проблема больших циклов определила целое направление исследований.

Впервые статья Кондратьева о больших циклах на немецком языке была опубликована в 1926 г., в 1935 г. — на английском. Книга Кондратьева о больших циклах была переведена на английский язык в 1984 г., в 1992г. вышло обширное издание на французском языке, включающее не только книгу 1928 г., но и важнейшие статьи Кондратьева по проблеме экономической динамики, наконец в 1998 г. в Англии был с опубликовано 4-х томное издание, в которое вошли основные работы! Кондратьева, представляющие все грани его научного наследия.   

На Западе пик интереса к проблеме больших циклов пришелся! на 70—80-е годы. Сдвиги в тенденциях развития мировой экономи-1 ки, прежде всего замедление темпов экономического роста, привели! к изменению акцентов в экономической науке и сделали привлекательной концепцию больших циклов, позволяющую рассматривать ситуацию 70-х годов в общем, контексте экономического развития. Некоторые вопросы, впервые поставленные в ходе дискуссии 20-х годов, вновь оказались в центре внимания. Прежде всего, это вопросы, связанные с влиянием научно-технического прогресса на процесс накопления капитала и структуру промышленного производства, динамику экономического роста. Немецкий экономист Г Менш сосредоточился на анализе различного типа нововведений (базисных и улучшающих), процесса их распространения в производстве и связи этих процессов с движением конъюнктуры соответствующих рынков, он ввел понятие «техногологического пата», или технологического тупика, когда экономические возможности сделанных ранее нововведений исчерпаны, а новые еще не появились[539]. Несколько в ином ключе рассматривал влияние научно-технического прогресса английский экономист К. Фримен. В центре его внимания и внимания его коллег - движение занятости в связи с изменениями, вызванными техническим прогрессом, которое рассматривается как на уровне все и экономики, так и применительно к специфически заданной структуре отраслей — «молодых» и «зрелых»[540].                       

Наряду с исследованиями, в которых в центре внимания — производство и влияние на него технического прогресса, существуют исследования, сосредоточившиеся на сфере обращения. Наибольшую известность среди них приобрели работы американского экономиста У. Ростоу, который интересовался прежде всего динамикой относительных цен (прежде всего «базисных», сырьевых и продовольственных товаров) в контексте изменений в различных секторах промышленности. В связи с этим он затрагивает некоторые демографические процессы, а также процессы, происходящие в сельском хозяйстве[541].

Многочисленные работы по теории больших циклов не привели к выработке единой концепции, единого механизма, который давал бы целостную картину циклического процесса, затрагивающего не только сферу экономики, но и политику и социальную сферу Не был до конца решен даже вопрос о периодизации больших циклов, и существующие схемы часто дают расхождения в 10 и более лет. По-прежнему идут дискуссии о математическом инструментарии и о надежности статистической базы. Хотя можно сказать, что здесь достигнуты заметные успехи. Например, для выделения тренда сегодня наряду с техникой наименьших квадратов используются методы спектрального анализа[542].

Так или иначе, есть все основания утверждать, что концепция Кондратьева послужила толчком к длительной и плодотворной дискуссии, имевшей большое теоретическое, а в ряде случаев и практическое значение, связанное прежде всего с новыми возможностями долгосрочного прогнозирования, которые открыла теория Кондратьева и которые были развиты в последующие десятилетия.

Проблемы регулирования, планирования и прогнозирования

Теоретические задачи, которые Кондратьев ставил перед наукой, а именно установление устойчивых закономерностей между хозяйственными явлениями, тесно связаны с его представлениями о практических задачах экономической науки, важнейшую из которых Кондратьев связывал с прогнозированием как основой регулирования. Здесь Кондратьев, по его собственному утверждению, следовал формуле Конта: «Знать, чтобы предвидеть; предвидеть, чтобы управлять»[543]. Не случайно, вопросы, философско-методологического, характера, о которых говорилось выше, обсуждались им в связи с проблемами предвидения, а в ряде случаев и планирования .

Закономерно, что в условиях становления новой системы управления экономикой вопросы, касающиеся сущности планирования, возможностей целенаправленного воздействия на экономику и механизмов этого воздействия, находились в центре внимания как ученых-экономистов, так и практиков.                         

Вопросы о масштабах и методах регулирования экономики, стратегии экономической политики государства оставались в центре внимания Кондратьева на протяжении всего периода его активной политико-экономической деятельности.                         

Впервые Кондратьев обратился к этим проблемам в 1916—1917гг.,  когда на основании анализа экономического положения России в целом и в области продовольственного дела в частности он выступил с идеей усиления регулирующей функции государства, имея в виду фактический отказ от рыночных методов регулирования хозяйства и введение прямого государственного контроля над производством и распределением предметов первой необходимости, прежде всего хлеба (введение жестких цен на хлеб, рационирования потребления хлеба и т.д.); осуществление жесткой и социально направленной финансовой политики, включающей увеличение налогов на высокие доходы и прибыли, замораживание цен на промышленные товары, покупаемые крестьянами, и заработной платы рабочих; усиление регулирования в промышленности, вплоть до образования синдикатов, находящихся под управлением государства, и введения трудовой повинности. Он предлагал также расширение функций местных органов управления, прежде всего продовольственных комитетов, осуществляющих контроль над частным капиталом и поддержку кооперации, на которую в решении продовольственного вопроса Кондратьев возлагал особые надежды[544].                                      

После завершения периода «военного коммунизма» проблема регулирования экономики приобрела специфическое содержание. Государственная собственность на основные средства производства, концентрация политической власти в руках большевистской партии создавали основу для развития системы регулирования, принципиально отличной по масштабам и характеру вмешательства от системы, существующей при капитализме, прежде всего тем, что методы косвенного регулирования уступают место непосредственному регулированию. Последнее, однако, не исключает применения некоторых методов косвенного регулирования хотя бы уже потому, что в период перехода к социализму рыночные отношения сохранялись. В связи с этим объективно возникала проблема сочетания методов прямого и косвенного воздействия на экономику и связанная с этим проблема методологии планирования. В ходе обсуждения этих проблем, в котором принимали участие многие ученые-экономисты и практики, выявились существенные разногласия, касавшиеся степени и характера сочетания позитивного и нормативного принципов, или генетического и телеологического подходов, субъективного и объективного факторов при разработка планов, императивного и индикативного принципов регулирования.

Представители телеологического подхода (Г. Кржижановский, С. Струмилин, В. Мотылев и др.) видели в хозяйственном плане прежде всего целевые установки, определенные классовым подходом. Суть этого принципа с предельной ясностью выразил Струмилин, который писал, что в условиях СССР хозяйственный план является лишь календарным воплощением партийной программы[545]. С методологической точки зрения это означает призыв идти от цели к средствам, от следствия к причине. Вместе с тем, по крайней мере на уровне риторики, сторонники телеологического подхода не исключали научный анализ, в частности для выяснения степени надежности предполагаемых причинно-следственных связей, например, того, являются ли предлагаемые меры достаточными для реализации принятых целей. Говоря предельно кратко, здесь речь шла о плане-задании. Очевидно, что подобному принципу планирования отвечали директивные методы управления, которые определяют сущность административной системы.

Представители генетического подхода, прежде всего Н. Кондратьев, В. Базаров, В. Громан и др., отстаивали идею плана, целевые установки которого определяются исходя из вероятных и в то же время желательных тенденций развития той или иной отрасли, рынка, сферы хозяйства или хозяйства в целом. Отправной точкой построения плана предполагался, таким образом, прогноз, предвидение, анализ объективных тенденций развития.

Подобная точка зрения определяла подход к планированию, целью которого Кондратьев считал разработку реалистичных и обоснованных планов, основанных на анализе объективных тенденций, т.е. планов, «на которые можно было бы опираться в руководстве народным хозяйством[546]» и которые являются выражением желательных

результатов в рамках возможного. Достижение этой цели предполагает следующие принципы построения планов и их трактовки: соответствие горизонта планирования характеру и масштабу задач и определение круга показателей, которые в принципе могут подлежать вероятностной оценке при существующем уровне знания; определение границ количественного анализа, в особенности при перспективном планировании, и вероятностных характеристик оцениваемого показателя; отношение к плановым показателям скорее как указаниям желательного направления, чем жесткой директиве; разграничение на качественном уровне планов различного типа, особенно выявление специфики перспективного планирования и особое внимание к анализу тенденций развития народного хозяйства при построении подобных планов, а также к качеству плановой работы в этой области.

Эти положения, сформулированные в работе«План и предвидение», определяли общий подход к планированию[547]. Вместе с тем они допускали различия систем планирования и регулирования для секторов экономики, находящихся под контролем государства, и тех, где регулирующая функция рынка сохраняется. С особой остротой вопрос о специфике сельского хозяйства и методов его регулирования встал в связи с проблемой индустриализации, ее темпов и методов и связанной с ней проблемой коллективизации.

С точки зрения этих принципов Кондратьев подверг критическому рассмотрению проект первого пятилетнего плана, разработанного под руководством Г. Струмилина и являвшегося, как известно, планом индустриализации. В работе «Критические заметки о плане развития народного хозяйства»[548] Кондратьев показал, что предложенный план является нереалистичным из-за заложенных в нем структурных несоответствий, касающихся ориентиров относительно динамики потребления, накопления, экспорта, роста продукции промышленности и ее отраслей, а также несогласованности между динамикой промышленности и сельского хозяйства.

Кондратьев исходил из того, что осуществление индустриализации предполагает высокую норму накопления. Источником накопления в сложившихся условиях является сельское хозяйство, причем в основе своей частнокапиталистическое. Все это предъявляет весьма высокие требования к политике в отношении сельского хозяйства которая должна быть политикой не директивного управления, а косвенного регулирования, учитывающего реальные возможности достижения плановых заданий. Он исходил из необходимости в интересах роста всего народного хозяйства обеспечить интенсивное накопление капитала в сельском хозяйстве, увеличение объемов товарной продукции, повышение интенсивности сельскохозяйственного производства, культуры земледелия и т.д. Реализация этих целей предполагала развитие легкой промышленности, без чего невозможно включение крестьянства в хозяйственный оборот, уменьшение ножниц цен на промышленную и сельскохозяйственную продукцию, расширение национального рынка сельскохозяйственной продукции и его связи с мировым рынком.

Среди общеэкономических задач Кондратьев называл сбалансированность платежеспособного спроса и производства предметов потребления, как сельскохозяйственных, так и промышленных, и в связи с этим увязку роста заработной платы с повышением производительности труда.

В «Критических заметках», в выступлении в связи с разработкой законопроекта «Об основных началах землепользования и землеустройства», в докладной записке в ЦК «Задачи в области сельского хозяйства в связи с развитием народного хозяйства и его индустриализацией» Кондратьев пытался отстоять принцип сбалансированности в развитии промышленности и сельского хозяйства, не допустить чрезмерного перераспределения ресурсов в пользу промышленности и подрыва сельского хозяйства; он пытался противостоять утверждению директивного метода управления. Все это в конце концов вызвало крайне негативную реакцию со стороны партийного руководства. Ведущий свою собственную политическую игру, уже потесненный с важных партийных постов Г. Зиновьев, по существу, развернул кампанию разоблачения Кондратьева и его единомышленников, назвав представленный доклад «манифестом кулацкой партии». Зиновьев, очевидно, имел в виду стремление Кондратьева противостоять готовившемуся удару по деревне, который неминуемо приводил к нарушением макроэкономических пропорций, подрыву экспортных возможностей страны, снижению уровня благосостояния всех трудящихся. Столь же резкую отповедь вызвало требование ученого привести в соответствие рост заработной платы в промышленности с ростом производительности труда; и другие очевидно верные с точки зрения экономической науки тезисы о методах воздействия на экономику[549].

То, что произошло дальше с Кондратьевым и его научным наследием, является проявлением в концентрированном виде тенденции к крайней идеологизации экономической науки, которая установилась у нас в стране с начала 30-х годов. Результатом этой идеологизации стала изоляция отечественной науки от мирового процесса роста экономического знания, что, как со всей очевидностью показала практика, не пошло ей на пользу. В течение нескольких десятилетий отечественная экономическая наука исходила из того, что существует истинная — марксистская политэкономия, и вся остальная — буржуазная, ошибочная. Однако подобная оценка нисколько не остановила развития последней, но пагубно сказалось на первой. И, как и предсказывал сто лет назад С. Франк, нам самим приходится стыдиться этой оценки. Последствия изоляции еще долго будут довлеть над отечественной наукой, хотя существование в ее истории таких фигур, как Кондратьев, дает основание для умеренного оптимизма относительно ее будущего.

Рекомендуемая литература

Кондратьев Н.Д. Проблемы экономической динамики. М.: Экономика, 1989.

Кондратьев Н.Д. Основные проблемы экономической статики и динамики. М.: Наука, 1991.

KondratievN.D. Collected works. Vol. 1- 4. L.: Pickering Chatto, 1998.

К 100-летию со дня рождения Н.Д. Кондратьева// Вопросы экономики. 1992. № 10.

Долговременные тенденции в капиталистическом воспроизводстве. М.: ИНИОН, 1985.

Раздел IV